Большой передел мира

Французский президент Эммануэль Макрон на минувшей неделе стал наглядным подтверждением данного тезиса, сделав несколько заявлений, заставивших не только их комментировать отдельных европейских лидеров, но и вызывая мысль о необходимости серьезного анализа существующей ситуации как во Франции, так и в Европе вообще.

На самом деле от Франции всегда можно ожидать «сюрпризов». Сохраняя память о своем былом величии в европейских делах, обладая не самым слабым по европейским меркам экономическим потенциалом (по крайней мере несравнимым с большинством других стран Европы), наконец, обладая природным апломбом и стремлением доминировать во всех делах Франция в лице своих лидеров нередко позволяла себе «выходки», которые многими ее соседями расценивались мягко говоря неоднозначно. При этом такие выходки были совершенно неоднозначными, порой вредными для страны, а порой, наоборот, приводившими к ее усилению.

Так, в свое время большая часть соседей сочла сумасбродством позицию легендарного Шарля де Голя, который смог в послевоенной Европе сделать ряд решительных шагов: вывел Францию из военного альянса НАТО (причем сделал это показательно. Альянс был вынужден не только смириться с потерей одной из крупнейших армий, но и сменить прописку с Парижа на Брюссель), а также предъявил США финансовый ультиматум, потребовав в 1965 году обменять бумажные доллары на золото, обрушив тем самым золотой эквивалент доллара.

Среди нового поколения французских политиков де Голя увы нет. Последний реальный политик, заботившийся более о Франции чем о личном благе, или мифических «общеевропейских интересах» Жак Ширак недавно был с почетом похоронен. Однако и в настоящее время Франция периодически «взрывает» тихий омут Евросоюза, поднимая такие вопросы, которые, со всей очевидностью, беспокоят многих, но не могут быть озвучены, то ли из отсутствия политической решимости, то ли из пресловутой «псевдосолидарности» стран альянса или союза.

Значительная часть его высказываний обращалась к будущему Европейского Союза. В этом плане и Макрон как персоналия и французские политики вообще по большинству придерживаются взгляда на необходимость сохранения и развития Евросоюза (Марин ле Пэн не в счет, это совсем друга игра). И до этого Франция пыталась взять лидерство в ЕС. Так, например, в недалеком прошлом Н. Саркози открыл новый тренд движения Евросоюза, предлагая посредством Средиземноморского союза включить в европейские дела Северную Африку (где традиционно имелись французские интересы, а в самой Франции немалое число выходцев оттуда). Закончилось это, правда, печально. Попытками государственных переворотов в странах Магриба, арабской весной, а затем и последовавшими кровавыми событиями в Ливии и ряде других стран. В общем то план провалился.

Макрон в большей мере предлагает не следование каким-то заморским горизонтам, а укрепление ЕС как организации. Евросоюз, и без того испытывающий негативное влияние BREXIT, пока что в основном политическое и идеологическое, нов будущем возможно и экономическое, крайне заинтересован в поддержании своего статуса, как привлекательного европейского интеграционного проекта.

При этом Макрон призывает не к расширению границ ЕС – как границ участия, так и границ влияния, а новые форматы его работы. Он напрямую говорит о том, что нужно прекратить безумное расширение Евросоюза. И в этом можно согласиться. Принятие сран Восточной Европы не только опустила ЕС в пучину политических склок, скандалов и противостояний, но и сделала более уязвимым экономически.

Макрон стремится пересматривать экономические подходы Евросоюза, а также требует внесения поправки в договор о Европейском союзе для большей независимости Брюсселя от НАТО в вопросах обороны. На этом фоне его многочисленные высказывания о необходимости создания объединенной европейской армии полностью ложатся в канву его заявлений по ЕС.

Объяснения этому могу быть простые. Франция стремится перехватить у Германии первенство в европейских делах. Это в принципе возможно, учитывая, что Франция – одна из ведущих экономик ЕС, а Германия сейчас испытывает естественные политические сложности, связанные с постепенной утратой доверия традиционных партий ХДС/ХСС и СДПГ, что с очень большой вероятностью сделает Германию менее управляемой, а значит и менее влиятельной в европейских структурах. Чем не шанс для Франции?

