Большой передел мира
263,866,280
518,096
|
Vediki977 ( Слушатель ) |
| 17 май 2018 15:41:08 |
Клевета, похоронившая «перезагрузку»
новая дискуссия Статья 1.904
Путину нужен был американский враг. Он выбрал меня.
С самого начала работы администрации Обамы мы знали, что мы хотим перезагрузить наши отношения с Москвой. Я координировал политику в отношении России, будучи членом Совета национальной безопасности США, а Россия была одной из немногих глобальных держав, ключевым партнером в мировых делах. Однако наши партнерские отношения сильно пострадали в результате стремления Владимира Путина к укреплению автократии внутри России, в результате расширения НАТО, революций в Грузии и на Украине, войны в Ираке и вторжения России в Грузию в 2008 году. Президент Барак Обама назвал тот период времени «опасным дрейфом».
За несколько месяцев до инаугурации Обамы главной Кремля стал Дмитрий Медведев, и мы решили, что такая перемена поможет нам «перезагрузить» отношения с Москвой. К июню 2010 года, когда Медведев прибыл со своим первым визитом в Вашингтон, наши успехи уже превзошли самые смелые ожидания: к тому моменту мы уже подписали соглашение о сокращении наших ядерных арсеналов, вместе ввели более жесткие санкции против Ирана и договорились о маршруте снабжения военных в Афганистане, пролегающем через Россию, что позволило уменьшить нашу зависимость от Пакистана. Вскоре после этого мы помогли России с вступлением во Всемирную торговую организацию. А в 2011 году мы даже убедили Медведева воздержаться (вместо того, чтобы выступить против) на голосовании в ООН по резолюции, касавшейся Ливии. До Медведева ни один советский или российский лидер никогда не давал своего молчаливого согласия на военное вторжение Запада на территорию суверенного государства.
В российско-американских отношениях наступило такое заметное улучшение, что к весне 2011 года я начал планировать свое возвращение в Стэнфорд. Моя работа, как я полагал, была закончена. Но у Обамы было другое мнение на этот счет: мы достигли невероятных успехов в перезагрузке отношений с нашим традиционным врагом, сказал он. Разве я не хотел довести этот проект до конца? Он попросил меня стать послом США в России, чтобы завершить начатое. Я не смог отказаться.
В том же году, во время процесса утверждения моей кандидатуры в должности посла США в России положительная динамика замедлилась. В сентябре 2011 года Путин объявил о том, что весной следующего года он снова примет участие в президентских выборах, и, разумеется, он должен был победить. Путин не испытывал особого энтузиазма по поводу перезагрузки: он не верил в тот взаимовыгодный подход, который мы выработали с Медведевым. Спустя несколько месяцев массовые демонстрации, спровоцированные фальсификациями результатов парламентских выборов, закрепили этот настрой Путина, и с тех пор в разжигании тех протестов он обвинял США.
Чтобы сплотить своих сторонников и ослабить позиции протестующих, Путину нужен был враг, и он сконцентрировался на самом надежном противнике России в новейшей истории — на США и, следовательно, на мне. Как только я стал новым послом США в России, Москва инициировала полномасштабную дезинформационную кампанию, агенты которой утверждали, что с моей помощью Вашингтон финансирует оппозицию и намеревается свергнуть Путина. Пропагандисты откровенно редактировали и изменяли фотографии со мной, выдергивали из контекста и искажали мои высказывания и даже обвиняли меня в педофилии.
Еще задолго до того, как большинство американцев узнали о российской кампании влияния в период президентских выборов 2016 года, я на себе испытал эффективность тактики Кремля. Характерные черты этого нового стиля уже были очевидны: в отношениях с США не может быть взаимовыгодного партнерства; двигателем политики России будет внутриполитическая проблематика (а не расширение НАТО, споры по ПРО или Сирия). Путин практически в одно мгновение обратил вспять тот прогресс, которого нам удалось достичь за три года, потому что так ему было удобнее.
