А тем временем в Британии:
Медленная смерть университетаНесколько лет тому назад мне показывали большой, очень технологически продвинутый Университет в Азии, и вёл меня по нему лично гордый президент. Как и положено столь важной персоне, его сопровождали два плотных молодых телохранителя в чёрных костюмах и солнечных очках, у которых, насколько я понял, под пиджаками были «Калашниковы».
Пространно расписывая блестящую новую школу бизнеса и передовой университет изучения менеджмента, президент сделал паузу, чтобы дать мне возможность произнести несколько льстивых слов. Вместо этого я заметил, что, по-видимому, в кампусе не проводится никаких важных исследований. Он потрясённо глянул на меня, словно я спросил его, сколько ежегодно выдаётся степеней докторов наук в области стриптиза, и весьма сухо ответил: «Ваше замечание будет принято во внимание».
...
Это случилось в Южной Корее, но могло произойти почти повсюду на нашей планете. От Кейптауна до Рейкьявика, от Сиднея до Сан-Пауло, событие, столь же весомое само по себе, как Кубинская революция или вторжение в Ирак, и оно неуклонно продолжается –
медленная смерть университета, как центра человеческого критического суждения. Университеты, в Британии имеющие 800-летнюю историю, традиционно считались оторванными от жизни, и в этом обвинении была определённая доля истины. И всё же расстояние, которое они установили между собой и обществом, во многом оказалось как разрешающим, так и запретительным, позволив им размышлять о ценностях, целях и интересах социального порядка,
слишком неистово привязанного к своим краткосрочным практическим стремлениям, чтобы быть способным на самокритику. По всему свету это значительное расстояние теперь уменьшается почти до нуля, по мере того, как институты, давшие миру Эразма и Джона Мильтона, Эйнштейна и Монти Пайтона, капитулируют перед жёсткими приоритетами глобального капитализма.
...
Сегодня Оксбридж сохранил многое из своего духа колледжа. Именно преподаватели решают, как распоряжаться финансами колледжа, какие цветы сажать в садах, какие портреты повесить в преподавательских и как лучше объяснить студентам, почему они тратят больше времени в винных погребках, чем в библиотеке колледжа. Все важные решения принимаются сотрудниками колледжа на общем собрании, и всё – от финансовых и академических вопросов до повседневных административных дел – проводится избранными комитетами ученых, ответственных перед всеми коллегами в целом. В недавние годы такая достойная восхищения система самоуправления поневоле вступила в противоречие с многочисленными централизованными вызовами со стороны университета, такого же рода, как и то, что привело к моему уходу с поста; но в целом система устойчива.
Именно потому, что колледжи Оксбриджа по большей части ближе к институтам прошлого, они небольшие по величине так, что могут служить моделью децентрализованной демократии, – и это несмотря на одиозные привилегии, которыми продолжают пользоваться.Повсюду в Британии ситуации весьма отлична.
Вместо управления преподавателями существует правление иерархии, во много в стиле Византийской бюрократии, младшие преподаватели – не более чем мальчики на побегушках, а проректоры ведут себя, словно они управляют «Дженерал Моторс». Старшие преподаватели теперь стали старшими менеджерами, и их высокомерие разбухло от разговоров о ревизиях и бухгалтерской отчётности. На книги – это троглодитские, тусклые до-технологические явления – всё больше смотрят неодобрительно. По меньшей мере один из британских университетов ограничил количество книжных полок, которые профессор может занимать в кабинете, чтобы не препятствовать «личным библиотекам». Корзины для бумаг стали столь же редки, как интеллектуалы в Партии Чаепития, ведь бумага теперь ушла в прошлое.
Преподавание на некоторое время стало менее нужным делом в британских университетах, чем исследования.
Именно исследования приносят деньги, а не курс Экспрессионизма или Реформации.
