Тред №185630

Дополнительная вводная для заинтересованных: Город N-ск - это Тобольск, а река, на которой стоит острог и БХВТ - Ишим в Тюменской области (на самом краю с Омской). Дед Семён, рассуждая об их передвижении на один часовой пояс восточнее, имеет в виду, что они почти добрались до Омской области, которая живёт на час раньше Екатеринбурга.

4.

Заместитель командира части, подполковник Владимир Олегович Тепляков, 39 лет от роду, начал этот рутинный день как обычно. Проснувшись по будильнику в шесть утра, он провёл со своим организмом все полагающиеся ему утренние процедуры, плотно позавтракал и ровно в 6:45 появился в штабе части, где дежурный сообщил ему какую-то глупость про "пропавшую дорогу", которую вскоре собирались чистить тяжёлой армейской техникой.

Пока что, на взгляд подполковника, чистить надо было территорию части. И чистить основательно, чем он и занялся, организовав на это почти весь личный состав базы, до которого смог дотянутся. К девяти утра, времени "гостевого" завтрака, его усилия начали приносить видимые плоды, несмотря на то, что командир части запретил ему реквизировать тяжёлый БАТ-М, почти час бесцельно стоявший у ворот. Впрочем, после девяти утра эта техника перестала мозолить ему глаза, куда-то убравшись, зато зампотех Фёдор Кузьмич в кои-то веки смилостивился и выгнал ещё один, такой же, путепрокладчик, который сразу же направили на расчистку дороги к танкодрому.

К десяти утра подполковник оказался, в целом, доволен состоянием базы и направил большую часть личного состава готовить танкодром к приёму высоких гостей и гражданских зрителей. А полдвенадцатого его вызвали на срочное совещание к полковнику Бережному. Прибыв на совещание первым, он успел доложить о состоянии дел до прихода остальных заместителей.

- База к приёму готова, на танкодроме работу заканчивают, - завершил он свой доклад. - С минуту на минуту ждём прибытия дорогих гостей.

Весь доклад Михаил Трофимович неопределённо кивал, и эта неясная реакция командира не понравилась Владимиру Олеговичу. Но определить её для себя он так и не успел, поскольку появились остальные старшие офицеры базы. Зампотех отчитался о передислокации всей "парадной" техники на танкодром, а замполит с зампотылом о готовности к размещению комиссии.

- Товарищи офицеры, - начал командир, выслушав доклады подчинённых. - Сегодня с утра вокруг нашей базы складывается довольно странная обстановка. На шоссе в Тобольск исчезло асфальтовое покрытие, в ближайшем зверохозяйстве отсутствуют почти все строения, а неподалеку от зверохозяйства пропал железобетонный мост. Кроме того, недавно выяснилось, что связи нет не только с центром, но и вообще.
- Связисты уже починились? - вклинился зампотех.
- Починились, - подтвердил Михаил Трофимович. - Ещё одиннадцати не было, как починились. Начали связываться с центром - не вышло. Полчаса пробовали, потом доложили мне. Я как раз успел принять доклад Синицына, который тогда пробился к остаткам зверохозяйства.
- А что в эфире? - спросил Фёдор Кузьмич. - Может, телевизор включить?
- Вот связисты и включили, - ответил Бережной. - Ни один канал не ловится.
- А радио? - недоумённо выдал очередной вопрос зампотех.
- И радио тоже, - Михаил Трофимович обвёл взглядом офицеров. - В связи с накопившимися с утра обстоятельствами, а особенно, с отсутствием связи, я вас всех и вызвал.
- А связисты точно починились? - не поверил Владимир Олегович. - Это же натуральная ерунда! Да я ни в жизнь...
- Начсвязи клянётся, что всё работает, - прервал его Бережной. Потом потёр гладко выбритую щёку и продолжил: - Ладно, пока определимся так. Дорога завалена снегом, нормального моста нет. Надо решать, что делать. Не забывайте, у нас тут пара сотен гражданских, которых надо будет в ближайшее время эвакуировать домой.

Командир замолчал, молчали и подчинённые, переваривая свалившуюся на них информацию. Так как с самого раннего утра только командир был полностью в курсе происходящего за пределами части, то никто из них пока не верил в сложившуюся ситуацию. Все про себя решили, что связисты что-то темнят, а командир слишком им доверяет. Ну, пробовали они тридцать минут наладить связь, пусть три часа попробуют. А надо будет, и тридцать часов - не лишку. Вот после этого и надо докладывать, а то, ишь ты, доложили - связи нет, телевизор сломался, радио не контачит. Поди, сами всё сломали, а сейчас панику разводят!