Я стал послом Вашингтона в России, чтобы продолжать дело перезагрузки, но вместо этого мне пришлось ее похоронить. Но так случилось не потому, что мы изменили нашу политику. Так произошло, потому что Путин изменил Россию.
***
Парламентские выборы в декабре 2011 года стали началом конца перезагрузки. Путинская партия «Единая Россия» продемонстрировала гораздо более низкие результаты, чем ожидалось, несмотря на неограниченное эфирное время, огромное количество вложенных в нее ресурсов, поддержку региональных правительств и манипуляции с бюллетенями. Она набрала всего 49,3% голосов — значительное ухудшение по сравнению с 64,3% четырьмя годами ранее. Кроме того, в 2011 году повсеместное распространение смартфонов, более организованная работа наблюдателей и активность таких соцсетей, как ВКонтакте, Твиттер и Фейсбук, позволили разоблачить массу нарушений, которые прежде оставались незамеченными. Вскоре после выборов начались массовые демонстрации: сначала это были демонстрации в несколько тысяч участников, потом в несколько десятков тысяч, а затем и несколько сотен тысяч. В последний раз, когда столько россиян вышли на улицы городов по политическим причинам — в 1991 году — распался Советский Союз.
Первой реакцией Путина на те демонстрации стал гнев. С его точки зрения, он сделал этих молодых образованных людей богатыми — с момента его прихода к власти ВВП страны вырос более чем в 8 раз, а люди, вышедшие на улицы, были в основном представителями среднего класса — а теперь они выступили против него. После гнева его охватил страх: еще никогда прежде столько людей не протестовало против его правления. (Как сообщают источники из разведки, Путин был шокирован тем, насколько быстро Хосни Мубарак в Египте, Муаммар Каддафи в Ливии и другие лидеры, ставшие жертвами арабской весны, потеряли власть в своих странах несколькими месяцами ранее.)
Путину необходимо было ослабить эти массовые протесты и восстановить свой авторитет до президентских выборов, которые были назначены на март 2012 года. Вместо того чтобы наладить взаимодействие со своими оппонентами и сотрудничать с ними, он выбрал путь репрессий и дискредитации своих критиков. Он изображал оппозиционных лидеров предателями и агентами США. Путин всегда страдал паранойей, полагая, что Америка пытается подорвать основы его режима. Несколькими годами ранее он пришел к выводу о том, что США намеревались разжечь «цветную революцию» против его режима — точно так же, как они якобы сделали в Сербии в 2000 году, в Грузии в 2003 году и на Украине в 2004 году. В 2011 году Путин был убежден, что мы хотим, чтобы у власти в России остался Медведев. И случайное замечание, сделанное вице-президентом Джо Байденом (Joe Biden) не под запись, — что Путину не стоит баллотироваться на пост президента в третий раз — быстро распространилось в российских СМИ, подтвердив эту гипотезу Путина.
Еще до парламентских выборов Путин начал формировать нарратив о попытках Америки манипулировать внутренней политикой России. «Мы знаем, что представители некоторых иностранных государств собирают тех, кому они платят деньги, так называемых грантополучателей, проводят с ними инструктажи, настраивают их на соответствующую „работу", для того чтобы повлиять самим в конечном итоге на ход избирательной кампании в нашей стране», — сказал Путин в ноябре 2011 года. Это было ложью, однако, с его точки зрения, вмешательство США было очевидным: «Они пытаются встряхнуть нас, чтобы мы не забывали, кто главный на этой планете». И массовые демонстрации, которые начались месяц спустя, на первый взгляд подтверждали эти подозрения. Путин особенно сильно разозлился, когда тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон раскритиковала парламентские выборы. Он заявил, что она «задала тон некоторым деятелям внутри России, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу».
