«Ирония судьбы» по-северокорейски

Наступление 2018-го ознаменовалось сломом одной из новогодних традиций — кинокомедия «Ирония судьбы, или С легким паром!» переехала с «Первого канала» на «Россию 1». Для многих россиян просмотр этого фильма 31 декабря давно стал неотъемлемой частью новогодних праздников. Но мало кто из поклонников рязановского фильма знает, что он также весьма популярен в КНДР. Более того, в Северной Корее был снят ремейк советской комедии, адаптированный под местную специфику. Для чего это было сделано и есть ли в Пхеньяне своя 3-я улица Строителей — рассказывает iz.ru.

На съемках фильма «Ирония судьбы». В роли Надежды Шевелевой — польская актриса Барбара Брыльска, в роли врача Евгения Лукашина — Андрей Мягков
Фото: РИА Новости/В. Алисов

Массовая культура Северной Кореи всегда находилась под сильным влиянием России. Хотя с середины 1960-х сознательное распространение нашей «мягкой силы» в КНДР практически прекратилось, советское культурное влияние никуда не исчезло. Даже в недружелюбные к СССР 70-е фильмы про Корейскую войну списывались с наших «А зори здесь тихие», а на «Семнадцать мгновений весны» северокорейцы ответили своим хитом про доблестных разведчиков — сериалом «Безымянные герои».
Популярна в КНДР и наша культовая «Ирония судьбы». Трудно понять, как смог пробиться к сердцам северокорейцев этот фильм, пропитанный явно чуждым им духом советской интеллигенции, с пьяными посиделками в бане, салатами из крабов и песнями под утонченные стихи. И тем не менее «Иронию судьбы» в КНДР знают, любят и даже показывают под Новый год. Верным свидетельством ее популярности стал ремейк, вышедший в 2001 году под названием «Желаем счастья!». Как водится в Северной Корее, сделали этот ремейк без указания источника вдохновения и с необходимой адаптацией к политическому и культурному контексту страны чучхе.

Трудный поход
Фильм вышел в крайне тяжелый для КНДР период, на излете голода 1990-х, который разразился после развала социалистической системы и прекращения советской помощи. Тогдашний лидер страны Ким Чен Ир пытался исправить ситуацию методами мобилизационных кампаний. Одной из таких кампаний стала «картофельная революция»: привычные рис и кукурузу в корейском рационе решили заменить непопулярным в стране картофелем, выращиваемым на целинных землях забытого богом каменистого Тэхондана, уезда в северной части страны. Одновременно власти закрывали глаза на теневой мелкий бизнес, самозахват отдаленных участков земель, полуподпольные рынки и прочий «ползучий капитализм», стихийно возникший в КНДР.
Ким Чен Ир понимал, что политическая стабильность страны находится под угрозой. Голод не состыковывался с официальной картиной мира, в соответствии с которой КНДР была раем на земле. Полулегальное предпринимательство и мелкий бизнес спасали голодающих, но развитие этих отраслей было чревато излишними контактами с Китаем и распространением в стране нежелательной информации.

Председатель КНДР Ким Чен Ир, 2011 год
Фото: ТАСС/Дмитрий Астахов


Ситуации надо было дать правильную трактовку, а крамолу — нейтрализовать. И Ким Чен Ир призвал на помощь своего любимого «конька» — кинематограф. Новое кино было призвано донести до северокорейских граждан три основные мысли:
1. Мы в раю. КНДР по-прежнему остается раем на земле — то есть местом, где корейцу живется лучше всего. Здесь нет американских войск, давящих детей танками, как на «несчастном Юге». Здесь корейцев не дискриминируют, как в Японии, где корейские школьницы подвергаются нападениям за ношение национальной одежды. Здесь нет врагов, здесь все равны и любят друг друга.
2. Не виноватая я. «Корейский рай» переживает времена «трудного похода» (название дано по аналогии с «трудным походом», который совершил партизанский отряд Ким Ир Сена зимой в 1937–1938 годах). Причины трудностей — американские санкции, катастрофические наводнения, неурожаи, смерть Ким Ир Сена, которая нанесла населению психологическую травму — исключительно внешние. В числе ответственных за голод не упоминается не только вождь, но и вообще ни один северокореец.
3. Гаудеамус игитур. Третья мысль была воплощена в популярном лозунге «Даже если дорога крута, надо идти по ней, смеясь». Трудный поход будет успешно завершен, если корейцы сплотятся вокруг Ким Чен Ира, будут еще крепче держаться друг за друга и не унывать. Надо работать с веселыми песнями, надо больше смеяться, даже если порой голодно и холодно.
Этой немудреной психотерапией («мы хорошие, и мы прорвемся») пронизаны все фильмы КНДР, созданные между 1998 и 2004 годами. Тогда в КНДР активно снимались лирические комедии, наполненные позитивными социальными посылами, и ремейк «Иронии судьбы» оказался одной из них.

