Напряженность на Корейском полуострове

«Если у вас есть деньги, Южная Корея — замечательное место. Но если денег нет…» — она не договорила.
Подобные жалобы — широко распространенное явление среди представителей поколения Хван. Их родители пережили период умопомрачительного экономического подъема Южной Кореи в 1960-е и 1970-е годы, а затем и приход демократии в 1980-х годах. Но те, кто родился после окончания этого периода стремительного расцвета, наблюдают только его негативные стороны: мегалитические компании предлагают своим сотрудникам статус и хорошую зарплату, а все остальные вынуждены кое-как сводить концы с концами.
После финансового кризиса 2008 года многие люди по всему миру потеряли работу, жилье и надежду. Но в Южной Корее эти потери ощущаются особенно остро из-за резкого контраста с головокружительным периодом индустриализации.
Экономика Южной Кореи буксует: в прошлом году ее рост замедлился до 2,6%, и это замедление сопровождается ростом числа сотрудников, получающих серые зарплаты и не имеющих никаких льгот и социальных гарантий — эта тенденция крайне остро ощущается теми, кто старается продвинуться вверх по карьерной лестнице. По данным Корейского института труда, почти две трети молодых людей из тех, кто получил работу в прошлом году, работают «по-серому».
Даже те, кто работает в серьезных конгломератах, чувствуют себя крайней неуверенно, потому что такие компании, как Samsung, Hyundai и Doosan, с легкостью увольняют своих сотрудников и заставляют их уходить на пенсию раньше срока.
Все больше молодых корейцев обращаются к социальным сетям, чтобы пожаловаться на свое тяжелое положение.
В Facebook есть группа «Ад Чосон», к которой уже присоединились более 5 тысяч пользователей, а также отдельный сайт «Hell Korea», где пользователи выкладывают изображения и фотографии, иллюстрирующие ужасное положение жителей Южной Кореи: длинный рабочий день, высокий уровень самоубийств и даже высокие цены на снэки.
Многочисленные онлайн-форумы предлагают самые разные советы для тех, кто хочет изменить свою жизнь. Некоторые подобные сайты помогают гражданам Южной Кореи подавать заявки на службу в армии США — это позволяет гораздо быстрее получить американское гражданство. Некоторые дают советы по программам подготовки для начинающих сварщиков — по слухам, именно таких специалистов не хватает в США и Канаде.
И этот феномен выходит за рамки интернета. Роман «Потому что я ненавижу Южную Корею» (Because I Hate South Korea) Джана Кан-Миюнга (Jang Kang-myung), где описывается судьба молодой женщины, эмигрировавшей в Австралию, занял одну из верхних позиций в списке бестселлеров.
Когда писатель Сон Арам (Son A-ram) опубликовал статью под названием «Декларация рухнувшего государства» в газете Kyunghyang Shinmun, она быстро распространилась в сети.
«Если моя жизнь останется такой, я не вижу перед собой никакого будущего, — говорит 22-летняя Ли Га-Хийон (Lee Ga-hyeon), которая сделала перерыв в изучении права, чтобы поработать в союзе работников на неполной ставке. — В Южной Корее "неполная ставка" означает, что вы работаете полный день за минимальную зарплату».
Пока Ли училась, она работала в ресторане McDonald’s, а затем в сети пекарен. После целого дня в университете она была вынуждена работать по шесть часов пять дней в неделю. Ей приходилось отдавать почти половину своего месячного заработка за аренду комнаты «размером с обувную коробку».
«Я хочу стать сертифицированным специалистом по трудовому праву, чтобы помогать другим людям, оказавшимся в подобных обстоятельствах», — объясняет она.
Люди, у которых есть более стабильная работа, чувствуют себя чуть-чуть более счастливыми. В Южной Корее 14-часовой рабочий день — это норма. В 2012 году один из кандидатов на выборах от левоцентристской партии выстроил свою кампанию вокруг слогана «Жизнь с вечерами».
