Тред №519124

Цитата: problemsolver от 25.01.2013 09:33:37
Кермодские медведи, подвид барибала, обитают около западного побережья Канады. Примерно 10% их популяции имеют белый или кремовый цвет меха, однако это не альбиносы и не родственники полярных медведей. Такая окраска — это проявление рецессивного аллеля. По мнению исследователей, особи с белым мехом менее заметны для рыбы, поэтому лучше её ловят, что подтверждено экспериментально.

Цитата: problemsolver от 25.01.2013 09:33:37

 

В продолжение,статья:

Медведь-призрак
National Geographic, август 2011
Брюс Баркотт Фотографии: Пол Никлен


Популяция кермодских медведей насчитывает от 400 до 1000 особей. Медведи сохранились в наши дни отчасти благодаря индейским племенам, которые всегда держали существование бледнолицых в тайне от охотников.

Укутанные во мхи леса Британской Колумбии полны загадок: здесь рыбу ловят волки, плавают олени, а у черных медведей шкура бывает белой.
Дождевой лес Великого Медведя – один из самых больших прибрежных заповедных лесов умеренного пояса. Этот древесный массив расположен в Канаде, и здесь часто моросит мелкий дождь. Тяжелая от икры рыба переполняет полноводные реки леса – многим хищникам настоящее раздолье. Сейчас к берегу реки неуклюже спускается косолапая фигура – черный медведь идет завтракать.

Марвен Робинсон заметил медведя, но остался равнодушен к его появлению. «Возможно, выше по течению нам повезет больше», – говорит Робинсон. 43-летний Марвен, с ног до головы закутанный в противодождевую экипировку, – лесной гид и представитель индейского племени гитгаат, одного из четырнадцати племен древнего народа цимшиан. Черный медведь – совсем не то, что Марвен хочет сегодня найти.
Он ищет гораздо более редкое и почитаемое создание – зверя, которого индейцы гитгаат называют «муксгмол», медведя-призрака, ходячее противоречие – белого черного медведя.

Медведь-призрак (кермодский медведь) – не гибрид, а белая разновидность североамериканского черного медведя, и обитает он исключительно в лесах западного побережья Канады. Гризли, черные медведи, волки, росомахи, горбатые киты и косатки в изобилии водятся в регионе, где с незапамятных времен живут коренные индейские племена, такие, как гитгаат. Места здесь жуткие, дикие и таинственные.

«Я всегда говорю молодым людям, – продолжает Хелен Клифтон, – если ты встретил медведя-призрака, не стоит сообщать об этом по рации всему миру».

Марвен замечает пучок белой шерсти, зацепившийся за ветку ольхи. «Они где-то рядом, это точно, – говорит Марвен и показывает на обглоданную кору. – Они любят стоять и жевать древесную кору, просто чтобы сообщить другим медведям: я здесь живу и кормлюсь на этой реке».

Проходит час. Мы с Робинсоном терпеливо ждем, взгромоздившись на поросший мхом валун. Наконец в кустарнике послышался шорох. Белый медведь выходит из-под лесного покрова и садится на камень, возвышающийся над поверхностью реки. Нет, он вовсе не чисто-белый.

Скорее, как давно не чищенный ковер цвета ванили. Мишка поворачивает голову из стороны в сторону, вглядываясь в поток в поисках рыбы. Но прежде чем он делает попытку поймать добычу, из леса неожиданно выбегает черный медведь и прогоняет белого с его наблюдательного поста.
Хотя, выбегает – слишком сильное слово. Медведи движутся как в замедленной съемке, будто стараются сэкономить каждую калорию перед надвигающейся голодной зимой. Белый медведь тяжело идет прочь и исчезает в чаще.

Робинсон с детства живет рядом с медведями-призраками. Но все равно всякий раз при встрече с ними замирает, очарованный. «Этот белый медведь очень робок, – говорит Робинсон. – Иногда у меня просто сердце сжимается. Хочется защитить альбиноса.
Однажды я видел, как на старого белого медведя напал молодой черный зверь. Я был готов броситься к ним и выпустить на агрессора весь перцовый баллончик. Но, к счастью, белый встал на дыбы и сбросил нападавшего». Робинсон улыбается, прекрасно понимая всю абсурдность желания человека вмешаться в драку медведей.

