Сирийский ответ России

1)      Каковы наши цели в Сирии и Ближнем Востоке?

2)      Какие ресурсы мы готовы потратить на их достижение?

3)      Каковая будет реакция остального мира, включая террористические структуры, с которыми борются наши Воздушно-космические силы в Сирии?

4)      Каковы риски?

Вначале требуется ответить на первый вопрос, связанный с задачами, которые поставило российское руководство перед собой перед принятием решения о начале активных действий в Сирии и здесь, несомненно, одной из главнейших задач является уничтожение боевиков Исламского государства. Тот факт, что согласно данным ФСБ за эту квазигосударственную террористическую организацию воюют свыше 2400 граждан России [1], сам по себе является веской причиной, чтобы вмешаться в ситуацию с целью уничтожить террористов до того, как они начнут возвращаться в Россию. Очевидно, такой подход логичен и действительно важен для национальной безопасности нашей страны. Другое дело, что столь активно вмешиваться в обстановку требовалось намного раньше, однако целью данной статьи не является обсуждение причин, по которым российское руководство не стало предпринимать подобные шаги раньше. Важнее другое, а именно акцентирование внимания на том, что наиболее важным геостратегическим приоритетом в регионе для нас остается сохранение режима Б. Асада. Если сирийское правительство падет вместе с подконтрольной ему территорией, то мы потеряем свой последний форпост на Ближнем Востоке и будем вытеснены из него другими игроками, будучи вынуждены довольствоваться статусом наблюдателя, а не активного участника. Хочется отметить один нюанс: с точки зрения узконациональных интересов для России непринципиально, как должен зваться президент Сирии – Асад или как-то по-другому. Для нас принципиально, чтобы лидер был пророссийским и никак иначе. Любая альтернатива, сиречь, прозападность, абсолютно недопустима и неприемлема. Однако, проблема в том, что кроме Б. Асада, имеющего значительный авторитет среди сирийского народа и местной элиты, никакого иного пророссийского лидера не просматривается. Следовательно, сохранение Б. Асада у власти, а вместе с ним и Сирии, является для нас более высоким приоритетом, нежели подрыв боевого потенциала Исламского государства. Данный вывод связан с двумя факторами. Первый заключается в том, что с потерей Б. Асада мы потеряем мощный плацдарм и не сможем активно влиять на ситуацию, поскольку вместе с базой в Тартусе мы лишимся возможности наносить молниеносные удары, подобные тем, которые наносим сейчас. В частности, использование базы в Латакии позволяет российской авиации достигать практически любой цели на территории Сирии в течение 25 минут с момента вылета. Несомненно, с точки зрения боевой эффективности близость расположения нашей базы к объектам инфраструктуры боевиков имеет большое значение.

Следующий вопрос связан с ресурсами, необходимыми затратить для достижения поставленных целей. Достаточно ли одной авиации для того, чтобы коренным образом изменить военную ситуацию в Сирии? Мнения на этот счет разделились. В районе Латакии сформирована авиагруппа воздушно-космических сил России, состоящая более чем из 50 самолетов и вертолетов [5], включающая самолеты Су-24М, Су-25, Су-30СМ, Су-34. Среднюю частоту вылетов можно оценить из заявлений официального представителя Минобороны РФ генерал-майора Игоря Конашенкова [6], когда 5 октября «авиацией РФ с авиабазы «Хмеймим» совершено 15 боевых вылетов Су-34, Су-24М и Су-25» и нанесены «удары по десяти объектам бандформирований террористов». При сохранении текущей тенденции за месяц российская авиация нанесет порядка 450 ударов по позициям боевиков, а при увеличении частоты вылетов цифра будет только расти, и это не считая ударов, которые осуществляются с кораблей Каспийской флотилии из акватории Каспиского моря. Первые 60 вылетов привели к поражению около 50 объектов инфраструктуры боевиков, т.е. соотношение составляет почти один к одному: один вылет – один уничтоженный объект. Вопрос, сможет ли авиация сохранить такой темп длительное время и, наконец, можно ли будет обойтись без использования наземных сил? Как показала практика, ни американцам, ни Советскому Союзу часто не удавалось ограничится одними авиаударами при достижении военно-политических и стратегических целей в подобных масштабных конфликтах, проходящих за пределами их территории, а необходимость задействовать наземный контингент вставала в полный рост. В случае с Сирией роль наземных сил выполняет Сирийская арабская армия, однако ее ресурс серьезно истощен за более чем четыре года войны. Без наземных сил добиться стратегического результата за счет применения авиации будет вряд ли возможно. Несомненно, действия сирийских войск, а также помогающих им иранских спецслужб и подконтрольных им шиитских формирований, станут более эффективными, имея российское прикрытие с воздуха, но это не гарантирует стратегический эффект, из-за чего существует вероятность, что Россия задействует ограниченный наземный военный контингент. Кроме того, есть основания считать, что на территории Сирии в той или иной степени уже действуют наши силы спецназначения, осуществляющие разведку позиций и объектов инфраструктуры боевиков независимо или, возможно, совместно со своими сирийскими коллегами. Однозначно утверждать на этот счет ничего нельзя ввиду закрытого характера информации, однако высокий уровень разведданных, на основе которых и проводятся удары с воздуха, а также точность и эффективность действий российской авиации позволяют выдвинуть предположение о наличии наших специалистов. В итоге на данный момент трудно сказать, достаточно ли будет тех сил, которые Россия сосредоточила в Сирии, для достижения поставленных целей, но не исключено, в будущем нам придется наращивать группировку ВКС и вводить небольшой наземный контингент.   