Желаем счастья!
Действие комедии разворачивается в Пхеньяне, жители которого, как и герои «Иронии судьбы», готовятся весело встретить Новый год. Музыка фильма сильно напоминает музыкальную тему другой комедии Рязанова — «Служебный роман». В центре повествования — два холостяка: 32-летний Тэ Бок, своей энергичностью и жизнерадостностью напоминающий героя Ширвиндта — Павлика, и его друг Чун Хак, скромный инженер, явно списанный с Лукашина. Тэ Бок добровольно решил поехать из Пхеньяна работать на периферии, а Чун Хак готовится поехать на освоение целинных земель в Тэхондан, поднимать производство картофеля. Оба они хотят перед отъездом жениться.
Как и рязановская комедия положений, фильм построен на сложной путанице ситуаций вокруг двух одинаковых домов. Тэ Бок решает познакомить Чун Хака со своей двоюродной сестрой Сэ Бель, но по дороге друзья случайно расстаются, и Чун Хак попадает в соседний дом, где живет выпускница университета Мон Нан, умница и красавица («Наденька»).

Северокорейская Наденька         
Фото: кадр из фильма «Желаем счастья!»

У Мон Нан в тот день назначено знакомство с перспективным женихом, работающим по линии внешней торговли. Однако Мон Нан не слишком желает этого брака, поскольку втайне от родных хочет поехать в Тэхондан. Чун Хака принимают за жениха, и мать Мон Нан впускает его в дом.
Как и в «Иронии судьбы», первая встреча героев омрачена ссорой. Утром того же дня они случайно встречаются друг с другом в магазине строительных материалов, куда оба пришли для оптовых закупок инструментов перед поездкой в Тэхондан, и спорят из-за того, кому достанется последний молоток. Поскольку оба не понимают, зачем другому столько инструментов, молодые люди сочли друг друга жмотами. Во время встречи дома у девушки недоразумение рассеивается, и герои влюбляются друг в друга на почве общей любви к разведению картошки. Робкий Чун Хак тут же делает Мон Нан предложение, на которое та отвечает согласием.
В это время в гости приходит настоящий жених, напыщенный мажор из Внешторга («Ипполит»). Когда путаница выясняется, Чун Хак печально ретируется — вполне в духе расстающегося с Надей Лукашина. Однако северокорейский Ипполит благородно уступает девушку своему сопернику.

Мы лучшие
Несмотря на явное копирование советского сюжета, северокорейский фильм отличается от рязановской комедии полным отсутствием социальной критики. Если, по мысли Рязанова, стандартные типовые дома — это позор, то в северокорейском фильме это, наоборот, повод для национальной гордости. «Ты что ж думаешь, у нас в районе только один такой дом!» —  возмущается героиня фильма, подразумевая, что таких новых хороших домов в Пхеньяне — ну просто завались. Если Надя с Лукашиным мимоходом жалуются на низкие зарплаты врачей и учителей, то герои северокорейского фильма не упускают случая так же, мимоходом, заметить, что имевшие место трудности успешно преодолеваются, люди весело празднуют Новый год и вон, посмотрите, на столе есть и апельсины, и хурма.
По мере развития сюжета идеологический градус фильма повышается. В дело включаются две новые коллизии. Девушка Тэ Бока («Павлика») Чхоль Чук решает расстаться с Тэ Боком, не объясняя причин. Тэ Бок думает, что девушка не хочет ехать с ним в провинцию, а оказывается, что Чхоль Чук усыновила мальчика-сироту и не решается навязывать жениху чужого ребенка (тема усыновления сирот в годы голода была очень актуальна в северокорейской культуре). Надо ли объяснять, что Тэ Бок горячо одобряет поступок подруги и пара воссоединяется? Тэ Бок обращается к ребенку с вопросом: «Хочешь, я буду твоим папой?» — и, получив утвердительный ответ, радостно обнимает приемного сына. «Как же ты могла счесть меня таким эгоистичным!» — мягко укоряет он Чхоль Чук.

