Перемирие новейшего времениМаксим СоколовГоворя о перемирии, обыкновенно держат в голове некоторый исторический прототип, чтобы понимать, чего ждать от нынешних минских соглашений. Все-таки люди и воюют, и замиряются со времен Ромула и Рема, и уж какой-то опыт тут накоплен.
Обыкновенно различают локальное и генеральное перемирие. Локальное перемирие чаще всего вовсе не имеет политической подкладки и заключается враждующими сторонами ради решения общих проблем. Например, проблемы уборки мертвых тел, ибо миазмы, заражающие воздух, равно губительны для обеих сторон. Сюда же относится перемирие для помощи раненым, для общей передышки равно измотанных противников, и праздничное перемирие — чтобы хоть на Рождество или Пасху не убивать друг друга. Свойство локального перемирия в том, что оно не означает никаких принципиальных подвижек в отношении будущих военных действий. Решили локальную задачу, в которой обе стороны заинтересованы — и опять приступили к взаимному ожесточенному истреблению.
Тогда как генеральное перемирие обыкновенно является плодом политического решения, распространяется на весь театр военных действий, а не только на его узкий участок и является условием для окончательных мирных переговоров. В идеале — для подписания мира, каковое подписание, конечно, может состояться, а может и нет. Но это уже вопрос не к военным, а к дипломатам и верховным политикам.
Классическим примером генерального перемирия может служить 11 ноября 1918 г. Еще затемно, в десять минут шестого в штабном вагоне в Компьенском лесу было подписано перемирие, и уже в 11.00 — спустя менее, чем шесть часов, — гигантская молотилка остановилась. На всем протяжении Западного фронта от швейцарской границы до Северного моря пушки замолчали. Первая мировая война закончилась.
Иногда генеральное перемирие срывается. Боевые действия между Францией и антифранцузской коалицией прекратились 4 июня 1813 г., чтобы опять возобновиться 11 августа. Наполеон и Меттерних не сошлись в условиях мира. Кстати, если бы Германия в 1919 г. не согласилась на условия Версальского мира, то и тогда война бы пошла по новой. Другое дело, что хотя мир для Германии был страшно тяжел, воевать уже не было сил. Но, конечно, и в 1813 и в 1918-19 гг. продолжение или окончательное прекращение войны всецело зависело от политического руководства. Невозможно представить себе, чтобы тогдашнее перемирие было сорвано и война возобновилась вследствие неуправляемых действий какого-нибудь батальона.
Сегодня представить это легче легкого. Напротив, чтобы предположить, что новое минское перемирие окажется долгосрочным и даже послужит предпосылкой к заключению форменного мира, нужно обладать изрядным оптимизмом. При том, что в прежние времена генеральное перемирие было именно шагом к заключительно мирной конференции — а как же иначе?
Одна из причин того, что "век нынешний и век минувший — свежо предание, а верится с трудом", заключается в том, что перемирия былых времен, как правило, заключались самими воюющими сторонами. Практика нынешнего времени, столь ярко проявившаяся в Минске, где формально нейтральная Россия понуждала к подписанию перемирия ДНР и ЛНР, а формально нейтральные Франция и Германией — Украину, прежде отсутствовала. Договаривались между собой сами неприятели и по собственному почину, внешнее принуждение к миру отсутствовало.
При отсутствии внешнего принуждения кровопролитие, с одной стороны могло идти дольше, но если уж было принято решение договариваться, то оно являлось следствием внутреннего убеждения, что дальше драться уже в самом деле силы нет. А внутреннее убеждение всегда сильнее внешнего принуждения.
Другая причина в том, что где-то начиная с XVIII до середины XX века. (по II мировую войну включительно) воевали между собой (по крайней мере, в Европе) регулярные армии централизованных государств, подчиняющиеся воле своих державных вождей. Если главнокомандующий отдал приказ о перемирии — приказ не обсуждается, а исполняется.
Такое, кстати, было не всегда, XVIII век действительно был веком прогресса — по крайней мере, в данном отношении. Еще в XVII веке (Тридцатилетняя война) и в более ранние эпохи (XVI век — религиозные войны во Франции и Германии, XIV-XV века — Столетняя война) основной боевой единицей были достаточно автономные отряды, подчинявшиеся верховным вождям постольку поскольку, а то и вовсе не подчинявшиеся. В частности, еще и этим объясняется и крайняя жестокость этих войн, и их протяженность: державной воли, могущей покончить с кровопролитием, не было. А добрая воля ландскнехтов переменчива. Не говоря о том, что чем же им заниматься в мирное время? Земледелием и ремеслами?
Слабость государственной власти — как киевской, так и новороссийской, — очень велика и отдает скорее веком XVII-м, нежели столетиями последующего регулярства. Отчего и надежда на прочность перемирия довольно слаба. Звучит крайне неприятно и цинично, дай Бог, чтобы это суждение было ошибочным, но к миру, являющемуся следствием общей усталости, обе стороны еще не готовы.
В 1919 году, ознакомившись с условиями Версальского мира, французский командующий маршал Фош сказал: "Это не мир, это перемирие на двадцать лет". Угадал тютелька в тютельку.
Обыкновенно эта фраза Фоша цитируется, чтобы подчеркнуть недальновидность версальских миротворцев, что, конечно, верно. Они посеяли зубы дракона, да еще какого. Но посмотрим на это высказывание и с другой стороны. Если бы по поводу минских соглашений 2015 г. было бы сказано: "Это не мир, это перемирие на двадцать лет", такая оценка по нынешним временам показалась бы всем необычайно лестной и оптимистической. Какие там двадцать лет — хотя бы полгода без ужасов войны продержаться.
Источник