34-летний Сун, чья супруга ушла с работы, когда в прошлом году у них родилась дочь, перешел на менее престижную должность, потому что ему регулярно приходилось работать с восьми утра до часа ночи. «Мой начальник всегда говорил, что на первом месте стоит компания, а семья — на втором», — рассказал Сун, который попросил не называть его полное имя из-за страха перед возможными неприятностями на работе.
По словам многих молодых людей, больше всего расстраивает то, что их родители, которые работали не покладая рук, чтобы построить «Корейскую мечту», уверены, что решить эту проблему можно только начав работать еще упорнее.
«Мои родители считают, что я недостаточно стараюсь», — сказал 31-летний Йо Джун-Хун (Yeo Jung-hoon), который прежде работал на организацию, занимающуюся защитой окружающей среды, а теперь модерирует группу под названием «Союз неквалифицированных работников» в Facebook.
«Однажды после совещания мой начальник сказал перед всеми, что я не подхожу для этой работы. Я почувствовал себя униженным, но не мог уйти, потому что мне нужны были деньги. Это ад, из которого невозможно выбраться».

Таким образом, никаких проблем между Пекином и Пхеньяном нет, а есть резко активизировавшаяся с приходом Д. Трампа динамика в китайско-американских отношениях, в которых Пекин стремится «обменять» денуклеаризацию Северной Кореи на режим наибольшего благоприятствования в отношениях с США. Ядерная программа КНДР — это не только и не столько северокорейский, сколько китайский козырь, и она призвана держать Вашингтон «на коротком поводке», ограничивая амбиции президента-миллиардера по «выправлению» двустороннего торгового баланса.
Официально, публично, говорится о том, что денуклеаризация «обменивается» на американские гарантии безопасности КНДР. И если деньги (безопасность) утром, то вечером — стулья (денуклеаризация), а если вечером деньги — то соответственно утром стулья. На деле же безопасностью Пхеньян наделяют в Пекине. С ядерным потенциалом КНР, параметры которого тщательно засекречены китайской стороной и не охвачены международными соглашениями в рамках контроля над стратегическими вооружениями, США сейчас приходится считаться.
А до того, как пришлось, сам Пекин в значительной мере полагался уже на российский сегмент глобального стратегического баланса. Поэтому Россия и ныне присутствует в этом переговорном процессе как существенный фактор, и влияние на ситуацию при минимуме соответствующей риторики оказывает куда большее, чем, например, японская словесная трескотня в стиле «за все хорошее и против всего плохого».
В пользу того, что дело обстоит именно таким образом, говорит и посвященная визиту Ким Чен Ына статья в «Жэнминь жибао»: «Посредником в этом треугольнике Китай видит себя. Приглашение Киму приехать с визитом в Китай поступило сразу после встречи Си и Трампа в Буэнос-Айресе. Усилия Китая на этом направлении стали не последней причиной прогресса в северокорейском урегулировании».
Разве непонятно, что приглашение Кима в Пекин, сделанное после Аргентины, говорит о том, что ставки подняты до уровня, на котором нужно задействовать ядерный аргумент? Вашингтон же со своей стороны ставки тоже задрал, добившись от Канады задержания в Ванкувере Мэн Ваньчжоу, финансового директора Huawei Technologies. Почему?
В Буэнос-Айресе Си Цзиньпин пошел на компромисс, уступив части требований Д. Трампа, но в ответ, следовательно, активизировал болезненный до принципиальности для американской стороны вопрос о ядерной программе КНДР. Арест топ-менеджера китайского телекоммуникационного холдинга — это, скорее всего, прямолинейно-встречная импульсивная реакция хозяина Белого дома, взбешенного непредсказуемой для него гибкостью оппонента, увязавшего свои уступки с наиболее чувствительным для Д. Трампа вопросом внешней политики.