- Может, возмущения в атмосфере? - предположил Фёдор Кузьмич.
- Скорее всего, - согласился с ним командир. И помедлив, продолжил: - Синицын, на последнем сеансе связи, в 11:30, доложил о встрече с двумя местными охотниками, сейчас их на моём УАЗе везут сюда. А группа расчистки, преодолев промёрзшую до дна речку, скоро продолжит чистить дорогу дальше - к деревне этих охотников.
- Значит, Ореховка на месте? - с надеждой спросил Фёдор Кузьмич.
- Скоро узнаем, - ответил Бережной. - Но на всякий случай, нужно быть готовыми ко всему.

К полудню через КПП части юрко проскочил командирский УАЗ. Степан Афанасьевич подозрительно проводил его взгядом до штаба и, обратившись к своим боевым товарищам, предложил совершить неторопливый променад рядом с главным зданием части.

- Что-то на душе у меня тревожно, други мои, - объяснил им Степан Афанасьевич, направляясь в сторону штаба.

Старшее поколение потянулось за ним, а младшие остались складывать почищенное и смазанное оружие в "Партизана". Неотрывно следя за командирской машиной, припарковавшейся у штаба, Степан заметил вылезших из неё двух мужичков, затрапезного вида, в сопровождении (чуть ли не под конвоем) двух солдат с автоматами. Решив разузнать подробности, боевые товарищи, как бы невзначай, подкатили к расслабленно курящему водителю УАЗа.

- Бывай здоров, служивый! - поприветствовал его Степан Афанасьевич, и тут же огорошил вопросами. - Как служба идёт? Чего никто из города не едет, обед жеж скоро? Кого это вы поймали? Бомжи, что-ли, али урки беглые?

Водитель Бережного, получив приказ с гражданскими не болтать, быстро отвязался от напористого старика, которого с флангов подпирали ещё два, таких же древних, деда. Однако, Саше пришлось выдать старикам полуправдивую историю о заметённом снегом пути, из-за которого, якобы, опаздывают заказные городские автобусы. А доставленные мужички, по словам водителя, были обычными охотниками из местных. Не добившись от водителя ничего сверх этого, старики решили потоптаться у штаба ещё немного, и вскоре были вознаграждены весьма любопытной картиной.

Из штаба выбежал дежурный и, сунувшись в УАЗик, вынул из него две винтовки, которые тут же отнёс в штаб. Ничего необычного, на первый взгляд, в этом не было - оружие, по-видимому, принадлежало недавно доставленным охотникам. Странность была только в несомненной древности извлечённых на свет винтовок. Если мосинку, в качестве охотничьего ружья, можно было довольно легко объяснить даже в XXI веке, то берданка, принятая на вооружение почти полтораста лет назад, была несомненным раритетом. А для охотников и вовсе не годилась, где ж сейчас на неё патронов напасёшься?

Старые боевые товарищи принялись обсуждать нелепый выбор оружия местных охотников, надёясь дождаться их выхода из штаба и выспросить у тех подробности. Но охотники из штаба так и не вышли, а больше ничего интересного не происходило. Проторчав у штаба ещё с четверть часа, старики двинулись в столовую "не солоно хлебавши". Близился обед.

Между тем, в самом штабе, происходила удивительная беседа руководства базы с представителями местного населения. Обе стороны диалога наотрез отказывались друг друга понимать. Мало того, что понятийный аппарат беседовавших с командиром охотников разительно отличался от ныне принятого, дак ещё оба они оказались неграмотными. Зато сам командир части, на взгляд охотников, был явно не в себе и спрашивал какую-то откровенную ахинею.

С превеликим трудом у местных было выяснено: да, сильный буран вчера был, а сегодня с утра распогодилось, и охотники выдвинулись промышлять кабана, предварительно запланировав на санях проведать охотничью избушку, рядом с которой и встретили группу лейтенанта Синицына. Ни о каком звероводческом хозяйстве они не знают, а зверя промышляют исключительно в самом лесу.

Слово "асфальт" было с недоумением воспринято ими как иноземное, что, конечно же, правильно, вот только само недоумение по поводу этого вполне обыденного слова, правильным было назвать никак нельзя. Старший из охотников принялся рассказывать о том, что лет 15 назад, во время войны с Колчаком, он, побывав во многих российских городах, "видывал мощёные таким макаром мостовые". На уточняющий вопрос о местном асфальтовом шоссе, охотник с удивлением глянул на вопрошавшего и замолчал.