На встрече в Овальном кабинете 9 декабря, где обсуждалась текущая ситуация, Обама спросил, чьей была идея увеличить финансирование российской организации «Голос», которая организовывала наблюдение за выборами и которую Путин раскритиковал. Я сказал, что это была моя идея. Когда он спросил, с кем в Белом доме согласовывались жесткие заявления Клинтон, я ответил, что со мной. Он поддержал то, что мы уже сделали, однако предупредил, что нам необходимо помнить о долгосрочной перспективе. Нам нужно было работать с Путиным еще пять лет, и у нас была целая программа взаимодействий с Москвой. Я понимал, что мне нужно было делать: как посол я не должен присутствовать ни на каких демонстрациях в Москве и не должен вставать на сторону оппозиции. И я никогда этого не делал.
***
Я приземлился в Москве спустя несколько недель после начала демонстраций в декабре 2011 года. Издание Moscow Times совершенно справедливо написало, что «Макфол прибыл, чтобы не дать перезагрузке угаснуть». Ради выполнения именно этой миссии Обама отправил меня в Россию. Однако верная Кремлю пресса описывала мою миссию совершенно иначе. В ее интерпретации я был вовсе не «мистером Перезагрузка», а агентом-провокатором — специалистом по революциям, которого Обама отправил в Россию, чтобы сменить там режим. Все то время, которое я провел на должности посла в России, я ежедневно отчаянно пытался бороться с этим мифом, но я не смог этого сделать.
На своем новом посту я чувствовал себя довольно уверенно. В отличие от большинства политических назначенцев в других странах, от многих карьерных дипломатов на других должностях и даже от многих сотрудников моего посольства, я приехал в Россию не первый раз. Впервые я приехал в эту страну в 1983 году, прожил примерно пять лет в СССР, а затем еще некоторое время уже в России, и я посвятил значительную часть моей академической карьеры изучению российской политики и российско-американских отношений. Мне не нужно было читать информационные бюллетени о Пушкине, большевиках, приватизации или Путине. Я познакомился с огромным множеством людей в России, включая высокопоставленных чиновников правительства, миллиардеров, депутатов Думы, журналистов и известных представителей интеллигенции. Я говорил по-русски и надеялся, что это произведет нужное впечатление на сотрудников посольства. И, что еще важнее, я знал, в чем суть российской политики администрации Обамы — серьезное преимущество, если сравнивать с новичками — поскольку я помогал ее разрабатывать.
Тем не менее, я был аутсайдером, который должен был возглавить команду профессионалов из Госдепартамента, а также из десятков других ведомств и агентств. (Став послом, я также фактически становился мэром небольшого «поселка» на территории дипломатического комплекса. Тот факт, что я был мистером Перезагрузка, ничего не значил для личных тренеров, парикмахеров, электриков и барменов. Теперь на меня работали еще и несколько сотен россиян. И они должны были составить свое личное мнение обо мне не по результатам внешней политики, а по тому, насколько быстро я мог добиться повышения их зарплаты или обеспечить их горячими обедами в кафетерии. Этот последний пункт — бургеры против борща — спровоцировал в нашем посольском сообществе серьезные споры, сопровождавшиеся написанием петиций, акциями протеста и даже цветными ленточками. Моя новая работа требовала, чтобы я искал компромиссы не только в вопросе противоракетной обороны, но и в вопросе меню обеда.) И многие из тех, кто работал над политикой, работали над ней уже более 30 лет. Они имели массу причин скептически относиться к назначенцу Белого дома и профессору, у которого было очень мало опыта в области дипломатии.
Поэтому первые 100 дней я хотел вести себя сдержанно и оставаться в тени. Мне казалось, что слушать и учиться — это правильное начало. Я хотел сконцентрироваться на том, чтобы познакомиться с моими коллегами, подробно изучить организационную сторону моей новой должности и сделать так, чтобы в дипломатическом комплексе ко мне все привыкли. Я встретился с несколькими ключевыми чиновниками российского правительства, но отложил все значимые визиты вежливости до официальной церемонии в Кремле, намеченной на середину февраля, когда я должен был вручить свои верительные грамоты Медведеву. Я планировал дать несколько личных интервью, в которых мне хотелось сделать акцент на том, что я долгое время жил в России и очень люблю русскую историю и культуру.
