Старость не радость

Южная Корея стареет, и в последние годы процесс этот пугающе ускоряется. Связанные со старением населения угрозы хорошо осознает и южнокорейское правительство, и южнокорейская публика.
Однако никто толком не понимает, что именно нужно сделать, чтобы остановить надвигающуюся демографическую катастрофу. Россиянам неплохо бы иметь в виду, что проблемы, с которыми сейчас сталкивается Корея, в недалеком будущем появятся и у других развитых стран, в том числе и у России. Но пока — так уж получилось — именно Южной Корее одной из первых придется в полной мере ощутить на себе неожиданные последствия демографических перемен, имевших место в последние 50–70 лет.

Слишком много детей
Еще полвека назад в Корее в понятие «демографические проблемы» вкладывали совсем иной смысл. Тогда, в 1960-е, в мире начинался демографический взрыв. В связи с улучшением санитарных условий и распространением антибиотиков смертность в развивающихся странах пошла на убыль, в то время как рождаемость еще долго, до конца 1980-х, оставалась на прежнем очень высоком уровне. Результатом стал стремительный рост численности населения, который, как многие в ту пору полагали, является предвестником глобальной экономической и экологической катастрофы. Именно тогда в мировых «центрах силы» всерьез заговорили об необходимости ограничения рождаемости, которую для вежливости предпочитали называть «политикой планирования семьи».
Южная Корея не была исключением: ее население в период с 1945 по 2000 год выросло примерно в два с половиной раза. В 1960-м «общий коэффициент фертильности» (несколько упрощенно — количество детей у среднестатистической дамы) в Южной Корее составлял 6,1 рождений на женщину (рнж) и был близок к естественному для homo sapiens показателю, составляющему семь рнж.
Сложившаяся ситуация вызывала серьезное беспокойство у властей, искренне веривших в то, что демографический взрыв приведет к катастрофическим последствиям. В начале «шестидесятых» южнокорейские власти начали борьбу за ограничение рождаемости. Эта кампания во многом напоминала провозглашенную чуть позже в Китае политику «одна семья — один ребенок», хотя и проводилась значительно мягче. Специально отобранные и обученные активисты проправительственных организаций отправлялись в дальние деревни, где рассказывали крестьянам о методах контрацепции, всячески пропагандировали малодетные семьи и описывали селянам блестящее будущее, которое ждет их лично и страну в целом, если те поймут, что детей нужно рожать в минимальных количествах. В Корее повсюду висели плакаты, на которых были изображены счастливые малодетные семьи. За период с 1962 по 1979 год на эту кампанию только из центрального бюджета было потрачено около $40 млн (в пересчете на сегодняшние деньги — примерно $250 млн).


За что боролись, на то и напоролись
К 2016 году на поддержку рождаемости в Южной Корее было потрачено около 100 миллионов долларов, однако после небольшого подъёма рождаемость снова пошла вниз
Успех кампании превзошел все ожидания. Всего лишь через 10 лет после ее старта, то есть в начале 1970-х, общий коэффициент фертильности удалось снизить до четырех рнж, а спустя еще десятилетие, к началу 1980-х, он упал до 1,7 рнж, то есть оказался даже ниже уровня, необходимого для сохранения стабильной численности населения. Однако радость организаторов кампании была вскоре омрачена неожиданным открытием: обнаружилось, что вопреки их представлениям рождаемость продолжала снижаться и после того, как правительство перестало это поощрять.
К 2005 году южнокорейская рождаемость упала до рекордно низкого уровня и составила 1,08 рнж. К тому времени в стране осознали, что опасность подкралась совсем не с той стороны, с которой ее ждали, и беспокойство стало всеобщим. Правительство, которое всего лишь двумя десятилетиями ранее проявляло редкостное рвение в борьбе за сокращение рождаемости, начало всячески рождаемость поощрять — причем этим иногда занимались те же самые чиновники, которые в «семидесятые» боролись за то, чтобы рожали в Корее поменьше. Были разработаны правительственные программы поощрения, помимо воспитательно-пропагандистских мероприятий, предусматривающие поддержку дошкольных учреждений и, разумеется, помощь многодетным семьям.
За десятилетие (2006–2016 годы) на поддержку рождаемости было потрачено около $100 млн — иначе говоря, с учетом инфляции на эти усилия ушло примерно столько же денег, сколько 40 годами ранее в Корее в среднем тратили за десятилетие на поддержку программ сокращения рождаемости. Однако эти усилия результата не дали: рождаемость после небольшого подъема снова пошла вниз, и в 2017-м побила новый рекорд: по предварительным данным, в этом году общий коэффициент фертильности составит 1,03 рнж.
В очередной раз корейским опытом было подтверждено то, о чем демографы знают уже давно: при желании государство может добиться того, что рожать будут меньше, но вот стимулировать рождаемость государственными усилиями получается крайне плохо.