То, что НАТО лишилось с развалом бывшего СССР смысла к существованию – очевидно. То, что ему искусственно стараются придать осмысленность в виде фейковой политики по «организации защиты Прибалтики и Польши от России», при условии неимения у России в политическом анамнезе, каких-то желаний военного воздействия на Прибалтику и Польшу, тоже безусловный факт. И Макрон, задавая такие вопросы, конечно же прав. Тем более, что отсутствие единства НАТО было явлено прямо перед текущим саммитом НАТО (3-4 декабря) и было связано с заявлением Турции об отсутствии стремления подписывать какие-либо документы по защите Польши и Прибалтики от российской угрозы.

Крайне интересно, что главным оппонентом Макрона по поводу «смерти мозга» выступил как раз турецкий лидер Эрдоган. Участие в этой перепалки с одной стороны привело к вызову в МИД Франции турецкого посла в Париже, а с другой позволило Эрдогану набрать политические очки и если не избавится от ярлыка «разрушителя НАТО» (по поводу истории с приобретением у России комплексов С-400), то по крайней мере немного отойти от этой позиции. В свою очередь Меркель (на правах лидера другой крупнейшей страны ЕС и члена НАТО) заявила о неправоте Макрона, неспособности Европы самостоятельно себя защитить, попутно приплетая вопрос Крыма и ситуации на востоке Украины, а также призывая увеличить сборы в пользу НАТО.

В результате такой истеричной реакции на в общем то оправданное (хот и несколько художественно преувеличенное) заявление Макрона проблема отсутствия в НАТО единой позиции и видения будущего стало не просто обсуждаемым вопросом, а практически утвержденным фактом. А как иначе, если лидеры ведущих стран НАТО рисуют совершенно противоположные картины видения будущего данного альянса. Для Трампа НАТО это тягота, которую несет США, за что, по его мнению, остальные должны приплатить США. Для Макрона – это бремя, мешающее лидерским устремлениям Франции (в организации из которой французы вышли, а затем вернулись ведущие позиции им не занять), для Меркель … для нее судя по всему сохранение НАТО и возвеличивание миссии этого образование часть политической игры в том числе на внутреннем поле. Ее заявление о том, что немецкие солдаты на границах единой Европы в Прибалтике защищают чт- то там вызывает желание заметить, что делают они это снова, как в 1941.

Однако, президент Франции не просто какой-то заштатный политик из Европарламента, а все же лицо, наделенное властью. И это лицо уже не первый раз заявляет о необходимости перезагрузки отношений с Россией, при этом слова пытается подкрепить какими-никакими делами в виде назначения «представителя ЕС по перезагрузке отношений с Россией». Конечно, президент Франции не имеет права в одиночку действовать от имени ЕС. Об этом Макрону уже неоднократно сделали замечания. Но логика французского президента понятна. Такое назначение – это символизм. Дескать Франция действует не от себя лично, а от коллективного Запада, заинтересованного в восстановлении отношений с Россией.

Именно Макрон стал одним из основных активаторов продвижения минских соглашений. В этом процессе он пытается привести в чувство и украинского президента Зеленского, для которого каждый шаг в сторону исполнения минских соглашений, как пробежка по минному полю. Он находится на контакте с кремлем, фактически воспринимая российское видение урегулирования на Украине, и согласовывая позиции по освещению российских шагов по нормализации ситуации (типа возврата украинских катеров).

При этом, спешность этих шагов, уже отмечавшаяся мною ранее показывает, что для Франции (как вероятно и для всего ЕС) снятие барьеров в отношениях с Россией имеет важное значение в контексте текущего развития экономической и политической ситуации в мире. Франция (выступая в этом вопросе как выразитель интересов ЕС по деблокировке взаимодействия с Россией) фактически открывает новый тренд в отношениях, когда коллективный Запад оказывается разделен на Старую континентальную Европу и Евроатлантический мир. При этом граница между этими блоками пролегает не по берегам океанов и морей, не по государственным границам, а по креслам в парламентах (разделяя отдельные фракции) и по местам в кабинетах министров (прекрасное подтверждение тому ситуация в Эстонии, где нынешний президент готов ехать в Россию открывать новое здание посольства под острой критикой СМИ, а министр иностранных дел поднимает вопрос о требованиях к России о возврате мифических «эстонских» территорий).

