Большой передел мира

Мало того, что формула «враг моего врага — мой друг» не всегда работает, так еще и совершенно не подходит к ситуации в Ираке. «Исламское государство» — это, в первую очередь, продукт суннито-шиитского противостояния и закономерный результат региональной «холодной войны», которую суннитские монархии Персидского залива, Израиль и Турция при поддержке США длительно время вели против Ирана и его союзников — Сирии, «Хизбаллы» и движения «шиитского пробуждения». Именно поэтому «Халифат» для Тегерана — враг, без вариантов и компромиссов. Для Вашингтона же «Исламское государство», если отбросить шелуху пропагандистских штампов о «походе против международного терроризма» и «борьбе с новым средневековьем», — более чем удобный предлог для продолжения «переформатирования Большого Ближнего Востока», создания новой системы сдержек и противовесов, которые с одной стороны сделали бы американский контроль над регионом менее затратным, а с другой — укрепили бы его с учетом появления новых игроков.

Поэтому нет никакой совместной войны Ирана и США против общего врага. Есть война Тегерана и очередная геополитическая комбинация Вашингтона. Конечные цели в Ираке у этих стран диаметрально противоположны.
За что воюет Тегеран в Ираке?
Главной целью, которую преследует военно-политическое руководство Ирана в прокси-войне против «Исламского государства» является, как бы ни парадоксально это звучало, сохранение Ирака как единого государства.
Военные возможности «халифата» оцениваются иранскими специалистами весьма скептически. В беседах с автором статьи они однозначно утверждали, что даже самые подготовленные отряды джихадистов не могут длительное время противостоять спецназу «Хизбаллы» и шиитского ополчения. Тем более — тактике рейдов и точечных ударов поисково-разведывательных групп этих подразделений, разработанной на базе наработок операций советского спецназа в Афганистане. По мнению иранских аналитиков, если бы не «входящие политические обстоятельства» — недееспособность регулярной иракской армии, особая позиция курдских ополченцев, двойственная политика Багдада по отношению к шиитским формированиям — с основными силами джихадистов было бы покончено в течении года.
Сохранение же Ирака как единого государства — гораздо более сложная задача, но без ее решения «иракскую кампанию» Тегеран может считать проигранной. Даже если в результате распада Ирака возникнет шиитское государство, над которым Ирану придется взять «шефство», проблем у Тегерана только прибавится. Не столько потому, что далеко не все иракские шииты лояльны Ирану и уж тем более не хотели бы становиться «протекторатом» Исламской республики, сколько из-за того, что, во-первых, будет разорван проходящий через иракскую территорию коридор «Тегеран-Дамаск». Во-вторых, неизбежно появляющийся в результате распада Ирака «Независимый Курдистан» — насквозь западный проект, в котором тесно сплелись интересы вашингтонских «ястребов», транснациональных корпораций, Израиля и турецких элит. Именно этот клубок — основные выгодополучатели от ведущегося руководством Иракского Курдистана «переформатирования» автономии в самостоятельное государство. Что же касается Тегерана, то для него независимый Курдистан — еще один серьезный вызов и плацдарм для антисирийской и антииранской деятельности с центром в Эрбиле, который в дальнейшем будет активно использоваться как США, так и региональными противниками Ирана.
Цели США: «Багдадский тракт до Дамаска»
Оценка американской операции против «Исламского государства» как геополитической комбинации с далеко идущими последствиями — отнюдь не преувеличение. В Вашингтоне считают, что «победу» над джихадистами должны одержать регулярная армия, курдские формирования «Пешмерга» и племенное ополчение арабов-суннитов. На этом список победителей исчерпывается, поскольку три эти силы будут вооружены американцами, обучены американцами и действовать будут под американским контролем. В комбинации США все совершенно ясно с Иракским Курдистаном — он должен стать независимым. Временное улучшение отношений между Тегераном и Эрбилем, вызванное тем, что Иран оперативно предоставил курдам вооружение и советников в самый драматичный период наступления исламистов, никого не должен вводить в заблуждение.
Определившись со стратегией, США сейчас «наверстывают упущенное», увеличивая в Ираке свой контингент советников и готовя массовые поставки вооружений для Пешмерга. Правительство в Эрбиле очень быстро забудет свои претензии к Вашингтону, как и то, что именно Иран первым пришел ему на помощь в отражении «блицкрига» исламистов. Уже сегодня в Иракском Курдистане раздаются голоса о том, что шиитское ополчение — куда более серьезная угроза для автономии, чем боевики «Исламского государства», тем более что атаки последних на позиции курдов носят сейчас скорее символический характер. И голоса эти становятся все громче. Прозвучавшее на днях недовольство Вашингтона тем, что отправляемое оружие попадает в руки шиитского ополчения, по сути, единственной силы, ведущей активные боевые действия, означает: любое усиление в Ираке «проиранских элементов» США воспринимает как крайне негативное явление, пусть они и воюют против «общего» противника, с дальнейшей судьбой которого тоже пока не все ясно.
Для будущего «Суннистана», государства иракских арабов, надежно перекрывающих коридор для иранской помощи Башару Асаду и «Хизбалле», те структуры управления, которые сейчас создает на контролируемых территориях «Исламское государство» — вполне подходящая вещь. А потому в Вашингтоне уже давно идут разговоры о том, что полностью «Халифат» уничтожать нельзя. Нужно просто физически ликвидировать его одиозное руководство, избавиться от слишком уж вызывающих элементов вроде шариатских судов и прочего «средневековья», а все остальное — использовать как ядро будущего суннитского государства.
Главное в американской комбинации заключается в том, что Ирак — лишь подготовительный этап к окончательному решению сирийского вопроса, то есть — свержения Башара Асада. «Переформатирование» Багдада — это строительство «дороги на Дамаск». В США открыто говорят о том, что свержение нынешнего сирийского правительства и замена его на «умеренный суннитский режим» станет сокрушительным поражением России, Ирана и Хизбаллы, от которого они уже не оправятся. Все действия и планы США в отношении Ирака подчинены этой большой цели.
***
На проходивших 19 ноября прошлого года в американском Конгрессе слушаниях «О следующих шагах внешней политики США в Сирии и Ираке», Эллиот Абрамс, ведущий специалист Совета по международным отношениям, произнес ключевые слова: «Победа Ираном „Исламского Государства“ будет означать поражение Соединенных Штатов». Поскольку важны не «халифат» и не Багдад, важен Дамаск. И далее: «На одной стороне — Иран, Хизбалла и Россия. На другом — Соединенные Штаты, ЕС и наши суннитские друзья из стран Залива. Имеет значение кто победит? Да, потому как во всем мире о власти, влиянии и воле Соединенных Штатов будут судить по результатам этого конфликта».

