Gorodskoy_romans ( Слушатель ) | |
13 мар 2018 08:24:25 |
slavae ( Слушатель ) | |
13 мар 2018 09:01:46 |
753 ( Слушатель ) | |
13 мар 2018 10:57:14 |
Маравихер ( Слушатель ) | |
13 мар 2018 12:23:12 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
21 апр 2018 07:19:25 |
Цитата: Маравихер от 13.03.2018 12:23:12
Маравихер ( Слушатель ) | |
29 апр 2018 17:29:06 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
01 май 2018 18:00:45 |
Цитата: Маравихер от 29.04.2018 17:29:06
Маравихер ( Слушатель ) | |
02 май 2018 00:11:04 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
02 май 2018 13:34:28 |
Цитата: Маравихер от 02.05.2018 00:11:04
Пикейный жилет ( Слушатель ) | |
12 май 2018 00:28:09 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
12 май 2018 05:49:48 |
Цитата: alexandivanov от 21.04.2018 08:19:25Решение Тверского суда (2012 год) для прекращения уголовного дела значения не имеет. А вот к защите чести и достоинства Сталина имеет. И именно потому, что "...Он также был одним из руководителей СССР и в период Катынской трагедии, в сентябре 1941 года. ..." честь и достоинство Сталина незатронуты.
Цитата: Маравихер от 13.03.2018 13:23:12.
Вот если бы "суд постановил..... считать, что расстрел осуществлён в сентябре 1941 года", тогда да - были бы очень значимые последствия.
Цитата: Маравихер от 02.05.2018 01:11:04Не следует подменять выводы суда собственными выдумками. Вы совершаете ошибку.
.......
А самое главное: по данному предмету имеется решение высшей судебной инстанции России (Военной коллегии Верховного Суда), где изложено о правомерности выводов следствия по уголовному делу. Это судебный акт высшей силы;
Цитата: Пикейный жилет от 12.05.2018 01:28:09Поляков расстреляли НКВДшники.
.......
Так что поляков расстреляли НКВДшники.
Пикейный жилет ( Слушатель ) | |
12 май 2018 11:50:04 |
Vonzai ( Слушатель ) | |
23 дек 2019 07:51:51 |
Пещерный ( Слушатель ) | |
23 дек 2019 11:35:19 |
Цитата: Vonzai от 23.12.2019 07:51:51
753 ( Слушатель ) | |
23 дек 2019 12:19:17 |
Цитата: Пещерный от 23.12.2019 11:35:19
alexandivanov ( Слушатель ) | |
23 дек 2019 15:28:21 |
Цитата: Vonzai от 23.12.2019 07:51:51
ЦитатаЯ, Стрыгин С. Э., уже 18 лет занимаюсь изучением истинных обстоятельств так называемого «Катынского дела».
По роду указанной исследовательской деятельности мной различными способами (в том числе, и незаконными) было получено множество сведений, составляющих государственную тайну Российской Федерации (часть 1 статьи 283.1 УК РФ).
В нескольких случаях сведения об истинных обстоятельств Катынского дела были получены мной в составе группы лиц (пункт “а” части 2 статьи 283.1 УК РФ). Несколько раз – с использованием технических средств, предназначенных для негласного получения информации (цифрового фотоаппарата и сканера) (пункт “г” части 2 статьи 283.1 УК РФ). Во всех случаях получение сведений было сопряжено с их последующим распространением (пункт “д” части 2 статьи 283.1 УК РФ).
Причем, получение и распространение сведений, содержащих государственную тайну Российской Федерации, неоднократно проводилось мной при отягчающих обстоятельствах, поскольку:
.....
В частности, лично мной были получены и распространены следующие сведения об истинных обстоятельствах Катынского дела, составляющие государственную тайну Российской Федерации:
......