Первая плоскость - это историческая память. Франция воспринимает себя в качестве продолжателя государства с большой исторической традицией, большими победами и достижениями. В последнее время таких побед не было. Более того, Франция начала скатываться во второстепенность как в мировых, так и в Европейских делах. В мировых она не самый экономически сильный игрок, она постепенно теряет свои исконные зоны геополитического влияния на Ближнем Востоке (где уже потеряла позиции в Сирии и готова потерять их в Ливане), в Магрибе, Сахиле и Западной Африке (неудачные попытки противостояния исламскому экстремизму и фактически отвод на второстепенные роли в некоторых государствах Африки, одна только ситуация в Центрально Африканской республике чего стоит. Конечно можно сказать, что Франции ничего не угрожает, что боевиков почти нет, а их сопротивление минимально. Но речь не об этом. Речь о том, что Франция реально утрачивает рычаги влияния и это - процесс, только начавшийся, вероятно будет продолжаться и дальше).

Вторая плоскость - это экономическое содержание. Торговая война между ЕС и США находится в настоящее время в режиме отложенного ожидания. В первую очередь из-за того, что с Китаем штатам не удается подписать даже первую фазу торгового договора, а воевать на два фронта и с Китаем, и с Европой США не могут (это слишком дорого). Но вероятность, что в ближайшее время европейский фронт торговой войны откроется не просто возможна, но и неизбежна. В такой ситуации сохранение размолвок с Россией, в том числе и с позиций взаимных санкций для ЕС оказывается слишком тяжелой ношей (теряли и до этого, вот только ранее это не оказывало такого эффекта, ка к в условиях торговой войны с США). Тем более, что экономический фронт имеет и двойное дно. Трамп практически не скрывает, что его задачей в НАТО является впаривание партнером американского и желательно только американского вооружения. И если с условными Объединенными Арабскими Эмиратами или Саудовской Аравией все просто (они готовы взять поделки американского ВПК ради отношений с Вашингтоном), то с Европой все хуже. Поставленный в Европу американский танк или самолет – это не поставленный туда же европейский танк, или самолет. А Франция обладает до настоящего времени мощностями и в авиастроении, и в изготовлении радаров, приборов ночного видения и многого другого. В результате демарш Макрона по поводу НАТО и заявления по единой европейской армии могут легко завершиться, если НАТО согласится на французскую квоту на поставку вооружений в страны НАТО. Ничего личного, просто бизнес.

Третья плоскость, связана с самостоятельным восприятием Франции в Евросоюзе. Выход Великобритании из ЕС при одновременной политической чехарде в Германии (на следующих выборах в бундестаг ХДС/ХСС могут просто лишиться лидерства, а союз христианских демократов с СДПГ большинства, даже в условиях переплетения к ним удобных союзников). Весьма вероятно, что в Германии в итоге придется создавать коалиционное правительство с участием Альтернативы для Германии, а это как минимум значит, что начнутся острые баталии по внутригерманским делам. Какое уж тут европейское лидерство? Вот и оказывается, что основным игроком (сильнейшим в ЕС) станет Франция, для чего нужно предлагать новые стратегии всему Евросоюзу, что Франция и пытается сделать.

Наконец, четвертая плоскость, это природа самого Макрона. Это то, что Макрон (как фигура абсолютно искусственная и фактически на выборах внесенная в Елисейский дворец заинтересованными лицами) «отрабатывает» у заказчика определенный тренд поведения. А тренд этот требует от Макрона стать оппонентом Трампа по всему широкому перечню вопросов, который встает в мировой политике. Трамп против соглашений по климату – Макрон их продвигает. Трамп за польско-прибалтийскую стратегию в НАТО, Макрон это воспринимает критически и т.д. В Макроне мы видим такого «анти-Трампа», образ политика (опять же нарисованный), который должен показать избирателям, что Трампу есть альтернатива, более привлекательная и выстроенная.