Я приехал в Москву вместе с семьей 14 января 2012 года. Когда мы осматривали нашу роскошную резиденцию — особняк Второва — у меня возникло ощущение, что мы находимся в музее. Стены были увешены черно-белыми фотографиями прежних жильцов особняка — включая Джорджа Кеннана, который разработал американскую стратегию сдерживания, и Аверелла Харримана (Averell Harriman), бывшего губернатора Нью-Йорка. Фотографии Никсона, Киссинджера, Брежнева, Громыко, Рейгана, Буша, Горбачева и Клинтона свидетельствовали о невероятной истории нашего нового дома. Потом я снял одну фотографию, которая была сделана в июле 1941 года и на которой были Иосиф Сталин и тогдашний советник президента Гарри Хопкинс (Harry Hopkins). Сотрудничество со Сталиным в период Второй мировой войны — это, несомненно, часть нашей истории, но я не хотел смотреть на Сталина — и заставлять моих гостей делать это — каждый раз, когда мы пили чай в библиотеке...
По ссылке на полную статью
Ссылка
Еще одна замечательная статья теперь от бывшего посла США в РФ Майкла нашего Макфола... К этой статье я бы добавил эпиграф, высказанный когда-то В. С. Черномырдиным: "Хотели как лучше, а получилось как всегда.".. Видно дураки не только исконно русская беда.
И самое главное - ни тени сомнения в собственной правоте и непогрешимости! И Медведева подставил...
С самого начала работы администрации Обамы мы знали, что мы хотим перезагрузить наши отношения с Москвой. Я координировал политику в отношении России, будучи членом Совета национальной безопасности США, а Россия была одной из немногих глобальных держав, ключевым партнером в мировых делах. Однако наши партнерские отношения сильно пострадали в результате стремления Владимира Путина к укреплению автократии внутри России, в результате расширения НАТО, революций в Грузии и на Украине, войны в Ираке и вторжения России в Грузию в 2008 году. Президент Барак Обама назвал тот период времени «опасным дрейфом».
За несколько месяцев до инаугурации Обамы главной Кремля стал Дмитрий Медведев, и мы решили, что такая перемена поможет нам «перезагрузить» отношения с Москвой. К июню 2010 года, когда Медведев прибыл со своим первым визитом в Вашингтон, наши успехи уже превзошли самые смелые ожидания: к тому моменту мы уже подписали соглашение о сокращении наших ядерных арсеналов, вместе ввели более жесткие санкции против Ирана и договорились о маршруте снабжения военных в Афганистане, пролегающем через Россию, что позволило уменьшить нашу зависимость от Пакистана. Вскоре после этого мы помогли России с вступлением во Всемирную торговую организацию. А в 2011 году мы даже убедили Медведева воздержаться (вместо того, чтобы выступить против) на голосовании в ООН по резолюции, касавшейся Ливии. До Медведева ни один советский или российский лидер никогда не давал своего молчаливого согласия на военное вторжение Запада на территорию суверенного государства.
В российско-американских отношениях наступило такое заметное улучшение, что к весне 2011 года я начал планировать свое возвращение в Стэнфорд. Моя работа, как я полагал, была закончена. Но у Обамы было другое мнение на этот счет: мы достигли невероятных успехов в перезагрузке отношений с нашим традиционным врагом, сказал он. Разве я не хотел довести этот проект до конца? Он попросил меня стать послом США в России, чтобы завершить начатое. Я не смог отказаться.
