Межэтнические браки, смешанное происхождение и «дружба народов» в советском и постсоветском Казахстане / Взгляд с Запада

На рекламном щите у одного из алмаатинских банков – смешанная пара: мужчина в джинсах и фланелевой рубашке, по виду казах, говорит по телефону, обнимая одной рукой красиво одетую женщину, которая демонстрирует кредитную карту. Вид у нее европейский, как здесь говорят, то есть она может быть русской, украинкой или даже немкой. За спиной у молодых людей – бар в американском стиле с высокими стульями и старомодным музыкальным автоматом. В целом складывается образ благополучной молодой пары без национальных предрассудков, которая с явным удовольствием собралась окунуться в ночную жизнь города.
За двадцать лет с момента обретения независимости жизнь в Казахстане изменилась. Марксизм-ленинизм был отброшен, его заменила идеология необузданного капитализма, зависимость от Москвы сменилась открытым общением с миром, а место пролетарского интернационализма заняло казахское национальное сознание и нарождающаяся «казахстанская» идентичность. Но, несмотря на все эти перемены, многое в политической и культурной жизни страны и по сей день определяется советским наследием. Очевидный пример – отношение к смешанным парам и межэтническим бракам, остающееся по существу советским.
Опыт межэтнических браков в СССР радикально отличался от того, с чем приходилось сталкиваться людям в США и Западной Европе. Самое поразительное, что в советском дискурсе практически отсутствовало понятие расы, особенно в первые десятилетия советской власти. Государство распределяло граждан по «народностям» или «национальностям», а не по расовым признакам. Более того, эти категории воспринимались главным образом в культурно-историческом плане, а не в биологическом или генетическом. На протяжении всей своей 70-летней истории советская идеология резко осуждала этническую и расовую дискриминацию, а все советские народы по закону были равны.

