Интервью с ветераном

Идя на интервью, меня терзала мысль, что предстоит встреча с участником непосредственных боевых действий. В душе творилось что-то непонятное, не говоря уже о голове, в которой роилась масса мыслей и вопросов.
Леван Отарович ждал меня у себя дома. Ещё договариваясь о встрече, поговорив с этим человеком, стало понятно, что меня ожидает достаточно интересная беседа с интересным и добрым человеком. Улыбчивый Леван Отарович радушно встречал меня и охотно согласился поговорить.
Что вас интересует? – удивил меня, хозяин этого небольшого, сплошь заставленного утварью и всякими вещами дома. Подскажите, с чего мне начать? У вас ведь наверное есть какие-то вопросы.
– Конечно, Леван Отарович, давайте начнём с самого начала, с детства, с Родины, с Вашего довоенного прошлого.
Родился я в пригороде Батуми, в 1925 году. В семье нас было шестеро: пять братьев и сестра.  Отец был рыбаком, а мама работала на поле. – Как-то совсем скромно ответил ветеран. Это было удивлением, обычно, ветераны охотно и много повествуют о довоенном, а тут такие немногословные пояснения.
– У Вас, наверное, интересное было детство с отцом рыбаком? – интересуясь, даже наверное скорее для себя, нежели для интервью, зная, какой это «наркотик» - море.
– Ну, да! Что было, то было! –  произнёс мой собеседник и погрузился в задумчивость.
Меня всегда больше всего при общении с, убеленными сединой ветеранами, поражала их манера, некое особое умение говорить о довоенном. Вроде и слова простые и обычные, и это прошлое тоже не безоблачное, но оно какое-то особенное. Такое чувство, что ценнее и нужнее эти воспоминания, и свет от них ярче, и греют они лучше… Хотя, это, конечно, не так! И это, трогает до слёз, порой расстраивает.
– Как я понимаю, война Вас встретила дома. Расскажите, сколько Вам было лет, как для Вас начиналась война?
Когда началась война, мне было почти 17 лет. Как раз, я только- только закончил школу. Прогремел выпускной. Я собирался поступать в Военно-морской университет. В тот день мы с товарищами приехали в Батуми  и услышали выступление советского руководства о том, что Германия напала на Советский Союз. В то время прямо на улицах, на столбах, висели «тарелки», которые были аналогом радио. Вот по ним эту информацию и передали. Я хорошо помню, как много народа собралось тогда на улицах города, люди что-то обсуждали. А мы? – как будто у кого-то невидимого, а скорее у самого себя, спросил ветеран. А мы подростки не понимали, что такое – эта война, послушали и пошли домой. – Алексей Семенович даже ухмыльнулся, толи вспомнил свою ребяческую непосредственность и наивность, толи ещё от чего-то, и продолжил. Уже когда мы шли домой, а жили мы где-то в километрах трёх от Батуми, далеко в небе виднелись самолеты. Мы не смогли рассмотреть, чьи они были, наши – советские, или их – немецкие.
 
Как только мы пришли домой, естественно, первым делом всем рассказали об услышанном. И буквально в тот же день начали приходить повестки военнообязанным, появилась паника. По деревне пошли слухи и панические разговоры: «Что делать? Что будет? Куда бежать?» Отец нам всем ясно сказал: «Ничего не делать, никуда не бежать, жить, как жили. Просто молчать и следить за событиями.»
 
Вечером нам стало известно о том, что немцы бомбят Киев. Так закончился наш первый день войны.
 
На следующий день отец ушел, и мы остались одни. У нас было спокойно. Поэтому и правда, сначала жили, как раньше, только больше читали и слушали о событиях на фронтах, смотрели фильмы о войне. Вот, насмотревшись фильмов, нам и захотелось всем на фронт. Мы даже в военкомат ходили. Но что нам могли там сказать: «Сидите дома!»  Поэтому я и поехал в Батуми с затертой датой рождения. Сразу после того как меня призвали я поехал в учебку, а оттуда на фронт.
 
– Когда произошла первая встреча с немцами?
 
Впервые немецкую армию мы увидели примерно через три месяца, после начала войны. Они заняли уже Крым. Мы видели их огромную боевую мощь: танки, пушки, мы знали, что они уже покорили, без малого, всю Европу.  Они казались грозным, мощным противником, которого, не победить.
В роте даже разговоры пошли, что мы проиграем, от этих разговоров не становилось проще.
Леван Отарович встал… Как-то неожиданно, но достаточно легко и просто. Его последние слова прозвучали для меня как-то странно, в них не было страха,  волнения, переживания, разочарования, не было обреченности… В них не было ничего, что могло бы говорить о том, как же он сам тогда отнёсся к такого рода слухам. А он тем временем  он подошел к окну, потом обернулся, улыбнувшись, посмотрел на меня и продолжил.
 