Хотя, если у проповедника морали в обезьяннике в руках будет палка — коммуникатор, дело быстро пойдет на лад. При первых же криках: «это художественный акт-перформанс!», «я художник — так вижу реальность!», нужно лишь увеличивать силу и частоту ударов. С животными по другому нельзя — они любят ласку, но понимают только побои. Увы.

Без ханжества, нас от животных мало что отличает — различия в физиологии, поведенческих инстинктах, социальных обязательствах, абсолютно ничтожны.
Даже в преображении окружающего пространства и уровне трудолюбия, рядовой бобер из Средней полосы России, вполне может сравниться с профессиональным строителем коттеджных поселков.
Единственное базовое отличие людей и животных — это Вера, свод простых и одновременно сложных законов заповедованных Кем-то, чтобы мы не превратились обратно в скотов. И, не смотря на все наши кровавые противоречия, «люди Книги» — христиане, мусульмане, иудеи — всегда найдут между собой общий язык. А со скотами — никогда. Может быть, именно поэтому, «на второй Египетской», я (и не только я, даже бесстрашный фотограф Андрей Стенин) чувствовали себя комфортнее в миллионной толпе мусульманских фанатиков у мечети Рабиа-Аль-Адавиа, и ежились среди либералов на площади Тахрир?
Первый раз это понимание пришло в диких обстоятельствах.
Весной 2011 года, нас с Сашей Коцем взяли в плен ливийские повстанцы-исламисты.
Взяли при выполнении профессионального долга. Проанализировав поток информации из повстанческой столицы — Бенгази, мы заметили такую любопытную деталь: никто и никогда ничего не писал о том, что происходит в глубине Киринаики, в песках Ливии, там, где находятся нефтеносные поля. По скупой официальной информации, власть там была в руках повстанцев. Верилось это с большим трудом, особенно после того, как мы буквально напоролись на разведку Каддафи в 180 километрах от Бенгази.
Официально, повстанцы контролировали большинство нефтяных месторождений Ливии, под эту непроверенную информацию Бенгази набрал кучу кредитов.Конечно, никто нам не дал поломать такую многомиллионную игру и за городом Адждаби, как только мы отклонились от привычных журналистских маршрутов, нас сразу же задержали.
Несколько часов, под конвоем, нас возили из штаба в штаб и допрашивали, дергая затворы давно не чищенных пистолетов. Настоящее беспокойство, зыбкое ощущение надвигающейся беды возникло к третьему часу задержания, когда нами занялся куратор. Молодой араб с «оскфордским» английским, в кевларовом бронежилете и в баллистических, противоосколочных «тактических» очках. Куратор погнал наши машины под внушительным конвоем якобы в Бенгази. Так он нам сказал. Но компас в моих часах и солнце, показывали, что везут нас все дальше и дальше на юг. Там, где на заброшенной авиабазе, в ангарах, находился натуральный повстанческий концлагерь. Судя по видео попавшему в Сеть, там даже «воинам Ичкерии» было чему поучиться.
Я покопался в своем рюкзаке, достал молитвослов. Иконка с 90-м псалом, как скользкая рыбка выскочила в мою ладонь из переплета книжечки. Я начал читать молитву, негромко, но так, чтобы слышал мой товарищ, сидящий на переднем сиденье.Охранник, изможденный негр с канадской автоматической винтовкой, вдруг посмотрел на меня с уважением.
Я заметил, что он внимательно слушает мой голос. Хотя, конечно, ничего не понимает. В машине стало как-то тихо, и радио заткнулось — его выключил водитель…
Я до сих пор не знаю точно, как эта сцена с христианской молитвой среди радикальных мусульман повлияла на нашу судьбу. Заступился ли за нас Бог после этой отчаянной проповеди среди иноверцев, или просто все так сложилось, но ночью мы оказались на свободе.