Тред №1065996

Государственная охрана адмирала Колчака

Известно, что в «войне спецслужб» между красными и белыми в ходе Гражданской войны в России советской ЧК противостояла белая военная контрразведка. Но правительство А.В. Колчака предприняло и уникаль-ную для Белого движения попытку возродить упраздненную в марте 1917-го Временным правительством политическую полицию – назвав её госу-дарственной охраной. До сих пор об этой структуре упоминали лишь не-сколько исследователей (да и то приводили лишь отрывочные сведения) [1]. 

Идею создания этой организации выдвинул в январе 1919 года один из главных деятелей колчаковского режима, лидер сибирских кадетов и член всероссийского ЦК кадетской партии В.Н. Пепеляев – в декабре 1918-го назначенный директором Департамента милиции МВД, а затем ещё и то-варищем министра (впоследствии – министром) внутренних дел. Государ-ственная охрана изначально замышлялась им как орган «политического розыска»; за военной контрразведкой предполагалось оставить ведение дел о шпионаже [2]. Проект постановления «Об учреждении Особого от-дела государственной охраны» колчаковский Совет министров утвердил 7 марта 1919-го. 

Отдел должен был входить в состав Департамента милиции МВД и состо-ять из четырёх отделений: I, инспекторского (ведавшего личным составом); II, информационного; III, розыскного (производство дознаний и связанная с ним переписка) и IV, агентурного, – а также из секретарской части и ар-хива. Штат отдела устанавливался в 47 человек. Отделу подчинялись гу-бернские управления со штатом 21 человек каждое, а им – уездные и го-родские (штат управления 11 человек). Низшими единицами становились отдельные пункты государственной охраны (штат пункта 4 человека) [3]. Это было гораздо скромнее, чем штаты милиции, насчитывавшие в гу-бернских городах (со вспомогательным персоналом) по 309 человек [4]. 

17 июня 1919 года Совет министров утвердил отредактированное Поло-жение о Государственной охране. Для повышения статуса Особого отдела управляющий им получал статус вице-директора Департамента милиции. Статья 12 подчёркивала, что начальники губернских и областных управ-лений госохраны подчиняются Особому отделу через управляющих гу-берниями (областями) и все указания своего начальства получают через них. При этом управляющий губернией получал право приостановить ис-полнение указания «в случае возникновения у него сомнений» и дополни-тельно согласовать его с МВД. За прокурорами окружных судов сохраня-лось право надзора за производством дознаний органами госохраны [5]. 

Соответствующие изменения были внесены в статью 1035 Устава уголов-ного судопроизводства. Помимо прочего, в ней оговорили порядок взаи-модействия госохраны с милицией и прокуратурой. Так, помимо проку-рорского надзора за дознанием, окружной прокурор получал право воз-буждать по итогам дознания предварительное следствие по политическому делу. Обыск и арест производились также с его санкции; он же мог пре-кратить производство дознания в случае отсутствия состава преступления или необнаружения виновного. (До октября 1919-го предварительные до-знания осуществлялись госохраной вместе с губернскими следственными комиссиями).

Всего с весны по осень 1919 года органы государственной охраны были учреждены на территории 21 губерний и областей [6]. Существовало и Харбинское управление госохраны – в полосе отчуждения КВЖД. Всего – 17 губернских и областных управлений, 43 уездных отделения и 54 от-дельных пункта (из них 4 – в не сформировавших управления губернских центрах).



Отсутствие чёткого разграничения функций между государственной охра-ной и военной контрразведкой приводило к дублированию ими друг дру-га. В Томске, например, госохрану дублировали отделение контрразведки штаба Омского военного округа, контрразведка при штабе 2-й дивизии, городское отделение «военного контроля», сыскное отделение городской милиции и чешская контрразведка. В Иркутской губернии параллельно действовали контрразведка штаба округа, военного района и управление госохраны. А в Омске насчитывалось 8 контрразведок (включая самочин-но возникшие при казачьих атаманах) [7]! Нередкими были ведомственные конфликты между госохраной и контрразведкой. 

