Тред №416601

новая дискуссия Дискуссия  44

Британский историк Тони Джадт:

Поразительным следствием дезинтеграции государственного сектора
стала растущая трудность понимания того, что же объединяет нас с другими.
Что нас связывает воедино?
Одни читают об экологических катастрофах и климатических изменениях.
Других захватывают внутринациональные политические дебаты,
но вовсе не интересует международная политика.
В прошлом, благодаря пролистанным утром газетам или телерепортажам,
просмотренным за ужином, мы, по крайней мере, подвергались «воздействию» других тем.
Сегодня люди держат эти внешние, посторонние вопросы на расстоянии.
Эта проблема заставляет обратить внимание на обманчивый характер глобализации.
Молодые люди, действительно, общаются со своими единомышленниками,
живущими за тысячи миль от них.
Но даже если студенты Университета Беркли, Берлинского университета
и Университета Бангалора разделяют одни и те же интересы,
они не образуют сообщество.
Пространство имеет значение.
А политика является функцией пространства – мы голосуем там,
где живем, и наши лидеры ограничены в своей легитимности
и своих полномочиях местом, в котором они были избраны.
Доступ в реальном времени к единомышленникам,
живущим в другом конце планеты, не может служить заменой.
Эту мысль можно развивать до бесконечности.
Почту все чаще доверяют частным курьерским службам,
которые снимают все сливки этого бизнеса,
оставляя государственной Почтовой службе финансировать
дорогостоящую доставку и сбор почты для бедных и отдаленных районов страны.
Автобусы и поезда находятся в частных руках, и они испещрены рекламой
и оформлены в кричащих цветах, которые объявляют скорее
об идентичности их владельцев, чем об услуге, которую они предоставляют.
Искусства – в Великобритании или Испании, например, – финансируются
из выручки от частных лотерей, которые собирают деньги
с самых бедных членов общества, поощряя легализованные азартные игры.
Армии, особенно американская, все чаще зависят в сфере
материально-технического обеспечения и безопасности перевозок
от частных услуг – последние предоставляются по высоким ценам компаниями,
которые вербуют наемников на краткосрочные контракты:
по последним подсчетам
в Ираке и Афганистане американским вооруженным силам
«оказывали содействие» 190000 «вспомогательных» частных сотрудников.
Менее чем через два столетия после появления полиции ее замещают
частные службы безопасности, чьими функциями является обслуживать
и защищать «огороженные сообщества», которые выросли
в наших городах и пригородах за последние три десятилетия.
Что такое «огороженные сообщества», и почему они имеют значение?
Этот термин обозначает людей, которые собрались вместе в богатых зонах
пригородов или городов и считают себя
функционально независимыми от остального общества.
Сегодня они повсюду: это знак «положения в обществе»,
они являются откровенной демонстрацией желания отделиться
от других членов общества и формальным признанием неспособности
или нежелания государства (или городской администрации) применять свою власть
к единообразному общественному пространству.
В Америке огороженные сообщества обычно находятся в отдаленных пригородах.
Но в Англии и во многих других местах они появились в сердце городов.
Если на мгновение задуматься, становится очевидным противоречие
этих паразитических сообществ внутри сообщества.
Улицы, которые, по их заявлениям, им принадлежат, были изначально
размежеваны, построены, замощены и освещены за государственный счет:
поэтому сегодняшние владельцы приватизированных пространств – это
незаслуженные выгодоприобретатели вчерашних налогоплательщиков.
Государственные автомагистрали, которые позволяют членам огороженного сообщества
свободно передвигаться между домом и работой, тоже были построены – и все еще
поддерживаются – всем обществом, так же как государственные услуги
(школы, почтовые отделения, больницы, пожарные станции и тому подобное),
к которым жители «огороженных сообществ» могут прибегать с тем же правом
и с теми же ожиданиями, что и их непривилегированные соседи.
Эти чрезмерные упражнения в «приватизации» повседневной жизни,
на самом деле, фрагментируют и разделяют общественное пространство
таким образом, который ставит под угрозу свободы всех.
Люди, живущие в частных пространствах, вносят активный вклад
в размывание и коррозию общественного пространства.
В последние годы идея, что закон всегда должен преобладать над силой,
вышла из употребления: если бы это было не так, мы бы не подписывались
так легко под «превентивной» войной, идущей вразрез
с любыми нормами международного права.
Несомненно, это вопрос внешней политики, арены, на которой реализм
часто главенствовал над верностью договорам или признанием закона.
