«Всеобщая подозрительность» - так называется одна из гравюр знаменитого французского иллюстратора Гюстава Доре из его книги «История святой Руси». Впервые она увидела свет во время Крымской войны. Из книги Гюстава Доре «История святой Руси» (издание 2012 г.)
Никакое государство, даже самое демократическое, не может существовать без органов политического сыска - в этом уверен наш сегодняшний собеседник исследователь истории спецслужб Федор СЕВАСТЬЯНОВ.
Федор Леонидович - кандидат исторических наук, доцент Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. Он автор только что вышедшей книги «Государственная безопасность есть предмет уважительный», которая и стала непосредственным поводом к нашему разговору.
- Федор Леонидович, ваше исследование касается эпох царствования Александра I и Николая I. Почему именно этого времени? - Удача для историка - там оказалась неисследованная «лакуна». Период тайного сыска XVIII века и история Третьего отделения, созданного в 1826 году, описаны довольно подробно, а вот процесс, как из одного получилось другое, практически не был предметом изучения.
Взошедший на престол в 1801 году Александр I упразднил Тайную экспедицию, действовавшую при Павле. Это был один из его жестов, подчеркивавших, что наступило новое время, в корне отличающееся от «мрачного» периода царствования его отца. В манифесте об упразднении экспедиции говорилось, что «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона».
Однако совсем скоро жизнь показала, что предмет для деятельности спецслужб, как бы они ни назывались, все равно есть. Первыми об этом заявили генерал-губернаторы столиц, сообщившие царю, что им нужна своя собственная тайная полиция.
В общероссийском же масштабе она была учреждена в 1805 году, когда Россия вступила в очередную антинаполеоновскую коалицию. Тогда было создано специальное совещание трех министров - иностранных, внутренних дел и военного, - которые должны были по линии полиции получать все важные дела и в «заседании сообща их рассматривать». Комитет был секретным - об его учреждении даже не объявлялось публично.
Затем был создан другой комитет, о нем уже объявили гласно. Назывался он по дате его появления - «Комитет 13 января 1807 года». Второе его название, которое реже встречается, - «Комитет охранения общей безопасности». Формальным его председателем считался министр юстиции. А спустя три года появилась Особенная канцелярия министра полиции, которая подменила собой комитет.
- Чем же занимались эти структуры? - Например, рассматривали дела о «предерзостных словах» тех, кто неуважительно высказался об особе государя императора. Что считалось оскорблением? Например, мне встретился такой эпизод. Один мужик пришел в дом к другому, был пьян, ругал хозяина, его семью, после чего «неизвестно почему изрыгнул хулу на его императорское величество».
Что за это полагалось? Дело в том, что Соборное уложение 1649 года, которое и тогда продолжало действовать, не различало слова и действия в отношении особы государя, и такая «дерзость» каралась смертной казнью. Однако в реальности начала XIX века за это, конечно, не казнили, но бить кнутом и сослать в Сибирь могли. Сам же Александр I взял за правило не наказывать никого, кто дерзнул бы оскорбить его лично.
Есть дело, связанное с оценкой внешнеполитических новостей, прозвучавшей, например, в ходе беседы двух торговцев в Апраксином дворе. Были доносы из светских салонов. Вот лишь один случай. Две дамы - русская генеральша и иностранка - после заключения Александром и Наполеоном Тильзитского мира спорили о возможности нового дворцового переворота. Кто донес в полицию, из дела непонятно, но зато в нем есть очаровательная формулировка: «Очные ставки между ними ничего к делу принадлежащего, кроме взаимной ненависти, простиравшейся до явной брани, не открыли». Важно уточнить, что очные ставки уже не сопровождались пыткой, как прежде (пытки тоже были отменены в 1801 году).
Особая категория дел - слухи про Павла I. Либо о том, как его убили, либо о его «чудесном спасении». Причем самозванцы, если судить по тем документам, которые я держал в руках, обнаруживались обычно где-то далеко за Уралом. И всегда почему-то имели какие-то «отличительные черты на теле»... Вот такие действия карались сибирской ссылкой или каторгой, на императорское прощение в этом случае рассчитывать не приходилось.
Есть и реальные дела, связанные с подозрением в шпионской активности. Вот, например, одно из них, в котором фигурировало неведомое приспособление, именовавшееся «карманная типография». Обвиняемый объяснял, что это было устройство для изготовления визитных карточек. Но печатание тогда воспринималось как «важное нечто», а не просто как техническая возможность размножать текст. Недаром при Екатерине II был даже специальный указ Сената «о невере никаким указам, кроме печатных»...
