На поле брани (происхождение ругательств)

«И о а н н (вынув монету). Бери, холоп, и славь
царя и великого князя Ивана Васильевича!..
Ш п а к. Извиняюсь, что это вы всё — холоп да холоп!
Какой я вам холоп? Что это за слово такое?
З и н а и д а. Он пошутил!
Ш п а к. За такие шутки в народный суд влететь можно.
Да не нужна мне ваша монетка, она ненастоящая.
И о а н н. Ты что же, лукавый смерд,
от царского подарка отказываешься?
З и н а и д а. Это он из роли, из роли…
Ш п а к. Эта роль ругательная,
и я прошу ее ко мне не применять».
(М. Булгаков «Иван Васильевич»)


Хочется кому-то или нет, но бранные слова являются неотъемлемой частью нашего языка и жизни. Вряд ли найдется человек, который хотя бы раз в своей жизни не ввернул крепкое словцо. Конечно, ругательства — это палка о двух концах. Ими можно оскорбить и рассмешить, спровоцировать конфликт и, напротив, получить психологическую разрядку. Но у бранных словечек есть и третье — этимологическое — дно, о котором многие не подозревают. Удивительно, что многие ныне употребляемые ругательства произошли от слов, которые изначально имели совершенно невинные значения. В этой статье попытаемся, насколько это возможно, проследить историю некоторых бранных слов — преимущественно тех, которые прочно вошли в литературный язык и, оставаясь ругательствами, не относятся к сфере нецензурной брани.

Правда, за последние двадцать лет безцензурной «вольницы» матерщина в сфере литературы, музыки и кино стала настолько привычной, что, если так пойдет и дальше, даже самые грубые выражения могут легализоваться. Это не радует по двум причинам. Неограниченно вводя мат в общеупотребительный культурный обиход, мы, во-первых, обедняем, засоряем и унижаем литературный язык, но и оказываем медвежью услугу самой матерщине.

Полностью выводя нецензурную брань из сферы табу, мы лишаем ее экспрессивной силы, а соответственно – и смысла.