Тред №535643

Цитата
....
— Не стоит сводить понятие «мягкая сила» к информационным возможностям того или иного государства. Конечно, от образа в СМИ многое зависит. Неслучайно в мире появляется все больше англоговорящих телеканалов: Russia Today, Deutsche Welle, два китайских канала, «Аль-Джазира». Английский стал языком глобального общения, и большинство государств, которые задумываются о своем имидже за границей, это понимают. Если мы будем говорить о Соединенных Штатах, важным элементом их «мягкой силы» помимо глобального телевещания является университетская система. Во многом за счет продуманной грантовой политики — этого у американцев не отнимешь. «Мягкая сила» — это и Голливуд, который развлекает людей по всему миру, но при этом проводит определенную идеологию. Даже фильмы, которые подаются как объективные, не отходят в действительности от общей линии. Скажем, в картине «Цель номер один», недавно вышедшей на экраны, режиссер вроде бы осуждает пытки, применяемые в ЦРУ, но у зрителя в итоге создается впечатление, что пытки эти были необходимы, поскольку позволили выяснить, где находится Бен Ладен, и уничтожить его. Пропагандистское содержание присутствует практически в каждом американском фильме, который так или иначе связан с политикой и общественной жизнью. Есть, наконец, и фактор кока-колы. Американская массовая продукция по-прежнему остается элементом «мягкой силы». Ведь если то, что производит государство, — привлекательно, привлекательным становится и его имидж. Взять хотя бы французские вина, которые всегда являлись для Парижа инструментом культурного влияния. Ведь там, где вина, — там и интерес к стране, связи, поездки, образование детей. Важную роль играет и совместная история. Почему, например, американская «мягкая сила» в Африке никогда не была столь действенна, как французская и британская? Именно из-за культурно-языковых и исторических основ.
...
Как все-таки научиться не проигрывать информационные войны?

— У России немало ресурсов, которые она могла бы задействовать в качестве «мягкой силы». Как она их задействует — другой вопрос. К сожалению, мы не всегда умеем использовать свои преимущества и правильно разыгрывать доставшиеся нам карты. Мы считаем, что все образуется само, но так не бывает. Очевидно, что Россия должна сказать что-то внешнему миру, объяснить, какую модель мы предлагаем. Во внешней политике все еще более или менее понятно: мы хотим восстановить мировой баланс. И хотя Москва давно уже не претендует на роль гегемона, она рассчитывает поумерить пыл тех стран, которые проводят одностороннюю политику. Можно утверждать даже, что по этому поводу у нас в стране существует национальный консенсус. Обратите внимание, что в Государственной думе все четыре фракции, включая оппозиционные, по внешнеполитическим вопросам голосуют практически единогласно. Есть у нас в обществе и либеральный прозападный фланг, но его электоральный потенциал составляет 5–8%. Вопрос в том, какую модель устройства общества мы предлагаем внешнему миру? Официальная доктрина заключается в том, что мы создаем рыночное общество, основанное на принципах социальной справедливости. Но на деле нам до этого еще очень далеко. И это ослабляет нашу «мягкую силу».