Будущее «евразийства»

Будущее «евразийства»

Так уж получилось, что России суждено находиться в состоянии перманентной двойственности, обращенной и к «Западу», и к «Востоку». Евразия, как место расположения налагает свои отпечатки, которые в купе с историческим процессом и экономическими реалиями фактически сделали из России собственную локальную цивилизацию, которая не может в полной мере вписаться ни в «западный мир», ни в «мир востока».

При этом, однако никто не снимал с повестки дня ни самостоятельное развитие России, ни взаимовыгодное сотрудничество со всеми, с кем только можно сотрудничать, ни работу по другим направлениям (Латинская Америка, Африка). Одно только соглашение по пункту материально технического обслуживания в Судане чего стоит.

Между тем, в контексте развития ЕАЭС и ряда других интеграционных форматов в России доминирующей концепцией было так называемое «евразийство», то есть развитие в контексте поддержания устойчивых связей и со странами Европы, и с государствами Азии. При этом, разумеется, данный концепт быстро оброс разного рода «рыбами-прилипалами» постаравшимися набросить на «евразийство» свои собственные видения и ценностные ориентиры, от более-менее респектабельного Дугина до совершенно потерянных для разума личностей.

Между тем, вряд ли высшее политическое руководство России говоря о евразийском векторе, 0имело ввиду что-то большее, нежели чем политическое и экономическое сотрудничество как с Европой, так и с Азией. Так уж повелось, что российское руководство вообще крайне далеко от идеологического оформления того, что делается в практической сфере. Есть разумеется «штатные» идеологи готовые даже оговорки В.В. Путина превратить в идеологический продукт и базу для чего то. Но порой такие концепты (вроде памятной «суверенной демократии») превращаются в архаичный реликт, который не приобретает каких-то реальных очертаний и форматов.

При этом, что само по себе очевидно, развитие евразийского вектора для России неизбежно, хотя бы в силу экономических и политических показателей обоих зон и европейской (ЕС, Великобритания, страны Европы не входящие в ЕС) и азиатской (как в контексте Дальнего Востока – Китай, Корея, Япония, так и Среднего Востока – Иран и государства Средней Азии), а значит должна быть стратегия и идеологическое  обоснование такого развития.


Попробуем посмотреть, что готовит нам будущее в контексте решения задач евразийского развития и как Россия может работать по данному направлению в разрезе активности других геополитических игроков.

Форматы и грабли

Собственно «евразийское» направление развития главным образом проявляется в рамках интеграционных объединений и международных организаций в которых действует Россия. Основными форматными организациями, при этом являются Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Но обе этих организации являются векторами азиатского, нежели чем европейского развития.

Собственно, на Европейском направлении у России внятных форматов (кроме двусторонних отношений с отдельными государствами) в принципе нет. Дело в том, что вместо нормальной стратегии на ослабление и раскол ЕС, Россия пытается выстроить какие-то аспекты координации с ЕС (либо четыре пространства и единая Европа от Лиссабона до Владивостока, либо сопряжение ЕС и ЕАЭС, возможно и интересное ЕАЭС, но не нужное ЕС, которая старается просто подмять под себя все, до чего может дотянуться и пытается со всеми разговаривать с позиции силы. Последнее, по сути – это компенсация давнего комплекса неполноценности, связанного с несколькими провальными попытками создать «общеевропейский проект» при Наполеоне и Гитлере и в конечном итоге более чем на 70 лет попаданием под жесткий контроль со стороны американских политических кругов, орудующих как пряником, так и кнутом).

Увы, Россия в настоящее время не предлагает каких-то внятных многосторонних форматов работы с Европой. При этом многие аналитику уже в голос кричат о том, что с ЕС нужно разговаривать не с позиции «наладить отношения, пусть и уступкой чего-то», а жестко и требовательно, даже путем давления и возможного развала европейских структур. В конце концов для России европейские интересы должны быть вторичными и третичными и уж точно не центральным пунктом политики.

Могут дли быть сформированы такие инструменты? Разумеется могут, тем более, если не предлагать чего-то глобального и уникального, а сосредоточится на решении задач локальных, но крайне важных. Мы занимаемся строительством трубопроводов? Где организация стран, объединенных «Северным потоком» и «Турецким потоком»? И прочее, прочее, прочее. Каждая сфера – новая структура. Разумеется, будут недовольные, ворчащие, «вот еще одних бюрократов наплоодить» вот только от этого число бюрократов не уменьшится, они и внутри страны себе очередной совет или группу организуют, за ними не заржавеет, а дело с места не тронется, потому что ЕС банально не заинтересовано сотрудничать с Россией, а форматов помимо ЕС Россия не предлагает.