Третий и четвертый вопросы следует рассмотреть единым целым. Реакция Запада и некоторых других стран в виде совместной декларации, опубликованной на сайте министрества иностранных дел Турции [7], оказалась довольно предсказуемой. Составляющие подобных заявлений можно разделить на две части. Первая связана с тем, что удары, наносимые ВКС РФ действительно приходятся не только (и не столько) по боевикам ИГ, сколько по тем террористическим организациям, которые спонсируются Западом, некоторыми странами Персидского залива и Турцией. Сюда же следует отнести и т. н. «сирийскую оппозицию», включая «Свободную сирийскую армию», представители которой зачастую переходят в сирийское подразделение Аль-Каеды – Джебхат ан-Нусру, и другие организации подобного рода. Второй аспект связан с принципиальным недовольством Запада любыми попытками усилиться со стороны России, тем более в столь важном регионе, как Ближний Восток. Присутствие ее ВКС серьезным образом нарушает планы Запада и его союзников, поскольку не позволяет начать нанесение ударов по позициям правительственных сил Сирии, о чем и говорил Б. Обама [8], заявляя о готовности бомбить войска Б. Асада, если они продолжат атаковать подконтрольные американцам группировки. Собственно, именно под эти задачи Вашингтону во многом и требовалась военно-воздушная база Инджирлик в Турции, чтобы де-факто устроить над Сирией бесполетную зону под видом борьбы с Исламским государством. Причем, подобные действия должны были осуществляться без резолюции и мандата СБ ООН. Недопущение ливийского сценария в Сирии является не менее, а, возможно, и более важным, чем непосредственное уничтожение баз и военной техники боевиков, поскольку в случае реализации планов США по нанесению ударов по сирийским правительственным силам, исход войны был бы предрешен, т.к. без воздушного прикрытия армия Б. Асада потеряла бы одно из своих главных преимуществ над боевиками. Присутствие же российской авиаций практически исключает такую возможность. На этом фоне со стороны Запада моментально пошли информационные вбросы о якобы погибших мирных жителях от ударов российской аваиации, а то, что дезинформационные ролики появились раньше самих ударов, говорит о заранее спланированной провокации против России. Поведение официальной Москвы вполне логично; с ее стороны присутствует постоянное акцентирование внимания на том, что все действия наших сил направлены исключительно против Исламского государства и прочих террористов, а не для поддержки Б. Асада. Как представляется, в дальнейшем подобная линия поведения будет сохранена, по крайней мере, до достижения стратегического результата, при условии, если таковой ставится.

