Тред №409443

Цитата: Werner
Девушка,успокойтесь. Не хотите обсуждать статью - не мешайте другим.
Вы хотите обсуждать квартиру патриарха,хотя к кеятельности РПЦ это никак не относится. Это бытовая история между соседями,каких полным полно каждый день случаются. Обсуждайте в других темах.
Причем тут церковь?
Тема про Православную культуру, а не про квартиру.
Поэтому прошу прекратить Ваш флуд.
А статья - конкретнее некуда.

Ёкалемене!Оказывается патриарх это обыкновенный мирянин и его бытовая история никакого отношения к церкви не имеет!
Прошу всех прочитавших вышепроцитированный перл штатного флудера Werner оценить его посыл не с точки зрения мещанина, заказывающего панихидку своей почившей бабушке, а с точки зрения политики.  Большой Политики. На эту тему появилась отличная статья, называется «Публичная политика ни для кого не делает исключений»
Специально процитирую довольно длинный из нее кусочек, потому что в нем содержится точный и ясный ответ на все посылы наемных замыливателей типа Wermer, призванные запудрить мозги бесхитростно верующему человеку. Итак:

Если Церковь остается Церковью, то большинство связанных с ее иерархами казусов остается делом внутрикорпоративным, а вовсе не общественным. Антиклерикалу в таком случае, по большому счету, должно быть все равно, сколько стоят часы Патриарха, ведь владение предметами роскоши – его гражданское право, и пусть сами верующие решают, нравится им это или нет.

Если Церковь остается Церковью, то ни к чему редактирование патриарших фотографий на официальном сайте. В общине все и так все знают, а, зная, либо принимают как данность (или как норму), либо уходят.

Русская Православная Церковь и по факту, и по притязаниям – нечто большее, чем община верующих, а Патриарх – нечто большее, чем глава такой общины. Церковная элита де-факто занимается политикой. При этом пограничное положение – между религиозной общиной и политической организацией – ей вполне по душе. Кажется, что в любой удобный, точнее, неудобный момент такое положение позволяет переключать режимы (с «политики» на «общину» - и назад), избегая издержек, присущих как «чистой» политике, так и «чистой» религии.

Слово «кажется» здесь главное, потому что на практике переключиться не получается. То, что могло бы быть внутрицерковным делом, уже не удается перевести в этот режим. Широкой общественности, в том числе и тем, кто ни разу не был в церкви, есть дело и до патриарших часов, и до его квартиры, и до его личной жизни, как есть ей дело, например, до Путина. Потому что Патриарх для широкой общественности – политик и чиновник, а нюансы уже незначительны.

Если верить Владимиру Соловьеву, то Патриарх держит дорогие часы в коробке, никогда не надевает и вообще не знает, что с ними делать, не может никому передарить, потому что «начнутся разговоры». С точки зрения жанра, это попытка чиновника объяснить гражданину (и потенциальному избирателю), откуда у него, к примеру, вилла на Лазурном побережье. Вместе с тем, мне сложно понять, зачем Патриарх (подчеркну – в пересказе журналиста) решил развивать тему. Три года назад, когда о дорогих часах заговорили украинские СМИ, церковные спикеры заявляли, что Кириллу их подарили, а стоимости он не знает. И ничего не произошло тогда. Паства не отвернулась разочарованно. «Подарили – вот и ношу». Точка.

Политик должен понимать, когда и сколько он должен говорить. Приведенное Соловьевым высказывание Патриарха о часах избыточно. Это громоздкая конструкция, состоящая из причин, следствий, итогов рефлексии, размышлений «на полях», и в ней каждый тезис – зацепка для того, кто хочет и может развивать тему.

Никогда не носили Breguet, все фото - коллаж? Не проблема, группа инициативных блогеров лезет на сайт Московской Патриархии и, довольная, возвращается с добычей.

Не хотите носить, не можете передаривать? Помилуйте, можно же продать, можно потратить деньги на благотворительность!

Патриарх считается талантливым ритором, публичным оратором, интеллектуалом, политиком высокого класса. Как же так получается, что, высказываясь, он окружает себя минным полем?

Патриарх говорит о предельно мирских вещах. При этом мы не видим его, не слышим. Мы слышим журналиста. Патриарх дистанцируется, пересказ фиксирует его качественную удаленность, отличие, сакральность института, но вместе с тем разговор идет… о часах, о квартире Шевченко, о ремонте. Этот диссонанс бросается в глаза. В том, что касается публичной политики, Церковь столь же неопытна, сколь амбициозна.

В РПЦ говорят о «травле», о «кампании» против Патриарха, и звучит это в лучшем случае наивно. Публичная политика – область, в которой людей любить не принято. В них принято искать изъяны, несоответствие дел словам и проч. Ни для кого в публичной политике исключений не делают, а потому участникам соревнований случается друг с другом договариваться: это мы не затрагиваем, ниже пояса друг друга не бьем. У Патриарха на этом поле специфическое положение, договариваться ему не с кем, а правила игры к нему применяются те же самые.

Постоянные перемещения из плоскости политики в плоскость религиозной общины не сулят ничего хорошего. Сферы сливаются. Община перестает быть убежищем, в которое можно уйти от политики. Община политизируется. То, что раньше было второстепенным, становится приоритетным. Хотели влияния Церкви на общество – получили влияние общества на Церковь.