Тред №1085382

.     .    .    мы видим: то, что фигурирует в истории под единым названием коллективизации, на самом деле представляет три самостоятельных, хотя и связанных между собой процесса.

Первый — это собственно коллективизация, она же аграрная реформа. С ней к 1930 году все было ясно, она уверенно набирала ход и, кто бы что ни кричал об утопичности, проваливаться не собиралась.

Второй — «хлебная война» между государством и держателями товарного зерна. Она будет продолжаться еще не один год, пока не разразится катастрофой 1933 года.

И третий — борьба сельской буржуазии за экономическое господство, власть и влияние в деревне.

     Опять триада, три источника и три составных части аграрной политики. Они сплетаются, пересекаются и влияют друг на друга, но их надо очень четко различать, иначе мы ничего не поймём.
    
Введение карточной системы в стране отнюдь не было следствием коллективизации, а произошло потому, что «хлебная война», начавшаяся, кстати, еще до аграрной реформы, полностью дезорганизовала рынок. И к тому, что кулаки прятали хлеб в ямах, а уполномоченные его конфисковывали, коллективизация отношения не имела — это тоже «хлебная война», уходящая корнями еще в дореволюционную Россию. Если бы у царского правительства получилось с продразверсткой, зерно прятали бы в 1915 году и точно так же убивали тех, кто указывает захоронки царским продкомиссарам.
    
Да и власть «нажимала» на кулаков совершенно не ради того, чтобы расчистить дорогу колхозам — аграрной реформе наличие частных хозяйств было безразлично, социалистическому агропредприятию даже крупный хозяин не конкурент, — а чтобы заставить верхушку деревни везти хлеб на рынок и отучить ее переть поперек государственной политики.
    

Что касается колхозов, то создавались они, как уже говорилось, не ради «нажима на единоличника», а совершенно со своими целями. Кулака реформа замечала ровно постольку, поскольку тот ей мешал, и разве что отбрыкивалась — ну, правда, брыкалась сильно и подкованным копытом. Зато сельскому буржуа колхоз был ножом вострым, поскольку лишал его сразу всего: дешевой рабочей силы, большинства доходов, власти, влияния. Мир перевернулся, и стерпеть это вчерашним хозяевам деревни оказалось непосильно. Ну, естественно, и боролись они, не стесняясь в средствах: словом так словом, огнем так огнем, пулей так пулей. Впрочем, и беднота была не расположена решать вопросы миром. Вчерашние голодные оборванцы собирались рвануть на всех парусах к новой жизни, но перед этим поквитаться за всё.
   

 И вы, надеюсь, ещё не забыли о невыразимом состоянии местной власти? Там было всякой твари по паре. И окопавшиеся еще с войны эсеры, и оставшиеся с царских времен чиновники, и новые советские жулики и бюрократы — и каждый из них использовал ситуацию по-своему. Но все это полбеды. А кругом беда — это многочисленные леваки, которые хотели прямо сейчас, декретом, ввести коммунизм. Насчёт револьверов эту публику немножко обуздали, но глотка и мордобой остались при них.
   
Всю эту стихию надо было как-то загнать в рамки разумной экономики и государственной дисциплины.

Из Прудникова "Битва за хлеб"