Вопрос о новых форматах и в том числе в рамках международных организаций на европейском направлении является крайне актуальным, но не реализуемым в практической плоскости. Из-за нежелания ссорится с ЕС и стремления сохраняться в привычных рамках.

Россия и ЕАЭС

Наиболее перспективным направлением развития на евразийском направлении на протяжении последнего десятилетия называли ЕАЭС. Переформатированный из Таможенного союза (крайне распространенная форма международного взаимодействия) в экономический союз (своеобразное притягивание на свой лад осмысленного образа Европейского Союза) ЕАЭС требует дальнейших шагов в своем развитии.

Увы, магистральное направление развития от таможенного союза, к союзу экономическому и далее к союзу политическому, что продиктовано логикой такого рода объединений. Между тем, проделав первые два шага союз застопорился на страхах элит бывших союзных республик в том, что такой союз станет концом их политической вольницы и нежелании российского руководства активизировать развитие ситуации в условиях незавершенного процесса преобразований собственно в России. А в ЕАЭС позиция России уникальна и определена объемом экономики и массой населения, иной такой же позиции просто нет.

При этом неудавшаяся попытка включения в состав ЕАЭС Украины фактически подорвала европейский вектор ЕАЭС, а негативная позиция по поводу политических контуров союза погрузила его в пятилетку стагнации. Сейчас, при настроенном в целом механизме технического регулирования в ЕАЭС, решении ряда важных задач в сфере рынка труда, пенсионного обеспечения мучительно идет становление общего рынка. В рамках данного процесса одни (Россия) пытается соорудить механизм продвижения своих товаров на соседние рынки, а другие (в первую очередь «шатающиеся» Белоруссия и Армения) организовать более благоприятные цены на энергоносители (для себя).

Включение в механизм ЕАЭС Молдавии в качестве наблюдателя, а теперь Узбекистана и Кубы не дает видимого результата, формируя лишь площадку для диалога, но не более. «Партнеры», а на деле геополитические противники из США, ЕС и Китая наперегонки ставят палки в колеса какому-либо продвижению ЕАЭС, понимая, что это шаг к привязыванию этих рынков к России. Украина, Таджикистан, Молдавия, Узбекистан – все это звенья одной цепи. Не допустить включения в ЕАЭС.


России в этом контексте пора научиться одному. Научиться требовать. Требовать конкретных шагов и действий от своих партнеров по интеграционным форматам в рамках соглашений и общих стратегий. А в случае неисполнения обязательств бить. Бить рублем, бить печатным словом, бить политическим процессом, бить потерей кресла, чем придется, но больно. Дабы не было стремления водить за нос Россию на протяжении десятилетий, гордясь своей «удалой хитростью» и «многовекторностью». Удалось же это с Таджикистаном, когда Рахмон попытался спекулировать военной базой.

Будущее Китая

Принципиально важным является измерение российско-китайских отношений в свете меняющейся геополитической и геоэкономической реальности. При этом показательными являются два фактора, определяющие вектор таких отношений – изменение места Китая в экономической структуре мира и политическое позиционирование Китая и России.

Если с первым пунктом все предельно ясно и предопределено логикой развития экономик государств в рамках которой Россию ожидает десятилетие промышленной реформы и тяжелый процесс становления как самодостаточной промышленной страны, независимой от постороннего участия в ключевых областях (например, в самолетостроении, нефтехимии, фармацевтической деятельности). Китай же, успешно справившись с коронавирусом, и не допустив провала в экономике становится претендентом номер один на глобальное экономическое лидерство. На его фоне и США, испытывающие очевидные тяжелые последствия кризиса, и ЕС, не способное оперативно разобраться даже в своем бюджете, вряд ли смогут что-то противопоставить КНР. Об этом же свидетельствует стремление Пекина присоединиться к новым торговым форматам в рамках АТР.

Тем более, это становится очевидным в контексте изменения политического вектора в Вашингтоне. Если к власти придет Байден, то, исходя из объемов инвестиций в Китай представителей демократической партии США экономическое и санкционное давление будет снято и Китай из противника номер один (как это пропагандировала администрация Трампа) превратится во вполне приемлемого партнера, к которому претензии будут только по линии прав человека с которым КНР успешно борется собственной «белой книгой» нарушений прав человека в США. Россия же в таком случае автоматически перемещается с позиции одного из врагов (видимо даже после Китая и Ирана) на роль врага номер один и предмет самого пристального американского внимания.

