Тред №257919

Дури, кстати, тоже хватало. Было дело, поднимаюсь я из «бункера», вдруг смотрю, что-то народ засуетился, забегал. Куда-то рванули от выхода на станцию стоявшие там всегда БТР и БРДМ. Стал спрашивать, что да как. Оказывается, пропал боец, стоящий на посту, на выходе на территорию станции. Вроде бы пошёл на территорию, в сторону реакторов. Через некоторое время его привезли. Как потом говорили, он шатающийся шёл на встречу БРДМу возле первого реакторного цеха, где он стыкуется со вторым. На вопрос, какого хрена его понесло на территорию, да ещё в окрестности второго реакторного цеха, ответил, что его завтра отправляют домой, а дома спросят, какой он реактор, а он (боец) его не видел. Вот и пошёл смотреть. Где был объяснить уже не смог, сознание начало спутываться. Накопитель у него был, ЕМНИП, ИД-6 (тот, что три таблетки, точно). А он рассчитан на 60 рад. Так вот он был засвечен до упора. Но по состоянию бойца он явно хватанул много больше. Сколько, по расчёту определить не смогли. Как уже сказано выше, боец стал заговариваться и описать свой маршрут не мог. В общем, вызвали вертушку (для неё площадку перед АБК-1 расчищали от машин) и она забрала его в Киев. Естественно, что с ним было дальше неизвестно. У меня лично был случай. Боец за выезд цепанул долее 4 рад, а по нормам более 2.5 за выезд не должен. И по условиям работы (обеспечение радиоуправляемых тракторов) не мог. Меня командир вздрючил, я за бойца взялся. Боец мне говорит, что вылазил из машины по требованию оператора радиоуправляемого трактора. Командир меня засылает разбираться с этим оператором…. А оказалось, боец САМ открыл люк (ему му…. стало жарко и скучно), вылез на броню, покурил, посидел, и залез обратно. И это под эстакадой соединяющей реактор с ХОЯТом и ХЖО!  А там к слову было не менее 50 р/ч в это время.

Вот плавно перешли к жаре. Я выше писал, что минералка это очень серьёзно. Так вот, одна из задач начального периода  была не допустить попадания поверхностных стоков, которые смыли бы всю гадость с поверхности, в реки (в первую очередь в Припять, так как она впадает в Днепр). Для этого какие-то военные, вроде партизаны, на ИМР (старых, те, что на базе Т-55) делали дамбы вдоль берегов. А самих стоков избежали, разогнав облака в радиусе 150 км. Пейзаж АЭС вполне урбанический. Тени как правило ноль. А солнце в мае жарит здорово. В общем экипажи «динозавров» (у них был термометр) сказали, что в машине температура доходит до 60о С. В таких условиях единственная помощь – питеё и вентилятор. Вот мы минералку и пили. В начале попробовали пить «Фиесту» (напиток белесого цвета в бутылках по 0,33 л), но очень быстро (сразу же) от неё отказались. И перешли на минералку. А её пили…. Нет, не так. ПИЛИ…. На двоих до обеда ящик и после обеда ящик. Брали у коменданта (помните, я писал, что минералка это серьёзно). Сколько бутылок минералки получил, столько пустых бутылок должен вернуть. Минералку пить хотели все. В том числе и л/с ПУСО (пунктов специальной обработки), которые были по пути из лагеря на станцию и обратно (два пункта). И если транспорт, следующий на станцию, проезжал их без задержек, то обратно проверялся на загрязнённость. И она имела место быть. Машины, у которых оная превышала норму, отправлялась на помывку. После помывки из АРСа, проверка качества помывки. Если не отмылась машина – повторная помывка. Если не отмылась после трёх помывок – в могильник. А оно нам нужно? И тут минералка тоже стала ценностью. Её выдавали только на станции, А на ПУСО тоже жарко и пить хотят, и её мы стали давать дозикам на ПУСО. Подъехали вечером, сгрузили ящик, нас пропустили, а утром ящик с пустой тарой забрали. И ни каких проблем! Конечно, это не правильно было. Но, во-первых мы ездил только по тому маршруту, который регулярно мылся, а обочины были залиты какой то клейкой дрянью на основе латекса, а во-вторых мы в то время уже базировались внутри 30 км зоны. Пока были СОЛПы (и соответственно дислокация в Ораном) до этого ещё не дошли. А отмыть машины после определённого времени эксплуатации было совершенно не реально. Пыль набивалась в резину, в краску, в дерматин сидений, обивку кабин в смазку рессор, а потом в микротрешины этих рессор и т.д.. Так что один путь – в могильник. И таки мы многие «уралы» туда отправили. При мне, правда, одного только. Когда я приехал в 1987 году в батальон во второй раз, все прошлогодние уже были там. Но на их замену приходили новые. Только с завода. Но я несколько тороплюсь. Жертв ПУСО с каждым днём становилось всё больше и больше. Вдоль дороги на станцию вытянулись к концу июня месяца шеренги из новеньких КамАЗов, «Уралов», КрАЗов, «Татр» и «Шкод» длиной в несколько км.  Там их были многие сотни (возможно тысячи). Считать их я естественно не считал. Некогда было. Но впечатляли они сильно. Являясь, по сути, материальным символом чудовищных убытков страны от этой катастрофы. А машин в работе меньше не становилось.