- об оказании противоправного психологического воздействия на Федерального судью Тверского районного суда гор. Москвы Федосову Т. А., в результате которого она вынуждена была вынести неправосудное решение по иску внука Сталина Е.Я. Джугашвили к Государственной Думе ФС РФ о признании лживого Заявления «О Катынской трагедии и ее жертвах» не соответствующим действительности, порочащим честь и достоинство И. В. Сталина. Однако, будучи порядочным человеком и патриотом России, судья Федосова, хотя формально и подчинилась противоправным требованиям, отклонив исковые требования Е. Я. Джугашвили, но в мотивировочной части своего решения от 14 февраля 2012 г. признала дату Катынского расстрела «сентябрь 1941 г.» так называемым «общеизвестным обстоятельством, не нуждающимся в доказывании» – т. е. фактически установила судебным путём, что поляков в Катыни расстреляли немцы осенью 1941 г., а не сотрудники НКВД весной 1940 г. Кроме того, госпожа Федосова очень элегантно и с тонким юридическим юмором признала информацию, содержащуюся в Заявлении Госдумы от 26.11.2012 не «фактами» или «сведениями», а всего лишь «оценочным суждением»; а само Заявление «О Катынской трагедии и ее жертвах», принятое Постановлением Государственной Думы №4504-5ГД от 26 ноября 2010 г. – не официальным документом органа государственной власти, а «частным мнением» группы депутатов-педиросов;
.....
ЦитатаГенеральному прокурору Российской Федерации
Устинову В.В.
от гражданина Кривого Ильи Ивановича, 1921 г.р., проживающего: Московской обл.., паспорт серии ... выдан ОВД .., района Московской обл. телефон: 8... дом.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Из сообщений средств массовой информации, посвященных состоявшемуся 28-29 сентября 2004 г. визиту в Россию президента Польши господина Александра Квасьневского, мне стало известно о том, что 21 сентября 2004 года Главная военная прокуратура Российской Федерации прекратила расследование так называемого "Катынского дела". После изучения содержания тех же самых сообщений СМИ у меня сложилось впечатление, что, по итогам проведенного расследования, массовый расстрел военнопленных польских офицеров в Катынском лесу датирован сотрудниками Главной военной прокуратуры апрелем-маем 1940 года и что вина за расстрел польских офицеров полностью возложена Главной военной прокуратурой РФ на работников НКВД СССР и высшее политическое руководство Советского Союза того времени.
В конце 1990-х - начале 2000-х годов я неоднократно посылал в редакции различных российских печатных изданий письма с изложением известных лично мне сведений об обстоятельствах Катынского дела. Большинство из этих писем остались без ответа, однако два моих письма тогда всё же были опубликованы: в газете "Правда" №25 за 2-5 марта 2001 г. и в газете "Дуэль" №23 за 5 июня 2001 г.
Я наивно полагал, что информация о существенных обстоятельствах Катынского дела, опубликованная в таких популярных и известных изданиях, как "Правда" и "Дуэль", заинтересует занимающихся расследованием Катынского дела сотрудников ГВП, будет приобщена ими к материалам расследуемого уголовного дела и поможет установить истину. Однако время показало, что я глубоко заблуждался. По всей видимости, сотрудники Главной военной прокуратуры вообще не заметили публикации вышеуказанных статей.
В связи с этим вынужден донести до Генеральной прокуратуры Российской Федерации и лично до Вас, уважаемый Владимир Васильевич, нижеследующую информацию, которую прошу рассматривать в качестве моих собственноручных свидетельских показаний по Катынскому делу:
Я, Кривой Илья Иванович, родился 22 марта 1921 г. в селе Студена, Песчанского района, Винницкой области на Украине.
В 1939 г. я закончил 10 классов средней школы в районном центре Песчанка, Винницкой области и поступил в Киевский индустриальный институт, располагавшийся на Брест-Литовском шоссе в г. Киеве. В связи с тем, что 1 сентября 1939 г. в Европе началась Вторая мировая война, студентам отменили отсрочки от призыва в армию, и все, кто имел среднее образование, призывались на службу в РККА, РКВМФ и войска НКВД. Я был отозван из института Песчанским райвоенкоматом и направлен на учёбу в г. Смоленск в формируемое там Смоленское стрелково-пулемётное училище. Это училище формировалось на базе танковой бригады, которая убыла на западную границу СССР. Военный городок танковой бригады находился на западной окраине города Смоленска у Шкляной Горы на Мопровской улице.