Старикам везде у нас почет
Параллельно с падением рождаемости в Корее разворачивался и другой процесс: стремительное снижение смертности и увеличение средней ожидаемой продолжительности жизни. Разумеется, этим можно гордиться, однако сочетание роста продолжительности жизни и снижения рождаемости означает то самое старение населения, которое сейчас идет в Корее.
Когда в 1911 году в Корее была проведена первая современная перепись населения, средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла всего 25 лет. Эта цифра сегодня может показаться неправдоподобно низкой, но надо иметь в виду, что она была обусловлена огромной детской смертностью: в те времена в Корее, как и во многих других странах, около четверти всех детей умирали, не дожив до года. Если вывести эту детскую смертность за скобки, то получится, что те корейцы, которым повезло не умереть в раннем детстве, в среднем доживали до 40–50 лет.
В 1910–1945 годы, то есть во времена японского колониального правления, в Корее распространились представления о современной гигиене, а также появились первые больницы и врачи, равно как и водопровод с канализацией. Результатом стало резкое увеличение продолжительности жизни, которое к 1945-му составило 44 года. Дальнейшая демографическая история — это хроника постоянного роста средней продолжительности жизни, в настоящий момент приближающейся к 83 годам. Это один из самых высоких показателей в мире. Ожидается, что Южная Корея станет первой страной, где средняя ожидаемая продолжительность жизни для женщин превысит отметку 90 лет (этот рубеж, вероятно, будет достигнут примерно к 2030-му).

За чей счет банкет
Казалось бы, корейцам есть чем гордиться. Однако сложившаяся ситуация их не столько радует, сколько пугает.
Получается, что в стране стремительно сокращается работающая часть населения, а число пенсионеров, напротив, увеличивается. В этом году в первый раз за всю историю Кореи численность стариков (старше 65 лет) превысила численность детей и подростков (младше 15 лет).
Старение населения сказывается на южнокорейской образовательной системе. Закрытие школ в сельских районах уже началось, а в ближайшее время начнут закрываться и вузы, ибо число потенциальных студентов уменьшается.
Экономисты предсказывают: старение населения приведет к снижению темпов экономического роста. Это нешуточная проблема для страны, граждане которой за десятилетия экономических рекордов привыкли к тому, что жизнь становится лучше буквально с каждым годом. В условиях старения населения всё более заметная часть государственного бюджета будет уходить на решение проблем пожилых, в первую очередь — на обеспечение приемлемого уровня медицинского обслуживания. Поскольку государственный бюджет не безбрежен, выделение средств на эти цели возможно только при одновременном сокращении трат на инфраструктуру, образование и иные нужды.

Спасение в понаехавших
Так что же делать? Наиболее популярный ответ: для решения проблемы старения, необходимо повысить рождаемость, а для этого необходимы ассигнования в соответствующие социальные проекты.
Доля правды в этих рассуждениях есть. Но, как уже было сказано, международный опыт свидетельствует: подобные программы при очень высокой стоимости приносят очень ограниченные результаты.
Другим вариантом решения проблемы может быть поощрение иммиграции, в первую очередь — иммиграции из близких корейцам стран Восточной Азии, равно как и «обратной» иммиграции этнических корейцев из-за границы. Однако надо помнить, что в корейском обществе иммигранты, в том числе этнические корейцы, оказываются изолированными и в большинстве случаев не имеют доступа к престижной и высокооплачиваемой работе. Хотя в настоящий момент в Корее находятся около 2 млн эмигрантов (примерно треть — этнические корейцы), в основном эти гастарбайтеры занимаются низкоквалифицированным и низкооплачиваемым трудом и собираются вернуться на родину после того, как им удастся заработать достаточно денег. Никаких систематических программ интеграции мигрантов в Корее нет, да и по большому счету рядовой южнокореец к самой идее подобной интеграции относится плохо.
Впрочем, похоже, что это отношение все-таки придется пересмотреть, ибо альтернативой является сначала превращение Кореи в страну стариков, а потом и стремительное сокращение корейского населения. Однако, скорее всего, потребуется время для того, чтобы это печальное обстоятельство было в полной мере осознано как теми, от кого зависит принятие соответствующих политических решений, так и широкой публикой. Пока корейцы отчасти находятся в некоторой растерянности, а отчасти — продолжают верить в то, что рождаемость каким-то чудом удастся вернуть на прежний уровень.

Ссылка