В отличие от Деникина, Колчак не стеснялся набирать в контрразведку и органы политического сыска профессионалов царской жандармерии и «охранки». Это стало одной из приоритетных задач Пепеляева, и уже в марте 1919-го Департамент милиции обратился в Военное министерство с просьбой направить из армии в его распоряжение «опытных служащих бывшей полиции» [8]. 

В апреле созданная в МВД комиссия по вопросам об укомплектовании ор-ганов государственной охраны и милиции за комплектование по призыву: время было военное, а некомплект служащих – острым. При этом она предложила отменить «все ограничения, сделанные в 1917 году Времен-ным правительством в отношении служивших в корпусе жандармерии и полиции» (а также заменить название «милиция», «как совершенно несоот-ветствующее, и восстановить прежнее название «полиция»). Солдаты, при-зываемые в милицию и госохрану, должны были быть в возрасте от 25 до 43 лет, офицеры – от 25 до 60 [9]. Переименование милиции в полицию Совет министров счёл несвоевременным, а другие предложения в мае – начале июля утвердил [10].

Обязанности управляющего Особым отделом государственной охраны вначале исполнял опытнейший профессионал жандармского сыска гене-рал-майор С.А. Романов. Но затем он попросил назначить его начальни-ком Томского губернского управления государственной охраны – кото-рое, по сути, сам и сформировал. Благодаря ему это управление добилось впечатляющих достижений в борьбе с большевистским и эсеровским под-польем, и после занятия Томска красными Романов был расстрелян ЧК [11]… В июле 1919-го управляющим Особым отделом был назначен жан-дармский же генерал-майор В.А. Бабушкин. 

Из 9 начальников региональных управлений государственной охраны, о которых удалось найти биографические сведения, 8 тоже были профессио-нальными жандармскими офицерами с большим опытом работы. Кроме генерал-майора Романова, это были подполковники Н.А. Смирнов (Ир-кутское губернское управление), Н.Н. Рудов (Уфимское, а затем Енисей-ское губернское) и Н.И. Игнатов (Алтайское губернское) и полковники В.П. Григорович (Тобольское губернское), Л.Я. Иванов (Забайкальское областное), А.А. Немысский (Приморское областное) и Л.Я. Горгопа (Харбинское). Один лишь начальник столичного, Акмолинского областно-го управления (столица Колчака Омск входил в состав Акмолинской обла-сти) подполковник (затем полковник) В.Н. Руссиянов до революции слу-жил в армейском интендантстве и только после создания Департамента милиции по собственному желанию перешёл туда.

Однако уже на должностях помощников начальников губернских управ-лений госохраны, как явствует из приказов по МВД [12], находились по большей части люди случайные, от гражданских чиновников в ранге кол-лежского асессора до обычных армейских подпоручиков. 

Дело в том, что штаты госохраны (как и военной контрразведки) по срав-нению с дореволюционными резко разбухли (это объяснялось, конечно, и обстановкой гражданской войны). Если до революции при Акмолинском областном жандармском управлении числилось всего 14 агентов-филёров, то в соответствующем управлении госохраны при Колчаке – 57, работой которых руководили 10 офицеров в штате управления [13]. А кадров не хватало. Все боеспособные мужчины подлежали мобилизации в армию; кроме того (как отмечалось уже в докладе исправляющего должность управляющего Особым отделом от 11 марта 1919 года), низкое жалованье побуждало профессионалов высокого класса предпочитать службе в госо-хране службу в военной контрразведке. На то, что укомплектованию шта-тов мешает низкая оплата трудной и опасной службы, сетовали и управ-ляющие губерниями и начальники управлений госохраны на местах [14]. Трудности усилились после того, как летом начались военные неудачи. 

Поэтому ещё в марте в большинстве губернских городов открыли подго-товительные курсы для чинов милиции – готовившие кадры и для госо-храны. А пока острая нехватка кадров в госохране восполнялась случай-ными людьми – зачастую попросту уклонявшимися от фронта и пользо-вавшимися служебным положением для злоупотреблений и личного обо-гащения путём вымогательств. Впоследствии многие из таких хамелеонов, скрыв своё прошлое, благополучно устроились в советских учреждениях. Как справедливо отмечал Н.В. Греков, на допросах в ЧК профессионалы-жандармы вели себя намного достойнее таких проходимцев – не выдавали всех подряд сослуживцев, по мере возможности конспирировались и т.д. [15] 

С другой стороны, было и сравнительно небольшое число агентов, кото-рые работали на госохрану из идейных соображений и даже не брали де-нег за свою осведомительную службу [16].