Кстати, про эту латексную гадость. Её лили не только вдоль дорог, по обочинам, но и заливали практически всю местность в районе станции. Как это происходило, показывалось неоднократно, когда Ми-26 летит на фоне второго реакторного цеха, и из задней части у него выливается тёмная жидкость. Как же мы материли вертолётчиков за это! После того как попадешь под это дело замучаешься отмываться (реально хрен отмоешь, не растворимая она после высыхания). И машину задолбаешься мыть. А она, эта дрянь, ещё и пылюку на себя собирает – мама не горюй. В общем, кайф. Про экологичность скромно промолчим. Народ видел, как всплывает рыба (здоровенные сазаны) после попадания оной в воду пруда-охладителя. Поэтому при появлении вертолёта народ на обслуживании очень резво отрабатывал команду «воздух» забираясь под машины, в машины или просто повисая горизонтально на монорельсе под стрелой (там монорельс для цепной тали), ширина которой позволяла спрятаться, но только так, повиснув.

Работа как я уже писал, в основном у нас была на станции. За исключением «рыжего леса» и могильников (которые так жже были недалек) других мест вне станции не помню. После того как были вывезены кучи наиболее радиоактивной дряни, возле реактора стали засыпать площадку чистым грунтом. И это было впечатляюще. КрАЗы с освинцованными кабинами  (полностью, даже стекло, для обзора отверстие в свинце размером немногим более листа А-4) на максимально возможной скорости подъезжали, вываливали песок или щебень и так же быстро сваливали отель. А кучи ровняли мы. Но быстро это дело закончилось, так как реактор светил сильно, и водилы облучались серьёзно. Было принято решение сделать стенку биозащиты. Для этого были завезены трейлеры (штук сорок, точно не помню). На них были наварены борта высотой, ЕМНИП, четыре метра, к нижним краям которых прикреплены резиновые фартуки до самой земли и даже чуть более (край слегка заворачивался для лучшего прилегания к грунту). На торцах бортов из поролона были сделаны уплотнительные валики. А сами торцевые края сделаны по принципу «папа-мама» и имели замки для стыкования трейлера с трейлером. И вот этот конструктор установили мои люди (те с которыми я приехал) прапорщик Плешак и сержант Лунгу. Собирали они его дня три-четыре (а может и меньше, не помню точно). В последний день, когда ставили стенку биозащиты в «чёрном углу» (кстати, именно там и был упавший вертолёт) оба за выезд хватанули более 40 рад. Но тут, ни какого криминала не было, так как даже радиационной разведки там никто не проводил, бо светило слишком сильно. И фактически данные о фонах были получены от них. Сама операция была сложнейшая. Необходимо было выставить первый в лини трейлер с колоссальной точностью, потому, что остальные становились продолжением первого.  Разъединить трейлеры для исправления установки не было никакой возможности, операция была необратимой. А сама стенка, в конце концов, стала фундаментом саркофага. Ею непосредственно руководил Себякин, командир отряда. Для этого делали визиры на ИМРках, с БРДМа выставляли командную машину по оптике и т.д. Но факт, операцию мы провели. Обе стенки стали на намеченную линию. Все углы были выдержаны. Потом, следующим этапом, стала работа по прокладыванию бетоноводов на эти, фактически две, стенки. Первый бетоновод особых затруднений не вызвал. Прямым ходом его подали к стенке так, что гусак трубы стал смотреть в короб трейлера. И начали качать. Для того, что бы бетонная смесь растеклась по всей стенке, её делали очень жидкой. Второй бетоновод прокладывали на следующий день. Вот с ним пришлось повозиться, так как тянуть пришлось «из-за угла». То есть почти что так, как тянули бетоновод, для заливания реактора. Только маршрут был несколько сложней и шёл в «чёрный угол». Сложность была ещё в том, что площадка под эстакадой бетонная,  а туба длинная, толстая и очень не хотела изгибаться. Повернуть не получалось, так как было запланировано. Машина шла юзом, но, ни как не хотела поворачивать вправо на расчётную траекторию. А там куда машина вышла вдруг оказалась переувлажнённая почва, более того там стояли гигантские лужи. Потрахались и там, так как машина зарылась. Но в конечном итоге дотащили! А вечером в АБК узнали, что оказывается, всё было зря. Слишком жидкая бетонная смесь на первой стенке выдавила фартук и хлынула на насыпанный грунт (вот откуда лужи и переувлажнение). После этого пошли на очень неприятное, но неизбежное решение. Было поставлено несколько платформ с бетононасосами и коленчатыми трубами, какими пользуются при монолитном строительстве. К ним минимум людей и максимум техники. ИМРка переставляла их вдоль стенок, а бетон подвозили машинами с не знаю где расположенного бетонного завода. Кстати, даже пустые трейлеры позволили снизить дозовую нагрузку на водителей. Причём значительно.