В том же году, во время процесса утверждения моей кандидатуры в должности посла США в России положительная динамика замедлилась. В сентябре 2011 года Путин объявил о том, что весной следующего года он снова примет участие в президентских выборах, и, разумеется, он должен был победить. Путин не испытывал особого энтузиазма по поводу перезагрузки: он не верил в тот взаимовыгодный подход, который мы выработали с Медведевым. Спустя несколько месяцев массовые демонстрации, спровоцированные фальсификациями результатов парламентских выборов, закрепили этот настрой Путина, и с тех пор в разжигании тех протестов он обвинял США.
Чтобы сплотить своих сторонников и ослабить позиции протестующих, Путину нужен был враг, и он сконцентрировался на самом надежном противнике России в новейшей истории — на США и, следовательно, на мне. Как только я стал новым послом США в России, Москва инициировала полномасштабную дезинформационную кампанию, агенты которой утверждали, что с моей помощью Вашингтон финансирует оппозицию и намеревается свергнуть Путина. Пропагандисты откровенно редактировали и изменяли фотографии со мной, выдергивали из контекста и искажали мои высказывания и даже обвиняли меня в педофилии.
Еще задолго до того, как большинство американцев узнали о российской кампании влияния в период президентских выборов 2016 года, я на себе испытал эффективность тактики Кремля. Характерные черты этого нового стиля уже были очевидны: в отношениях с США не может быть взаимовыгодного партнерства; двигателем политики России будет внутриполитическая проблематика (а не расширение НАТО, споры по ПРО или Сирия). Путин практически в одно мгновение обратил вспять тот прогресс, которого нам удалось достичь за три года, потому что так ему было удобнее.
Я стал послом Вашингтона в России, чтобы продолжать дело перезагрузки, но вместо этого мне пришлось ее похоронить. Но так случилось не потому, что мы изменили нашу политику. Так произошло, потому что Путин изменил Россию.
***
Парламентские выборы в декабре 2011 года стали началом конца перезагрузки. Путинская партия «Единая Россия» продемонстрировала гораздо более низкие результаты, чем ожидалось, несмотря на неограниченное эфирное время, огромное количество вложенных в нее ресурсов, поддержку региональных правительств и манипуляции с бюллетенями. Она набрала всего 49,3% голосов — значительное ухудшение по сравнению с 64,3% четырьмя годами ранее. Кроме того, в 2011 году повсеместное распространение смартфонов, более организованная работа наблюдателей и активность таких соцсетей, как ВКонтакте, Твиттер и Фейсбук, позволили разоблачить массу нарушений, которые прежде оставались незамеченными. Вскоре после выборов начались массовые демонстрации: сначала это были демонстрации в несколько тысяч участников, потом в несколько десятков тысяч, а затем и несколько сотен тысяч. В последний раз, когда столько россиян вышли на улицы городов по политическим причинам — в 1991 году — распался Советский Союз.
Первой реакцией Путина на те демонстрации стал гнев. С его точки зрения, он сделал этих молодых образованных людей богатыми — с момента его прихода к власти ВВП страны вырос более чем в 8 раз, а люди, вышедшие на улицы, были в основном представителями среднего класса — а теперь они выступили против него. После гнева его охватил страх: еще никогда прежде столько людей не протестовало против его правления. (Как сообщают источники из разведки, Путин был шокирован тем, насколько быстро Хосни Мубарак в Египте, Муаммар Каддафи в Ливии и другие лидеры, ставшие жертвами арабской весны, потеряли власть в своих странах несколькими месяцами ранее.)
Путину необходимо было ослабить эти массовые протесты и восстановить свой авторитет до президентских выборов, которые были назначены на март 2012 года. Вместо того чтобы наладить взаимодействие со своими оппонентами и сотрудничать с ними, он выбрал путь репрессий и дискредитации своих критиков. Он изображал оппозиционных лидеров предателями и агентами США. Путин всегда страдал паранойей, полагая, что Америка пытается подорвать основы его режима. Несколькими годами ранее он пришел к выводу о том, что США намеревались разжечь «цветную революцию» против его режима — точно так же, как они якобы сделали в Сербии в 2000 году, в Грузии в 2003 году и на Украине в 2004 году. В 2011 году Путин был убежден, что мы хотим, чтобы у власти в России остался Медведев. И случайное замечание, сделанное вице-президентом Джо Байденом (Joe Biden) не под запись, — что Путину не стоит баллотироваться на пост президента в третий раз — быстро распространилось в российских СМИ, подтвердив эту гипотезу Путина.
