Тред №444432

Сегодня, 25 июня, исполняется 84 года лауреату Нобелевской премии по физике Абрикосу, по паспорту Алексею Алексеевичу Абрикосову.



Потомок конфетного короля Российской Империи, из семьи которого  вышел его дед, основатель и первый президент Академии Медицинских наук, чья подпись под медицинским заключением о смерти В.И.Ленина, сын не менее известных патологоанатомов, попавших в список "кремлевских врчей", академика Алексея Ивановича Абрикосова и прозектора Кремлёвской больницы Фани Давидовны Вульф, Абрикос был Личностью. Симпатичной или малосимпатичной или совсем несимпатичной, но Личностью. Он никогда не упускал шанса завести себе врагов. Он всегда знал, что нобелевская за абрикосовскую решетку вихрей в сверхпроводниках у него в кармане. И таки дождался ее. Он никогда не упускал шанса сказать мелкую гадость о своем учителе Л.Д.Ландау за то, что тот якобы недооценивал Абрикоса. На работу в Институт физических проблем его устроила смерть Чойбалсана (был такой монгольский маршал, полистайте Вики), которая приключилась в Москве. Дело в том, что генерал от КГБ, курировавший Физпроблемы, был по тривиальным причинам категорически против, но тут на первой странице "Правды" некролог, а под медицинским заключением подпись мамаши Абрикоса. И генерал струхнул, так как хорошо знал, что право на подпись имеют только облеченные высочайшим доверием.

Из первой своей загранкомандировки во Францию Абрикос вернулся с французской женой, которую увел у очень известного французского теоретика Филипа Нозьера. Страшна была эта вьетнамка Ани как смерть... и перекрыл тем самым себе надолго дорогу в загранкомандировки. Я уж не уверен, остановился он на четвертой жене или нет, или еще женился после уезда в Штаты? Из Института Ландау, испортив отношения со всеми, он ушел завкафедрой в Институт стали и сплавов (МИСИС), оттуда в директора Института высоких давлений в Троицке, оттуда в 90-х эмигрировал в Штаты, где окопался в Аргоннской Национальной Лаборатории. И обрел печальную славу статьей 1993 года в "Известиях" о полной гибели российской науки, статьей настолько мерзкой, что даже такие же эмигранты ополчились против него. Вот пример, спровоцированный этой статьей Абрикоса:

АЛЕКСАНДР МИГДАЛ

Письмо в газету "Нью-Йорк Таймс"

Уважаемый редактор!

Как и многие мои коллеги, я возмущен безответственными
и высокомерными заявлениями доктора Алексея
Абрикосова, которые приводятся в статье Сергея Лескова
"Советские ученые в Америке", напечатанной в газете
"Нью-Йорк Таймс".

Моя судьба во многом схожа с судьбой доктора Абрикосова.
Мне, как и ему, удалось выжить после крушения
советской науки. В 1989 году, в то же время, когда он
стал директором Института высоких давлений в Троицке,
я получил тейнюру в Принстонском университете. Так же,
как он, я сын академика, хоть и ненавидел свои привилегии
и уехал из СССР для того, чтобы обрести свободу
и независимость, а совсем не ради "хорошего питания",
которое мой коллега так высоко ценит.

Я работал вместе с доктором Абрикосовым в Институте
теоретической физики Ландау около двадцати лет. Я
хорошо знаю те очереди за продуктами, о которых он
говорит. Но ведь и ему, и мне известно, что к услугам
советской элиты были закрытые распределители, один
из которых находился, в частности, на Ленинском проспекте,
в нескольких кварталах от дома Абрикосова. Там
он и смог бы встретиться с доктором Роальдом Сагдее-
вым, хотя такая встреча, если она действительно имела
место, выглядит скорее случайной. Лица, занимающие
столь высокие посты, обычно посылали за продуктами
своих персональных водителей или секретарш, предпочитая
не тратить собственное время на подобные походы.

Приведенная в "Нью-Йорк Таймс" фраза доктора Абрикосова,
что, делая науку, он оставался голодным, —
это плохой перевод с русского (я читал его интервью в
русской газете). Он хотел сказать, что он испытывал голод
по научной работе, в том смысле, что ему хотелось
сделать для науки больше, чем он сделал в России.
Последнее я хорошо понимаю. Дело в том, что после
первых успехов доктора Абрикосова в 50-х годах, когда
он сделал действительно замечательные открытия, он не
совершил в науке ничего подобно важного — ни в России,
ни в этой стране.

Подобные вещи нередко случаются с талантливыми
учеными, особенно с теми, кто начинал в ранней юности.
Нечто подобное произошло и со мной. Да, в последние
годы моей жизни в СССР я оказался перед лицом тех же
проблем, что и он. Но мы не должны упрекать за это
систему или наших бывших коллег?

Когда я приехал в США, моя продуктивность выросла,
но большинство идей, которые я здесь развил, зародились
в той, прошлой жизни, в том числе, и "в очередях
за продуктами", о которых говорит Абрикосов.
Все, что нам, теоретикам, нужно, — это карандаш и
немного белой бумаги, да плюс возможность вести дискуссии
с коллегами. Все это мы имели в институте Лан-
дау. Я никогда не видел лучшего места работы, чем тогда,
в начале 70-х годов.

Да, Россия сегодня действительно больна, но она жива.
Она выжила в пору еще более тяжелого кризиса после
революции, когда лучшие умы покинули ее, а оставшиеся
были уничтожены Сталиным. Есть в самом воздухе этой
страны нечто такое, что способствует рождению свежих
талантов, сколь это ни странно на первый взгляд. Ведь
вся научная элита, о которой говорит доктор Абрикосов,
включая его самого, — есть продукт русской культуры.

Человеческий род должен защищать свою культуру так
же, как он стремится защитить леса от губительных дождей.
А чего стоит предложение Абрикосова "помогать подлинным
талантам бежать из России, а остальных просто
игнорировать"? Оно ведь явно отдает духом сталинизма.
Это же Сталин манипулировал судьбами целых народов,
переселяя их на окраины империи. Мы слышим призывы
уехать, бежать. Но как быть с теми, кто любит Россию и
скорее готов разделить с ней невзгоды, нежели покинуть
ее? Как быть с теми, кто чувствует себя ответственным
за свои лаборатории и институты, наконец, с теми, кто
еще слишком молод, чтобы успеть наработать себе имя
за рубежом? Доктор Абрикосов все это знает. Тогда в
чем же причина его циничных заявлений? У меня есть
ответ на этот вопрос. Мне и раньше приходилось слышать
подобные вещи из уст эмигрантов, притом в большинстве
своем — от людей малоообразованных. Говорят это обычно
тогда, когда просто нечиста совесть.

Нас действительно тревожит, что у нас здесь слишком
сладкая жизнь и хорошая пища, а за нашей за спиной,
в России, наши коллеги страдают. И есть только две
возможности успокоить свою совесть: помочь этим людям
или убедить себя в том, что они не нуждаются в твоей
помощи.

Александр Мигдал, профессор физики,
Принстонский университет, Нью-Джерси

И в заключение: Алексей Алексеевич Абрикосов, сын Абрикоса известный как Персик, доктор физмат наук, ведущий научный сотрудник ИТЭФ в Москве,