Одновременно с этим проводились работы по обеспечению радиоуправляемых тракторов. Группа радиоуправляемых тракторов включала в себя два «Коматцу», ЕМНИП, три финских шахтных погрузчика «Торо» и штук двенадцать наших ДЭТ-250. «Коматцу» - это бульдозер, у которого была в наличии дополнительная челюсть, с помощью которой он мог выполнять функции погрузчика. Это единственный агрегат группы, в котором не предусмотрена была возможность ручного управления и, соответственно, отсутствовала кабина. Совершенно! Они, кстати, могли работать под водой на глубине до 15 м. Оснащены мощным рыхлителем, на верху которого установлена жёлтая «мигалка». «Торо» - изначально обычные шахтные (и от того низкие) фронтальные погрузчики сочленённой схемы. Очень вёрткие и шустрые. ДЭТ-250 – тяжёлый бульдозер, обычный, с электромеханической трансмиссией. Сам по себе мне очень нравится, но вот управление по радио….

Если говорить об эффективности, то эффективность была практически обратнопропорциональна количеству машин. И самую главную роль в этом играло именно управление. Если для «Торо» и «Коматцу» оно было примерно равноценно, то для ДЭТов просто чудовищно. Выход на работу операторов «Коматцу» выглядел так. Выходил человек, помахивая на ремешке (довольно широком, кстати) коробочкой длиной сантиметров 30, шириной сантиметров 10 и высотой сантиметров 20. Все кнопочки и ручечки маленькие, под управление одним-двумя пальцами. Заводил с пульта трактор и идя вдоль дороги подгонял его к той ИМРке из, которой он должен был им управлять. Залезал во внутрь ИМРы, подключал пульт к штатной антенне, отсоединив от неё рацию. И машины уходили на работу. Оператор «Торо» выходил с приличных размеров (примерно 50х30х30 см) ящиком на груди, который висел на жёстких плечевых упорах (с мягким комфортным низом). На пульте кнопки диаметром один-два см, ручки сантиметров 5 высотой. Работать ладонью вполне удобно. Кнопки мягкие, легко нажимаемые одним пальцем. Оператор залазил в кабину «Торо», запускал движок, подгонял его к ИМР, переключал управление погрузчиком на радио и лез в ИМРку. Дальнейшее было как на «Коматцу». А выход ДЭТистов выглядел так. Два человек выносили три приличных размеров ящика и рацию Р-105 (ящик примерно равны по размерам рации) и ставили их в кабине ДЭТа. Подключали их к неснимаемым исполнительным механизмам и друг другу. Затем возвращались в АБК и выносили пульт управления, Р-105 и ещё два ящика и несли это всё в ИМРку, где это хозяйство устанавливалось. После этого оператор оставался в ИМР, а его напарник шёл в ДЭТ, заводил его и подгонял к ИМРке. Они с оператором проверяли работу системы управления и только после этого напарник вылазил из ДЭТа и машины убывали на работу. Об управлении. Пуль значительно больше такового у «Торо». Кнопки большие (сантиметра три в диаметре), жёсткие, с фиксацией. Оператор нажимал на них ладонью (как на командную, так и на кнопку расфиксации) или, в лучшем случае, большим пальцем. Нажал на командную, скажем поворот налево, и машина поворачивает до тех пор, пока не нажата кнопка расфиксации. Из-за этого машина работает рывками, с остановками, совместное выполнение команд затруднено, если вообще возможно.

И самая большая беда ДЭТов – малая дальность управления. Не знаю, кому пришла в голову мысль использовать «стопятки», но идея была гнилая. Из-за них управлять можно было практически не далее чем на 20-25 метров. «Коматцу», к слову, управлялись метров на двести. Сами рации пришли с уже убитыми (все до единого вздувшиеся) аккумуляторами. А итак ограниченный заряд, в условиях высокой ионизации воздуха быстренько съедался. Из-за этого были случаи остановки машин. Как результат - ДЭТы в основном стояли, а «иностранцы» работали. Зато по «ящику» показывали ДЭТов.