Советский Союз распался уже почти тридцать лет назад. Срок достаточный, чтобы сменилось поколение (в том числе и политическое), но совершенно недостаточный для того, чтобы были полностью отставлены глубинные тренды в судьбах государств.

Россия, как правопреемник бывшего СССР и исторический наследник Российской Империи, Московского царства и прочих исторических реинкарнаций себя не может не восприниматься в качестве интегратора на постсоветском пространстве и на ближайших подступах к нему.

И дело тут не в экономической целесообразности, не в политической воле, ни в конъюнктуре или чем-то еще. Дело в стереотипе, который нельзя сломать. Сломанными могут быть стереотипы собственные, по отношению к которым можно применить волю и как-то все развернуть в другом направлении, но не стереотипы других. Тех кто, что бы ни делал, какие бы жесты не пускал в эфир, какими бы символическими и не очень шагами не обставлял свою политику, все равно будут воспринимать тебя в лекалах прошлого (XX) и позапрошлого (XIX) веков.

А в анамнезе у России - Российская Империя, сражавшаяся на Балканах, делившая Польшу (хотя кто ее не делил в прошлые то века), игравшая в «Большую Игру» с Великобританией в Центральной Азии. А в анамнезе у России – Советский Союз – задавивший нацизм в его логове, имевший экономических партнеров и военные векторы по всему миру, от Африки и Юго-Восточной Азии до Карибского моря.

В общем – что бы не делала Россия, какие бы мирные инициативы не предлагала, на какие бы уступки (не дай Бог вполне хватило начала 90-х) не шла восприятие будет одно и то же. Россия воспринимается как игрок, обреченный переформатировать под себя пространства в Евразии в пределах бывшего Советского Союза. А отсюда появляются порой совершенно безумные идеи, типа великой шахматной доски Бжезинского по которой Россия не может восстановить свой имперский потенциал без Украины. Естественно, в тех пространствах координат, который Бжезинский закладывал не может, ведь он смотрел на Россию, как на некую смесь Советского Союза и Российской Империи. И не мог смотреть иначе. Потому что стереотипы. Потому что привычки. Потому что страшно, что Россия может выбрать иной тренд развития.

Как вечна и Югославия, например. В условиях социалистического государства, допускавшего сецессию (выход республик из состава союза) скрепление этого союза проводилось по традиционной схеме – критической нарезки границ. Границы советского Союза были нарисованы таким образом, что ни одна республика не могла гарантировать себе нормального существования вне союза. Возникновения национальных конфликтов, конфликтов по поводу отдельных территорий было заложено в самой конструкции советской федерации. Которую можно было развалить, но только пустив себе пулю в лоб в виде либо гражданской войны (как в Таджикистане), либо внутреннего конфликта. При этом такой конфликт мало кого миновал, в том числе и Россию. Напомню, что осетино-ингушский конфликт, а затем и практически все периметрические конфликты (с Грузией по поводу Абхазии и Южной Осетии, с Украиной по поводу Крыма) были запрограммированы советским государственным устройством. И то, что некоторые из них не начались было скорее следствием слабости власти того или иного государства, а не отсутствием возможности.

Сейчас постсоветское пространство напоминает крайне сложное и невнятное с точки зрения экономических интересов пространство. Существует СНГ как некий общего пространства (по сути, являющийся неудачным перефразом (Содружества британской нации), откровенно «втюханного» Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу в Беловежской пуще, видимо интересантами развала СССР.

Существует Евразийский экономический союз, как ядро экономической интеграции, полный противоречий, но постепенно движущийся к унификации экономического пространства. Проблемой является скорее непонимание что собственно строится, то ли реинкарнация Евразийского экономического сообщества, то ли Евросоюз 2.0., то ли будущая закладка для чего то большего. Аналогичным ЕАЭС в оборонной сфере является ОДКБ. Суммарное понимание данных структур определяет в качестве ядра сохранения евразийских и военно-политических экономических связей Россию, Белоруссию, Казахстан, Армению и Киргизстан.