Историки называют советское многонациональное государство «создателем наций» (maker of nations), имея в виду проводившуюся государством институциализацию народностей через создание национальных республик, поддержку национальных языков и культур. В национальном вопросе государство проводило своего рода позитивную дискриминацию (affirmative action), облегчая для национальных меньшинств доступ к высшему образованию, привлекая их к руководящей работе и членству в партии[1]. Каждый гражданин СССР имел определенную национальность, в 16 лет она фиксировалась в паспорте. «Смешанное» происхождение не имело отношения к расе, как в США, или к вероисповеданию, как в дореволюционной России, а воспринималось как «межнациональное» или – в некоторых случаях – как «межэтническое».
В отличие от США и Европы, где довольно долго господствовало культурное неприятие смешанных браков, в СССР их поддерживали как в теории, так и на практике, поскольку смешанные браки способствовали окончательному слиянию наций в единый «советский народ». Межэтнические браки рассматривались как инструмент модернизации – особенно в таких «отсталых» регионах, как Средняя Азия. По мнению советских теоретиков, именно смешанные пары скорее отходили от традиционного уклада, принимали современный, типично советский образ жизни, создавая у себя в республиках пример для подражания. Современность часто понималась как «русскость», поскольку в смешанных семьях чаще всего говорили по-русски и вели городскую, «европейскую», жизнь.
В послевоенный период возник интерес к этногенезу советских народов и начались поиски исконного населения (primordialization) республик. Институциализация народов в рамках национальных республик обеспечила восприятие наций как вечных и бессмертных сущностей[2]. «Этнос», термин, вошедший в советскую этнографию в 1960-е годы, стал все чаще рассматриваться как биологическая и генетическая единица. В каждой национально-территориальной республике местные ученые стали отслеживать корни «титульной нации», устанавливать ее «генотип» и «генофонд»[3]. Все это свидетельствовало о том, что в более поздние годы советский этнический дискурс незаметно переходил на расовые рельсы. С изменением отношения к этническим категориям в послевоенное время тесно связано и огромное внимание, уделявшееся в науке межнациональным отношениям, межэтническим бракам и смешанным семьям. В то время, как в США и Великобритании, где делались попытки показать, что изучение людей смешанного расового происхождения основывается на сомнительном с научной точки зрения предположении о реальности существования «расы», в Советском Союзе изучение межнациональных браков покоилось на убежденности в существовании отдельных чистых «этносов»[4].
В брежневское время в научных публикациях старались демонстрировать рост численности межэтнических браков на всей территории Советского Союза, поскольку это должно было подтвердить гипотезу о неизбежном «слиянии» советских народностей. Казахстан славился тем, что доля межэтнических браков там была самой высокой в Средней Азии и одной из самых высоких во всей стране. По данным советской переписи, доля смешанных семей в Казахстане выросла с 14,4% в 1959 году до 23,9% в 1989-м[5]. Казахстан служил примером гармонии в межэтнических отношениях и назывался «лабораторией дружбы народов».
После распада СССР на смену коммунистической идеологии в Казахстане пришло независимое «национализирующее государство», что значительно изменило условия межэтнических взаимодействий[6]. Казахстан переживает подъем национального самосознания, несмотря на все старания постсоветских властей обеспечить мирное сосуществование разных народов в многонациональном государстве. Доля смешанных браков снизилась с 21% в 1999 году до 18% в 2008-м[7], в то время как доля казахов в общей численности населения выросла – между 1989-м и 2009 годом с 40,1% до 63,1%[8] –, что отчасти объясняется эмиграцией этнических русских, поскольку они чаще, чем представители других групп, вступали в межэтнические браки. Еще одним камнем преткновения для межэтнических браков стал язык, поскольку роль русского как языка межнационального общения внутри республики несколько ослабла[9].
Однако, несмотря на изменения политического и социального контекста, в основе своей подход к межнациональным бракам в независимом Казахстане до сих пор определяется советским наследием. Понятие смешанного брака, как и само восприятие национальности как однозначной и неизменной, остаются теми же, что и в советское время. При отсутствии какой-либо официальной политики в отношении смешанных браков многонациональность казахского общества и сейчас служит предметом гордости – вполне в русле советского восхваления «дружбы народов». Тон задают официальные заявления президента Нурсултана Назарбаева: он неоднократно подчеркивал, что многонациональность является одной из сильных сторон государства, и всегда стремился представить Казахстан на международной арене как оазис гармоничных межнациональных отношений[10].
При всем этом, точно так же, как существовали трения между отдельными национальностями и «советской» идентичностью до 1991 года, в современном Казахстане поощрение многонациональности и «казахстанской» гражданской идентичности сосуществует с возрождением казахской национальной идентичности. Начавшийся в советское время процесс превращения национальных идентичностей в исконно существовавшие «этносы» продолжается и в постсоветском Казахстане. Понимание национальности как природно заданной выдает себя в сопротивлении межэтническим бракам среди националистически настроенных групп, основным аргументом которых является необходимость сохранения чистого казахского «генофонда». Эту точку зрения разделяют не только этнические казахи; согласно результатам опроса, опубликованного на сайте Dumaem.ru, 18,9% всех граждан Казахстана являются убежденными противниками смешанных браков[11]. Особое неприятие часто вызывают казашки, выходящие замуж за неказахов, – явление относительно недавнее. (В советское время в смешанные браки вступали в основном мужчины-казахи – сегодня количество женщин и мужчин-казахов, состоящих в смешанных браках, практически сравнялось[12].)
Таков общий фон, на котором следует рассматривать нашу попытку проследить, как изменилась после 1991 года жизнь межнациональных семей и людей смешанного происхождения. Какое влияние оказал на них отход от интернационализма советского типа и имевшая место в последние двадцать лет официальная поддержка казахского языка и казахской идентичности? Как люди смешанного происхождения определяют и выражают свою сложную идентичность в обществе, где до сих пор приходится выбирать только одну национальность? Насколько безболезненным оказалось превращение «советских» граждан в «казахстанцев», с какими проблемами или даже травмами сталкивались люди при таком переходе? В основе нашего исследования лежат более сорока глубинных интервью, проводившихся в Казахстане в период с 2008-го по 2010 год[13]. Среди наших респондентов – казахстанцы самого разного этнического происхождения и возраста. Мы говорили как с людьми, заставшими советское время, так и с теми, кто вырос уже после распада СССР.
 
