За Китай
1,105,306
5,240
|
Vediki977 ( Слушатель ) |
| 13 окт 2016 14:08:24 |
Настоящее и будущее китайской власти при Си Цзиньпине
новая дискуссия Статья 297
Рецензия на доклад China’s Core Executive: Leadership Styles, Structures and Processes under Xi Jinping. Edited by S. Heilmann and M. Stepan // MERICS Papers on China. No. 1. June, 2016
В июне 2016 г. эксперты берлинского Института китайских исследований Меркатора (Mercator Institute of Chinese Studies, MERICS) представили сборник аналитических эссе «Высшее руководство Китая: cтиль, структуры и процессы при Си Цзиньпине». Документ представляет интерес не только как дебютная работа в серии MERICS Papers on China созданного только в 2013 г. института, но и как оригинальное комплексное исследование актуальных вопросов китайской проблематики: как видит будущее Китая нынешнее руководство страны, какие оно ставит цели, какие принимает методы, куда заведет процесс централизации власти, инициированный нынешним лидером Китая, и что это все означает для остального мира.
Работа, подготовленная под руководством президента берлинского исследовательского центра Себастьяна Хайлманна и курс-лидера программы по внутренней политике Китая Матиаса Степана, представляет собой впечатляющий 100-страничный труд, отдельные эссе которого были подготовлены как сотрудниками MERICS, так и приглашенными экспертами. Среди них были такие суперзвезды, как Родерик Макфаркуар (Гарвард, бывший директор Центра Фэйрбэнка, ведущей академической структуры по изучению современного Китая) и Джозеф Фьюсмит (Бостонский университет).
Текст сопровождается емкой и доступной инфографикой и завершается описанием нескольких вероятных сценариев развития событий. Для российских специалистов ознакомление даже с формой подачи материала должно представлять значительный интерес. Однако еще интереснее аналитические выкладки, сделанные за год с небольшим до очередного, 19-го по счету, съезда Коммунистической партии Китая (запланирован на осень 2017 г.). О них — ниже. Тезисы, заимствованные из сборника, сопровождаются ссылками на номера страниц. Все остальные тезисы представляют собой своего рода авторские «заметки на полях».
К каким выводам пришли в Берлине
Авторы доклада исходят из того, что динамика китайского политического процесса кардинально поменялась после прихода к власти Си Цзиньпина (в 2012 г. он занял пост генерального секретаря Компартии, а в 2013 г. стал Председателем КНР). Общая тенденция, выявленная экспертами, заключается в укреплении власти КПК в обществе и преодолении «эрозии» внутри самой правящей партии (с. 8 ). Первая задача решается посредством концентрации властных функций в партийных структурах даже в тех сферах, где в предыдущее десятилетие власть делегировалась в правительственные или местные органы. Вторая задача решается с помощью беспрецедентных по размаху и накалу кампаний по борьбе с коррупцией и укреплению т. н. «партийной дисциплины» (стр. 8 ).
Одновременно с этим отмечается тренд на централизацию личной власти национального лидера и кризис концепции «коллегиального управления», принятой в предыдущие десятилетия. Иначе говоря, сегодня в Китае выстраивается модель, которая не допускает разночтений: только Коммунистическая партия под руководством сильного лидера способна провести Китай через XXI век (стр. 8 ). Данный вывод, кстати, противоречит привычному для Запада дискурсу, согласно которому политический процесс в Китае рассматривался сквозь призму «неизбежной» демократизации и либерализации.
При этом в настоящий момент у Си Цзиньпина не хватает ресурсов, чтобы полностью контролировать верхушку КПК (стр. 18 ), что вынуждает его, с одной стороны, устранять возможную оппозицию с помощью антикоррупционных кампаний, а с другой — применять методы тонкой настройки политического процесса.
Очевидно, что именно Си и его ставленники сохранят доминирующие позиции после XIX съезда КПК. Их влияние будет определяющим в высших партийных органах: особенно в случае, если число членов Постоянного комитета Политбюро Центрального комитета партии (своего рода «совет директоров» КПК) будет сокращено с семи до пяти, и туда войдет помимо Си Цзиньпина еще как минимум двое его протеже. (стр. 20).
