Дядя Федя. Быль.

Давно хотел написать и все как-то было не до того. Думаю, что именно на этой ветке этот рассказ будет на своем месте, тем более, что День Победы на носу. На УРО под АУ.
Сосед дядя Федя появлялся в деревне только летом. Приезжал из Москвы дух перевести от излишне высокого темпа жизни. Мужиком он был парадоксальным.  С одной стороны,  худощавый, жилистый и подвижный с резкими движениями, способностью говорить мало, но так, что каждое слово сразу же и без сомнения принималось всерьез. И в тоже время с тусклыми, поблекшими глазами, которые жили как бы отдельно от остального тела и манерой периодически «выключаться», полностью уходя в себя.
Досталось в свое время дяде Феде…
Войну встретил юнцом на Западной Украине, на самой границе и впервые же дни в числе многих попал в плен. Там же оказался в концлагере. Довольно скоро в составе группы пытался бежать. Но ночью всполошилась охрана именно тогда, когда половина группы уже была за колючкой, а он, шедший замыкающим, еще оставался на территории лагеря. С другой стороны, повезло. Сумел тихо вернуться в барак и никто не выдал. Выжил.
Через какое-то время бежал из вагона, когда заключенных перевозили в Германию и так оказался в Чехословакии. Там попал в партизанский отряд и какое-то время провоевал, как он говорил, в вялотекущем партизанском сопротивлении. Ограниченные лесные массивы и густонаселенная местность не способствовали массовому партизанскому движению. После любой серьезной акции отряду приходилось срываться с места и уходить в горы, нигде долго не задерживаясь. Пару раз что-то мешало и территория тут же охватывалась немцами в кольцо и, потом круг сужался медленно, но настолько плотно, что вырваться было крайне сложно и потери несли серьезные. Но снова повезло – выжил.
В тоже время, не смотря на ограниченные возможности партизан, на широкую ногу в Чехословакии было поставлено подполье. Саботаж был повсеместным. В мины на заводах вместо взрывчатки насыпали песок, портили военную технику, бодяжили горючее, вели пропаганду. Дядя Федя зарекомендовал себя партизаном активным, смелым и предприимчивым. Быстро освоил родственный язык и через какое –то время был отправлен связником в городское подполье.
…
Из немцев делали дураков... Подполье росло, как грибы после дождя, а количество актов саботажа и диверсий от месяца к месяцу увеличивалось  в арифметической прогрессии. Но как вскоре оказалось немцев тоже не пальцем делали. Все они понимали и ждали момента, что бы обозначилась вся сеть. Накрыли многих и сразу. Спаслись единицы,  сумевшие уйти к партизанам. И дядя Федя тоже оказался в гестапо. Вот там- то концлагерь ему показался просто крымским санаторием….
Пытали. О пытках он особо не распространялся, но о самой страшной рассказывал…  Закрывали во встроенный в стену узкий шкаф, в котором человек мог только стоять и не был в состоянии даже наклониться. В полной темноте и тишине, как в гробу, приходилось стоять очень долго (хотя, кто знает сколько), когда ног уже не чувствовал совсем  и когда уже казалось, что в этом шкафу закрыли навсегда.
И в третий раз повезло…  Снова выжил. Не сошел с ума, не покалечили до такой степени, что мог активно двигаться, а когда перевозили куда-то,  выпрыгнул, из идущей машины под уклон в горах и сильно побившись, таки, сумел уйти. Добрался до своего отряда и там же нашел свою первую, самую сильную любовь.
….
Влюбился в красавицу чешку – партизанку до такой степени, что не мог отойти от нее ни на минуту.  Вместе с ней ходил на задания, вместе стоял в карауле… демократия, что там…  Мечтали о скорой Победе, громкой свадьбе всем отрядом  и о том, как заживут после войны.  Она предлагала остаться в Чехословакии, он звал в СССР…
Вот тут в его тусклых глазах вспыхивал огонек, сам он как-то оживал, вяло взмахивал рукой – совершенно не типичный для него жест, но только на несколько секунд. Потом криво усмехался,  а в глазах появлялась такая тоска, что цепляла даже меня – семи-восьмилетнего пацана. Я видел, но в силу своих детских лет не понимал ее причин, связывая все с войной.
Они дожили до Победы и встретили наши войска, освободившие Чехословакию. Потом фильтрационный лагерь и 4 года от звонка до звонка. Тут уже не побегаешь. Дальше освобождение, работа, семья и все, как у людей… Летние поездки из Москвы в деревню на отдых и рюмка водки со своим старым другом полковником КГБ только что вернувшимся с Кубы из командировки. В саду, теплым летним вечером за самодельным дощатым столом вокруг которого постоянно вертелся соседский настырный пацаненок…
Почему-то мне до сих пор кажется, что дай ему шанс и он бы с радостью променял всю эту размеренную жизнь  на ту самую партизанскую молодость со всеми ее опасностями, болью и любовью. Ну не знаю, может, показалось….