В таком случае от руководства КНР вполне можно ожидать большего дистанцирования от России, вплоть до ограничения ряда форматов взаимодействия. Ничего личного, просто экономическая и политическая целесообразность. Это может подорвать взаимодействие с Китаем, который и без того готов сотрудничать только в тех областях, в которых не может составить серьезной конкуренции и не готов там, где у него есть шанс на самостоятельное продвижение.


При любом раскладе, российско-китайские отношения в следующие годы (как минимум до результатов президентских выборов 2024 года) будут весьма сложными и не изобилующими стремлением Китая к наращиванию взаимодействия.

Ближний и Средний Восток

Еще одним важным азиатским направлением является Ближний и Средний Восток, включая Среднюю Азию. Это масштабные рынки. Это сырьевые ресурсы. Это торговые маршруты, а значит – это арена для политической и экономической борьбы.

Россия в этой плоскости включена в три формата. Это взаимодействия вокруг Сирии, как форпоста российских интересов на Ближнем Востоке (а здесь присутствие только усиливается), взаимодействие с Ираном, которому видимо предстоит новое экономическое открытие миру после четырехлетия торпедирование Трампом шестисторонней сделки, выстраивание отношений с республиками Средней Азии в каждой из которых собственные «примочки».

И если продвижение интересов России на Ближнем Востоке в первую очередь связано с успешным завершением нормализации ситуации в Сирии, а также выбора стратегии взаимодействия с другими странами региона и в принципе рассчитано на десятилетия поступательного развития, то взаимодействие с Ираном представляется более сложным. Во-первых, ЕАЭС уже имеет опыт торговых отношений с Ираном через временное торговое соглашение. Однако многое зависит от того насколько Иран будет заинтересован в осуществлении взаимодействия с ЕАЭС и Россией на постоянных условиях. Речь в данном случае идет не только о рынке вооружения на котором, разумеется, России и Ирану есть о чем говорить, но и о торговле широкой номенклатурой товаров, что требует более тонкого расчета. Открытие экономики Ирана для зарубежного взаимодействия (с ЕС и США после начала президентства Байдена) станет испытанием российско-иранских торговых отношений в конкурентной борьбе с другими странами. И в некоторой мере это может быть связано в том числе и с выдвижением с иранской стороны некоторых политических требований, хотя бы в той же Сирии. Не факт, что позиции двух государств будут тождественны.

Наконец, Средняя Азия, регион в котором в настоящее время переплетены интересы многих игроков. По большому счету именно сюда устремлено внимание стран ЕС и Турции (в рамках пантюркистской политики), не обделяет своим вниманием данный регион и США, а Китай так и вовсе встраивает в форматы своего участия. И если вопрос с Киргизией (хотя и постоянно переживающей политические смуты) России удается решать (главным образом за счет шантажа экономическими преференциями), то с Казахстаном ситуация гораздо сложнее, поскольку новое руководство республики пытается максимально обезопасить себя от потенциала российского укрепления.

При этом, однако, предпринятые ранее шаги, такие, как перенос столицы на север, а также замена в алфавите кирилицы на латиницу приводит с другой стороны к назреванию на юге страны исламистского нарыва, который в конечном итоге может Казахстан превратить в полигон по продвижению экстремистского ислама. Риск этого есть. С другими странами региона у России так же контакт выстраивается не в полной мере. Таджикистан до сих пор балансирует и предотвращает свое вступление в ЕАЭС, принуждая Россию использовать двусторонние механизмы, Узбекистан активно отговаривают в возможности более тесных контактов с Россией и ЕАЭС, вследствие чего прогнозируемое присоединение к союзу стало лишь наблюдением за его работой. Конечно говорят о том, что это пока, но очевидно, что и европейские, и американские, и китайские круги всячески этому противодействуют. И будут делать это впредь, так как именно Узбекистан имеет ключевое, запирающее значение для всей Средней Азии.

Что же касается Туркменистана, то сложившийся там авторитарный режим игнорирует международные взаимодействия в рамках организаций, но при этом продвигает вектор работы в стране зарубежных НКО, что рано или поздно приведет к цветной революции (каким бы авторитарным не был режим в Ашхабаде).


Таким образом, перед Россией стоит задача с множеством неизвестных, которую придется решать в Средней Азии. При этом, самым главным условием для решения такой задачи является способность выдвигать требования и добиваться их реализации местными элитами.

Если Россия сможет организовать такую работу, регион может стать драйвером роста экономики России, если нет, через сравнительно небольшое время он может превратиться в рассадник исламского фундаментализма и терроризма, поскольку Китай бороться с ним не способен в принципе, а США и ЕС готовы только на раздел уникальных природных ресурсов региона, но никак не на обеспечение его безопасности и стабильности.