Однако в Центральном комитете, на пленумах которого раз в год принимаются стратегические для партии и государства решения, процент явных ставленников Си (тех, кто был связан с ним еще до его избрания в Политбюро) не будет превышать 6–10 % из около 200 членов комитета (с. 20). То же самое можно сказать и про Политбюро. Таким образом, чтобы обеспечить доминирование при принятии ключевых решений, команда Си делает ставку на создание различных «малых руководящих групп», которые «отбирают» полномочия у других высших партийных структур (с. 21). С 2012 г. созданы «руководящие группы» по таким ключевым вопросам, как «развитие экономической реформы», национальная безопасность и др. Все они возглавляются лично Си Цзиньпином, что дает ему возможность единолично определять повестку работы и контролировать характер решений. Единственное исключение – «малая руководящая группа по реформе футбола в Китае», что, кстати, довольно удивительно, учитывая, что сам Си считается ярым футбольным болельщиком.
При этом авторы доклада тут же оговариваются: расхожий на Западе стереотип о Си Цзиньпине как о всесильном правителе – результат воздействия китайской пропаганды (стр. 72). Роль личности Си в определении политики переоценивать не стоит. Он является продуктом своей эпохи и своей среды, и необходимо понимать, что важнейшим историческим уроком для его поколения было крушение СССР и ликвидация КПСС (стр. 73). Изучение опыта нашей страны привело к тому, что был сформулирован «ряд ошибок, которые ни в коем случае нельзя повторять, чтобы не повторить судьбу Советского Союза» (с. 73). Кризис публичной легитимности КПК в период, непосредственно предшествующий приходу Си к власти, убедил его самого и его окружение в необходимости решительных мер, которые и были предприняты.
Однако политическая повестка Си Цзиньпина соответствует тому, что обсуждалось в верхушке КПК еще до его избрания генеральным секретарем (стр. 74). Процесс централизации в высших партийных органах также был запущен еще при Ху Цзиньтао (стр. 74). Что касается создания «культа личности» и аналогий с Председателем Мао, авторы считают, что происходящее в Китае корректнее называть «культом культа личности» (с. 75). В Китае действительно полным ходом происходит переоценка событий, предшествующих экономическим реформам. Со времен Дэн Сяопина в общественном дискурсе превалировало негативное восприятие «культурной революции» и других эксцессов, связанных с правлением Мао Цзэдуна, что считалось своего рода вакциной от возврата к правлению радикалов. Сейчас же на фоне многочисленных «побочных эффектов» экономических реформ отношение к тем временам меняется на ностальгическое. Учитывая это, боссы партийной пропаганды, очевидно, считают за благо вернуть народу образ «горячо любимого Председателя», заботящегося о Китае из своего кабинета в Чжуннаньхае (резиденция высших органов власти в историческом центре Пекина).
Медийные эффекты в целом доминируют в восприятии перемен в сегодняшнем Китае. Анализ информации из Поднебесной подталкивает нас к выводу о повсеместном «закручивании гаек» и успешном укреплении партократического режима. Между тем и курс на укрепление «партийной дисциплины», и борьба с коррупцией, и тезис об усилении партийного контроля над всеми сферами жизни общества не ноу-хау Си Цзиньпина. С завидной регулярностью обо всем этом говорят с 1980-х гг. А отдельные тезисы перетекают из одного партийного документа в другой на протяжении всего периода существования КНР без особых перспектив на искоренение проблем.
Очевидно, что системные риски для существования режима власти КПК сохраняются и будут сохраняться в будущем. По мнению авторов доклада, к ним относятся: неопределенность вопроса передачи власти (в 2022-2023 гг., согласно устоявшейся практике, Си Цзиньпин и его «поколение» должны будут покинуть руководящие должности); коррупция, которая искореняется в одних сферах, но процветает в других; фракционная борьба внутри партии; «нехватка партийной дисциплины» (стремление партийных функционеров игнорировать невыгодные им решения партии), а также вопрос самой легитимности Коммунистической партии на монополию на власть (с. 83).