У подножия возвышенности Шкляная Гора проходило Витебское шоссе и параллельно с ним шли железные дороги: южнее шоссе - на Витебск и севернее шоссе - на Минск. Почти параллельно железным дорогам протекала река Днепр. Южнее Витебского шоссе против нашего училища располагался военный городок 64-й стрелковой дивизии. Севернее города Смоленска проходила трасса строившегося в то время нового шоссе Москва-Минск.
В г. Смоленске я прибыл в конце ноября 1939 года в бывшее здание штаба Западного особого военного округа, который незадолго перед тем передислоцировался в г. Минск. Через два-три дня всех призывников, прибывших в стрелково- пулемётное училище, перевели на Шкляную Гору в военный городок убывшей на западную границу танковой бригады. В военном городке был страшный беспорядок, и даже кормили нас в гараже. Мы все стали проситься, чтобы нас отправили в воинские части. Командование училища, чтобы погасить это недовольство, отправило всех прибывших призывников в отпуск, не выдавая нам обмундирования, а только проездные документы туда и обратно и продуктовый паек.
Когда мы возвратились из отпуска примерно 10 декабря 1939 г., то в городке был наведён уже образцовый порядок. Нас распределили по подразделениям, выдали форменное обмундирование, в том числе ботинки с обмотками, определили жилые помещения, и 12 декабря 1939 года начались плановые занятия.
Начальником Смоленского стрелково-пулемётного училища в 1939-41 гг. был полковник Горшенин.
Командиром нашего 2 батальона курсантов был майор Аксененко.
Командиром 7 роты курсантов, в которой я учился, сначала был старший лейтенант Зайцев, награждённый орденом Ленина за участие в боях на р. Халхин-Гол, а затем капитан Сафонов.
Старшина роты - старшина Высевко.
Командир нашего 2 взвода - лейтенант Чибисов.
Заместитель командира взвода - помкомвзвода Катеринич.
Командир нашего пулемётного отделения - отделенный командир Дементьев.
Всего в стрелково-пулемётном училище было 4 курсантских батальона по 4 роты в каждом. В каждой роте по 100 курсантов. Таким образом, в батальоне было 400 курсантов, а в училище - 1600 курсантов.
В таком составе курсанты занимались по единой программе до мая 1940 года включительно, а после мая 1940 г. курсантов в училище разделили на 1-й и 2-й курс. На второй курс были переведены курсанты, имевшие высокие показатели в учёбе и дисциплине. Я был в списках для перевода на второй курс, но за недисциплинированность, выразившуюся в том, что я по горячке старшину роты назвал дураком, меня оставили на первом курсе.
Второй курс занимался по очень уплотнённой программе, и осенью 1940 года курсанты были выпущены с присвоением наркомом обороны СССР воинского звания "лейтенант". Весь этот выпуск 800 человек убыл на западную границу, в основном в новые УРы, и там практически все они погибли, защищая Родину от немецко-фашистских захватчиков. Из выпускников этого курса я за всю свою службу в Вооружённых Силах СССР не встречал ни одного человека. А вот из нашего второго выпуска я встречал несколько человек. Воевал на фронте и служил в войсках с Щемелевым Валентином Гавриловичем - сейчас он генерал-лейтенант в отставке и живёт в г. Минске. В 1945 году учился на курсах "Выстрел" с капитаном Чибисовым, бывшим командиром нашего взвода, в 1948 году встречал своего бывшего командира отделения капитана Дементьева, который работал в Казани в республиканском военном комиссариате, с майором Поповым Александром учился в военной академии им. Фрунзе в 1949-1952 гг., с майором Михалёвым работал в штабе при ВО в 1948-1949 гг. В 1945 году, уже будучи подполковником, я на Белорусском вокзале в Москве встретил капитана Высевко, бывшего старшину нашей роты, и сделал ему замечание за "нарушение" формы одежды. Считаю, что благодаря нашей стычке с ним в училище я остался живой.