«Хочешь я буду твоим папой?»       
Фото: кадр из фильма «Желаем счастья!»

Второе недоразумение происходит между Тэ Боком и его сестрой Сэ Бель, которая неожиданно отказывается встречаться с его другом. Тэ Бок обвиняет сестру в том, что она не хочет расставаться с комфортабельной жизнью. Оказывается, однако, что Сэ Бель выбрала себе путь самый некомфортабельный: она вышла замуж за ослепшего в результате аварии на стройке бригадира «ударной бригады», чтобы заботиться о нем и его матери.
Как видим, в фильме нашли отражение все основные кампании «трудного похода»: призыв к молодежи осваивать целину Тэхондана, общенациональный призыв усыновлять сирот и повторяемый еще с 1980-х призыв к девушкам выходить замуж за искалеченных солдат и членов «ударных бригад», чтобы «стать их глазами и руками».

Северокорейский юмор
Несмотря на идеологическую выверенность северокорейского фильма, он динамичный, веселый, а местами и просто смешной. В отличие от господствующего на южнокорейском экране туалетного юмора («герой сходил мимо унитаза») и юмора в стиле «тортом по морде», ситуационный северокорейский юмор вполне понятен русскому зрителю.
В частности, в фильме есть замечательный эпизод, когда появившегося в доме Мон Нан Чун Хака («Лукашина») сначала по ошибке принимают за нового тренера ее маленькой племянницы, перспективной тхэквондистки Сэ Бель (девочка носит то же имя, что и сестра «Павлика», к которой Чун Хак пришел свататься, из-за чего и происходит путаница). Подстрекаемая бабушкой («Покажи, покажи учителю, что ты можешь!»), девочка решает продемонстрировать свое мастерство в боевых единоборствах и серией приемов загоняет ничего не понимающего Чун Хака в угол.

Корейский Лукашин           
Фото: кадр из фильма «Желаем счастья!»

Если в рязановской комедии Ипполит — фигура серьезная и местами трагическая, то жених из Внешторга показан поначалу самовлюбленным идиотом. Ожидая Мон Нан в соседней комнате, он то жеманно отказывается от угощения, то снимает с себя пылинки, то запрокидывает голову и скалит зубы в голливудской улыбке Очаровательного Принца из мультика «Шрек». Северокорейцы вообще не любят мажоров, и по фильму видно, как отрывается режиссер, издеваясь над богатенькими сынками из чиновничьих семейств.
Однако довести сюжет до логического конца и спустить юношу из Внешторга с лестницы северокорейский режиссер не может. Ему мешает обязательная идеология национального единства («в нашей стране нет врагов, все равны и дружны»), которая особенно усилилась в период «трудного похода». С середины 1990-х с северокорейского экрана вообще исчезли негативные герои. Поэтому в конце фильма надменный юноша из Внешторга совершает поступок, крайне нелогичный для мажора: он пишет Мон Нан письмо с признанием величия ее решения уехать в Тэхондан и желает счастья в личной жизни.
«Желаем счастья!» хорошо отражает культурную ситуацию в КНДР начала 2000-х, с ее господством лирических комедий, которые старались донести официальную идеологию в развлекательной и привлекательной форме. Возможно, именно этот удачный формат стал причиной того, что жители КНДР в большинстве своем и сегодня разделяют официальную трактовку голода 1990-х как «трудного похода», то есть времени испытаний, навязанных извне и успешно преодоленных народом и вождем. Одновременно фильм этот стал и напоминанием о том, какой популярностью пользуется в Северной Корее советская культура.

Ссылка