Импортной техники было очень много. Это и перечисленные радиоуправляемые трактора, и упоминаемые выше роботы на крыше (они оказались хуже наших сделанных производителем луноходов) и автокраны «Лихтер» со 110 метровой стрелой и компьютерным управлением. Особо хочу сказать о самоходных кранах «Демаг». Их три. Каждый стоимостью в миллион инвалютных рублей. Сколько это в пересчёте на сегодняшний курс не знаю. Каждый ехал отдельным ж/д составом. Гусянка (одна гусянка со всеми делами и приводом) занимала платформу и была высотой более 2 метров. Они впоследствии, стали главными звёздами сборки саркофага. Грузоподъёмность 110 тонн, стрела 110 метров. Монстр.

А мы в то время делали под них площадки с трёх сторон (с четвёртой - третий реактор). На эти площадки было завезено, уложено и разровнено нашими экипажами два (два!!!) метра в толщину щебня и песка. А впоследствии и полметра асфальта. Ну, асфальт это уже без нас. Да и после выхода «Демагов».  

Выше я писал, что облака разгоняли. Но разгоняли их до тех пор, пока не устроили дамбы вдоль рек. После этого дожди пошли. И хорошо. У нас даже стало закрадываться подозрение, что их специально вызывали. С одной стороны это было здорово, машины не грелись, а с другой, кому приятно ходить мокрым, спать в сырой палатке, шлёпать в столовку по лужам? Интересное наблюдение: если померить фон с помощью ДП-5 на асфальте дорожек АЭС, которые практически постоянно мыли, и в воздухе, подняв максимально вверх штангу с зондом, перед дождём, то воздух светил больше, а после дождя меньше асфальта.

И ещё, что хочется сказать. В самом начале всё делалось очень просто. Отчётности был самый минимум. Например, заправка машин производилась просто по коммунистически. Приходишь в «бункер», в группу заправки, говоришь, что надо заправить и где это стоит и всё. У тебя только спросят, что за часть или организация. И машины будут заправлены под пробку. Или с той же минералкой, о которой я уже писал. А со временем все эти моменты стали обрастать бумажками, формами, пропусками и т.д. Народ, кстати, этому старательно способствовал. Мне пришлось лично на ИМРке выдёргивать одного деятеля, пытавшегося на МАЗе-бензовозе вывести из зоны пять тонн солярки по лесной дороге, проходившей по болотистому участку. МАЗ, естественно, сел. Его я вытащил, но не наружу, а вовнутрь зоны. И с ним потом разбирался комбат. Что там дальше было, не знаю.

Если говорить о других частях и организациях, то то, что я знал, я практически изложил. Единственно не упоминал о том, как проводили дезактивацию Припяти. Там этот процесс проходил самым радикальным способом. А именно. На подъезд назначалась команда (сейчас численность не помню, может взвод, может два может рота) из состава химиков. Она стояла возле. И по сигналу заскакивала в подъезд, вы бивала двери в квартиры, если они были закрыты, если нет, то так. В течении получаса всё содержимое квартир выбрасывалось в окна, включая обои и доски пола. А через полчаса, по свистку все выбегали на улицу. Выброшенное экскаватором грузилось в самосвалы и вывозилось в могильники. А ведь это квартиры атомщиков. Народа в советское время не обделённого. И многое из выбрасываемого могло кого-то и прельстить. А так – нет возможностей для мародёрства. После этого туда подъезжали пожарники со своими машинами или химики с АРСами и старательно пытались отмыть бетон. Про ПУСО отдельно писать не буду. Организация их стандартна. Единственно, что на постах Дитятки и далее в сторону Киева процесс контроля автоматизировали. Были установлены так называемые «японцы». Это такая стойка высотой примерно по пояс взрослому человеку с датчиками. Проезжающая мимо машина, если была заражена выше уровня уставки датчиков, вызывала звуковой и световой сигнал, что ту тже вызывало действие регулировщика направлявшего машину на помывку.

Вот вкратце всё по моему первому заезду на это дело. Был ещё и второй, через год. Но там особо и вспоминать-то нечего. Рутина. Единственно скажу, меня отправили учить партизан правильно эксплуатировать машины. Пришлось учить аврально и устройству и методам и приёмам работы. В том числе по обслуживанию. Для этого выезжали в парк, который тогда уже был в автохозяйстве на окраине Припяти. И там же был могильник машин, на которых пришлось работать за год до этого.


Парк батальона в 1987 году располагался на территории автохозяйства в Припяти. Её хорошо видно под надписью на фото "Машины-лиувидаторы"