Велась и, как мы бы сказали сегодня, профилактическая деятельность. В 1807 году, после Тильзитского мира, на территории Российской империи приводили к присяге всех французских подданных. А таковыми считались любые иностранцы, прибывшие с территории, попавшей под наполеоновское владычество. Их вносили в реестр и обязывали «ни письменно ни устно, ни посредством кого-то ни непосредственно не иметь сношения со своей родиной». В первую очередь не вести переписку.
- Было ли нечто реально угрожающее - шпионы, заговоры, - особенно в преддверии войны 1812 года? - В документах мне этого не встретилось. Однако есть сюжет из мемуаров: о том, как незадолго до начала войны в Вильно готовился бал по случаю приезда Александра I и была сооружена «зала для танцевания». Видимо, имелась в виду какая-то временная конструкция. Она рухнула. Заподозрили, что это немец-строитель специально так «постарался».
Розыски его закончились тем, что нашли что-то из предметов его одежды на берегу пруда и «было постановлено», что он утопился. Хотя тело, кстати, так и не обнаружили. Но общее мнение не изменилось: это было подготовленное покушение на государя императора, которое сорвалось только потому, что зала рухнула слишком рано. Такова, пожалуй, единственная история, когда описан целостный случай возможного заговора. Но в его предотвращении тайная полиция не сыграла никакой роли...
- Насколько эффективно она отслеживала настроения общества? - Это ключевой вопрос. Прежде, при Тайной экспедиции, такая задача вообще не ставилась. Там все было проще: если кто против государя что сказал, надо его «имать и тащить». А вот в самом начале XIX века появилось осознание, что надо заниматься «состоянием умов».
Буквально в самом начале царствования Александра I появились проекты всякого рода агентур. Они должны были не столько выявлять реальных злоумышленников, сколько заниматься политическим контролем.
Отличительная черта этого периода: никто не думал о создании некоего органа, который бы взял на себя общее руководство политическим розыском.
- Как же тогда все это функционировало? - Честно говоря, как бог на душу положит - такой вывод можно сделать из сохранившихся документов. То есть органы и структуры создавались и действовали без всякой системы. Например, генерал-губернаторы Петербурга и Москвы имели свои структуры политического розыска. Причем одной из задач петербургского градоначальника была... разведка. Объясняется это просто: все послы иностранных государств - в Петербурге, а все они в ту пору так или иначе были не только носителями государственных секретов, но и агентами своих правительств...
Проблема моего исследования состояла еще и в том, что агентурная работа никогда полностью не фиксировалась на бумаге - ни тогда, ни сегодня. А во времена Александра I, которые могут в этом смысле показаться беспечными и наивными, частные бумаги секретнейшего характера нередко находились у чиновников дома. Министр Виктор Павлович Кочубей, к примеру, большую часть тайных полицейских бумаг вообще хранил в своем имении Диканька, воспетом Гоголем.
Документы спецслужбы при петербургском генерал-губернаторе ни в одном архиве я пока не обнаружил. Хотя мне удалось найти сведения, что в Петербурге была специальная служба лон-лакеев (так называли слуг, которых нанимал приехавший куда-либо путешественник. - Ред.). Все они были на службе тайной полиции, и стать лон-лакеем можно было только с санкции столичного генерал-губернатора.
Все лон-лакеи были иностранцами, и все они предлагали свои услуги приезжающим в столицу иностранцам. Сообщали ли они что-нибудь полезное - непонятно, потому что обнаруженная мною по этому поводу переписка касается недостатков их службы (мол, информации дают мало, зато много пьют, ленятся, работают спустя рукава), а не награждения отличившихся.
Судя по всему, работали они за деньги, следов вербовки мне не встретилось. Становление агентурной работы произошло в последней трети XIX века, когда потребовалось бороться с подпольными революционными кружками...
- Учреждение Третьего отделения в 1826 году было последствием восстания декабристов? - Не совсем так, хотя оно, конечно же, ускорило его создание. Напомню, что это было отделение Собственной его императорского величества канцелярии. Появление в ней особых отделений со своей компетенцией отражало желание Николая I лично контролировать некоторые вопросы управления, которые представлялись ему особенно важными.
Так, Первое отделение занимались служебной перепиской императора, Второе - составлением и кодификацией законов, Третье - политическим розыском и контролем. Четвертое отделение было создано после смерти императрицы Марии Федоровны для управления созданными ею благотворительными учреждениями. Пятое возникло в связи с реформой государственных крестьян.
На мой взгляд, появление Третьего отделения было революционным событием в истории российских спецслужб. В первую очередь потому, что спецслужбе придали исполнительный аппарат. Раньше его не было. Речь идет об отдельном корпусе жандармов.
Изначально в России жандармы - это никакая не спецслужба, а просто военная полиция. Она возникла из необходимости поддерживать порядок в действующей армии в ходе наполеоновских войн. Создавал эту службу Барклай-де-Толли - военный министр, а затем главнокомандующий русской армией (до Кутузова и после него), у которого, кстати, тоже была своя тайная полицейская служба.