После выпуска второго курса из училища осенью 1940 г. все отучившиеся 1 год курсанты-первокурсники были переведены на второй курс и стали заниматься по программе "рота - батальон", которую закончили к концу мая 1941 года. В первой половине июня 1941 г. мы сдали государственные выпускные экзамены и ждали присвоения нам воинских званий "лейтенант", которые в мирное время присваивал только нарком обороны СССР. Мы уже были не курсанты, но ещё и не лейтенанты. В таком положении для нас началась Великая Отечественная война.
На летний период обучения Смоленское стрелково- пулемётное училище в 1940 и в 1941 гг. выводилось в военный лагерь им. Ворошилова, находившийся севернее железной дороги Смоленск-Минск между гор. Смоленском и ст. Гнездово.
Западнее нашего лагеря был лес, называвшийся Красный Бор, в котором в то время располагались военные склады, и в первые дни войны немецкая авиация усиленно их бомбила, а расположение нашего училища, как ни странно, не бомбила. За Красным Бором на западе находился массив Катынского леса.
Дорога к Витебскому шоссе из нашего летнего лагеря пересекала железную дорогу Смоленск-Минск, и на переезде с одной стороны находился ж/д пост, а с другой - контрольно- пропускной пункт (КПП) училища, с которого хорошо просматривалось Витебское шоссе и железная дорога. На этом КПП постоянно дежурили курсанты стрелково-пулеметного училища.
Южнее этого КПП на реке Днепр находилась купальня нашего училища, и там также дежурили курсанты. Местность ровная, и с купальни тоже хорошо просматривалось шоссе, которое как бы находилось под постоянным наблюдением курсантов.
Нас из лагеря раз в неделю после обеда строем водили в баню в гор. Смоленск.
В 1940 и в 1941 гг. я несколько раз нёс караульную службу на КПП у ж/д переезда и купальне на берегу Днепра и регулярно строем ходил вместе с другими курсантами в городскую баню Смоленска. И практически каждый раз при этом я видел польских военнопленных, которых везли на автомашинах на работы или с работ на строящемся новом Минском шоссе, везли на работы и с работ где-то в районе самого Смоленска, или под конвоем строем вели на ремонт Витебского шоссе.
Первый раз я увидел польских военнопленных в начале лета 1940 г., когда нашу учебную роту в составе примерно 100 человек строем вели в баню в Смоленск. Мимо нас проехала колонна автомашин, в кузовах которых находились люди в польской военной форме. Когда курсанты моего взвода обратились к командиру взвода лейтенанту Чибисову с вопросом, кто они такие, Чибисов ответил нам, что это пленные поляки, лагеря которых находятся в Катынском лесу.
Другие офицеры и политработники училища также говорили нам, курсантам, что в Катынском лесу и западнее него располагаются лагеря военнопленных польских офицеров, причем уточняли при этом, что в этих лагерях содержатся лишь те поляки, которые оказывали ожесточенное сопротивление частям Красной Армии во время сентябрьской кампании 1939 года и взяты в плен непосредственно в ходе боевых действий. Сам я лично, будучи курсантом, ни разу не был ни в Красном Бору, ни в Катынском лесу, но в летний период 1940 года и в начале лета 1941 года практически до самого начала войны регулярно лично видел польских офицеров, когда их на грузовых машинах везли на работу или с работы. Запомнилось, что курсанты нашего училища в разговорах между собой после возвращения в расположение части, помимо обсуждения последних городских и гарнизонных новостей (у курсантов стрелково-пулеметного училища были напряженные отношения с курсантами Смоленского политического училища), периодически спрашивали друг у друга, видел ли кто пленных поляков на этот раз и, если видел, то где, но в глубину вопроса не вдавались.