Говоря о рисках, необходимо понимать, что Запад с одной стороны постарается сделать все для ослабления позиций России в Сирии, а с другой – Россия должна будет увеличить свое присутствие до неприемлемого для нее уровня. Ничего взаимоисключающего в данной постановке нет. Запад будет создавать такие условия для Москвы, чтобы ей ничего не оставалось, кроме как все больше ввязаться в конфликт, тратя при этом огромные ресурсы, но не сумев достичь стратегического результата для себя. Такой сценарий возможен, если, например, исламистам в том или ином виде будет оказана значительная помощь для противодействия российской авиации и сирийской армии. В таком случае Россию попытаются вынудить сильнее вмешаться, чем она изначально планировала, поскольку без усиления своего присутствия может оказаться невозможным сохранение достигнутых результатов. Тогда повышается риск неприемлемых издержек, связанных с войной и у российского руководства останется только два варианта – продолжать наращивать присутствие в Сирии или уйти, потерпев, в первую очередь, политическое и информационное поражение. Запад устроят оба варианта. Возможностей у США для оказания помощи боевикам масса, тем более некоторые из них уже попросили о средствах борьбы с российской авиацией, о чем сообщила газета The Washington Post с ссылкой на группировки т.н. сирийской вооруженной оппозиции «Таджама аль-Изза» и «Сукур Аль-Джабаль» [9]. Например, переносные зенитно-ракетные комплексы (ПЗРК) могут быть переданы подготавливаемым ЦРУ и Пентагоном боевикам вооруженной «оппозиции», часть из которой «случайно» для американских военных и спецслужб перейдет в стан откровенных террористов из той же Джебхат ан-Нусры. По мнению автора, совершенно очевидно, что подобные переходы не могли являться неожиданностью для американских спецслужб: имея огромные аналитические возможности, представляется крайне сомнительным, чтобы в ЦРУ и Пентагоне не понимали, с кем имеют дело. На каждого подготавливаемого ими «оппозиционера» имеется обширное активное досье, составляется психологически портрет, дается оценка к склонности к переходу в радикальные исламистские организации, поэтому разговоры о провалах подобных программ подготовки смотрятся как минимум подозрительно. Куда вероятней, что американцы прекрасно понимали, что взращенные ими боевики с большими шансами переметнуться к джихадистам, как только пересекут границу Сирии. Следовательно, американская разведка не просто понимала высокий риск и низкую эффективность от подобных программ подготовки, а сознательно действовала таким образом. Цель очевидна: интербригадам наемников, борющихся с правительством Б. Асада, необходимо легальное прикрытие, желательно окутанное ореолом борьбы с очередным тираном. Самому же Вашингтону по большому счету без разницы, под какими флагами будут бороться с Б. Асадом - вскормленных им боевиков Свободной сирийской армии или Джебхат ан-Нусры - для него важнее конечный результат. Провалы для ЦРУ скорее следует рассматривать не как провал в плане перехода подготовленных им боевиков к откровенным радикалам, а в том смысле, что они перестают выполнять изначальную функцию – борьбы с сирийским правительством, уходя к боевым действиям с другими исламистскими организациями.

Таким образом, Вашингтону практически ничего не мешает передать системы ПВО «повстанцам» для борьбы с российскими ВКС. Единственный риск связан с увеличением возможностей террористов для использования этих комплексов уже против американской авиации, что, видимо, и является основным препятствием для США. Однако сказанное не означает принципиальной невозможности передачи средств борьбы с летательными аппаратами террористам со стороны Запада. Наконец, нельзя забывать и о возможной активизации присягнувших боевиков, как на территории России, так и на территории сопредельных с ней государств в качестве акции возмездия за бомбардировки в Сирии. Данный фактор тоже не должен быть оставлен без внимания и отечественным спецслужбам важно не пропустить подобные атаки.

Выяснились некоторые подробности о том, как пройдет операция по борьбе с Исламским государством. В частности сообщается о трех этапах операции [10], первые два из которых (оборонительный и наступательный) должны продлиться месяц каждый. На текущий момент практически невозможно точно сказать, реализуем такой план в существующих условиях, однако следует помнить, что для России крайне важно не увязнуть в расширяющемся конфликте на Ближнем Востоке. Достижение стратегических результатов за приемлемые ресурсозатраты – и есть наша задача. Мы должны пройти по узкому коридору допустимых действий, отклонение от которых способно привести к очень тяжелым последствиям. Если наша помощь окажется недостаточной, то последует потеря Б. Асада, но если слишком сильно увязнем в войне, то попадем в выстроенную для нас ловушку. Во втором варианте продолжение выглядит довольно предсказуемо: если Россия чрезмерно ввяжется в ближневосточную войну, то параллельно против нее создадут дополнительные зоны дестабилизации на Кавказе, в Центральной Азии и, возможно, на Украине. Синхронизация такой серии конфликтов с попыткой изнутри взорвать социально-политическую ситуацию в России может привести к катастрофическим последствиям. Плюс ко всему Запад способен провести мощную информационную кампанию под видом защиты мирного населения Сирии от «российских бомбардировок» с последующим вводом санкций. Поэтому российскому руководству придется очень тонко и дозировано действовать для избежания упомянутых рисков.    

                          

Автор: Константин Стригунов