После создания Третьего отделения произошло определенное «переформатирование» задач и функций жандармов. Теперь им поручалась оперативная работа, связанная с политическим розыском и контролем. Вся страна была разделена на округа во главе с генералами.
Военные историки нередко утверждают, что офицеры презирали сослуживцев, переходивших из армии в корпус жандармов. Кстати, этот переход, как правило, сопровождался повышением в чинах, стремительным карьерным ростом. Что же касается отношений офицеров и жандармов, то, на мой взгляд, это была просто корпоративная нелюбовь или даже зависть.
- Хотя само слово «жандарм» сохранило негативный смысл... - Да, это так, причем подобная оценка возникла еще в николаевское царствование в той среде, которую мы бы сегодня назвали либеральной интеллигенцией. А у нее практически никогда не было положительного образа полицейского...
Есть очень интересный документ - «Инструкция чиновнику Третьего отделения», написанная шефом жандармов Бенкендорфом. В нем как раз и говорилось, что нужно следить за настроениями и работать на опережение - даже не на выявление умысла, а на предотвращение его проявления.
Правительство прежде всего интересовало, что говорят в салонах и гостиных. В Третье отделение подобные отчеты шли непрерывным потоком.
Кроме того, Третье отделение было и своего рода каналом обратной связи между обществом и государством. Николай I в не очень известном сегодня манифесте о приведении в исполнение приговора над декабристами прямо обратился к подданным: мол, кто хочет что-то сообщить важное по делам государства - обращайтесь. И такой шквал захлестнул Третье отделение, что пришлось в его структуре сделать особую комиссию по принятию прошений. Сколько мне встретилось там одних только «прожектов» по искоренению лихоимства в России!
Кстати, Третье отделение впервые в истории российских спецслужб занялось борьбой с коррупцией, только тогда это называлось «злоупотребления по должности».
- Факт остается фактом: тайная полиция не смогла ни уберечь государство от восстания декабристов, ни спасти Александра II, ни предотвратить февраль 1917-го...
- На новые вызовы система, как правило, реагирует сбоем... Это, увы, общее правило. В документах Бенкендорфа встречается мысль, что если бы государство правильно отреагировало «предохранительными средствами», то никакого выступления 14 декабря 1825 года вообще бы не было. Более того, вольнодумствующие настроения декабристов не казались государству такими опасными, какими мы их сегодня представляем. Мятеж стал возможен именно в условиях междуцарствия, нестабильности власти. Если бы такой ситуации не возникло, то исчез бы сам сценарий выступления...
Да, Александра II тайная полиция не уберегла. Но это был новый вызов: 60-е годы XIX века - время рождения политического террора, к этому не была готова ни одна страна и ни одна спецслужба. И даже после того как в императора полетели бомбы, никто не пытался защищаться от террористов путем создания, например, кареты с бронированными дном и стенками. Главным средством защиты Александра III был Гатчинский дворец. Это было дело чести: лучше изолироваться вообще, чем демонстрировать бронированный «лимузин».
Что же касается Февральской революции 1917 года, то к подобному эксцессу политическая полиция не готовилась. Она держала под контролем революционные организации, но беда пришла совсем с другой стороны. Угрозы со стороны уличного бунта спецслужбы не прогнозировали. И устроили его те, к чьей активности они не были готовы. Кроме того, на мой взгляд, поражение власти в Петрограде стало прежде всего результатом безграмотных действий местных властей по подавлению беспорядков.
А вот восьмимесячное правление Временного правительства наглядно показало, что происходит с государством, если у него нет спецслужб. Ведь новые власти упразднили всю царскую полицию, начиная от охранки и заканчивая городовыми. Порядок на улице еле-еле обеспечивала народная милиция. Она не обладала ни ресурсами, ни квалификацией и была фактически добровольной народной дружиной. А отсутствие спецслужб позволило противникам Временного правительства эффективно действовать в подполье, а затем едва ли не открыто подготовить вооруженный захват власти.
Я всегда обращаю внимание: большевики пришли к власти 7 - 8 ноября (по новому стилю) 1917 года, а уже 10 ноября они реформировали показавшие свою несостоятельность органы правопорядка Временного правительства. Организовали милицию, которая очень быстро становится профессиональной. А спецслужба, каковой была ВЧК, была создана уже 20 декабря: ее замышляли как антитезу царской охранке и вообще политическому сыску.
Феликс Эдмундович Дзержинский как никто отрицательно относился к жандармам. И недаром в начале 1920-х годов он пережил личную трагедию, когда понял, что у него получилась та же самая «охранка».
Ссылка