Есть ряд территорий, которые пытаются генерировать некий продукт «не России». Это, ставшие жертвой международных политических игр (хотя и имевших к таким результатам предрасположенность, такую политическую виктимность). К их числу можно отнести Грузию, Украину, в недалеком прошлом Молдавию.

Есть ряд государств, которые пытаются либо искать какие-то новые форматы самовыражения (по сути убеждая себя, что они все же государства), а с другой занимая политику предельно осторожную и отстраненную от большинства внешних форматов. В качестве таковых можно назвать Узбекистан И. Каримова, Туркменистан С. Ниязова и Г. Бердымухамедова, Азербайджан клана Алиевых (Гейдар, Ильхам и прочие).

Отдельной строкой Прибалтика – одной из первых показавшая себя «независимой», прибившаяся к Европейскому Союзу и пытающаяся играть какую т иную роль помимо традиционно-исторической. Получается плохо. Проект Европейской Прибалтики неминуемо приводит к строительству такой Прибалтике где угодно, кроме собственно побережья Балтийского моря, в Великобритании, Франции, Германии (всюду, куда уезжают жители прибалтийских государств).

Первый этап – это 1991-1999 годы. Период, в который Россия откровенно пыталась понять, что она такое и куда вообще идет. Период в которой сохранение внутреннего единства было куда более важно задачей, чем попытка хоть каких-то решений на постсоветском пространстве. Период, где во многом вялая реакция на конфликты по периметру, была, пожалуй, единственным трендом внешней политики на постсоветском пространстве. Приземление оказалось болезненным. Экономический кризис 1998 года показал, что Россия не может жить по навязанным экономическим лекалам, а политический кризис 1999 года, где одновременно с внутренним кризисом вокруг сохранения у власти полуживого Ельцина, развивался и внешнеполитический кризис – бомбардировки Югославии, показавший, что западные «партнеры» совершенно не собираются считаться с мнением и интересами России.

Второй этап, пришелся на 2000-2007 годы, когда Россия начала формировать фундамент для собственного развития, при этом на постсоветском пространстве, используя крайне сомнительную процедуру «умиротворения». Не поднимая спорных и острых тем, не влезая во внутренние дела, поддерживая тех, кто у руля, назначая послами не специалистов–международников, а отставных «ссыльных» политиков (Черномырдин, Зурабов, Вишняков, Суриков и прочие), занимаясь фактически благотворительной раздачей энергоносителей и военной техники бывшего СССР. Очевидно такая политика не могла принести сколь-нибудь видимых успехов. И не принесла, так как на фоне происходящего бывшие союзные республики попросту начали искать новые пространства координат в которых могли бы укрепится. Последствия оказались болезненными. И если украинский майдан 2004 года воспринимался как негативный, но все же сравнительно безопасный эпизод, то грузинская авантюра 2008, приведшая к «пятидневной войне» показала, что так дальше действовать нельзя, т.к. это чревато прямыми потерями России. Россия нуждалась в стратегии по ближнему зарубежью. И определенные шаги были начаты. Начались они в контексте Мюнхенской речи В.В. Путина. 2007 года, когда был явлен уклон на обеспечение суверенитета России и ее участия в мировой геополитической игре.

Третий этап – 2008-2014 года, был связан с попыткой выстраивания комплексных механизмов интеграции на постсоветском пространстве. Появился Таможенный Союз, который позднее превратился в Евразийский Экономически Союз.

Появились первые ростки политики, направленной не на соглашательство с местными элитами, а на попытку требовать от них определенных уступок. Речь идет в частности о «газовых войнах» с Украиной и Белоруссией, которые с той или иной системностью приводили к хоть каким то, но результатам, учитывающим российские интересы. Полноценно влезать во внутренние дела бывших советских республик, менять неугодные правительства на угодные, пропихивать собственные культурно-идеологические паттерны на чужой почве Россия так и не научилась, зато испугала коллективный Запад попытками включить в Евразийскую геоэкономическую орбиту Украину. Произошедшие в 2014 году события предопределили некий новый водораздел российской политики на пространстве бывшего СССР.