Но был у нас в то время товарищ с гармошкой, который всегда повторял: «Ребята, не волнуйтесь, мы победим!» - с нотками задора сказал ветеран.
 
Потом плен ранение и плен. Так поступили и со мной, и со всеми моими живыми товарищами. Нас поставили в колону: конвой с собаками в начале колоны, и в конце.
 
– Вас забрали в Германию?
 
Нет. Сначала нас отправили в деревню под Смоленском. От деревни до железной дороги было километров сорок. Дорога проходила по лесу, причем по самым густым его участкам, в стороне текла Западная Двина. Мы знали, на воде собаки след не возьмут, поэтому договорились, как только дорога пойдет густым можжевельником, бежим в лес, затем по Двине, а там опять в лес. Хорошо, что в конвое было всего два человека. Поэтому наш план удался. Немцы стреляли, но мы не понимали, стреляют они в нас или просто в воздух, мы просто бежали. За нами спустили собак, но они оказались бесполезными, когда мы пошли по реке. Переночевали в лесу, и ушли в подполье, потому что в районе всё ещё стояли немцы.
– Ваш район освободили?
Помню, утром проснулись, а в деревне – наши, мы узнали это по красным звездочкам на шапках, ведь они были в белых халатах и единственное, что их выдавало – наши звёзды. – Говорил ветеран, улыбаясь.
– Я знаю, что Вы  дальше служили в действующей армии, как и с какого времени продолжилась Ваша армейская жизнь?
Я попал на Урал в город Молотов (ныне Пермь) в учебное подразделение, где готовили армию для войны. Занятия проходили до июня месяца, из нас готовили командиров орудия.
Потом нас построили и объявили, что в Беларуси готовится большая операция и туда просто необходимо пополнение. Но всё это было в добровольном порядке, нам сказали: «Кто желает на фронт – три шага вперед». И получилось так, что мы даже не раздумывая, почти всем строем, на месте осталось только человека три, шагнули вперед. Мы хотели на фронт, воевать – настроение было такое.
Нас завезли на станцию и под прикрытием самолётов отправили до Москвы без остановок. В Москве нас покормили.
Знаете, на меня такое впечатление произвела столовая, в которой нас кормили. Кажется, война, паника, страдания, везде так плохо, а тут всё чисто, убрано, официантки обслуживают, музыка звучит. Такое впечатление сложилось, что и нет ничего, никакой войны, и так хорошо стало. – Ветеран опять задумался, а на лице появились следы умиления.    
Дальше нас отправили в Минск и уже там распределили кого куда. Я попал в самоходную дивизию, в звании сержанта, и был командиром орудия. Уже там мы узнали, что эта великая операция называлась – Багратион, (в честь великого грузина, что очень символично!) в ходе которой освобождалась Беларусь. Минск освободили до нашего прихода. И боевое крещение я прошел уже за его пределами. Мы двигались в сторону Бреста, достаточно быстро, но остановились в районе Кобрин-Жабинка. Тут меня, как человека, хорошо разбирающегося в технике, забрали в артиллерийские мастера. Однако, когда экипажи выходили из строя, нас привлекали в бой.
Как изменился фронт, я узнал под Брестом. Когда наши форсировали Лесную, мы должны были с самоходок прикрывать пехоту в районе Малой Курницы. Наше прикрытие оказалось не только эффективным, но и неожиданным для немцев. Мы смогли остановить наступление танков. Немцы не ожидали такого мощного противостояния, а у нас было 16 самоходок – всё это сила.
После выполнения этого задания с дивизии нас отправили в Брест, в крепость, где ещё оставались немцы. На самоходках мы подвозили сражающемуся там полку наших боеприпасы и продовольствие, потому что любая другая техника легко сбивалась немцами, которые прочно закрепились на лучших огневых точках в крепости, а самоходки – бронированные. Всё это Первый Белорусский фронт. А когда немцев «выкурили» из Бреста нашу 130 стрелковую дивизию передали на Третий Белорусский фронт, мы перешли в наступление на Кёнигсберг (Восточная Прусия).
– Насколько, я понимаю, дальше был Берлин?
Да, но не сразу. В Прусии мы остановились на пополнение, где должны были простоять недели четыре, но пополнения мы так и не дождались, нас снова бросили в наступление и теперь уже на Берлин.
– Расскажите о Берлинской операции.
Что и говорить, операция очень серьёзная, поэтому проходила очень сложно. В окрестности Берлина были «подтянуты» огромные силы: море солдат, оружие, боевая техника.
Как сейчас помню, наступление начиналось ночью, поэтому были включены, свезенные к тому времени прожектора, которыми самолеты в небе высвечиваются. Было такое впечатление, что солнце взошло, так светло было. И эти прожектора установили по наступлению, то есть в спину нашим солдатам и в лицо немцам. Получилось, что их мы ослепили. Так мы успешно продвинулись к Берлину.
– Как воевалось под Берлином?
Ну, тогда уже как-то попроще было. Конечно, опасность чувствовалась, но было весело от того, что война идёт к концу, что мы победили. 7 мая солдаты, кто желал, могли поехать к рейхстагу. Он был сильно разрушен, мы с товарищами хотели попасть в казематы, но нас не пустили, немцы ведь ещё сопротивлялись. Мы, естественно, нацарапали на стенах свои фамилии, «Мы из Грузии».
8 мая нам объявили о капитуляции Германии, но для нас война не закончилась, нас «перекинули» в Чехословакию.
Чехи хорошо нас встречали, несли кушать, бросали цветы. Мы остановились под Прагой для подготовки к штурму, но, как оказалось, мы не успели, Прагу уже освободили. Через полтора месяца нас вернули в Германию, а ещё через два – домой.
– Расскажите о своих чувствах по возвращению.
Это, конечно словами не передать. Встречали нас дома очень хорошо: со слезами, цветами, музыкой, несли кушать.
– Что было дальше?
Следующие два месяца мы готовили технику и себя в наступление на Японию. Но и тут мы не успели, японскую армию разгромили и без нас – мой собеседник заулыбался, и мне даже показалось, что последние слова прозвучали с некой иронией в голосе. Я думаю, что он, был рад разгрому армии в Японии, и что они туда не попали. Ведь им молодым уже с лихвой хватило смертей и ранений, выстрелов и взрывов, наступлений и «перебросок».
– Что вам ещё рассказать? – вернул меня в реальность Леван Отарович.
 
