Тред №544589

Экспертиза чуда

Межсоборное присутствие Русской Православной Церкви планирует обсудить «допустимые границы использования современных технологий при изучении религиозных чудес и почитаемых верующими событий». Каковы могут быть критерии определения возможностей изучения или не изучения чудес? Кто будет определять такую допустимость? Комментирует иерей Олег МУМРИКОВ, кандидат богословия, преподаватель МДАиС и ПСТГУ.

Метод апостола Фомы

– Церковь подняла вопрос о границах в исследовании чудес. Не понимается ли под этим, что в самом исследовании чуда есть что-то неблагочестивое?

– Человеку дано не только сердце и душа, любящие Творца, но и разум. Как сказано в Евангелии, «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душою твоею и всем разумением твоим» (Мф. 22: 37). Поэтому сама попытка разобраться, где чудо действительно имеет место, не может быть отвергнута Церковью. Церковь исследует мощи, предполагаемые останки святых на подлинность, факты мироточения, другие чудесные явления, и в этом нет ничего кощунственного. ...

Кроме того, важно помнить, что некоторые необычные явления: ясновидение, телепортация, «мироточение» изображений и прочие – могут иметь и демоническое происхождение – по попущению Божию. Встречаются также «естественные феномены»: внушаемость, гипнотизм, вызывание у себя с помощью психофизических техник стигматов (кровоточащих ран) и т. п. Об опасности соприкосновения с подобными областями и даже интереса к ним Церковь предупреждает постоянно.

Верующий ученый, который занимается познанием законов материального мира, может констатировать чудо, сказать: «Да, я сейчас пока не могу это объяснить». А дальше наступает область компетенции богословов, которые должны интерпретировать чудо, объяснить – для чего оно?

Что касается вопроса о допустимых границах в изучении чуда и применимости при изучении чуда конкретных технологий, никаких соборных установлений по этому поводу нет. Этот вопрос решает священноначалие соборным мнением, исходя из критерия пользы Церкви.

Но, проводя «экспертизу» чуда, важно помнить, что ты имеешь дело со святыней. Именно этический вопрос акцентирует Межсоборное присутствие, говоря о допустимых границах в изучении чудес.
...
– Допускает ли Церковь участие в исследованиях чудесных явлений неверующих ученых?

– Главный вопрос в том, что наука представлена конкретными людьми, а люди имеют разные мотивации: некоторые из них подобны апостолу Фоме, а некоторые – книжникам и фарисеям, которые до последнего не принимали факта свершившегося, засвидетельствованного чуда и даже после Воскресения говорили, что пришли ученики и украли Его Тело.

В идеале, если исследования проводит Церковь, желательно, чтобы их проводили ученые верующие, которые делают независимое экспертное заключение. Но если Церковь привлекает экспертов, не считающих себя верующими, желательно, чтобы они понимали, что у них в руках не просто объекты для исследования, а предметы, к которым многие люди относятся благоговейно.

Важно их уважение к людям, которые считают себя верующими и сталкиваются с необходимостью провести границу между чудесным и повседневным, по крайней мере такой критерий должен присутствовать. Даже если они атеисты, это должны быть люди, которые честно и искренне ищут истину, желают во всем разобраться, а не однозначно – ничего не принимать, и все!
...
Перед Галилеем извинились

– Не станет ли проблема «изучения чудес» причиной для напряжения отношений между Церковью и наукой?

– Мне кажется, наоборот. В последние десятилетия, после того как гонения на Церковь закончились, заметна тенденция сотрудничества Церкви с наукой. Да и сама комиссия по изучению чудес в Православной Церкви при Патриархии состоит из верующих ученых: физиков, биологов, археологов, антропологов, палеонтологов. К сожалению, среди православных христиан порой встречаются братья и сестры, которые отвергают необходимость разумного и рационального обоснования своей веры. Но контакт веры с наукой необходим как для веры, так и для науки.

Важно только работать на «своем поле». В истории Церкви, правда католической, были случаи, когда Церковь поддерживала какую-либо научную истину, а потом наука опровергала эту «истину» как устаревшую теорию. Например, Католическая Церковь догматизировала птолемеевскую систему мироздания, то есть признала ее единственной, безоговорочно согласующейся с Библией. А гелиоцентрическую систему Коперника, кстати вполне дисциплинированного католика, никакого не бунтаря, – отвергала.

Систему Коперника попытался защищать Галилей, также верный сын своей Церкви. Он написал философский трактат, в котором пытался показать, что Библия не является учебником по космологии, что нужно разделять естественно-научное знание и библейское откровение, что они дополняют друг друга, но не должны вступать в противоречие. Церковь увидела в этом мнении опасность и осудила Галилея, впрочем довольно мягко.

Прошло время, и гелиоцентрический принцип устроения Солнечной системы был опытно подтвержден. В результате в 1992 году покойный Иоанн Павел II вынужден был принести публичные извинения, говоря о том, что иерархи ошиблись, вынося приговор Галилею.

Стоит ли нам наступать на эти грабли, «догматизировать» ту или иную картину мира? Мы можем интерпретировать ее как модель, не более того. То есть, допустим, рождается какая-то новая научная картина мира. Почему Церковь должна ее сразу безоговорочно принимать и отказываться от своей толковательной традиции, не убедившись в том, что эти знания действительно проверены и достоверны?

Например, если мы говорим об эволюционных линиях, связанных с реконструкцией антропогенеза – происхождения человека, то каждый год здесь открывают что-то новое, и связи между этими звеньями пересматриваются. Поэтому Церковь не торопится высказываться однозначно, что-то отвергать или, напротив, безоговорочно следовать за каждым новым веянием в естествознании.