Люди смешанного этнического происхождения, идентичность и «официальная национальность»
Каждый гражданин СССР имел только одну национальность, которая записывалась во внутреннем паспорте. «Ассортимент» разрешенных национальностей определялся системой классификации, которая тщательно разрабатывалась этнографами и чиновниками в первые годы советской власти[14]. Получая паспорт в 16 лет, человек смешанного происхождения должен был выбрать между национальностью отца и национальностью матери.
Советская система национальной классификации сохранилась и в постсоветском Казахстане – за исключением новой возможности поставить прочерк в графе «национальность». И это создает для людей смешанного происхождения определенные проблемы. Многие говорят, что «разрывались», оказавшись перед необходимостью выбирать между двумя родителями, другие испытывают сильную ностальгию по советскому времени, когда ценился «интернационализм» и осуждался узкий «национализм». Выходцам из смешанных семей, идентифицирующимся с русскоязычной, ориентированной на Москву советской культурой, приходится теперь иметь дело с предпринимаемыми в постсоветском Казахстане попытками покончить с долгими десятилетиями русификации и возродить казахский язык и культуру.
В советское время в Казахстане не было отчетливо сформулированной многонациональной или «смешанной» идентичности, да и сейчас она существует разве что в зачаточной форме. Разумеется, встречаются люди, гордящиеся национальным разнообразием своих родословных, однако те, кто был воспитан в духе советского интернационализма, нередко вообще отрицают свое «смешанное» происхождение, – они предпочитают считать себя «советскими людьми» и прочно связывают свое «я» с русской и советской культурой. Одна из респонденток, полуказашка-полурусская заявила о браке своих родителей: «Сложно сказать, что это межэтнический брак. Это моноэтнический брак, потому что они были советские люди»[15]. Похожие ощущения описывали и другие респонденты – в основном те, кто вырос в 1960–1970-е годы. Вот слова Марины Абдрахмановой (53 года) смешанного происхождения (мама – русская, папа – казах), состоящей в браке с казахом:
 
«Ну, вы знаете, я не могу… как сказать… чувствовать себя казашкой или русской. Это сложно сказать. Я как-то, ну, как? Я чувствую себя просто человеком. Мне ближе, как-то, как у нас при социализме было, – интернациональное. Я человек, ну, как, которому действительно все равно, какой он национальности. То есть вот этот принцип интернационализма, это близко мне, в общем-то, по духу»[16].
 
«Людмила Давыдова» (56 лет) смешанного происхождения (мама – русская, отец – ингуш), заявила, что, если бы у нее была возможность указать в паспорте «советскую» национальность, она бы так и сделала[17].
Другая группа респондентов отмечает, что они чувствуют себя русскими, поскольку неразрывно связаны с русским языком и культурой. Такие ответы давали даже те, у кого ни один из родителей не является русским, то есть люди, не имеющие возможности официально записаться таковыми. Сусанна Морозова (37 лет, мама – украинка, папа – армянин) сказала своей матери, что чувствует себя русской:
 
«А я когда выразила такую мысль, ну, у меня русских корней вообще нет. Поэтому мне мама сказала: “Ну, какая же ты – русская?”. Я ей говорю, что я говорю на чистом русском языке, у меня по русскому языку пятерка [смех]. Она мне: “Нет, доченька, надо знать свои корни, откуда ты”»[18].
 
Николай Хон (70 лет) этнический кореец, жена смешанного русско-корейского происхождения:
 
«В 1970-е годы я чувствовал себя [частью] советского народа. Сейчас я все-таки ближе к России. Потому что, если так, адаптировался бы я значительно проще в России. Хотя я чувствую, что я боюсь, что меня там не примут»[19].
 