– Расскажите о послевоенной жизни
 
Я прослужил с 1943 года восемь лет. И вот в 1951 пришел приказ командования о том, что все военнослужащие, кто имеет образование выше семи классов и правительственные награды могут быть приставлены к присвоению офицерских званий. Я попал под эту категорию и получил звание младший техник-лейтенант. Остался в армии, служил в Оранчицах, потом в Слобудке Пружанского района. Закончил Тамбовское техническое училище, потом Пензенское училище и служил в Бресте на должности начальника вооруженного танкового полка. Прослужил до 1970 года. После увольнения из армии, приехал на родину. Жить остался в Батуми, благо на все всегда хватало, все таки с техникой всегда можно найти заработок.
 
– Леван Отарович, расскажите, пожалуйста, о людях, которые окружали вас, о друзьях, боевых товарищах.
 
Друзей, знакомых, товарищей очень много и очень сложно выделить кого-нибудь. Но был у меня боевой товарищ Бровин Михаил, родом с Орловской области. Он нам вроде деда был, хотя ему было лет сорок пять, наверное. Был у нас с ним один случай интересный: я – высокий и голова у меня из-за орудия всегда торчала по шею. Как-то мы в наступление собирались, а он мне и говорит: «Ты всегда без каски ходишь, надень, а то голова не прикрыта.» Я тогда посмеялся, но каску, немецкую, кстати, нашел и надел. И что вы думаете в том же бою пуля в каску попала. Вот так Миша мне жизнь и спас. Он когда увольнялся, я все свои запасы ему отдал, как лучшему товарищу. Мы потом ещё некоторое время переписывались, а потом потерялись.
А вообще, друзей очень много, но разве всех перечислишь?
 
– А семья?
 
С женой я познакомился после войны. Теперь у меня 2 детей (сын и дочка), 3 внука, внучка и 2 правнучки. Семья разрослась, я богатый человек, только мужчин нас уже 10 человек – с гордостью говорил о своей семье Леван Отарович.
 
– Что бы вы хотели пожелать нам, молодому поколению.
 
Люди того, военного поколения, желают лишь одного, что б не было войны. А ещё, хочется, что б вы брали пример с нас, старшего поколения, ведь мы имеем большой жизненный опыт и можем помочь.
Желаем, что б вы были достойными наследниками, ведь всё, что мы сделали, сделано для вас.
 
– Спасибо Вам большое, Леван Отарович.