Чаще всего военнопленных поляков мы видели во время их перевозки на грузовых автомашинах по 15-20 человек в каждом кузове колоннами от 4-5 до 15-20 автомобилей. Грузовики были советского производства, "полуторки" ГАЗ-АА Горьковского автозавода или "трехтонки" ЗИС-5. Машины были выкрашены в светло-зеленый и серый цвет (или машины серого цвета были серыми от пыли, точно вспомнить не могу). Грузовики были открытые, оборудованные скамейками для сидения, располагавшимися поперек автомашин. Во время перевозки поляки сидели в кузовах на сиденьях лицом против направления движения, спиной к кабине водителя. Водители за рулем были в гражданском, но рядом с водителем в кабине обычно сидел охранник в военной форме. Один раз я видел охранника, сидящего вместе с поляками в кузове у заднего борта с карабином в руках. В то время курсанты училища (и я в том числе) были уверены, что эти конвоиры были бойцами войск НКВД, поскольку форма охранников у поляков внешне хотя и походила на обычную армейскую форму бойцов РККА, но у них были фуражки и петлицы синего цвета (а, к примеру, у курсантов Смоленского стрелково- пулеметного и политического училищ петлицы были малиновые с аббревиатурами "ССПУ" и "СПУ" соответственно, у курсантов Смоленского артиллерийского училища - черные с аббревиатурой "САУ"). Кроме того, бойцы войск НКВД заметно отличались от бойцов РККА своим внешним поведением, а именно - держались более настороженно, замкнуто и неприветливо и избегали общения с посторонними. Вооружены конвоиры были карабинами. Винтовок, тем более винтовок с примкнутыми штыками, я у них не видел ни разу.
Летом 1941 г. я два-три раза лично видел пленных поляков на земляных работах по ремонту Витебского шоссе на участке от западной окраины Смоленска до пересечения железных дорог на Витебск и Минск в районе Гнездово (западнее этого пересечения по Витебскому шоссе я ни разу, будучи курсантом, в 1939-41 гг. не был, даже в выходные дни). Обычно поляки работали на Витебском шоссе группами от 4-5 до 15-20 человек. При этом рядом с ними постоянно находился конвоир в форме войск НКВД с карабином наизготовку. Если группа пленных поляков была небольшая (4-5 человек) - то один конвоир, если группа в 15-20 человек или больше - то двое или трое конвоиров. Конвоиры посторонних лиц к работавшим полякам не подпускали. Местные жители относились к работающим на дороге полякам равнодушно и проходили мимо, не останавливаясь и не обращая на них особого внимания. Одну такую группу пленных поляков я довольно продолжительное время, в течение нескольких часов, наблюдал на Витебском шоссе в конце июля или начале августа 1940 г., когда дежурил на КПП у ж/д переезда. Та группа занималась расчисткой кюветов от мусора и укреплением откосов дороги, подсыпая лопатами на обочины и откосы приносимый на носилках щебень.
Запомнилось, что военная форма у пленных поляков различалась по покрою, фасону и цвету. Польских военнослужащих в форме черного цвета я не видел, однако утверждать этого с полной уверенностью не могу, так как из-за летней жары многие пленные снимали с себя кители, а иногда снимали даже и нательные рубахи, обматывая ими головы для защиты от солнца.
Среди одетых в униформу военнопленных поляков находились также и одетые в гражданскую одежду лица, но они терялись на фоне военных, в глаза сразу же бросались люди, одетые в польскую военную форму. Гражданских лиц в длинной черной одежде священнослужителей среди поляков я не видел. Ещё запомнилась такая странная деталь, что пленные польские офицеры и польские рядовые солдаты перевозились и работали совместно (позднее во время Великой Отечественной войны и после ее окончания мы всегда отделяли пленных немецких офицеров от рядовых солдат и содержали тех и других раздельно).
Поведение пленных поляков, которых я видел летом 1940 г. и в начале лета 1941 г., внешне не отличалось от поведения немецких военнопленных, которых мне приходилось позднее видеть во время войны и после ее окончания при аналогичных обстоятельствах. Запомнилось только то обстоятельство, что поляки более небрежно относились к своему внешнему виду, допуская неряшливость и различные вольности в форме своей одежды.