Слова Хона отражают непростую ситуацию принадлежащего русской культуре русскоязычного человека (а таковыми было большинство советских корейцев), которого в России не воспринимают как русского из-за внешности.
Для некоторых из респондентов «советскую» идентичность заменила гражданская идентичность «казахстанца», которая воспринимается как неэтническая или сверхэтническая категория. 39-летняя Леся Каратаева, смешанного русско-казахского происхождения, хотя официально записана казашкой, как и ее отец, говорит:
 
«Мне сложно сказать, что этническая идентичность является для меня преобладающей. Я не могу вот как-то объяснить, но я не думаю о себе как о казашке, проживающей здесь, в Казахстане. И, когда я выезжаю за рубеж, я ощущаю себя, я даже не могу сказать, казашкой ли, да?.. Но казахстанкой. Вот казахстанка – это моя идентичность»[20].
 
Язык и идентичность в смешанных семьях
В рамках советской национальной политики язык считался одной из важнейших составляющих национальной идентичности. Каждая национальная республика в СССР имела свой «национальный язык», изучение которого официально поощрялось через создание школ с преподаванием на родном языке, изданием учебников и газет и созданием национальных элит. Тем не менее, в республиках, в том числе и в Казахстане, у людей имелись серьезные основания, чтобы в совершенстве овладеть русским. Русский был языком межнационального общения по всей стране, и во всех без исключения национальных школах он преподавался как второй язык. Русский открывал возможности для получения высшего образования; карьеру в руководящих органах без свободного владения русским сделать было невозможно.
Существование общего языка способствовало заключению межнациональных браков, и в Казахстане именно в смешанных семьях дома чаще всего говорили по-русски. Во многих чисто немецких, армянских, корейских и татарских семьях основным языком общения тоже был русский. Даже «чистокровные» казахи не всегда свободно говорили по-казахски или не говорили на нем дома. К концу советского периода в Казахстане 64% казахов свободно владели русским; в городах многие ходили в русские школы и казахского практически не знали[21]. В образованных казахских семьях детям стремились дать образование на русском, чтобы обеспечить их будущее в советском обществе.
В постсоветский период государство предприняло попытку возрождения казахского. Возросла его роль в образовании и рабочем процессе, знание казахского требуется от всех сотрудников государственных органов[22]. Это усложнило жизнь казахам и выходцам из смешанных семей, с детства говорившим в основном по-русски (или даже только по-русски). Уничижительное определение «шала-казах», буквально означающее «полуказах», сегодня применяется не столько к людям смешанного происхождения, сколько к русифицированным в языковом и культурном плане этническим казахам. Не только язык, но и общая культура многих казахов были ориентированы на все советское, то есть в основном на все русское. Жумбай Жакупов отмечает в своей вызвавшей дискуссии книге «Шала-казах: прошлое, настоящее, будущее»:
 
«Быстрой русификации шала-казахов способствовала эффективная советская система всеобщего образования. […] При этом казахский язык оказался для шала-казахов невостребованным. […] Русская литература, советский кинематограф, русская популярная и симфоническая музыка заняли основное место в культурном пространстве шала-казахов»[23].
 
Наши респонденты подтверждают правильность выводов Жакупова: вот, например, воспоминание «Майры Ахметовой», 57-летней казашки, бывшей замужем за русским:
 
«В семье родители владеют казахским, и общались между собой родители на казахском. А с нами старались говорить на русском языке. […] Они старались, потому что они сами слабо владели русским языком. И в то время было престижно знать русский язык. И их мечтой было, чтобы мы хорошо владели русским. А казахский язык, они считали, что мы и так будем знать. Но этого не получилось, к сожалению. Получилось так, что мы хорошо стали говорить по-русски. Русский стал как бы родным языком. А казахским мы практически не владеем»[24].
 
Несколько респондентов заявили, что их родители опасались, что, если дети будут говорить по-русски с акцентом, их не примут в советском обществе. Людям, у которых казахом является только один из родителей, отсутствие знания казахского языка осложняет их идентификацию себя как казахов. 34-летний Тимур Сергазинов (мать – русская, отец – казах) отмечает:
 
«Казахского языка не зная, среди казахов я уже не свой, у меня был бизнес, я два с половиной года занимался пассажирскими перевозками, а тут парни работали, одни казахи, они не принимали меня в свою среду, именно в силу того, что я не знаю казахского языка. Называли меня “шала-казах”. В переводе “полуказах”, сам казах, а языка не знаешь».
 