Пхеньян же использует сложившуюся ситуацию для продвижения повестки межкорейского сближения, играя на этом на противоречиях Сеула с Вашингтоном, с одной стороны, и с Токио, этим вечным вассалом и марионеткой США, с другой. Проигрывая в Дальневосточном регионе партию за партией и находясь в положении цугцванга, японский лидер Синдзо Абэ изо всех сил пытается взять реванш по «Курильскому» вопросу, и именно здесь заключены причины его беспрецедентной напористости, если не сказать наглости. Мосты сожжены, и «двум смертям не бывать, а одной не миновать».
Все, что можно было проиграть в регионе, Япония проиграла, и Абэ прекрасно понимает, что если размен северокорейской денуклеаризации на торговый мир Пекина с Вашингтоном состоится, то потерпит фиаско в этом раскладе опять Токио. Причем проиграет он стратегически: как только корейское объединение встанет в реальную повестку дня, шансы Японии сохранить над собой американский «зонтик» безопасности резко ослабеют, и в полный рост встанет перспектива разборок с Китаем. Благо поводов к этому — от исторической памяти до спора вокруг островов Сенкаку/Дяоюйдао — предостаточно.
На еще один аспект беспрецедентной интенсивности китайско-северокорейского диалога обращается внимание в том же материале партийного официоза КПК и КНР: «Еще одна причина визита — экономические соображения. Ким хочет позаимствовать опыт китайской политики реформ и открытости, так как он вплотную занялся вопросом народного благополучия и поиском стратегии развития. Учитывая то, что сохраняется часть американских санкций против КНДР, содействие Китая здесь очень важно».
Точка! И где теперь досужие аналитики с их поисками в китайско-северокорейских отношениях «черной кошки в темной комнате, где ее нет»?

Особенности северокорейской рыбалки
Главное, что нужно иметь в виду, когда речь идет о рыбной промышленности Северной Кореи, что она является частной. Фактическая приватизация прибрежного рыболовства началась еще в конце 1980-х и в целом завершилась к концу 1990-х.
Некоторые из крупных рыболовных судов с металлическим корпусом, водоизмещение которых исчисляется сотнями тонн, по-прежнему принадлежат государству, хотя частный капитал во многих случаях добрался и до таких кораблей. Однако количество крупных судов остается небольшим, и встречаются они в море редко. Когда-то, в 1970-е годы, правительство КНДР возлагало большие надежды на развитие масштабного промышленного рыболовства, но усилия не дали желаемых результатов.
Когда в начале 1990-х годов на северокорейскую экономику обрушился жесточайший кризис, обнаружилось, что крупные корабли нуждаются в слишком большом количестве топлива. В результате неэкономичные гиганты в основном оказались на приколе, а ведущую роль в промысле сейчас играют небольшие и недолговечные, но очень дешевые деревянные суда, которые почти всегда находятся в частной собственности.
Однако северокорейское законодательство не допускает самого существования частной собственности. После того как северокорейский предприниматель приобретает новое судно, на котором он собирается ходить в море за рыбой, ему необходимо сначала организовать формальную регистрацию судна в качестве собственности какого-нибудь государственного учреждения, предприятия или даже воинской части. Так, на бумаге судно магическим образом превращается в государственную собственность, но на практике владелец строит (или приобретает) его за свои деньги, а потом за свои же деньги нанимает необходимый для работы в море экипаж, несет все связанные с промыслом риски и распоряжается кораблем и уловом в целом по своему усмотрению.
Владелец регулярно платит определенную фиксированную сумму тому предприятию или учреждению, которое предоставляет ему регистрацию. Поскольку новая северокорейская рыночная экономика работает на наличных, у руководителей такой крыши нет возможности узнать, сколько денег зарабатывает конкретный судовладелец. Поэтому вместо отчислений доли прибыли ему устанавливается фиксированная ставка платежей. Конкретный размер взноса зависит от многих факторов, но в целом обычно платить надо около $100–150 в месяц.