Определить процентное соотношение офицеров и рядовых солдат среди пленных поляков я затрудняюсь, так как обычно видел проезжавших мимо в кузовах автомобилей поляков только снизу, находясь в строю курсантов, и не мог подробно рассмотреть различия в покрое мундиров или рассмотреть знаки различия на погонах.
Офицеры и политработники училища неоднократно предупреждали нас, курсантов, о том, чтобы мы никоим образом не общались с пленными поляками при встрече. Курсантам категорически запрещалось даже просто приближаться к работающим на Витебском шоссе полякам.
Еще одна запомнившаяся деталь - в традиционных четырехугольных фуражках-"конфедератках" польских офицеров было мало, на работу они обычно ездили в пилотках или с головами, замотанными неизвестно чем. О наличии или отсутствии на мундирах у пленных поляков знаков отличия, нашивок и шевронов, а также о наличии или отсутствии на головных уборах кокард и гербов ничего определенного сказать не могу, так как лично тогда с поляками ни разу не общался и даже не приближался к ним на близкое расстояние.
С полной ответственностью и категоричностью заявляю, что я польских военнопленных видел несколько раз в начале лета 1941 г. и последний раз я их видел буквально накануне Великой Отечественной войны, ориентировочно 15-16 июня 1941 года, во время перевозки польских военнопленных на автомашинах по Витебскому шоссе из Смоленска в направлении Гнездово. Дата 15-16 июня 1941 г. хорошо запомнилась потому, что незадолго до этого на сельскохозяйственную выставку в Москву своим колхозом был направлен мой отец, садовод-передовик Кривой Иван Иванович. На обратном пути из Москвы он 11 или 12 июня 1941 г. приехал в Смоленск навестить меня в училище, и командование училища разрешило мне убыть из Ворошиловских лагерей в город на встречу с ним. Командир моего взвода лейтенант Чибисов дал мне ключ от своей городской квартиры в Смоленске и велел поселить отца там (семьи у Чибисова не было и он жил в квартире один). Отец пробыл в Смоленске три дня и где-то 15-16 июня 1941 г. я проводил его на ж/д вокзал Смоленска, посадил на поезд и поздно вечером, уже в сумерках, возвращался пешком по Витебскому шоссе в расположение училища. В этот момент меня обогнала колонна автомашин с пленными поляками, направлявшаяся из Смоленска в направлении Гнездово.
Я утверждаю, что польские военнопленные офицеры в Катынском лесу к моменту начала Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г. были ещё живы, вопреки утверждению Главной военной прокуратуры РФ, что все они якобы были расстреляны сотрудниками НКВД СССР в апреле-мае 1940 года.
Смоленское стрелково-пулемётное училище эвакуировалось из гор.Смоленска в первой декаде июля 1941 г. Эвакуация училища началась, если мне не изменяет память, 4 или 5 июля 1941 г.
Из-за постоянных ударов немецкой авиации по расположенным в черте города объектам и по железнодорожной станции Смоленска, погрузка личного состава и имущества нашего училища в ж/д эшелоны проводилась в ночное время. В результате бомбежек город был страшно разрушен, у меня сложилось впечатление, что в Смоленске тогда вообще не осталось ни одного не сгоревшего деревянного дома, а от каменных остались лишь одни остовы. После самого крупного авианалета в ночь с 30 июня на 1 июля 1941 г. в городе возникла стихийная паника, сопровождавшаяся беспорядочными перестрелками различных подразделений советских войск между собой.
Мне запомнилось, что погрузка училища в ж/д эшелоны производилась не в районе главного ж/д вокзала, а где-то на восточной окраине Смоленска, вероятно, в районе современной станции Смоленск-Сортировочная или даже еще восточнее. Перед погрузкой в эшелон моей учебной роты ориентировочно 5-6 июля 1941 г. (точную дату не помню) командир нашей роты капитан Сафонов зашел в кабинет военного коменданта станции Смоленск. Придя оттуда уже в темноте, капитан Сафонов рассказал свободным в этот момент от погрузочных работ курсантам нашей роты (и мне в том числе), что в кабинете военного коменданта станции он (Сафонов) лично видел человека в форме лейтенанта госбезопасности, который, чуть ли не стоя на коленях, выпрашивал у коменданта эшелон для эвакуации пленных поляков из лагеря, но вагонов комендант ему не дал.