Тем не менее, Тимур считает себя именно казахом (и так же записан в документах), но перспектива того, что в Казахстане скоро каждый обязан будет говорить по-казахски, ему не нравится:
 
«…Поскольку мы русскоязычные, сложилась своя культурная особенность внутренняя. Мы все-таки больше ощущаем себя русскими, как ни говори. И вообще я думаю так, как бы я ни любил свою родину, если вопрос языка будет навязан очень жестко, то придется, наверное, куда-то мигрировать в сторону России. Там где, допустим, Омск, такие вот города, где живут казахи тоже [смеется]»[25].
 
Слова Тимура отражают не очень комфортное положение русифицированных казахов в современном Казахстане. Хотя они и составляют довольно большую часть населения, причем принадлежат в основном к городскому и наиболее образованному слою, сейчас им нередко приходится ощущать свою второсортность. Лингвистическая стратегия, которая должна была обеспечить им высокое общественное положение в Советском Союзе, в некоторой степени ограничила их возможности в постсоветскую эпоху. Теперь родители-казахи чаще отправляют детей в школы с преподаванием на казахском языке, признавая тем самым, что знание казахского открывает дополнительные возможности для карьерного роста[26]. В то же время взрослому русскоязычному населению освоить казахский довольно сложно из-за недостатка времени, денег и хороших языковых курсов. Марина Абдрахманова, наполовину казашка, наполовину русская, состоящая в браке с казахом, жалуется: «Мне, например, английский выучить легче, чем казахский». В ее семье все говорят по-русски: она сама, муж и дочери, и она переживает, что в новом Казахстане у ее дочерей могут быть проблемы в связи с тем, что они недостаточно хорошо владеют казахским языком[27].
Несмотря на то, что языковые приоритеты в постсоветском Казахстане поменялись на прямо противоположные по сравнению с советским временем, многие из фундаментальных советских понятий о языке и его отношении к идентичности остались в силе. Общепринятой остается убежденность, что государству следует поддерживать какой-то определенный язык и что язык является важнейшей частью национальной идентичности. В Казахстане, где большая доля казахов является русскоговорящими, эта убежденность плохо согласуется с реальностью. Более того, официальная риторика, использующаяся сегодня для пропаганды казахского языка, поразительно напоминает дискурс коренизации советских времен – так же, как и неспособность правительства создать условия, при которых все не знающее казахского население действительно освоит этот язык.
 
***
Сегодня Казахстан гораздо более открыт внешнему миру, чем в советское время. Граждане страны ездят по всему земному шару, пользуются Интернетом, учатся за рубежом, покупают импортные товары и, помимо казахского и русского, осваивают еще и английский. Тем не менее, обстоятельства межэтнических браков и связанные с ними проблемы остаются в основном теми же, что и в советское время. Мало кто в Казахстане задумывается о возможности смешанной или мультинацональной идентичности, что резко контрастирует с положением дел в США, где люди смешанного происхождения несколько лет назад добились для себя права называться таковыми в переписных листах. Когда члены межэтнических семей и люди смешанного происхождения рассказывают о своем опыте, в их речи то и дело всплывают советские приметы – главным образом, язык и национальность по документам.
Особой потребности изменить систему национальной классификации в Казахстане не ощущается. Почти никто не оспаривает необходимости иметь единственную официально зафиксированную национальность. Граждане Казахстана теперь могут заключать (и время от времени действительно заключают) браки не только с живущими в Казахстане людьми другой национальности, но и с «иностранцами» – китайцами, турками, европейцами, американцами. По мере знакомства с западной трактовкой расовых и этнических вопросов доминирующее понимание идентичности может измениться, однако в настоящее время советское наследие еще живо в казахстанском дискурсе об этничности, идентичности и смешанном браке.

Ссылка