Из-за недостатка финансирования не хватало также оружия и снаряжения. Лишь после неоднократных настойчивых просьб Военное министерство поделилось с МВД частью своих запасов.

Основной задачей госохраны была борьба с большевистским подпольем. Как отмечалось в докладе директора Департамента милиции министру внутренних дел от 9 июля 1919 года, «для осуществления задач партии коммунисты пользуются материальными средствами, отпускаемыми в не-ограниченном количестве» [17].

В борьбе с подпольем большое значение имела агентурная работа. 31 мая 1919 года были утверждены «Правила о службе агентов наружного наблюдения» с подробными инструкциями, разработанными на основе многолетнего опыта дореволюционного Департамента полиции [18]. Как известно, наибольшим доверием в большевистской среде пользовались агенты с «надёжной» рабочей биографией и безупречным с точки зрения партии прошлым. И таких агентов колчаковская госохрана с успехом ис-пользовала. Среди них – председатель профсоюза мастеровых Омской же-лезной дороги механик Ф. Михайлов (агентурная кличка – Паровоз); бывший советский участковый комиссар милиции Тюников (кличка – Па-трон), также выходец из рабочих, и старый профессионал А, Крупский (кличка – Пленный). Последний ещё в 1896–1901 годах служил агентом в Парижской резидентуре царской охранки при знаменитом П.И. Рачков-ском, затем был «сослан» в Якутию для внедрения в среду политических ссыльных, а при Колчаке – внедрён агентом среди рабочих Омской желез-ной дороги. Он получал от госохраны рекордное жалованье в 1000 руб-лей в месяц (большинству агентов платили по 300) [19]. 

Как известно, колчаковской военной контрразведке удалось раскрыть план организованного большевиками Омского восстания 23 декабря 1918 года и частично сорвать это восстание превентивными арестами. Напуган-ный ими, подпольный большевистский штаб в панике отменил восстание; оно всё-таки вспыхнуло, но ход его оказался нарушен, а размах – суще-ственно слабее, чем мог бы [20]. В дальнейшем, путём внедрения агентуры в большевистское подполье, контрразведка полностью сорвала план ново-го восстания в Омске, намечавшегося на 1 февраля 1919 года [21]. А в марте–апреле контрразведка практически полностью разгромила больше-вистское подполье Омска (после чего Сибирский областной комитет пар-тии прекратил своё существование), Екатеринбурга и Челябинска. Его ру-ководители были расстреляны и, таким образом, большевистское подполье оказалось обезглавлено [22]. 

Свой вклад в эти крупные достижения внесла и государственная охрана. Так, в апреле 1919-го её органами в Омске был арестован один из личных шофёров Колчака – большевик Стефанович, готовивший по заданию пар-тии покушение на Верховного правителя России [23]. Все эти успехи были достигнуты прежде всего благодаря опытным жандармским профессиона-лам, составлявшим ядро госохраны и контрразведки Колчака.

Любопытна характеристика, данная начальником управления государ-ственной охраны Приморской области полковником А.А. Немысским пар-тии эсеров – также составлявших важную часть оппозиции режиму Колча-ка. Называя их «партией кабинетных теоретиков», опытный профессионал указывал: «К моменту общегосударственного переворота (Февральского – В.Х.), умелой тактикой Департамента полиции жалкие остатки некогда грозных и опасных бунтарей-эсеров были доведены до положения выми-рающего поколения». И лишь благодаря Февральской революции, за ка-кой-нибудь март месяц 1917-го, они вынырнули из небытия, став волею случая самой многочисленной партией в стране. Сохраняя в Сибири при Колчаке определённое влияние и (в отличие от большевиков) легальность, эсеры (наряду с уступавшими им по численности меньшевиками) захвати-ли в свои руки большую часть земств, часть городских самоуправлений и профсоюзов. Особенно оживили их первые неудачи колчаковской армии летом 1919-го. Тем не менее, настаивает полковник, «качественно» партия эсеров «была сборищем случайных искателей, беспочвенно шатающихся» [24].