Инстинкт защиты очень силен у жителей Дождевого леса Великого Медведя. И это – одна из причин того, что медведю-призраку удалось выжить. «Наш народ никогда не охотился на белого медведя», – говорит Хелен Клифтон, с которой мы разговариваем на кухне у нее дома в Хартли-Бей, маленькой рыбацкой деревушке. Хелен – 86-летняя женщина с сильным и уверенным голосом – матриарх клана гитгаат.
Хелен рассказывает, что медвежатина никогда не была распространенной едой местных жителей. Когда в конце восемнадцатого века европейские коммерсанты открыли здесь пушную компанию, индейские охотники рьяно взялись поставлять шкуры черных медведей. Но даже в те времена трогать белого медведя было запрещено, это табу – традиция, пронесенная через много поколений. «О медведе-призраке мы даже никогда не говорим», – замечает Хелен.

Подобное молчание, возможно, является одной из древних мер по защите природы. Запрет на разговоры о белом медведе и тем более на охоту на него позволил гитгаат и соседним племенам сохранить само существование редкого зверя в тайне от торговцев пушниной. «Я всегда говорю молодым людям, – продолжает Хелен Клифтон, – если ты встретил медведя-призрака, не стоит сообщать об этом по рации всему миру.
Если хочешь поделиться с кем-то, скажи, что видел муксгмола. Кому надо, тот поймет. И это поможет нам защитить медведей».

Даже сегодня индейцы гитгаат и китасу-ксайксаис тщательно присматривают за своими подопечными в сезон охоты.
«Охотиться на белого медведя на нашей земле – не очень удачная идея, – говорит Робинсон. – Неизвестно, что может случиться. Иногда наши соплеменники могут и выстрелить в ответ».

Медведям долго приходилось несладко: не прекращавшиеся на протяжении десятилетий деятельность браконьеров и трофейных охотников и работа лесопилок привели к тому, что медведи гризли стали встречаться в регионе редко. Но когда промышленные предприятия закрылись, а охоту на гризли запретили в некоторых частях дождевого леса, медведи среагировали очень быстро.
«В годы моей юности увидеть гризли было настоящим событием», – рассказывает Дуг Стюарт. В качестве офицера рыболовного надзора он наблюдает за нерестом рыбы в царстве Великого Медведя вот уже 35 лет. «А теперь, – продолжает Дуг, – их можно видеть постоянно. Иногда я встречаю до пяти гризли за утро».

Они настолько расплодились, что эксперты опасаются, не оттеснят ли гризли черных, и прежде всего белую разновидность черных медведей, от лучших рыбных мест на реке. «Там, где гризли, не увидишь черного медведя, и белого тоже, – говорит Дуг Нислос, лесной гид из племени китасу-ксайксаис. – Черные медведи предпочитают держаться от гризли подальше».

Этот факт дает почву для интересного предположения: возможно, именно гризли обеспечили повышенную концентрацию гена кермодского медведя на островах Гриббелл и Принсесс-Ройал. «Гризли и черные медведи сосуществуют повсюду, кроме этих небольших островов, – говорит Томас Реймчен, биолог из Университета Виктории. – Среда обитания там для гризли слишком ограничена. Им нужны большие поросшие травой устья рек, субальпийские луга и обширная индивидуальная территория, чего на островах не найдешь».

Белая окраска кермодского медведя обусловлена встречей двух рецессивных аллелей гена MC1R – того же гена, который отвечает за светлые волосы и кожу у людей. Чтобы родиться белым, зверь должен унаследовать по одной аллели от каждого из родителей, которые совсем не обязательно будут обладателями белого окраса, они только должны быть носителями рецессивного признака. Поэтому вовсе не редки случаи, когда у черной пары рождается белый медвежонок. На материковой части Британской Колумбии белый окрас встречается у одного из 40 или даже из 100 черных медведей.