Ведь и сама наука развивается в соответствии со сформулированным еще в первой половине XX века в философии Карлом Поппером «принципом фальсификации» – открытости к возможной критике и опровержению. Церковь же вообще рассматривает картины мира как модели, которые в той или иной мере могут быть соотнесены с ее вероучением – в тех областях, которые касаются бытия человека, связанных с его спасением. А истинность или ложность научных моделей должны оценивать эксперты, ученые, то есть это вообще не область компетенции Церкви.

Церковь не противится изучению окружающего мира, не пытается затормозить этот процесс, в чем ее порой обвиняют. Церковь проявляет разумную осторожность и поднимает вопрос об этических рамках и об ответственности. Как получены новые знания? Как они применяются? Например, некоторые интереснейшие данные по биомедицине были получены во время Второй мировой войны в фашистских лагерях смерти. Этичен ли этот способ? Этичны ли эксперименты с эмбрионами человека? Церковь выступает не против исследований в области биомедицины в целом, а против такого их применения, которое противоречит учению о человеке как об образе Божием, о ценности каждой человеческой жизни с момента зачатия.

Необходимо, чтобы живой диалог между богословами и учеными развивался. Ведь любая естественно-научная концепция, будь то гелиоцентризм, теория Большого взрыва, квантовая механика или эволюционизм, могут иметь не только примитивно атеистические, материалистические, но гораздо более глубокие мировоззренческие интерпретации и в философии, и в богословии.

«Бог белых пятен»

– Но не слишком ли велика для такого диалога разность в подходах науки и веры, например, к чудесам?

– В Псалтири, в 103-м псалме, есть слова: «Призирает (Господь) на землю, и она трясется; прикасается к горам, и дымятся» (Пс. 103: 32). Наука фиксирует землетрясения, извержения вулканов и другие геофизические явления, а вот понять, как Господь «прикасается», это уж не сфера науки. Или в Книге Иова сказано про младенца: «Ибо Ты устроил внутренности мои, и соткал меня во чреве матери моей» (Пс. 138: 13). Любой эмбриолог представляет, как развивается плод, все естественные закономерности этого развития. Но в то же время «ткет» эту плоть Господь.

Например, в конце XVIII века естественно-научная картина мира была, как казалось, в основном завершена и называлась механистической. Мир, вышедший из рук Творца, представлял собой как бы «в совершенстве отлаженные часы» – механизм, в котором все взаимосвязано друг с другом жесткими причинно-следственными связями. То есть вселенная представала как некое законченное здание. Но возникал вопрос: если все причинно-следственно обусловлено, то где же место для Бога в этом мире? Получалось, что нигде. Тогда возникает деизм, философское направление, согласно которому Бог представлялся Часовщиком, сотворившим этот мир и «удалившимся на покой», а дальше все идет своим ходом. Иногда только Он вмешивается в те области, которые наука объяснить не может, так называемые белые пятна.

Поэтому уже в XIX веке родилось такое понятие как God of the gaps, «Бог белых пятен», то есть Он может действовать только там, где наука бессильна что-либо объяснить. Но тут возникает коллизия: если наука развивается и «белое пятно» закрывается, последнее «окошечко» для прямого действия Бога в этом мире захлопывается.

Эта проблема была решена в ХХ веке, когда родилась квантовая механика, возникла квантово-полевая картина мира, и выяснилось, что на самом тонком уровне организации материи нет прямых причинно-следственных связей, можно говорить лишь о вероятности реализации того или иного события. Это – фундаментальное свойство нашего мира. То есть ученые при рассмотрении каких-либо процессов сталкиваются только со «случаем», богослову же ничто не мешает то же событие объяснить промыслительным действием Божиим. Таким образом, Творец, не нарушая законов мироздания, постоянно присутствует в этом мире.

Есть интересный образ из области теории хаоса: взмах крыла бабочки в одном полушарии Земли, над Амазонией, может вызвать ураган в другом – над одним из графств в Англии. Можно вспомнить рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром» (A Sound of Thunder), в котором герой, путешествуя во времени, случайно раздавил бабочку, что изменило ход истории. Это образные примеры того, как Господь, не нарушая законов мироздания, постоянно «напоминает» о Своем присутствии в мире.

Но, как бы «вмешиваясь» в ход истории, может быть, иногда отменяя те законы, по которым существует мир, Господь всегда делает это «деликатно», оставляя за человеком право принять Его «вмешательство» или отвергнуть. Например: пророк Моисей изводит из Египта израильский народ. Их догоняет войско фараона, Моисей молится, по Божественному повелению дует сильный ветер, и воды моря расходятся. Сейчас некоторые ученые говорят о том, что такие явления возможны. То есть всегда у человека остается шанс объяснить чудо естественными причинами, без вмешательства Творца.

Грубо говоря, при сотворении чуда Бога никогда нельзя «поймать за руку». Иначе бы нарушалась свобода человека – он неумолимо ставился бы перед фактом существования Творца.

Вероятно, бытие имеет много пластов, но, наверное, Господь может иногда как бы «выключать» какие-то совокупности законов, Им созданных, и «включать» другие, которые нам неизвестны. Это – одно из возможных объяснений чудесного.

С другой стороны, тот, кто чувствует присутствие Живого Бога в этом мире, живет в атмосфере постоянного чуда. Здесь речь идет не о какой-то нездоровой экзальтированности, а о постоянном чувстве благодарности Творцу, «вызвавшему нас из небытия в бытие», и за Его попечение об этом мире.
...
http://www.nsad.ru/articles/ekspertiza-chuda