Еще до парламентских выборов Путин начал формировать нарратив о попытках Америки манипулировать внутренней политикой России. «Мы знаем, что представители некоторых иностранных государств собирают тех, кому они платят деньги, так называемых грантополучателей, проводят с ними инструктажи, настраивают их на соответствующую „работу", для того чтобы повлиять самим в конечном итоге на ход избирательной кампании в нашей стране», — сказал Путин в ноябре 2011 года. Это было ложью, однако, с его точки зрения, вмешательство США было очевидным: «Они пытаются встряхнуть нас, чтобы мы не забывали, кто главный на этой планете». И массовые демонстрации, которые начались месяц спустя, на первый взгляд подтверждали эти подозрения. Путин особенно сильно разозлился, когда тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон раскритиковала парламентские выборы. Он заявил, что она «задала тон некоторым деятелям внутри России, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу».
На встрече в Овальном кабинете 9 декабря, где обсуждалась текущая ситуация, Обама спросил, чьей была идея увеличить финансирование российской организации «Голос», которая организовывала наблюдение за выборами и которую Путин раскритиковал. Я сказал, что это была моя идея. Когда он спросил, с кем в Белом доме согласовывались жесткие заявления Клинтон, я ответил, что со мной. Он поддержал то, что мы уже сделали, однако предупредил, что нам необходимо помнить о долгосрочной перспективе. Нам нужно было работать с Путиным еще пять лет, и у нас была целая программа взаимодействий с Москвой. Я понимал, что мне нужно было делать: как посол я не должен присутствовать ни на каких демонстрациях в Москве и не должен вставать на сторону оппозиции. И я никогда этого не делал.
***
Я приземлился в Москве спустя несколько недель после начала демонстраций в декабре 2011 года. Издание Moscow Times совершенно справедливо написало, что «Макфол прибыл, чтобы не дать перезагрузке угаснуть». Ради выполнения именно этой миссии Обама отправил меня в Россию. Однако верная Кремлю пресса описывала мою миссию совершенно иначе. В ее интерпретации я был вовсе не «мистером Перезагрузка», а агентом-провокатором — специалистом по революциям, которого Обама отправил в Россию, чтобы сменить там режим. Все то время, которое я провел на должности посла в России, я ежедневно отчаянно пытался бороться с этим мифом, но я не смог этого сделать.
На своем новом посту я чувствовал себя довольно уверенно. В отличие от большинства политических назначенцев в других странах, от многих карьерных дипломатов на других должностях и даже от многих сотрудников моего посольства, я приехал в Россию не первый раз. Впервые я приехал в эту страну в 1983 году, прожил примерно пять лет в СССР, а затем еще некоторое время уже в России, и я посвятил значительную часть моей академической карьеры изучению российской политики и российско-американских отношений. Мне не нужно было читать информационные бюллетени о Пушкине, большевиках, приватизации или Путине. Я познакомился с огромным множеством людей в России, включая высокопоставленных чиновников правительства, миллиардеров, депутатов Думы, журналистов и известных представителей интеллигенции. Я говорил по-русски и надеялся, что это произведет нужное впечатление на сотрудников посольства. И, что еще важнее, я знал, в чем суть российской политики администрации Обамы — серьезное преимущество, если сравнивать с новичками — поскольку я помогал ее разрабатывать.