Всего за несколько месяцев после организации госохраны в Томской гу-бернии были арестованы скрывавшиеся: бывший председатель эсеровско-го «Временного правительства автономной Сибири» П.Я. Дербер; бывшие большевистские комиссары Семашко (из Красноярска), Решетников (из Никольск-Уссурийска), Яворский (из Славгорода); помощник томского комиссара Кривоносенко Крупин; человек, готовивший покушение на премьер-министра П.В. Вологодского; подпольная эсеровская организа-ция в Томске (три человека); хозяин большевистской конспиративной квартиры в Томске и шесть скрывавшихся у него дезертиров; проживав-шие в Томске братья цареубийцы Я. Юровского; свыше 150 подозревае-мых в большевизме по Томскому уезду; 12 подозреваемых в подготовке восстания в Каинском уезде и подпольная большевистская организация в Мариинском уезде (четыре человека). При обысках в Томске было кон-фисковано 35 пудов нелегальной большевистской литературы, 26 винто-вок и ружей, до 50 револьверов, 5 гранат, 2200 патронов и 2 пуда пороха [25]. В Иркутской губернии только с апреля по июль 1919 года госохрана напала на след подпольной большевистской организации в Иркутске, за-держала 59 «причастных к большевизму» (возбудив 37 уголовных дел), изъяла в ходе 93 обысков много оружия и арестовала в Черемхово шесть боевиков-анархистов [26]. 

Представляет интерес дело об аресте братьев Якова (Янкеля) Юровского [27], непосредственно руководившего уничтожением царской семьи в Ека-теринбурге в июле 1918 года. Юровские были родом из Каинска и до ре-волюции проживали в Томске. 21 августа 1919 года помощник начальника губернского управления госохраны Бейгель, бывший сосед Юровского, опознал на улице его брата Эле (Илью; первоначально приняв его из-за внешнего сходства за самого Янкеля). Через два дня он был арестован; по завершении предварительного дознания Эле и его брат Лейба по требова-нию из Омска были 12 сентября увезены особоуполномоченным госохра-ны штабс-капитаном Сычёвым в отдельном вагоне в Омск, в контрразвед-ку Ставки Верховного главнокомандующего. Дальнейшая судьба их в де-ле не изложена. 

Нередко работу госохраны осложняли трения с управляющими губерния-ми, которым её начальники были официально подчинены. Если, например, начальник Тобольского губернского управления Григорович был назна-чен при активном содействии управляющего губернией и работал в со-дружестве с ним, то начальник Алтайского управления Игнатов получил свою должность «вопреки желанию» управляющего губернией – и то и де-ло жаловался Особому отделу на неприязнь и нежелание содействовать в работе [28].

Проблему представляла и деятельность некоторых союзников белых, в особенности американцев, в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Так, забай-кальский атаман Г.М. Семёнов писал в Особый отдел о разлагающем вли-янии американцев, об открытом сочувствии командовавшего ими генерала У. Гревса социалистам (вплоть до большевиков), о бесчинствах американ-ских солдат в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ). Управляющий Особым от-делом Бабушкин вначале не поверил атаману, но управляющий Забай-кальской областью С.А. Таскин всё сообщённое подтвердил [29].

Исходя из секретного характера деятельности государственной охраны, инициатор её создания В.Н. Пепеляев предпочитал не афишировать эту структуру. В этой связи характерна любопытная депеша временно ис-правляющего должность управляющего Особым отделом Департамента милиции Львова на имя начальника Алтайского губернского управления госохраны Игнатова: «По дошедшим до Департамента милиции сведени-ям, Вашим распоряжением над помещением, нанятым для вверенного Вам управления, помещена обращающая на себя по размерам внимание вывес-ка «Алтайское губернское управление государственной охраны». Г[осподин] министр внутренних дел, узнав об этом, иронически отнёсся к Вашему стремлению анонсировать себя в такой резкой форме. Об изло-женном сообщаю для сведения» [30].

