Для начала лирическое отступление об основах – все ИМХО без претензий на окончательность. Пространные философские рассуждения убрал под спойлер.
Скрытый текст
Философия, наука и искусство всю историю двигались вместе – что бы ни означали эти слова применительно к разным эпохам.
И философия модерна, и искусство модерна, и наука в классическом понимании этого слова шли рука об руку до определенного момента. В качестве примера приведу Черный квадрат Малевича. В момент его появления в философии был крайне популярен Ницше с его тезисом о смерти бога. Это была эпоха окончательного убиения традиционного, религиозного мировоззрения. И все содержание философии того времени крутилось вокруг этого. Так вот Черный квадрат создавался в рамках того же дискурса –и он был продемонстрирован следующим образом. Эта, с позволения сказать, картина висела в правом, «красном» углу экспозиции, именно так как вешают иконы – по диагонали к стенам и потолку. И символизировала именно икону, а сам черный квадрат на этой иконе, как раз и демонстрировал вот эту саму ницшеанскую смерть бога. В первый раз я эту идею услышал у Дугина. 5 минут яндекс-поиска выводят на фотографию экспозиции. И сама экспозиция в этом прочтении крайне интересна, как концептуальная идея «религии» кубизма.
Моментом, когда философия начала расходится с наукой можно считать, так называемый, копенгагенский консенсус, который принял т.н. копенгагенскую интерпретацию квантовой. механики. Если отбросить глубоко специфическую физическую аргументацию сторон, то суть конфликта, потребовавшего консенсуса, заключается в следующем. До квантовой механики все теории однозначно имели понятный, логичный смысл, типа житейскую интерпретацию. А с появлением и развитием квантовой механики – этот смысл начал теряться. Точнее, его вообще не осталось. Часть физиков, включая Эйнштейна, предлагали считать, что этот вид квантовой механики не имеет логической интерпретации, потому что мы не знаем каких-то параметров, которые при последующем обнаружении этот смысл придадут. Эту точку зрения можно проиллюстрировать словами Эйнштейна – Бог не бросает кости. Противоположная точка зрения, заключалась в том, что, к черту логические интерпретации, если абстрактные модели вполне себе работают и позволяют добиваться результатов. Эта точка зрения иллюстрируется словами – Заткнись и вычисляй – правда слова эти были сказаны значительно позже достижения консенсуса. Так вот суть консенсуса как раз и заключалась в том, что в целом научное сообщество договорилось не искать какого-то смысла, а использовать математический аппарат на всю катушку, даже если это невозможно логически объяснить или интерпретировать.
В результате, например, стали появляться работы, в которых рассматривались некие модели, описываемые уравнениями, которые имели решение только в тринадцатимерном пространстве. Используемый математический аппарат настолько усложнился, что в некоторых его ответвлениях реально что-то понимают – 6-7 человек в мире. А для остальных это ответвление превращается в вопрос веры. Я, естественно, несколько утрирую, но тем не менее. Понятно, что никакой философ подобные теории ну никак не сможет приспособить под философские нужды. Почему это было так важно для философов? Потому что одна из трех основных опор любого мировоззрения, и соответственно философии, является вопрос онтологии – то есть, примерно, ответа на вопрос, что существует, а что нет. А как можно вообще говорить о тринадцатимерном пространстве – если и четырехмерное-то в голову не влазит. И как это вообще соотносится с существованием. Поэтому философы начали искать другие пути и дружно вляпались в структурализм.
Отцом основателем считается Сосюр, но там целый пласт лингвистов, включая Трубецкого и Выготского. Истоки прихода структурализма для философов в том, что физика, как наука, вдарилась в чистую абстракцию и стала не в состоянии генерить прозрачные идеи о сущем, поэтому за основу надо принять мерило всего – человеческий мозг. В нем то и содержится основа сущего. То есть, идея структуралистов заключалась в том, что самое главное язык. И критерий сущего такой – если в языке нет слова, обозначающего некое явление, то это явление для нас и не существует. При этом предполагалось, что в структурах мозга должен быть некий предустановленный протоязык с протолексикой и протограмматикой, на которых базируются уже собственно реальные языки. Ну и вот ранние структуралисты начали искать этот протоязык. Естественно, нихрена не нашли. Но нагородили целую кучу литературы про означающее (знак, символ и т.д. ), обозначаемое и обозначающего. Потом плюнули на это дело и тут подоспел постмодерн и структуралисты перекрасились в поздних структуралистов, которые пришли в выводу, что хранителем значений слов является социум в целом и значение слова в каждый конкретный момент это результат консенсуса в социуме о том, что сегодня у этого слова именно такое значение. При этом под действием различных факторов это значение все время «плывет», потому что меняется состояние субъектов консенсуса.
Ну а дальше они распространили этот тезис на категорию «правда». Звучит это ровно так же – хранителем того, является ли что-то правдой, является социум в целом, и понимание правдивости высказывания в каждый конкретный момент времени это результат консенсуса в социуме о том, что сегодня является правдой. При этом под действием различных факторов это понимание правдивости все время «плывет», потому что меняется состояние субъектов консенсуса. То есть, нет никакой объективной, существующей вне социума правды. Правда – это то, что социум договорился считать правдой.
Скрытый текст
Ну такому пониманию немало поспособствовали позитивисты – это те, кто считает, что мерилом всего является эксперимент и если что-то не воспроизведено в эксперименте, то значит не может считаться истиной.
И в части правды можно привести миллион исторических примеров, которые можно считать экспериментами, правды как консенсуса – ну та же террацентричная система мира. А сменившая ее гелиоцентричная, то же дефектная, хотя бы потому что вращение происходит не вокруг Солнца, а вокруг общего центра масс, не говоря уже о других представлениях о массе и пространстве - ну вроде того, что все движение происходит по прямой просто структура пространства такова, что когда мы смотрим на него из пространства, имеющего больше измерений, то мы интерпретируем это движением как вращение..