На данный момент режим в КНР стабилен, однако в случае провала экономической повестки Си Цзиньпина имеющиеся риски могут привести к коллапсу всей политической системы КНР. При этом авторы уверены, что «радоваться крушению партийного колосса» не стоит — «установление демократического устройства по западному образцу практически исключено» (с. 83), что объясняется слабостью гражданского общества и правовой системы.
В докладе описаны четыре сценария будущего политического развития Китая. Два из них условно названы по именам китайских лидеров, а еще два —… российских. По мнению западных экспертов, в 1980–2000-х гг. в КНР в основном реализовывалась система институционально подвижного и адаптивного партократического государства, модель которого была названа авторами в честь Дэн Сяопина (с. 90). При этом ряд тенденций в развитии Китая указывал на движение по направлению к тому, что они назвали «ельцинской моделью»: дезинтеграция партократической системы, демократический фасад при установлении власти олигархата (с. 90). Движение по «ельцинскому сценарию» может быть продолжено в случае коллапса власти КПК. Возврат к «сценарию Дэн Сяопина» вряд ли вероятен, так как его успешная реализация возможна в условиях бурного роста социально-экономических показателей, а побочные эффекты данной модели, если с ними не бороться, как это начал делать Си Цзиньпин, приведут к острому кризису режима с последствиями вплоть до его крушения.
Модель, названная в честь Си Цзиньпина, соответствует тому, что, как считают авторы, строится сейчас в Китае: партократическое государство с опорой на усиление собственно партийных структур, которые получают максимально возможный круг властных полномочий (с. 91). При этом тенденция к централизации политической инициативы, которая на данном этапе вывела Китай к «сценарию Си Цзиньпина», может быть продолжена еще дальше – вплоть до т. н. «путинской модели», под которой авторы понимают авторитарную власть сильного харизматичного лидера с опорой на силовые ведомства; роль института партии при его формальном сохранении значительно снизится (с. 92).
Как считают авторы статьи, в последних двух сценариях для поддержания легитимности режима в глазах общества властям будет необходимо постоянно «подливать масло в огонь региональных конфликтов» (с. 92). Неизбежным побочным эффектом этого является антизападная риторика и стремление к проведению «маленьких победоносных войн» против соседей — угрозообразующий фактор для интересов США в регионе.
Выводы для России
Ключевым вопросом для нашей страны относительно Китая остается то, насколько курс на «великую дружбу» Москвы и Пекина стабилен, и не изменится ли он неожиданно для нас на 180 градусов, как это уже было на рубеже 1950–1960-х гг. Это зависит от того, насколько устойчивой будет власть нынешних партнеров Москвы.
Если следовать выводам берлинских аналитиков, получается, что в ближайшее десятилетие в Китае сохранится действующий партократический режим, который проявляет высокую степень адаптивности, так как не стоит на месте, а постоянно подстраивается под вызовы эпохи. Скорее всего, как минимум до 2022 г. во главе этого режима будет стоять Си Цзиньпин, ровесник президента В. Путина, с которым его связывают хорошие личные отношения. Несмотря на образы, которые нам диктует пропаганда, есть основания полагать, что личность Си Цзиньпина не является незаменимой для модели. Данная модель характеризуется наличием лидера, способного консолидировать властные полномочия в едином центре, но она идет не от самой личности руководителя, а от относительно широкого круга части партийной элиты, которая считает, что именно так нужно отвечать на социально-политические вызовы. Даже если Си Цзиньпина не будет, политика, которая у нас ассоциируется с его именем, будет продолжена его преемником.
Указанная модель предполагает активизацию внешнеполитической повестки, которая сопровождается переформатированием вооруженных сил и ростом шовинистической риторики. Следствием этого становится разжигание региональных конфликтов и экспансия КНР, в том числе в регионах, которые Россия традиционно считает сферой своих интересов (прежде всего имеется в виду Центральная Азия). «Маленькие победоносные войны», об опасности которых предупреждают эксперты, при нынешнем соотношении вооруженных сил России и Китая в отношении нашей страны направлены быть не могут. В то время как в стремлении публично критиковать мировое доминирование США Москва и Пекин отлично подходят друг другу. Главное, не понимать китайские угрозы и предупреждения слишком буквально и не забывать, что для Китая антиамериканская риторика отлично сочетается с высочайшими показателями товарооборота и гуманитарного обмена.