По достоинству оценили работу государственной охраны её противники – красные. В ГАРФ сохранился оперативный доклад, к сожалению, лишён-ный названия, дат и подписей, но, как явствует из содержания, написанный уже после падения колчаковского режима, когда ЧК разыскивала и пре-следовала его активных деятелей. В нём сказано: «Государственная охра-на, имея большое количество специалистов в лице отставных жандармских офицеров, была одной из лучше поставленных контрреволюционных учреждений Колчаковьи (так в тексте – В.Х.)» [31]. 

Годовой отчёт Департамента милиции признавал и факты злоупотребле-ний и нарушений должностных лиц (изложенные в жалобах населения), но считал их частными явлениями, а не правилом [32].

После падения в ноябре 1919 года Омска деятельность государственной охраны была фактически парализована, а с окончательным крушением колчаковского режима в январе 1920-го и вовсе прекратилась.

Примечания:

1.Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны белого движения Сибири (1918–1919 гг.) // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. Вып. 5. 1997. С. 209–221; Звягин С.П. Правовое регулирование отношений государствен-ной охраны с другими правоохранительными органами при Колчаке // История «белой» Сибири: тезисы науч. конференции. Кемерово, 1995. С. 83–85; Ларьков Н.С. Том-ская «охранка» в период колчаковщины // История «белой» Сибири: тези-сы IV междунар. науч. конференции. Кемерово, 2001. С. 185–188.

2. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 1. Д. 83. Л. 3–3об.; Оп. 7. Д. 3. Л. 6–6об. 

3. Там же. Оп. 7. Д. 3. Лл. 11–17. 

4. Там же. Ф. р-1700. Оп. 4. Д. 41. Л. 55–56об. 

5. Там же. Ф. р-147. Оп. 1. Д. 83. Лл. 32–33: Оп. 7. Д. 3. Лл. 182–187; Пра-вительственный вестник (Омск). 1919. 19 июля. 

6. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 10. Д. 116. Лл. 6об–8. 

7. Греков Н.В. Указ. соч. С. 212–213; ГА РФ. Ф. р-147. Оп. 9. Д. 35. Л. 9.

8. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 1. Д. 8. Л. 155. 

9. Там же. Д. 50. Лл. 233об, 234об. 

10. Там же. Оп. 8. Д. 37. Л. 8. 

11. Там же. Оп. 1. Д. 39.

12. Там же. Ф. р-1700. Оп. 7. Д. 1. 

13. Греков Н.В. Указ. соч. С. 213, 219.

14. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 7. Д. 4. Л. 30; Д. 7. Л. 48; Д. 8. Л. 33; Д. 9. Л. 26; Д. 10. Л. 39; Д. 11. Л. 22; Д. 15. Л. 52; и др. 

15. Греков Н.В. Указ. соч. С. 215.

16. Там же. С. 219.

17. Центр хранения документации Омской обл. (ЦХДНИ ОО). Ф. 19. Оп. 1. Д. 221. Л. 4. 

18. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 7. Д. 3. Лл. 74–74об, 96–105об.

19. Там же. Оп. 10. Д. 116. Лл. 8–10об; Греков Н.В. Указ. соч. С. 213, 219–220.

20. В борьбе с контрреволюцией. Омск, 1959. С. 88.

21. Очерки истории Омской областной организации КПСС. Омск, 1987. С. 140.

22. Греков Н.В. Указ. соч. С. 218–219.

23. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 10. Д. 120. Лл. 1–4. Лл. 2об–3.

24. ЦХДНИ ОО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 224. Лл. 1–6. 

25. ГАТО. Ф. р-810. Оп. 1. Д. 4. Л. 1–1об; Ларьков Н.С. Указ. соч. С. 187. 

26. ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 7. Д. 11. Лл. 83об–84.

27. ГАТО. Ф. р-810. Оп. 1. Д. 3. 

28. ГА РФ. Ф. р-147. Оп. 7. Д. 7. Лл. 65, 71. 

29. Там же. Оп. 10. Д. 106. Лл. 2–2об, 3, 8–9об. 

30. Там же. Оп. 7. Д. 7. Лл. 30, 71. 

31. Там же. Оп. 10. Д. 116. Л. 1.

32. Там же. Оп. 8. Д. 37. Лл. 5–7об.

Владимир ХАНДОРИН, доктор исторических наук

«Родина». 2015, № 1. С. 60-63.


Ссылка