Об отказе коменданта в предоставлении вагонов для эвакуации поляков Сафонов рассказал нам, очевидно, для того, чтобы еще раз подчеркнуть, какая критическая обстановка сложилась в городе и какая большая ответственность в связи с этим ложится на курсантов. Кроме меня, при этом рассказе присутствовали также командир взвода Чибисов, помкомвзвода Катеринич, командир моего отделения Дементьев, командир соседнего отделения Федорович Василий Стахович (мой односельчанин, бывший учитель из села Студена), курсант Власенко, курсант Дядюн Иван и еще человека три-четыре курсантов, фамилий не помню.
Это сообщение Сафонов сделал нам ночью на погрузочной ж/д площадке на восточной окраине Смоленска. Мы выслушали его рассказ молча и продолжили погрузку имущества училища в вагоны. Позднее в эшелоне в разговорах между собой курсанты говорили, что на месте коменданта они поступили бы точно так же и тоже эвакуировали бы в первую очередь своих соотечественников, а не польских пленных.
Хочу особо подчеркнуть, что в кабинете военного коменданта ж.д. станции Смоленск 5-6 июля 1941 г. я лично не присутствовал и весь эпизод с человеком, просившим вагоны для эвакуации пленных поляков, излагаю исключительно со слов командира моей учебной роты капитана Сафонова.
Убедительно прошу Вас приобщить данное письменное обращение к материалам уголовного дела ГВП №159 (так называемого "Катынского дела") и рассматривать содержащуюся в нем информацию в качестве моих свидетельских показаний относительно известных лично мне обстоятельств Катынского дела.
При необходимости готов дать свидетельские показания сотрудникам прокуратуры лично или зафиксировать свои свидетельские показания об известных мне обстоятельствах Катынского дела каким-либо иным удобным для прокуратуры образом.
И.И.Кривой
гор. Москва, 26 октября 2004 г.
Опубликованное заявление полковника И.И.Кривого в Генеральную прокуратуру РФ представляет собой нотариально заверенную расшифровку видеозаписи его личных свидетельских показаний, записанных на видеокамеру в формате БЕТАКАМ 19 октября 2004 г.
Письменный текст показаний согласован с И.И.Кривым и лично отредактирован им 26 октября 2004 г.
26 октября 2004 года три идентичных экземпляра показаний были в установленном законом порядке заверены у нотариуса.
В тот же день, 26 октября 2004 г., один из нотариально заверенных экземпляров показаний был официально передан на личном приеме прокурору приемной Генеральной прокуратуры РФ В.Ф.Рябину.
Пещерный ( Слушатель ) | |
23 дек 2019 16:29:56 |
Vonzai ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 07:41:57 |
Цитата: Пещерный от 23.12.2019 16:29:56
Vonzai ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 07:13:24 |
Поверонов ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 10:41:49 |
Цитата: Vonzai от 24.12.2019 07:13:24
Маравихер ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 12:28:48 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 17:11:28 |
Цитата: Маравихер от 24.12.2019 12:28:48
ЦитатаЯ, например, благодаря различным идеологически заангажированным псевдоисторикам-шарлатанам типа Лебедевой до декабря 2011 г., также как и Вы, ошибочно полагал, что Нюрнбергский Трибунал снял с подсудимых обвинение по Катынскому эпизоду за "недостатком улик".
.....
Конкретный учет всех предъявленных каждому из подсудимых обвинений и доказательств его виновности (невиновности), представленных сторонами или установленных судом в ходе судебного следствия по каждому инкриминируемому эпизоду, велся Нюрнбергским Трибуналом в так называемых "Досье индивидуальной ответственности подсудимых"
ЦитатаПредседатель ЕСПЧ Дин Шпильман отказал внуку Сталина вступить в дело в качестве третьей стороны, хотя Сталин прямо обвиняется в организации этого убийства польских офицеров и внук Сталина является по этой причине безусловно заинтересованной стороной. Но зато ЕСПЧ принял в дело в качестве третьей стороны известных клеветников на Россию – общество «Мемориал».