Ссылка
В июне 2016 г. эксперты берлинского Института китайских исследований Меркатора (Mercator Institute of Chinese Studies, MERICS) представили сборник аналитических эссе «Высшее руководство Китая: cтиль, структуры и процессы при Си Цзиньпине». Документ представляет интерес не только как дебютная работа в серии MERICS Papers on China созданного только в 2013 г. института, но и как оригинальное комплексное исследование актуальных вопросов китайской проблематики: как видит будущее Китая нынешнее руководство страны, какие оно ставит цели, какие принимает методы, куда заведет процесс централизации власти, инициированный нынешним лидером Китая, и что это все означает для остального мира.
Работа, подготовленная под руководством президента берлинского исследовательского центра Себастьяна Хайлманна и курс-лидера программы по внутренней политике Китая Матиаса Степана, представляет собой впечатляющий 100-страничный труд, отдельные эссе которого были подготовлены как сотрудниками MERICS, так и приглашенными экспертами. Среди них были такие суперзвезды, как Родерик Макфаркуар (Гарвард, бывший директор Центра Фэйрбэнка, ведущей академической структуры по изучению современного Китая) и Джозеф Фьюсмит (Бостонский университет).
Текст сопровождается емкой и доступной инфографикой и завершается описанием нескольких вероятных сценариев развития событий. Для российских специалистов ознакомление даже с формой подачи материала должно представлять значительный интерес. Однако еще интереснее аналитические выкладки, сделанные за год с небольшим до очередного, 19-го по счету, съезда Коммунистической партии Китая (запланирован на осень 2017 г.). О них — ниже. Тезисы, заимствованные из сборника, сопровождаются ссылками на номера страниц. Все остальные тезисы представляют собой своего рода авторские «заметки на полях».
К каким выводам пришли в Берлине
Авторы доклада исходят из того, что динамика китайского политического процесса кардинально поменялась после прихода к власти Си Цзиньпина (в 2012 г. он занял пост генерального секретаря Компартии, а в 2013 г. стал Председателем КНР). Общая тенденция, выявленная экспертами, заключается в укреплении власти КПК в обществе и преодолении «эрозии» внутри самой правящей партии (с. 8 ). Первая задача решается посредством концентрации властных функций в партийных структурах даже в тех сферах, где в предыдущее десятилетие власть делегировалась в правительственные или местные органы. Вторая задача решается с помощью беспрецедентных по размаху и накалу кампаний по борьбе с коррупцией и укреплению т. н. «партийной дисциплины» (стр. 8 ).
Одновременно с этим отмечается тренд на централизацию личной власти национального лидера и кризис концепции «коллегиального управления», принятой в предыдущие десятилетия. Иначе говоря, сегодня в Китае выстраивается модель, которая не допускает разночтений: только Коммунистическая партия под руководством сильного лидера способна провести Китай через XXI век (стр. 8 ). Данный вывод, кстати, противоречит привычному для Запада дискурсу, согласно которому политический процесс в Китае рассматривался сквозь призму «неизбежной» демократизации и либерализации.
При этом в настоящий момент у Си Цзиньпина не хватает ресурсов, чтобы полностью контролировать верхушку КПК (стр. 18 ), что вынуждает его, с одной стороны, устранять возможную оппозицию с помощью антикоррупционных кампаний, а с другой — применять методы тонкой настройки политического процесса.
Очевидно, что именно Си и его ставленники сохранят доминирующие позиции после XIX съезда КПК. Их влияние будет определяющим в высших партийных органах: особенно в случае, если число членов Постоянного комитета Политбюро Центрального комитета партии (своего рода «совет директоров» КПК) будет сокращено с семи до пяти, и туда войдет помимо Си Цзиньпина еще как минимум двое его протеже. (стр. 20).