Ограниченные администраторы обклеивают кампус бездумными логотипами, издают указы в совершенно варварской, малограмотной манере. Один проректор в Северной Ирландии приказал оставить в кампусе лишь одну общую комнату, общую для сотрудников и студентов, чтобы сделать личную столовую, в которой он мог бы развлекать местных «шишек» и предпринимателей. Когда студенты в знак протеста заняли комнату, он приказал охране разрушить единственную комнату отдыха, которая была поблизости. Британские проректоры годами разрушают собственные университеты, но редко столь буквально, как в этом случае. В том же кампусе сотрудники охраны разгоняют студентов, если те собираются группами. Идеалом был бы университет без этих взъерошенных, непредсказуемых студентов.
...
Как бы то ни было,
обширный рост бюрократии в британском высшем образовании, вызванный расцветом идеологии менеджмента и
бесконечные требования государственной оценки обучения означают, что у преподавателей мало времени на подготовку самого преподавания, даже если кажется, что это делать стоит – хотя в прошедшие несколько лет это было не так.
Баллы даются государственными инспекторами за статьи с изобилием сносок, но немного, если такие вообще есть, хорошо продающихся учебников для студентов и просто читателей. Преподаватели с большей вероятностью поднимут свой статус в учреждении, временно его покинув, освобождая время от преподавания для дальнейших исследований.
...
Пока
профессора трансформируются в менеджеров, студентов превращают в потребителей. Университеты один за другим втягиваются в недостойную борьбу в попытке обезопасить свои выплаты. Когда потребитель надёжно вошёл в учебное заведение,
на профессоров оказывается давление, чтобы такого потребителя не потерять и, таким образом, не рисковать потерять плату за наставничество.
Общая идея в том, что если студент проваливает экзамен, это вина профессора, точно как в госпитале, где любая смерть возлагается на медицинский персонал. Один из результатов этого преследования студенческих кошельков – рост курсов, подогнанных ко всему, что ныне в моде среди 20-летних. В моей дисциплине – английский язык – это означает вампиров вместо Викторианской эпохи, сексуальности вместо Шелли, журналов для болельщиков вместо Фуко, современный мир вместо средневековья. Вот таким образом укоренившиеся политические и экономические влияния формируют программы. Отделение английской литературы, которое направляет усилия на изучение англо-саксонской литературы или литературы 18 века, само себе перережет глотку.
В погоне за платой некоторые британские университеты теперь позволяют студентам с ничем не примечательными студенческими оценками посещать выпускные курсы, а студенты из-за границы (которых часто вынуждают платить бешеные деньги) могут затеять написание докторской по английскому языку при неопределённом владении языком.
...
Образование и в самом деле должно откликаться на нужды общества. Но это не то же самое, что считаться станцией обслуживания нео-капитализма. В действительности, вы бы взялись за нужды общества намного более эффективно, если бы оспаривали всю чужеродную модель обучения.
Средневековые университеты прекрасно служили широким слоям общества, но делали это, поставляя пасторов, юристов, теологов и администраторов, которые помогали поддерживать церковь и государство, не заставляя прекратить какие-либо формы интеллектуальной деятельности, которые могли не суметь быстро зашибить деньгу.Однако времена изменились. По воле британского государства все финансируемые государством научные исследования теперь должны считаться частью так называемой «
экономики знаний», с существенным вкладом для общества. Такой вклад существенно легче оценить в аэронавигационной инженерии, чем у занимающихся древней историей. Вероятно, прагматики в этой игре проявляют себя лучше, чем феноменологисты. Предметы, которые не привлекают щедрых грантов на исследования от частной индустрии или с небольшой вероятностью привлекут большое число студентов, погружены в состояние хронического кризиса.
Заслуги науки равны тому, сколько денег вы можете на неё собрать, а образованный студент теперь по определению тот, кто способен найти работу. Недоброе время для палеонтологии или нумизматики, специальностей, названия которых скоро не смогут правильно написать, не говоря уж о занятии ими.
Итак, наука успешно гробится везде. Общий мировой тренд - все переводить в деньги.
Ученый теперь нужен только для того, чтобы оказывать
услуги. Заниматься наукой ради науки более не является достойным занятиям. Нужен, хе-хе, денежный выхлоп.
Чтож, реальность всегда расставит все по местам. Ученый который только оказывает услуги, как парикмахер, является в реальности парикмахером с ученой степенью. И не более того. Виды стрижек прилагаются.