Получив же вопрос о железобетонном мосте, старший снова начал было рассказывать, теперь уже об атамане Семёнове и о своей героической борьбе с ним в составе красногвардейского отряда, однако будучи перебит уточнением о местном железобетонном мосте, оборвал свой рассказ и откровенно встревожился. Младший охотник, в основном, помалкивал, с любопытством поглядывая на антураж кабинета полковника Бережного, и отвечал только тогда, когда вопрос задавался непосредственно ему.

Наконец, убив почти час времени, и, изрядно умаявшись опрашивать бестолковых, не от мира сего, охотников, Михаил Трофимович гостеприимно предложил им отобедать в столовой, куда их и сопроводил помошник дежурного, получивший наказ "глаз с них не спускать". Сам же полковник принял в дежурке очередной радиодоклад Синицына, сообщившего об ожидающемся в ближайшее время прибытии группы расчистки в деревню Ореховка.

- Мы уже вышли из леса, - под конец доклада сообщил лейтенант. - Сейчас движемся в сторону деревни по полям, ориентируясь на хорошо видимый санный путь, оставленный с утра охотниками. Деревню уже видно по печным дымам, хотя замело её по самые крыши домов и пристроек.

Удовлетворённый докладом Синицына, Михаил Трофимович ненадолго отошёл домой пообедать, благо, его отдельный, небольшой, двухэтажный коттедж находился непосредственно на задворках штаба. Организм полковника уже начал посылать в мозг сигналы голода, вызывающие приятные картины наваристого, мясного борща, безукоризненным приготовлением которого его любимая жена славилась ещё смолоду. Даже сам полковник никогда до конца не осознавал, что умение его жены необычайно вкусно готовить, хоть и не было основным в его выборе супруги, но именно оно поставило в нём жирную точку.

Уже заканчивая обедать, Степан Афанасьевич, как бывший командир, всегда зорко следящий за окружающей обстановкой, узрел входящих в столовую в сопровождении какого-то сержанта давешних охотников. Показав на них взглядом сотоварищам, он предложил взять "ещё по чайку", и подсесть к ним. Что старики и сделали, не торопясь сдав старую и получив новую посуду, несмотря на видимое неудовольствие сопровождавшего охотников сержанта.

Как обычно, беседу завёл Степан, а поддержал Жора. Но, по мере углубления в разговор, первую скрипку неожиданно заиграл Давидка, обычно скромно подыгрывающий на третьих ролях, ибо собеседники, не таясь, сыпали таким широким набором исторических знаний, что без специального образования разговаривать с ними было невместно. К моменту, когда охотники доели суп и принялись за второе, Степан с Георгом сидели, вообще, закрыв рот, зато Давид Израилевич разошёлся не на шутку.

А когда странные мужички, одетые в шкуры и называющие себя местными, неторопливо дожевали второе и начали смаковать компот, рот раскрыли не только Жора со Стёпой, но и приставленный к охотникам сержант. Как челюсть отпала, так и сидели с открытыми ртами. И только Шульман, в горячке дискуссии не уловив изменения атмосферы за столом, продолжал словесное фехтование с мужиками, со странным предчувствием сознавая, что в этой дуэли ему победить не суждено.

Челюсти, между прочим, было с чего отпасть. Начавшись с обычного "чё да как", беседа быстро перетекла на житейские проблемы мужиков, которые, как само собой разумеющееся, помянули плохой урожай минувшей осенью в недавно созданном большевиками колхозе. Тут-то и подключился к беседе Давид Израилевич, коротко выдав профессиональное мнение о большом голоде, случившемся во время коллективизации 30-х годов, который оранжево-свидомые украинцы ныне выдают за специальную операцию ОГПУ по уморению протоукров.

На что, мужички, отдав должное учёности собеседника, свободно сыплющего мудрёными для них словами, продолжили развивать беседу в том же духе, а Шульман, в свою очередь, продолжил огорашивать их всё большим напором исторической науки. Возможно, эта занятная, и, во всех смыслах, поучительная пикировка, продолжалась бы ещё долго, если бы её неожиданно для всех не оборвал сакральным вопросом Степан Афанасьевич: "Мужики, а какой нонче год, по-вашему?"