Однако в Центральном комитете, на пленумах которого раз в год принимаются стратегические для партии и государства решения, процент явных ставленников Си (тех, кто был связан с ним еще до его избрания в Политбюро) не будет превышать 6–10 % из около 200 членов комитета (с. 20). То же самое можно сказать и про Политбюро. Таким образом, чтобы обеспечить доминирование при принятии ключевых решений, команда Си делает ставку на создание различных «малых руководящих групп», которые «отбирают» полномочия у других высших партийных структур (с. 21). С 2012 г. созданы «руководящие группы» по таким ключевым вопросам, как «развитие экономической реформы», национальная безопасность и др. Все они возглавляются лично Си Цзиньпином, что дает ему возможность единолично определять повестку работы и контролировать характер решений. Единственное исключение – «малая руководящая группа по реформе футбола в Китае», что, кстати, довольно удивительно, учитывая, что сам Си считается ярым футбольным болельщиком.
При этом авторы доклада тут же оговариваются: расхожий на Западе стереотип о Си Цзиньпине как о всесильном правителе – результат воздействия китайской пропаганды (стр. 72). Роль личности Си в определении политики переоценивать не стоит. Он является продуктом своей эпохи и своей среды, и необходимо понимать, что важнейшим историческим уроком для его поколения было крушение СССР и ликвидация КПСС (стр. 73). Изучение опыта нашей страны привело к тому, что был сформулирован «ряд ошибок, которые ни в коем случае нельзя повторять, чтобы не повторить судьбу Советского Союза» (с. 73). Кризис публичной легитимности КПК в период, непосредственно предшествующий приходу Си к власти, убедил его самого и его окружение в необходимости решительных мер, которые и были предприняты.
Однако политическая повестка Си Цзиньпина соответствует тому, что обсуждалось в верхушке КПК еще до его избрания генеральным секретарем (стр. 74). Процесс централизации в высших партийных органах также был запущен еще при Ху Цзиньтао (стр. 74). Что касается создания «культа личности» и аналогий с Председателем Мао, авторы считают, что происходящее в Китае корректнее называть «культом культа личности» (с. 75). В Китае действительно полным ходом происходит переоценка событий, предшествующих экономическим реформам. Со времен Дэн Сяопина в общественном дискурсе превалировало негативное восприятие «культурной революции» и других эксцессов, связанных с правлением Мао Цзэдуна, что считалось своего рода вакциной от возврата к правлению радикалов. Сейчас же на фоне многочисленных «побочных эффектов» экономических реформ отношение к тем временам меняется на ностальгическое. Учитывая это, боссы партийной пропаганды, очевидно, считают за благо вернуть народу образ «горячо любимого Председателя», заботящегося о Китае из своего кабинета в Чжуннаньхае (резиденция высших органов власти в историческом центре Пекина).
Медийные эффекты в целом доминируют в восприятии перемен в сегодняшнем Китае. Анализ информации из Поднебесной подталкивает нас к выводу о повсеместном «закручивании гаек» и успешном укреплении партократического режима. Между тем и курс на укрепление «партийной дисциплины», и борьба с коррупцией, и тезис об усилении партийного контроля над всеми сферами жизни общества не ноу-хау Си Цзиньпина. С завидной регулярностью обо всем этом говорят с 1980-х гг. А отдельные тезисы перетекают из одного партийного документа в другой на протяжении всего периода существования КНР без особых перспектив на искоренение проблем.
Очевидно, что системные риски для существования режима власти КПК сохраняются и будут сохраняться в будущем. По мнению авторов доклада, к ним относятся: неопределенность вопроса передачи власти (в 2022-2023 гг., согласно устоявшейся практике, Си Цзиньпин и его «поколение» должны будут покинуть руководящие должности); коррупция, которая искореняется в одних сферах, но процветает в других; фракционная борьба внутри партии; «нехватка партийной дисциплины» (стремление партийных функционеров игнорировать невыгодные им решения партии), а также вопрос самой легитимности Коммунистической партии на монополию на власть (с. 83).
На данный момент режим в КНР стабилен, однако в случае провала экономической повестки Си Цзиньпина имеющиеся риски могут привести к коллапсу всей политической системы КНР. При этом авторы уверены, что «радоваться крушению партийного колосса» не стоит — «установление демократического устройства по западному образцу практически исключено» (с. 83), что объясняется слабостью гражданского общества и правовой системы.