Но нет ни одного эксперимента, доказывающего существование абсолютной правды – это гипотеза пока не подтверждена никаким опытом, а потому не может быть тем, что можно положить в фундамент чего-то.
Поэтому остается класть в основу позитивистско-структуралистского мировоззрения правду, как консенсус.
Кстати, отсюда же растут ноги у признания своих прошлых ошибок западными политиками. У нас это интерпретируют как прозрение, что не имеет под собой никакого основания. Там логика принципиально другая. При понимании правды, как консенсуса, просто невозможно в прошлом не совершать ошибок – ну тогда был такой консенсус и это было правдой – сейчас другой и сейчас правда другая. И признание ошибок, это вовсе не признание прошлой некомпетентности - это проявление нынешней компетентности и открытости.
Обнаружив такой нежданный поворот рассуждений, западные мыслители тут же натянули его на глобус главного вопроса для западного элитария – что такое власть??? И если раньше они считали, что власть – это узурпация права применения насилия, то теперь они добавили к этому еще и «право называть».
Кстати, вестфальский мир подразумевает суверенитет в старом прочтении, поэтому и устарел. И ждет нас впереди «истфальский» мир, который положит конец деятельности СиэНэН и прочих называльщиков, и скажет, что суверен вправе на своей территории не только применять насилие к любой группе, но также вправе называть явления, происходящие на его территории. Но это не скоро, а пока все дружно юзают дыру в вестфальской системе, фехтуя названиями с разной степенью изящества. Причем все выглядит как обычно – начал агрессию Запад, сейчас получит очередных люлей и запросит мира и в результате будет заключен «истфальский мир». А еще через 100 лет ура-патриоты будут говорить «
Эх зря в Берлине остановились Эх зря истфальский мир подписали –
надо было до Ирландии дойти – надо было затроллить их до смерти".
Это первый столп современного западного медийного пространства и его заказчиков.
Второй столп – это репутация. Это только тираны обеспечивают себе существование прямым вмешательством в судебный процесс. А вот на цивилизованном Западе суд независим и его независимость поддерживается всей элитой. И именно это выглядит неким оксюмороном – зачем элите так себя ограничивать. Да, низачем. Она себя и не ограничивает. Просто существует другой метод – отличный от прямого вмешательства – не менее эффективный и внешне очень прогрессивный. Этот метод измерение репутации. При всех равных – правее тот, у кого лучше репутация.
Примеров тому не счесть. Из свежего – фильм «Миллиарды», где изображено противостояние прокурора и миллиардера со СтенаУлицы. Так вот в фильме прокурору абсолютно фиолетова доказательная база преступления – почти весь фильм заруба идет чисто на репутационном поле. Выглядит все это примерно так «Ага, наконец то он сделал то-то и то-то, а это народ не любит – значит, мы можем начать собирать доказательства».
История со Стросс-Каном – все обвинение развалилось потому что оказалось, что у потерпевшей темное прошлое. Ну и так далее.
Если выделять суть этого подхода, то звучит она так – неважно каковы факты в твою пользу, если у тебя плохая репутация.
И в результате это порождает прямой перенос житейского правила «Чтобы что-то очистить, надо что-то испачкать» на социальный уровень, причем в некой извращенной форме. И если переносить эту извращенность назад на житейский уровень, то выглядит это так – чтобы что-то очистить, надо доказать, что «чистилка» еще грязнее, чем то, что мы собрались очистить.
Вот собственно и весь аппарат, которым пользуется медийный цивилизованный мир. Яркой моделью социума, в котором сталкиваются некие мнения, является западный суд присяжных, где две стороны доказывают свою точку зрения двенадцати достойным гражданам. И у адвокатов на западе ровно два способа действия. Первый – переназвать событие в свою пользу, будь то с помощью прецедента, навязывания терминологии или просто артистической убедительности, причем невзирая на факты. Второй убить репутацию противной стороны – потому что это сразу убьет все факты, говорящие в пользу этой самой противной стороны.
И когда мы смотрим на тему с вмешательством в выборы через призму этих инструментов, то это генерит ровно две интерпретации. Если это первый инструмент, то это наезд на Трампа с целью переназвать его победу, с целью отменить результаты выборов и т.д.. А если это второй инструмент, то это попытка очистить Клинтон от ее косяков, участников пиццагейта от их косяков. Потому что, о, ужас, мотивация хакеров, дискредитировать самые демократичные выборы в мире, настолько ужасна, что совершенно неважно какие факты опубликованы. Собственно их то никто особо и не обсуждает. Причем изящества добавляет тизер с участием России. Это вторая обертка. В результате горячая новость – это не то, что опубликовали хакеры, и даже не то, что хакеры пытались помешать торжеству демократии. Горячая новость в том, что в этом участвовал лично Путин.
Я что-то думаю, что в данном случае речь идет именно о втором инструменте. Если это так, то не будет никакой революции – Трамп спокойно станет президентом, и мы увидим, что думают те, кто поставил Трампа, по делам его.
То, что это происходит с таким беспрецедентным надрывом может говорить двух вещах. Либо реально зацепили очень болезненную тему, в которой участвует большое количество больших людей. Либо сама медийная система начала давать сбои, о чем собственно свидетельствуют результаты выборов, несмотря на жесткую игру СМИ на стороне Клинтон. А когда у нас что-то не получается, то мы проходим через три фазы – сначала мы делаем то же самое только «сильнее», здесь большинство людей и застревают. Потом мы пытаемся сделать то же самое по-другому. Потом пытаемся сделать другое.