При этом речь идет не о взятке или еще какой-то коррупционной операции. Такие платежи являются официальными, и деньги почти всегда попадают в казну соответствующего государственного предприятия, так что их можно рассматривать как специфическую форму регистрационного сбора.
Регистрация жизненно необходима любому рыбаку – в первую очередь потому, что позволяет обзавестись документами, без которых пограничники просто не выпустят корабль в море (пограничный контроль на северокорейском побережье очень строг).
При каком именно государственном предприятии или воинской части зарегистрирован корабль, особого значения не имеет. Например, весьма выгодной среди рыбаков считается регистрация при северокорейских спецслужбах, но это вовсе не означает, что формально принадлежащий северокорейской разведке рыболовный корабль занимается доставкой агентов в Южную Корею. Скорее всего, он просто мирно ловит кальмаров, а формальная бумага с грозными печатями помогает решать вопросы с пограничниками, инспекторами рыбоохраны и иными потенциальными источниками проблем.
Типичный корабль с деревянным корпусом дешев в изготовлении. Цена такого судна десять лет назад была около $800, а сейчас выросла до $1200–1300. Львиную долю общей стоимости судна составляет двигатель. Корпус заказывают у профессиональных плотников, работающих на дому. Деревянные корпуса не рассчитаны на долгое использование, поэтому северокорейские рыбаки так легко жертвуют ими, если случается какая-то авария.
В последнее время стали появляться признаки, что корабли-призраки, о которых до недавнего времени писали довольно мало, могут оказаться в центре внимания мировой прессы. Часто утверждается, что резкое увеличение их количества стало результатом каких-то изменений в политике северокорейского правительства с намеком на то, что злобные северокорейские чиновники и мрачные офицеры тайной полиции заставляют бедных рыбаков уходить дальше в море, чтобы добыть больше рыбы, на выручку от продажи которой, конечно же, будут делаться атомные бомбы и покупаться «лексусы» для высших чиновников.
Понятно, что реальная картина выглядит куда сложнее. Как ни парадоксально, значительное увеличение числа трагических инцидентов во многом обусловлено именно приватизацией рыбной отрасли и общим переходом к рыночной экономике, пусть и в своеобразной форме. В опасное путешествие северокорейских рыбаков гонит не столько тайная полиция (она обычно тут совсем ни при чем), а пресловутая невидимая рука рынка. Но почему она так активно заработала именно сейчас, если приватизация прошла еще в 1990-е?

Море зовет
В первом приближении тут можно выделить четыре основных фактора.
Фактор 1: больше рыбаков. Первая и главная причина ухода в открытое море – это резкий рост количества северокорейских рыболовных кораблей. В последнее время предприятия куда активнее заключают сделки с индивидуальными предпринимателями, которые собираются покупать лодки. Сделки эти выгодны для предприятий, которые получают регулярные взносы фактически ни за что – за простое предоставление крыши.
Также начатые Ким Чен Ыном реформы заметно улучшили экономическую ситуацию в стране. Все больше северокорейцев могут позволить себе заплатить тысячу с лишним долларов за небольшой корабль, а потом попытать счастья где-нибудь на море.
Рыбный промысел не только труден и опасен, но и выгоден. Для жителей маленьких городов восточного побережья Северной Кореи, особенно для тех, кому не повезло родиться в семье начальства, главной надеждой на приличный заработок остается именно работа в рыбной промышленности – другой хорошей работы там в принципе нет.
Рост количества судов означает усиление конкуренции. Недавно я услышал от северокорейских рыбаков, что сейчас в море рыбаков больше, чем рыбы. В попытках уйти от конкурентов и найти рыбные места северокорейские рыбаки ведут свои корабли в открытое море.
Фактор 2: меньше рыбы. За последние годы я переговорил не с одним десятком северокорейских рыбаков и рыбопереработчиков, и все они считают, что с середины 1990-х запасы в прибрежных водах Северной Кореи постепенно скудеют. Основная причина ясна – хищническая добыча, игнорирование любых запретов и ограничений.