До сих пор неясно, как возникла мутация, которая привела к появлению белой окраски у черных медведей. Выдвигалась «ледниковая» гипотеза: якобы, белая окраска появилась как адаптация во время последнего ледникового периода, который закончился здесь 11 тысяч лет назад.
В те времена большая часть современной Британской Колумбии была покрыта льдом, и белая шкура могла служить отличной маскировкой.

Мы с Дугом Нислосом отправляемся на остров Принсесс-Ройал. Выпрыгнув из лодки на берег возле устья небольшой речки, Дуг произносит: «Здравствуй, медведь!». Словно приветствует старого друга по имени Медведь, хотя ни одного животного поблизости не видно. «Мы же не хотим застать их врасплох», – из уст молодого 28-летнего мужчины эти слова звучат неожиданно. На ремне у него – баллончик экстрасильного перцового спрея. Дуг с хрустом проходит по валунам, покрытым россыпью мелких ракушек, и раздвигает занавес дождевого леса.

Мы занимаем позицию под высоким деревом тсуги и потуже затягиваем тесемки капюшонов, чтобы защититься от бесконечного дождя.
Недавно Дуг видел здесь белого медведя, однако нет никакой гарантии, что мишка придет сюда и сегодня. Но нам повезло: в начале четвертого Дуг показывает мне на противоположную сторону реки. Белый медведь вразвалку бредет вдоль берега. Под кожей на его животе перекатывается толстый слой жира. Кажется, что шкура велика косолапому на пару размеров. Медведь останавливается над небольшой заводью, затем стремительно бросается в воду и – вот она, добыча: упитанная рыбина около метра длиной.

Недавние исследования показали, что белый окрас дает медведю-призраку определенное преимущество при ловле рыбы.
Ночью медведи тоже добывают пропитание, и тогда успех в равной мере сопутствует белым и черным особям. Однако Реймчен и Дэн Кинка из Университета Виктории отметили, что в дневное время количество удачных попыток у белых и черных сородичей разное: белым медведям удается поймать рыбу в одной из трех попыток, а черным – в одной из четырех.
«Светлые объекты, видимые сквозь поверхность воды, в меньшей степени отпугивают рыбу», – предполагает Реймчен. Возможно, это одна из причин, почему такой признак, как белый окрас шерсти, сохранился до наших дней. Лососевые рыбы – основной источник жира и белка для прибрежных медведей, поэтому удачливая самка может накопить больше жира на время зимы, что потенциально увеличивает число медвежат, которых она произведет на свет.

Остров Принсесс-Ройал все еще во власти дождя, и мы с Дугом Нислосом наблюдаем за пирующим медведем-призраком.
Когда добычи много, мишки становятся привередливыми. Некоторые едят только рыбьи головы. Другие вспарывают рыбам животы и высасывают икру. Третьи превращаются в обжор и стараются съесть как можно больше рыбы. «Я раз видел, как медведь-призрак съел 80 лососей в один присест», – улыбается Нислос.
Но у нашего медведя своя фишка: он предпочитает обедать в одиночестве. Косолапый берет рыбу в зубы и удаляется вверх по склону холма искать место поукромнее. Минут через двадцать он возвращается, ловит еще одну рыбу и снова уносит ее в лес. Так продолжается несколько часов, пока на остров не опускается ночь – и мы покидаем свой наблюдательный пост.



В сказочном канадском лесу медведь выбрал себе мшистое лежбище для дневного отдыха под гигантским старым красным кедром. Косолапые любят такие места – здесь приятно поспать днем после еды.


Медведица – мама двух малышей – взбирается на дикую яблоню, чтобы собрать несколько маленьких кислых плодов.
В годы, когда осенью в реки приходит мало лососевых рыб, медведи ищут другую пищу – ягоды, фрукты, корни люпина, ракушки.


Два взрослых самца дерутся за лучшее рыбное место на реке.
«Медвежьи стычки случаются довольно редко», – говорит Дуг Нислос, лесной гид из индейского племени китасу-ксайксаис.

Текст: Брюс Баркотт Фотографии: Пол Никлен
National Geographic, август 2011  http://www.nat-geo.ru/article/225/

• +0.00 / 0