В докладе описаны четыре сценария будущего политического развития Китая. Два из них условно названы по именам китайских лидеров, а еще два —… российских. По мнению западных экспертов, в 1980–2000-х гг. в КНР в основном реализовывалась система институционально подвижного и адаптивного партократического государства, модель которого была названа авторами в честь Дэн Сяопина (с. 90). При этом ряд тенденций в развитии Китая указывал на движение по направлению к тому, что они назвали «ельцинской моделью»: дезинтеграция партократической системы, демократический фасад при установлении власти олигархата (с. 90). Движение по «ельцинскому сценарию» может быть продолжено в случае коллапса власти КПК. Возврат к «сценарию Дэн Сяопина» вряд ли вероятен, так как его успешная реализация возможна в условиях бурного роста социально-экономических показателей, а побочные эффекты данной модели, если с ними не бороться, как это начал делать Си Цзиньпин, приведут к острому кризису режима с последствиями вплоть до его крушения.
Модель, названная в честь Си Цзиньпина, соответствует тому, что, как считают авторы, строится сейчас в Китае: партократическое государство с опорой на усиление собственно партийных структур, которые получают максимально возможный круг властных полномочий (с. 91). При этом тенденция к централизации политической инициативы, которая на данном этапе вывела Китай к «сценарию Си Цзиньпина», может быть продолжена еще дальше – вплоть до т. н. «путинской модели», под которой авторы понимают авторитарную власть сильного харизматичного лидера с опорой на силовые ведомства; роль института партии при его формальном сохранении значительно снизится (с. 92).
Как считают авторы статьи, в последних двух сценариях для поддержания легитимности режима в глазах общества властям будет необходимо постоянно «подливать масло в огонь региональных конфликтов» (с. 92). Неизбежным побочным эффектом этого является антизападная риторика и стремление к проведению «маленьких победоносных войн» против соседей — угрозообразующий фактор для интересов США в регионе.
Выводы для России
Ключевым вопросом для нашей страны относительно Китая остается то, насколько курс на «великую дружбу» Москвы и Пекина стабилен, и не изменится ли он неожиданно для нас на 180 градусов, как это уже было на рубеже 1950–1960-х гг. Это зависит от того, насколько устойчивой будет власть нынешних партнеров Москвы.
Если следовать выводам берлинских аналитиков, получается, что в ближайшее десятилетие в Китае сохранится действующий партократический режим, который проявляет высокую степень адаптивности, так как не стоит на месте, а постоянно подстраивается под вызовы эпохи. Скорее всего, как минимум до 2022 г. во главе этого режима будет стоять Си Цзиньпин, ровесник президента В. Путина, с которым его связывают хорошие личные отношения. Несмотря на образы, которые нам диктует пропаганда, есть основания полагать, что личность Си Цзиньпина не является незаменимой для модели. Данная модель характеризуется наличием лидера, способного консолидировать властные полномочия в едином центре, но она идет не от самой личности руководителя, а от относительно широкого круга части партийной элиты, которая считает, что именно так нужно отвечать на социально-политические вызовы. Даже если Си Цзиньпина не будет, политика, которая у нас ассоциируется с его именем, будет продолжена его преемником.
Указанная модель предполагает активизацию внешнеполитической повестки, которая сопровождается переформатированием вооруженных сил и ростом шовинистической риторики. Следствием этого становится разжигание региональных конфликтов и экспансия КНР, в том числе в регионах, которые Россия традиционно считает сферой своих интересов (прежде всего имеется в виду Центральная Азия). «Маленькие победоносные войны», об опасности которых предупреждают эксперты, при нынешнем соотношении вооруженных сил России и Китая в отношении нашей страны направлены быть не могут. В то время как в стремлении публично критиковать мировое доминирование США Москва и Пекин отлично подходят друг другу. Главное, не понимать китайские угрозы и предупреждения слишком буквально и не забывать, что для Китая антиамериканская риторика отлично сочетается с высочайшими показателями товарооборота и гуманитарного обмена.
Ссылка
Отредактировано: Vediki977 - 13 окт 2016 14:12:38
ОТВЕТЫ (2)