В связи с этим комиссия российских экспертов направила Председателю ЕСПЧ Дину Шпильману и Руководителю аппарата Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека, заместителю Министра юстиции РФ Федорову А.М. Заключение историко-юридической комиссионной экспертизы, исследовавшей обстоятельства, положенные в основание Постановления Европейского суда по правам человека от 16 апреля 2012 г. по делу «Яновец и другие против России» (Жалобы №№ 55508/07 и 29520/09).
.....
В частности, эксперты сообщили ЕСПЧ и представителям России в ЕСПЧ, что:1. В России шесть судов, включая Конституционный, рассмотрели те документы, которые Европейским судом по правам человека были положены в основу при вынесении решения по делу «Яновец и другие против России». Ни один из этих судов не признал содержащиеся в этих документах сведения соответствующими действительности, а Тверской СУД г. Москвы установил, что ФАКТ РАССТРЕЛА ПЛЕННЫХ ПОЛЬСКИХ ОФИЦЕРОВ НЕМЦАМИ В 1941 ГОДУ ЯВЛЯЕТСЯ ОБЩЕИЗВЕСТНЫМ И ДО СИХ ПОР НИ КЕМ НЕ ОПРОВЕРГНУТЫМ ФАКТОМ.Статья 6.2 Европейской Конвенции устанавливает, что «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком».На настоящее время факт расстрела пленных польских офицеров «тайной полицией» СССР не установил ни один суд.2. Катынский эпизод на Нюрнбергском процессе персонально инкриминировался двоим подсудимым – Герману Герингу и Альфреду Йодлю.Последняя фраза из Приговора Трибунала по обвинениям в отношении Геринга: «По делу не установлено никаких обстоятельств, которые могли бы оправдать этого человека». Никаких обстоятельств не установлено, в том числе, естественно, не установлено таких обстоятельств и по Катынскому эпизоду!
Приговор Альфреду Иодлю содержит аналогичную формулировку: «…Смягчающих вину обстоятельств нет».
Тут
Цитата(С) УБИЙСТВА И ЖЕСТОКОЕ ОБРАЩЕНИЕ С ВОЕННОПЛЕННЫМИ И ДРУГИМИ ВОЕННОСЛУЖАЩИМИСТРАН, С КОТОРЫМИ ГЕРМАНИЯ НАХОДИЛАСЬ В СОСТОЯНИИ ВОЙНЫ, А ТАЖЕ С ЛИЦАМИ, НАХОДЯЩИМИСЯ В ОТКРЫТОМ МОРЕ
В Западных странах:
Эпизод 1. Уничтожение военнопленных французских офицеров, совершивших побег из лагеря для военнопленных «Офлаг X-C»
Маравихер ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 18:13:07 |
753 ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 20:48:28 |
alexandivanov ( Слушатель ) | |
24 дек 2019 11:29:42 |
Цитата: Vonzai от 24.12.2019 07:13:24
ЦитатаФормально истцы дело не выиграли - суд в иске отказал (на том основании, что Госдума выразила в заявлении свое субъективное мнение, которое не является предметом судебной защиты в порядке ст. 152 ГК РФ, поскольку не может быть проверено на предмет соответствия его действительности).
Но!
В юриспруденции существует понятие преюдиции. Нагуглите что это такое, мне писать об этом и долго, да и честно сказать, лень. Так вот этим своем решением, в котором содержатся сведения о Катынской трагедии, произошедшей В СЕНТЯБРЕ 1941 Г. (т.е. в то время, когда территории Смоленской области уже были оккупированы вермахтом, что напрочь исключает вину СССР за эти расстрелы) Тверской районный суд г. Москвы создал прецедент, а вместе с ним и преюдицию, которую может отменить лишь вышестоящий суд. Чего с 2011 года так и не произошло.