Власти Северной Кореи пытаются как-то решить эту проблему. В стране существуют ограничения на количество и размер рыбы, которую можно добывать. Но эти ограничения игнорируются, поскольку в условиях жесткой конкуренции рыбаки не собираются добровольно отказываться от значительной части своего улова и, следовательно, от будущих доходов. Кроме того, хроническая коррумпированность северокорейской бюрократии означает, что за небольшую взятку инспекторы готовы закрыть глаза на самые вопиющие нарушения.
Свою роль может играть и изменение климата. Жители восточного побережья Кореи говорят, что за последние десять лет морские течения в этом районе изменили свой обычный маршрут и многие породы рыбы просто ушли в море вслед за отклонившимся течением.
Фактор 3: международные санкции и снижение цен. Еще один фактор – это введенные ООН и активно поддерживаемые Китаем международные санкции, которые были резко ужесточены в 2016–2017 годах. С 1990-х годов корейский прибрежный промысел стал ориентироваться почти исключительно на экспорт. Практически все ценное, что было добыто северокорейскими рыбаками, в итоге уходило на экспорт в Китай.
Китайцы по-прежнему покупают большую часть северокорейского улова, но теперь они делают это незаконно, поскольку экспорт северокорейских морепродуктов полностью запрещен резолюциями Совета Безопасности ООН. Естественно, когда китайские дилеры покупают контрабандные морепродукты, они требуют скидок за риск, так что закупочные цены на кальмаров и рыбу с введением санкций заметно снизились. В то же время ставка фиксированного платежа за регистрацию для северокорейских рыбаков не изменилась.
Фактор 4: мало денег. Еще одна проблема – низкий технический уровень судов, который, в свою очередь, отражает общую бедность страны и нехватку капитала у предпринимателей. В последнее время появляется все больше людей, которые могут позволить себе вложить тысячу долларов в приобретение корабля для прибрежного лова. Но строительство кораблей, на которых можно было бы безопасно ходить на сотни миль, обойдется значительно дороже – и большинству потенциальных вкладчиков такие инвестиции не по карману.
Технологии, конечно, не стоят на месте, причем некоторые улучшения иногда даже поощряются властями Северной Кореи. Двигатели стали и надежнее, и экономичнее, и мощнее, чем 25 лет назад, на заре частного прибрежного рыболовства. В некоторых случаях владелец даже может установить на корабль два двигателя, существенно снижая риск неприятностей в море.
Важно и то, что в последние годы был ослаблен официальный контроль над навигационным оборудованием. До начала 2010-х годов северокорейским рыбакам не разрешалось использовать GPS, им запрещали даже брать радиоприемник со свободной настройкой (последний запрет, впрочем, обычно игнорировался). Сейчас большинство судов имеют системы GPS, а часто – и небольшой радиопередатчик, который позволяет поддерживать связь с судами, находящимися в непосредственной близости. Тем не менее нехватка капитала остается немалой проблемой.
Ирония ситуации с кораблями-призраками заключается в том, что проблема создана теми силами, которые в перспективе работают на улучшение ситуации в Северной Корее, – силами рынка снизу и реформ сверху. В целом перемены последних лет улучшили жизнь большинства северокорейцев, но они также создали ситуацию, когда все больше рыбаков уходят в рискованные походы в открытое море.
Означает ли все это, что проблема нерешаема и количество кораблей-призраков будет только расти? Скорее всего, именно так и обстоят дела в краткосрочной перспективе. А в долгосрочной тут есть только одно решение – экономический рост. Если у северокорейских рыбаков будет больше денег, они смогут строить большие корабли или найдут иные, менее опасные источники доходов. Если в стране будет больше денег, реальной станет и эффективная природоохрана. Однако экономический рост – дело долгое, и Северная Корея вряд ли станет исключением из этого правила.