Тем не менее, я был аутсайдером, который должен был возглавить команду профессионалов из Госдепартамента, а также из десятков других ведомств и агентств. (Став послом, я также фактически становился мэром небольшого «поселка» на территории дипломатического комплекса. Тот факт, что я был мистером Перезагрузка, ничего не значил для личных тренеров, парикмахеров, электриков и барменов. Теперь на меня работали еще и несколько сотен россиян. И они должны были составить свое личное мнение обо мне не по результатам внешней политики, а по тому, насколько быстро я мог добиться повышения их зарплаты или обеспечить их горячими обедами в кафетерии. Этот последний пункт — бургеры против борща — спровоцировал в нашем посольском сообществе серьезные споры, сопровождавшиеся написанием петиций, акциями протеста и даже цветными ленточками. Моя новая работа требовала, чтобы я искал компромиссы не только в вопросе противоракетной обороны, но и в вопросе меню обеда.) И многие из тех, кто работал над политикой, работали над ней уже более 30 лет. Они имели массу причин скептически относиться к назначенцу Белого дома и профессору, у которого было очень мало опыта в области дипломатии.
Поэтому первые 100 дней я хотел вести себя сдержанно и оставаться в тени. Мне казалось, что слушать и учиться — это правильное начало. Я хотел сконцентрироваться на том, чтобы познакомиться с моими коллегами, подробно изучить организационную сторону моей новой должности и сделать так, чтобы в дипломатическом комплексе ко мне все привыкли. Я встретился с несколькими ключевыми чиновниками российского правительства, но отложил все значимые визиты вежливости до официальной церемонии в Кремле, намеченной на середину февраля, когда я должен был вручить свои верительные грамоты Медведеву. Я планировал дать несколько личных интервью, в которых мне хотелось сделать акцент на том, что я долгое время жил в России и очень люблю русскую историю и культуру.
Я приехал в Москву вместе с семьей 14 января 2012 года. Когда мы осматривали нашу роскошную резиденцию — особняк Второва — у меня возникло ощущение, что мы находимся в музее. Стены были увешены черно-белыми фотографиями прежних жильцов особняка — включая Джорджа Кеннана, который разработал американскую стратегию сдерживания, и Аверелла Харримана (Averell Harriman), бывшего губернатора Нью-Йорка. Фотографии Никсона, Киссинджера, Брежнева, Громыко, Рейгана, Буша, Горбачева и Клинтона свидетельствовали о невероятной истории нашего нового дома. Потом я снял одну фотографию, которая была сделана в июле 1941 года и на которой были Иосиф Сталин и тогдашний советник президента Гарри Хопкинс (Harry Hopkins). Сотрудничество со Сталиным в период Второй мировой войны — это, несомненно, часть нашей истории, но я не хотел смотреть на Сталина — и заставлять моих гостей делать это — каждый раз, когда мы пили чай в библиотеке...
По ссылке на полную статью
Ссылка
Еще одна замечательная статья теперь от бывшего посла США в РФ Майкла нашего Макфола... К этой статье я бы добавил эпиграф, высказанный когда-то В. С. Черномырдиным: "Хотели как лучше, а получилось как всегда.".. Видно дураки не только исконно русская беда.
И самое главное - ни тени сомнения в собственной правоте и непогрешимости! И Медведева подставил...
Отредактировано: Vediki977 - 17 май 2018 15:43:54
ОТВЕТЫ (4)
|
|
Алексей N ( Специалист ) |
| 17 май 2018 16:07:14 |
Цитата: Vediki977 от 17.05.2018 15:41:08
Это тянет на явку с повинной.
Ох, не потому он портрет Сталина убрал , что гостей стеснялся . Просто боялся лишний раз на него смотреть.
|
|
Lentz ( Практикант ) |
| 17 май 2018 16:15:44 |
Цитата: Vediki977 от 17.05.2018 15:41:08
Обычная исповедь "всё просравшего" для отмазки "это не я виноват".
|
alb@tros ( Специалист ) |
| 17 май 2018 19:32:34 |
Цитата: Vediki977 от 17.05.2018 15:41:08
Цитата: Vediki977 от 17.05.2018 15:41:08
Какая прелесть!!!!