Но как много времени пройдет прежде, чем мы импортируем
подобные критерии и в нашу внутреннюю политику?
Если мы не уважаем общественные блага,
если мы позволяем или поощряем приватизацию
общественного пространства, ресурсов и услуг,
если мы с энтузиазмом поддерживаем склонность молодого поколения
искать удовлетворения исключительно своих собственных нужд,
тогда нам не стоит удивляться, когда мы видим постоянное отступление
от общественных обязательств в сфере государственного управления.
В последние годы было много дискуссий о так называемом «дефиците демократии».
Устойчиво снижающаяся явка на местных и общенациональных выборах,
циничное отвращение к политикам и политическим институциям,
постоянно фиксируемые в опросах общественного мнения,
стали особенно явными явлениями среди молодежи.
Демократии могут пережить
равнодушие своих граждан в течение короткого периода.
Политическая демобилизация, кроме случая здорового отхода
от идеологической поляризации, который характеризовал рост
политической стабильности в послевоенной западной Европе,
является опасным и скользким склоном.
Она также обладает кумулятивным эффектом:
если мы чувствуем себя исключенными из управления
нашими коллективными делами, то мы не станем даже и говорить о них.
В таком случае, нам не стоит удивляться, что нас никто больше не слушает.
Больше не веря своим лидерам, мы теряем веру не только в депутатов парламента
или конгрессменов, но и в сам Парламент и Конгресс.
Популярным инстинктом в такие моменты становится или
«выкинуть этих жуликов к черту» или позволить им делать худшее, на что они только способны.
Ни одна из этих реакций не сулит ничего хорошего:
мы не знаем, как их выкинуть, и не можем больше позволять им делать, что хотят.
Третья реакция – «опрокинуть систему!» –
дискредитирована своей внутренней бессмысленностью:
какие части какой системы следует опрокинуть и в пользу каких системных замен?
В любом случае, кто будет заниматься этим ниспровержением?
Стало общим местом утверждать, что все мы хотим одного и того же,
у нас просто немного разные пути достижения этого.
Но это просто ложь.
Богатые хотят не того же, чего хотят бедные.
Те, кто зависит от своей работы для выживания,
хотят не того же, чего хотят люди, живущие на свои инвестиции и дивиденды.
Те, кому не нужны государственные услуги, потому что они могут оплатить
частный транспорт, образование и защиту, не стремятся к тому же,
к чему стремятся те, кто зависит исключительно от государственного сектора.
Те, кто получает прибыль от войны – оборонные подрядные организации
или люди, получающие «идеологическую прибыль» – преследуют цели,
которые отличаются от целей людей, протестующих против войны.
Общества имеют сложный состав и содержат в себе конфликтующие интересы.
Утверждать обратное значит отрицать классовые и имущественные различия – и это
лишь способ продвигать один набор интересов в ущерб другому.
Это суждение когда-то было самоочевидным; но сегодня нас побуждают к тому,
чтобы отбросить его как подстрекающее к классовой ненависти.
В том же ключе нас побуждают преследовать собственные
экономические интересы в ущерб всему остальному:
и, действительно, существуют многие, кто на этом зарабатывает.
Сегодня нас побуждают верить в идею, что политика отражает наши мнения
и помогает нам оформить совместное общественное пространство.
Политики говорят, а мы отвечаем – нашими голосами на выборах.
Но правда совсем в другом.
Большинство людей не чувствуют себя частью разговора,
обладающего хоть каким-либо значением.
Им говорят, что думать и как думать это.
Их заставляют чувствовать себя неосведомленными,
как только начинается обсуждение деталей проблем,
что же до общих целей, людей заставляют думать,
что они давно уже определены.
Мы должны заново открыть другой род дискуссий.
Мы должны снова поверить нашим собственным инстинктам:
если политический курс, действие или решение кажутся нам не правильными,
мы должны найти слова, чтобы сказать об этом.
Согласно опросам общественного мнения, большинство жителей Англии
испытывают тревогу по поводу беспорядочной приватизации
хорошо знакомых общественных благ:
коммунальных услуг,
лондонского метро,
местных автобусных линий
и региональных больниц,
не говоря уже о домах престарелых,
услугах сиделок и так далее.
Но, когда им говорят, что цель подобной приватизации – экономия
государственных средств и повышение эффективности, они молчат:
кто решится с этим спорить?
Британский историк открыл нам истину.
Частная собственность и приватизация - это отклонение от нормы,
в здоровом обществе.
Люди, живущие в частных пространствах, вносят активный вклад
в размывание и коррозию общественного пространства.

• +0.47 / 23