"Те, кому мы обязаны" (С)

На 84-году ушел из жизни один из разработчиков навигационных комплексов для ВМФ - Гена Карлов.
http://shot.qip.ru/00gZ9L-2OPovQHhW/

Предлагаю его зарисовки (часть 3) о "тех временах" (бэз купюр):

***************
Навряд ли я вспомнил всех, кто работал в лаборатории. Прошу простить – времени прошло много, да и склероз крепчает.
Сейчас, ознакомившись с содержанием Нордовского сайта (НПО "Норд", г. Баку), стало понятно, что многие сотрудники лаборатории стали цветом и гордостью института. А многих уже и нет на этом свете. Царство небесное и вечная память всем им!
Будучи начальником лаборатории и главным конструктором, я, конечно, общался со всеми структурами института, начиная от дирекции до машбюро. Естественно, принимал участие и в совещаниях, проводимых директором института Касимовым Экрем Алиевичем.
Он был в общем мягким и деликатным человеком. Но иногда в нём просыпался кавказский темперамент и учинялся разнос некоторым служащим. Это касалось, в основном, хозяйственников (отдел снабжения, бухгалтерия, плановый отдел и др.) и никогда научно-технического персонала. К нам, разработчикам, отношение было ровным. Э.А. даже прибегал к нашей помощи, беря с собой в Москву для возможной консультации при решении каких-либо вопросов по твоей теме.
Научно-технические вопросы обсуждались на совещаниях у главного инженера Фёдорова Н.В. Николай Васильевич был обсолютно спокойным человеком. Я не помню, чтобы он хоть раз повысил голос на кого-либо. Обладая феноменальной памятью, помнил все приказы, номера и даты их издания, отлично знал грамматику русского языка, внимательно читал, подписываемые письма и исправлял случавшиеся ошибки.
На совещаниях не обсуждались  какие-либо конкретные научно-технические решения. Разработчики были полностью свободны в своих решениях. Обсуждались, в основном, вопросы взаимодействия разных подразделений для решения поставленных задач.
В таких обсуждениях всегда  активно себя вёл начальник лаборатории Шакарян Г.С. Он не сидел на стуле, как все присутствующие, а стоял, опершись мягким местом о подоконник. И часто непонятно было, кто ведёт совещание: Фёдоров или Шакарян.
С большинством пожразделений у меня контакт был постоянным, деловым.
Вот плановый отдел. В жизни института он был одним из ведущих. Он осуществлял постоянную связь института с Московой (министерством). От планового отдела зависело штатное расписание подразделений, оклады сотрудников, премии квартальные и годовые. Поэтому с начальником отдела Гутман А.М. старались не ссориться. Впрочем, руководители научных тем, главные конструкторы были с ней на равных, т.к. от них зависели паказатели института в отчётах перед министерством. Мы могли и «поторговаться» с плановым отделом, когда для плана нужно было «подбросить» дополнительно проценты по теме. С Гутман Аллой Моисеевной общался реже, чаще с Зоей Мирзоевной Осиповой. С ней отношения были мирными и взаимосогласованными.
О бухгалтерии вспоминали, когда шли в кассу получать зарплату, премии или командировочные. Здесь, как правило, проблем не возникало.
С заместителем директора по общим вопросам Нагиевым Али Ромазановичем общаться по работе приходилось редко. Общение было добрым, обходительным.
В когорте дирекции был и заместитель директора по кадрам К.М. Ибрагимов. По делу с ним не общался, знал, что главное его достоинство – муж первого секретаря райкома партии.
А вот с кем приходилось общаться почти ежедневно, это первый отдел с его начальником Матвеевым Захаром. Вся документация шла в лучшем случае под грифом «С» (секретно). Но частенько письма приходили под грифом «СС» (совершенно секретно), а когда лаборатория подключилась к работам по СУЗам (система управления и защиты ядерного реактора), появились письма и с грифом «СС-ОВ» (совершенно секретно - особой важности). Адресатами таких писем были академик Александров А.П. и другие выдающиеся создатели подводного флота с ядерным реактором и ядерным оружием. Утром портфель с секретными бумагами получался в 1-ом отделе, а вечером возвращался обратно.
Отдел снабжения в нашей работе тоже был не последней инстанцией. Ведь при создании приборов применялись самые новейшие  комплектующие изделия радиоэлектроники, автономных источников питания и т.д. И тут профессионализм начальника отдела «Сан Саныча» Попова и его сотрудников Саакова, Вартанова, Ранцева и других обеспечивали своевременную поставку заказа.
Оригинальной личностью в отделе был Сааков, ветеран войны, непремеримый и бесстрашный борец с начальством.  Он приводил  в тихую ярость бухгалтерию института, когда возвращаясь из командировки, предъявлял для отчёта десятки билетов, наклееных на газетную страницу.