Заключительный эта, начавшийся в 2014 году и продолжающийся до настоящего времени фактически сводится к трем моментам.

Во-первых, к попытке ведения более прагматической постсоветской политики, где кроме пряника, есть еще и кнут. Такая политика, безусловно более рациональна, о чем скажет любой социолог или политолог. При этом, однако, зачастую у бывших республик СССР были свои козыри в борьбе против России. Одна только попытка Украины шантажировать Россию чем угодно, от воды до Крыма, до авиасообщений чего стоит.

Во-вторых, к отыгрышу противостояния с «коллективным Западом» когда вслед за возвратом Крыма США и ЕС начали санкционную войну, не прекратившуюся до сих пор. На страны бывшего СССР это подействовало вполне однозначно. Некоторая степен десантирования от России проявилась практически у всех. Желания попасть под каток санкций, потерять МВФ-ную кредитную иглу, или подвергнуться обструкции не желал ни один лидер бывших союзных республик.

В-третьих, казус Крыма. Скажу честно, что он сильно напугал все постсоветские государства. Не обращая внимания на то, что на Украине был государственный переворот, возврат Крыма все без исключения постсоветские лидеры восприняли как прямую и явную угрозу лично им, пытаясь проводить политику (зачастую неуместную и иногда даже вредную своим странам) по десантированию от России. /Кто-то пытался латинизировать свой алфавит, кто-то заигрывал с санкционными режимами, кто-то «глушил» голос России в лице RT и Спутника. В общем упражнялись как могли на тему «как бы уберечься от поглощения» не понимая двух моментов.

Первое. У России нет намерений кого-то поглощать или присоединять, хотя бы потому, что гармоничное межгосударственное сотрудничество выгоднее, чем затраты на интеграцию (причем не только по экономическим, но и ряду других моментов).

Второе. Невозможно сделать что-то такое с состоявшимся государством, обладающим устойчивой социальной идентичностью. Ни того, ни другого как правило не возникало, а попытки сделать что-то такое приводили к гротеску. Молдаване при таком подходе бодро становятся румынами, попадая из огня в полымя, украинцы начинают бодро копать Черное море и учить египтян строить пирамиды, туркмены разучивать рухнаму и отмечать день рождения алабая и прочее, прочее, прочее. Попытка «наваять» на ровном месте новый культурный код вообще обречена на провал, а на пространстве бывшего СССР еще и в купе с массовой миграцией населения.

Однако, следует отметить, что параллельно с этим началась работа над выстраиванием новых трендов в политике на пространстве бывшего СССР, основанная на необходимости решительного противодействия постороннему влиянию на постсоветском пространстве и одновременно формированию более надежных фундаментов для экономических процессов. Иногда они для соседей имеют знак плюс, а иногда и большой минус, как, например, в отношении Прибалтики, для которой Россией фактически созданы все условия для самоизоляции. Порт Усть-Луга в ближайшее время может выкачать остатки транзита и перевалки из Прибалтики, не поставка нефти на НПЗ Прибалтики фактически обнулит Прибалтийские энергетические возможности, наличие контрсанкций против ЕС добивает Прибалтийский продовольственный сектор, серьезная работа российских структур обнулила список клиентов прибалтийских банков (в результате они начали сыпаться один за другим). Осталось для полного счастья запустить в сети контррекламу прибалтийскому туризму и республики повиснут на полном обеспечении ЕС (видимо у Германии много лишних денег).

В части ЕАЭС следует отметить два знаковых момента. Во-первых, эту структуру признали в мире. Подписание торговых договоров с ЕАЭС со все ускоряющемся трендом и в ближайшее время можно ожидать постановки этого на поток.