Я "так хохотался"...А как он страдает, любитель России, что, дай Бог, уже никогда не побывает у нас! Даже Антонова, как известно, просил посодействовать исключение из нежелательных для России персон.
И сегодня ещё одна статейка, в "Guardian", проняла до слёз
, про боевых украинских дельфинов (обсуждали здесь).Аффтор жжёт глаголом. Я так и не понял: это либо стёб, а может переводчик маладец...
Приведу текст, выделив особые моменты...
У Украины весьма авантюрное военное мышление, что является в основном последствием советской эпохи. У нее есть радар длиной 500 и высотой 160 метров, который должен был оповещать о ядерном нападении. Кроме того, украинцы осуществляют секретную программу по обучению морских животных, которые должны выполнять боевые задачи. В крымском военном центре по подготовке дельфинов у Украины есть целая дельфинья армия, которую обучают, тренируют и готовят к боевому применению.
Точнее, все это у нее было — до 2014 года, когда Россия аннексировала Крым и взяла дельфинов в плен. Украина потребовала вернуть их, но русские отказались. Кое-кто считает, что Россия хотела переучить дельфинов и сделать из них русских солдат. Один источник рассказал российскому информационному агентству «РИА Новости», что инженеры «разрабатывают новые технологии в рамках новых программ, чтобы более эффективно использовать дельфинов под водой».
Прошло четыре года, и похоже, что ничего из предполагаемых российских замыслов не получилось, поскольку большинство дельфинов погибло. Но на этой неделе представитель украинского правительства в Крыму Борис Бабин заявил, что они погибли, защищая свою страну. По его словам, дельфины умерли как патриоты, отказавшись выполнять приказы и есть пищу «российских оккупантов», а начатая ими голодовка привела к их гибели.
Бабин заявил украинскому изданию «Обозреватель», что дельфины повели себя намного достойнее, чем некоторые военнослужащие. «Обученные животные отказались не только взаимодействовать с новыми российскими тренерами, но и есть, и спустя какое-то время погибли. Многие украинские военные отнеслись к вопросу верности присяги менее серьезно, чем эти дельфины», — отметил он.
Другие источники опровергают данные утверждения и обвиняют Украину в том, что она плохо обращалась с дельфинами. Выступая на российской радиостанции «Спутник», украинский политик Владимир Олейник сказал, что киевские политические деятели всегда пытаются увидеть во всем «руку Москвы», хотя здравомыслящие люди понимают, что это просто пропаганда и слухи, и что ни тот, ни другой режим особо не заботились об этих дельфинах.
Депутат российской Думы Дмитрий Белик утверждает, что почти все боевые дельфины, которые служили в ВМС Украины, были распроданы коммерческим предприятиям или умерли естественной смертью еще до 2014 года. По его словам, «ни о каком украинском патриотизме дельфинов не может быть и речи», потому что Украина списала их из армии, и они использовались в коммерческих целях.
Известно, что дельфины проявляют аналогичную «преданность» по отношению к собакам и с удовольствием подплывают к незнакомым людям. Иногда живущие в неволе дельфины отказываются от еды, когда умирает их товарищ по бассейну. Кое-кто также утверждает, что дельфины перестают дышать, когда их разлучают с людьми, с которыми они подружились. Так что, наверное, в украинских утверждениях может быть какая-то доля истины.
Существует огромное количество дезинформации, и трудно проверить, что же на самом деле случилось на секретной учебной базе в Крыму. Но мы знаем, что в 2016 году русские объявили тендер на покупку пяти дельфинов и в итоге привезли их из Утришского дельфинария. Но не объяснили, зачем это было сделано. Может быть, они думали, что русские дельфины сумеют убедить своих украинских собратьев перейти на сторону России.
Guardian