Такие структуры, как ОНТИ (отдел научно-технической инфоормации), библиотека, БРИЗ (бюро рационализации и изобретений),  были необходимы в процессе работы.
У руководителя ОНТИ Гуревича А.С. я был постоянным клиентом,  как и в библиотеке, где «царили» Астрахан Вика и Алиева Лиля. А через БРИЗ (Ахтямов Рашид Ибрагимович) было оформлено несколько «рацух» и изобретений.
Основными подразделениями, с которыми вплотную сотрудничали разработчики отдела № 2, были конструкторы, технологи и производство.
Мне очень повезло, что заместителем по конструкторской части «Кайнара» был назначен Кочаров Ким (Ованес Меликсетович). Мне кажется, это был самый талантливый конструктор из всего КБ (отдел № 3). Он получил блестящее образование в Харьковском авиационном институте, обладал творческой интуицией и технической эрудицией. К тому же Ким был глубоко порядочным и ответственным человеком.
Из конструкторов на нашу лабораторию работали Мовсесян Левон, Пуговкин А., Переплётчиков В. и другие.
Приходилось мне, естественно, общаться и с производством в лице начальника производства Л.И. Штенгардта, начальника цеха Михайлова В., группой электромонтажников, макетной мастерской.
Правда, основную связь и курирование производства осуществляли конструкторы во главе с Кимом Кочаровым. Здесь я был как за каменной стеной.
Как я уже упоминал, разработчики (руководители НИР, главные конструкторы) в работе мало зависели от руководства института.
«Страшнее» для меня были две структуры: военпред и нормоконтроль.
Военпред Губанов В.И. был въедливым товарищем. Контролируя процесс разработки и изготовления опытного образца «Кайнара», требовал объяснения применения тех или иных материалов и комплектующих.
Особые волнения вызывали климатические и механические испытания опытного образца по нормам «Мороз-2» в присутствии военпреда. Здесь нужно поблагодарить сотрудников лаборатории № 25 во главае со Стадником И.В., позднее – Бахмутским Владимиром Ивановичем.
Провести техническую дркументацию через нормоконтроль (Зина Староверова, Эмма Елисеева) было сложнее, чем разработать схему или написать научно-технический отчёт. Особенно доставалось копировщицам и машбюро, которые переделывали, перепечатывали кальки из-за малейших несоответствий нормам и неточностей.
Вспоминаю особо нашего министерского куратора Абрама Бабакаевича Кумыша. Это был грузный (под 100 кг. веса) мужчина с густым басом. При приезде в институт Кумыша высокое начальство трепетало (особенно плановый отдел). Народ пел старинную песню «Шумел Кумыш, начальство гнулось» и т.д.
В то же время к научно-техническому персоналу Кумыш относился вполне благожелательно. Он понимал, что именно этот контингент сотрудников – лицо и успехи института. Мне пришлось общаться С А.Б. Кумышом, когда нужно было добиться от военных дополнительного финансирования на доработку «Кайнара» после испытания буя на Северном флоте. Кумыш был вхож в достаточно высокие кабинеты моряков, и ему удалось «выбить» дополнительные средства. При этом со мной он общался доброжелательно.
А теперь перебросимся к периоду натурных (морских) испытаний «Кайнара» и «Фал-1».
«Кайнар» испытывался дважды на Северном флоте. Первый раз это было в середине лета и удалось почувствовать особенности полярного дня (круглосуточного солнца). Второй раз испытания заканчивались поздней осенью, и мы смогли увидеть первые полярные сияния. Не очень яркие, но всё же. Впечатлений и событий от пребывания на Северном флоте масса. Отмечу только несколько.
Итак, КПП (контрольно-пропускной пункт) в посёлке Роста на пути в Североморск и далее к месту дислокации ПЛ. Ввоз спирта для матросов запрещён. Производится досмотр возвращающихся из отпуска, командировки моряков. Если находили бутылку спиртного, её тут же уничтожали у «жертвенного камня» - большой валун с «жертвами» в виде стекла от разбитых бутылок.
Разместили нас на плавбазах, где отдыхали моряки ( в том числе и офицеры) после пребывания на ПЛ. Питались мы также на плавбазе, в офицерской кают-компании. Припоминается курьёзный случай, когда мы, придя в первый раз на обед в кают-компанию раньше всех, заняли столик с цветами. Тогда старшие офицеры пришли на обед, увидели, что их место занято гражданскими. Какой нагоняй получил дежурный по кают-компании, мы не знаем. Но в результате нам был выделен отдельный столик в отдельном углу.
В начале 60-ых годов было время самого сильного обострения холодной войны. Был и Карибский кризис, обстановка на Северном флоте была напряжённой. АПЛ (атомные подлодки), вооружённые межконтинентальными ракетами, уходили в автономное плавание на несколько месяцев к берегам Америки и другим частям мирового океана. При этом на АПЛ закрашивались всякие опознавательные знаки, и она имела камуфляжную окраску.