Во-вторых, тихо, шаг за шагом, ЕАЭС накопил критическую массу сфер в которых произошла интеграция. Попытки заявлений о желательности выхода из ЕАЭС теперь натыкаются на проблему того, что это принесет негативные последствия в большей мере, чем позитивные (я прекрасно понимаю, что, исходя из такой логики, майдан 2014 на Украине просто бы не состоялся, но он состоялся, вопреки эконмическим интересам Украины. Я также понимаю, что от этого не застрахован никто на постсоветском пространстве, однако степень невыгодности выхода все более и более возрастает).

Активная работа ЕАЭС по созданию унифицированной базу регулирования торговых отношений, создает задел для более углубленной интеграции, а появляющиеся тренды позволяют прогнозировать уже в ближайшее время увеличение числа членов ЕАЭС. Сейчас идет проработка вопроса о присоединении (полномасштабном) к ЕАЭС Узбекистана, вкладываются основания для аналогичного продвижения в части Таджикистана, наконец вполне можно предположить повышения уровня работы в организации для Молдавии с учетом существующего расклада там политических сил. На следующем этапе речь может зайти о ряде других постсоветских государств, а также, что весьма вероятно, первых членах ЕАЭС не из числа бывших союзных республик. Речь может идти в перспективе 3-5 лет о включении в ЕАЭС Сирии и Монголии.

Второй уровень отрабатывался на частично признанных государствах, например, Южной Осетии (готовой к вступлению в состав России хоть завтра, но российское руководство ожидает пока что оплошности с грузинской стороны) и сейчас готовится к отработке на примере Союзного Государства Белоруссии и России. Об этом чуть подробнее далее.

В год 20-летия союза пришло время наполнить его практическим содержанием. Разработаны дорожные карты по продвижению к союзному государству и утверждаются (с серьезным скрипом). При этом, стремление Белорусской стороны перевести диалог в сторону экономических преференций практически полностью пресекается российской стороной. Жестко и планомерно. Более того. Без подписания дорожных карт не удет ни согласования льгот по поставке газа, ни вопросы выделения нефтепродуктов для белорусских НПЗ, ни ряда других интересных Белоруссии вещей.

Хоть в последнее время Лукашенко и начал вести громкую (а иногда и просто хамскую) риторику в СМИ, российское руководство очевидно не их тех, кого можно было бы напугать такой риторикой. По большому счету выхода у белорусских властей нет, Лукашенко ожидают выборы осенью 2020 года, а проводить их в условиях экономического кризиса будет очень непросто.

По-хорошему, дорожные карты должны были согласовать еще в начале ноября. Но сроки были «успешно» пропущены. В результате согласование дорожных карт пришлось делать под пристальным руководством премьеров. Согласовать, однако, удалось всего 20 карт из 31, остальное было оставлено на потом. Потом затянулось до последней недели.

Появились новости, что 5 декабря на встрече с депутатами Александр Лукашенко сделает историческое заявление. О чем не упоминается. По-хорошему, вероятно, о Союзном Государстве. И вариантов может быть только два. Или интеграция, или отказ от Союзного Государства.

Учитывая, что 6 декабря должна состояться встреча премьеров двух стран Медведева и Румаса это все же должно быть сообщение об интеграции, т.к. если распускать Союз, то совсем не ясно зачем на следующий день встречаться.

Наконец, 8 ноября планируется подписание соглашения. Объем дорожных карт даже в том контексте, который доносится в качестве слухов позволяет говорить о серьезных прорывах. Посол Белоруссии в России Семашко упомянул о создании Парламента и Правительства Союзного Государства. Велась дискуссия о единой валюте. Говорилось о новом едином гражданском, административном и налоговом кодексе двух стран. То есть о широком перечне мер, создающих ситуацию упрощенной политической интеграции в будущем.

Стоит отметить, что первоначальный тренд – объединение с Белоруссией как попытка решить проблему 2024 практически изжил себя. Для транзита, судя по всему, избрано другое магистральное направление. Нынешняя волна интеграции с Белоруссией должна рассматриваться как некий испытательный стенд, на котором будут испытываться отдельные нюансы такой интеграции. Для будущих процессов.