Как Россия завербовала Хемингуэя

Зимой 1940-1941 годов в Нью-Йорке советский шпион по имени Яков Голос (Jacob Golos) завербовал Эрнеста Хемингуэя «для нашей работы». Голос был харизматичным большевиком старой закалки, убежденным революционером, который бежал из ссылки, добравшись из Сибири в Китай. В конечном итоге Голос поселился в восточной части Манхеттена, где он стал одним из основателей Коммунистической партии США и основным звеном советской шпионской сети на восточном побережье. В тот день, когда ему удалось завербовать Хемингуэя, он действовал от имени НКВД — предшественника КГБ и современной СВР. После встречи Голос сообщил Москве о своей уверенности в том, что «он [Хемингуэй] будет сотрудничать с нами… и сделает все возможное», чтобы помочь НКВД.
Почему советская разведка заинтересовалась Хемингуэем? Впервые он попал в ее поле зрения в 1935 году благодаря своей статье, которая была опубликована в ультралевом американском журнале New Masses. В этой статье он гневно осуждал американский истеблишмент за то, что он бросил многочисленную группу ветеранов умирать на пути урагана, налетевшего на Флорида-Кис в том году. Потом, в период гражданской войны в Испании, он вступил в контакт с агентами Коминтерна, советскими шпионами и коммунистическими партизанами. Они заинтриговали и увлекли его, главным образом потому что они сражались за идею, которая вдохновляла его самого: они сражались против фашизма. Эта идея легла в основу его романа «По ком звонит колокол», и она заставила его прислушаться к словам Голоса спустя несколько месяцев после выхода этого великого романа.
Чего НКВД хотел от Хемингуэя? Он не работал на правительство, у него не было доступа к официальным секретам. Он не стал бы встречаться с агентом в темном переулке, чтобы передать портфель, набитый документами. Советские шпионы больше всего хотели доставить удовольствие своему главному клиенту, Иосифу Сталину, и для этого им были нужны письменные документы, касающиеся в первую очередь американских технологий и внешней политики. Они знали, что однажды Америка откажется от своих изоляционистских позиций и изменит баланс сил в Европе. И они хотели быть готовы к наступлению этого дня. А пока им нужно было продолжать красть американские технологии. После установления дипломатических отношений между этими двумя странами в 1933 году НКВД (вместе с ГРУ) продолжил вербовать американских государственных служащих, которые регулярно скармливали им новые порции секретов. В 1930-х годах у них были шпионы, имевшие свободный доступ к документам Госдепартамента, Министерства юстиций и Министерства финансов, не говоря уже о Белом доме, а во время войны им удалось даже проникнуть в Манхэттенский проект и украсть чертежи атомной бомбы.

Советские власти считали Хемингуэя журналистом. Поскольку в то время он уже был одним из самых известных писателей в мире, сеть его знакомств и связей простиралась от европейских столиц до самого Белого дома — его третья супруга, Марта Геллхорн (Martha Gellhorn), была одной из протеже Элеоноры Рузвельт. Однажды летом 1937 года она смогла организовать для писателя и агента Коминтерна встречу с президентом Рузвельтом и его супругой. Сначала они смотрели «Испанскую землю», документальный фильм, который спродюсировали Хемингуэй и голландский режиссер Йорис Ивенс (Joris Ivens), коммунист по убеждениям, а потом они обсуждали внешнюю политику. Хемингуэй и Ивенс попытались (безуспешно) убедить Рузвельта отказаться от его политики нейтральности и, подобно Советскому Союзу, поддержать Республику.
Согласившись сотрудничать с НКВД в 1940 году, Хемингуэй не нарушил законы своей страны о шпионской деятельности. Однако его можно было (по крайней мере теоретически) привлечь к ответственности в соответствии с законом «О регистрации иностранных агентов», который обязывал всех агентов регистрироваться. Хотя он не стал чрезвычайно полезным шпионом НКВД, он в течение многих лет продолжал придерживаться своих просоветских взглядов, которые имели больше смысла в 1940 году, чем в 1945 году, когда траектории СССР и США начали стремительно расходиться в преддверие холодной войны. К примеру, в 1948 году Хемингуэй поддержал оптимистичные взгляды прогрессивного кандидата в президенты Генри Уоллеса (Henry Wallace), который утверждал, что две великие державы имеют гораздо больше сходств, чем различий, и что им необходимо начать напрямую взаимодействовать друг с другом, не обращая внимание на такие государства Старой Европы, как Великобритания и Франция.
Почему эта история имеет такое значение? Может ли она научить нас чему-то сегодня?
Во-первых, она указывает на преемственность в российской истории. Неважно, как называется организация — НКВД, КГБ или СВР — с 1934 года российские секретные службы прикладывали массу усилий, чтобы собрать информацию и оказать влияние на США. Российские власти всегда были заинтересованы в том, чтобы понимать и манипулировать США, и они всегда достаточно легко это делали.
Во-вторых, история Хемингуэя напоминает нам о необходимости внимательно присматриваться к фактам и происшествиям, которые нельзя однозначно включить в разряд шпионской деятельности и торговли влиянием. Последствия таких происшествий и фактов тоже могут оказывать негативное влияние на американские институты, только гораздо менее заметным образом. Интересы Америки и других стран время от времени пересекаются, но они редко бывают идентичными. В области национальной безопасности невозможно служить сразу двум господам, и даже видимость конфликта интересов может оказаться губительной, как показывает опыт новой администрации Трампа.
В-третьих, спустя 70 лет вмешательство Хемингуэя во внешнюю политику все еще дает о себе знать. Большинство из нас, кто читал и любит его книги, любят их, потому что они — честные, прямолинейные и независимые — перекликаются со многими американскими ценностями. Мало кто захочет узнать, что наш литературный кумир в тайне поддерживал связь с агентами иностранной державы, чьи ценности очень сильно отличались от наших. Не меньше тревоги вызывает и его попытка поставить знак равно между Америкой и Россией в 1948 году — президент Трамп тоже попытался выдвинуть эту идею. Я достаточно старомоден, чтобы считать Америку не просто одной из крупных держав, а уникальным экспериментом в области демократии и самоуправления, республикой, которая является полной противоположностью российскому строю, советскому или постсоветскому. К сожалению, один из наших величайших писателей так до конца этого и не понял.

Ссылка