Истоки " Ленинградского дела"

Зимний дворец по замыслу новой власти стоял на площади Урицкого (вместо Дворцовой). К Смольному стал вести Советский проспект (вместо Суворовского). Главной артерией Васильевского острова в Ленинграде года был не Большой проспект, а проспект Фридриха Адлера, спешно по конъюнктурным соображениям переименованный в 1922 году в проспект Пролетарской Победы. Что уж говорить о расположении Публичной библиотеки на углу проспекта 25 Октября (Невский) и улицы 3 июля (Садовой).

Стоит вспомнить подход академика Д.С. Лихачева, который к культурному наследию относил не только материальные памятники (дворцы, музейные собрания и т.п.), но и вещи, не всегда осязаемые: начиная от устных народных преданий, заканчивая названиями, которые складываются в народе, близки к его культурной традиции. Топонимия  (совокупность всех названий) – важнейшая составляющая культуры любой страны.

По всей видимости, именно по этой причине борьба власти, пришедшей в 1917 году, с отечественной культурой не могла обойти и область названий. Они также должны были быть «перекрашенными» на новый лад.  Иногда это принимало формы почти смешные: город Струги Белые Псковской области (название, не имевшее никакого отношения к политике) превратился в Струги Красные. Иногда наносился более серьезный урон культурному наследию в области названий. Петроград – лучший тому пример. Была предпринята попытка стереть из памяти народной вошедшие в мировую историю с произведениями литературы и искусства названия  самого города и его главных артерий. Названий, воспетых за 200 лет многими великими классиками, которых еще в 1920-ые годы собирались «скинуть с корабля современности».

Стандартный «большевистский набор» аналогичных названий спешно появился по всей стране. Новые названия-лозунги отмечали командные высоты, взятые новой властью. Как бы говорили: это теперь наше, большевистское, к России это не имеет отношения!

Хитрость проводившейся советской властью политики массовых переименований имела две стороны. Во-первых, как сказано, стиралась из памяти народной история родных мест. История страны до 1917 года. Например, зачем жителям проспекта имени товарища Володарского в Северной Венеции (ныне снова  - Литейный проспект) помнить о том, что еще с петровских времен в начале проспекта находился литейный завод, который ковал боеспособность тогдашней России? России, стремившееся во всеуслышание заявить о себе на мировой арене (что в те годы, без пушек, выпускавшихся заводом, было невозможно). Достижения царей советская власть (особенно по первому времени) всячески пыталась показать в черных красках. По этой причине никакой ценности в исторической памяти о литейном дворе, литейном заводе, литейной части советская власть не видела.

Во-вторых, с 1917 года искусственно насаждалось полурелигиозное поклонение (политкорректно названное позже Никитой Сергеевичем «культом личности») руководителям и идеологам большевистской партии. По этой причине многие советские названия получили имена до недавних пор мало кому в России известных людей. Но вопрос пропаганды новых героев решался умно. Были либо нет у советской власти консультанты в области психологии народных масс, но был использован тонкий прием воздействия на подсознание народа: в том же Петрограде рядом с именами большевицких лидеров (Володарского, Дзержинского, Ленина, Свердлова, Сталина, Урицкого, и пр.) появлялись на соседних улицах имена великих представителей отечественной культуры: Мусоргского (вместо Среднего проспекта), Росси (вместо Театральной), Салтыкова-Щедрина (вместо Кирочной), Чайковского (вместо Сергиевской)  и пр., – людей, порой далеких от политики и еще более далеких от того, чтобы разделять радикальные и более чем экстремистские взгляды большевиков. Таким образом, создавалось впечатление, что имена эти равновеликие: что Володарский, Дзержинский, Ленин и пр. внесли  в нашу историю доброго и положительного не меньше, чем Чайковский, Росси, Мусоргский и другие.

Тем более экстраординарным и необычным представляется решение Ленгорисполкома о возвращении названий. Во-первых, это – первый случай переименования в советской стране не по причинам, связанным с политической конъюнктурой. Переименование города Троцка (Гатчина) в Красногвардейск в 1929 году явно стоит вне этого порядка.

Во-вторых, это первый и единственный случай массового возвращения названий в СССР. Ничего подобного, не было ни в Москве (с 1989 года в ней возвращено лишь 4% исторических названий), ни в других городах. Впоследствии в СССР проводились лишь одиночные разовые возвращения названий (Так, Таврический сад в Ленинграде вновь в 1985 году обрел свое название, перестав последовательно быть парком Первой Пятилетки и Городским детским парком).

В-третьих, характерно, что возвращение названий в 1944 году было проведено с совершенно нетрадиционным для Советской России игнорированием государственной большевистской идеологии.  С карты города стирались не какие-либо второстепенные по своему идеологическому звучанию названия, а имена, остававшиеся до окончательного упадка СССР неоспариваемыми идеалами, начиная от имени Плеханова, заканчивая ушедшими в 1944 году от ленинградцев «Красными Командирами».

Более того, пунктом 2 этого решения Исполкома проспект Ленина был переименован в Пискаревский проспект. Причина этого, очевидно, - дань памяти полумиллиону блокадников и защитников города, похороненных на находящемся рядом Пискаревском кладбище. Однако, в этом примере невозможно не обратить внимание на то, что речь идет именно о  переименовании (о замене первого, «родного» названий магистрали), а не о возвращении исторического названия в отличие от 20 восстановленных дореволюционных названий.  Более того, стиралось с карты города имя верховного советского лидера. Даже сегодня в России, свободной от диктата большевистской идеологии, некоторым начальникам и простым гражданам подобные действия представляются невозможными! Для справки: на 2010 год имя Ульянова (Ленина) занимает почетное 9-ое место в рейтинге всех названий (на 1-м месте, естественно, улицы Советские). Именем (и производными от имени) этого человека в России до сих пор называют более 6 500 улиц, проспектов и пр.

Чем же были обусловлены такие экстраординарные идеологические послабления советской власти? В Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга, к сожалению, пока не нашли предыстории этого вопроса. Есть лишь само решение со ссылкой на то, что «ряд прежних наименований… тесно связан с историей и характерными особенностями города и прочно вошел в обиход населения» (кстати, данная преамбула к переименованию проспекта Ленина может относиться максимум только наполовину). Есть также документы об исполнении решения.

Несомненными представляются две вещи.  Во-первых, вся страна была восхищена беспримерным подвигом ленинградцев и армии, не допустивших сдачи города. Из рассекреченных переговоров Сталина в период 1941-42 гг. и других до недавних пор секретных документов видно, что высшая власть советской страны была:

А.  Не готова к стремительному подходу немцев к Ленинграду.

Б.  Была готова и готовилась к захвату города на Неве врагом. То, что этого не произошло, очевидно, было удивлением и нечаянной радостью не только для обывателей.

Таким образом, жители и защитники города не Неве своими кровью и страданиями заслужили право на историческую память. Символично также, что к культуре и истории, которые были духовной основой народа в борьбе с фашизмом, даже в 1944 году имя Ленина могли не относить.

Во-вторых, град Святого Петра в очередной раз подтвердил право ношения своего знамени культурной столицы. Город показал, что ему не безразлична история страны, ее культурного наследия в виде исторических (в противоположность конъюнктурным) наименований. Согласитесь, что даже в менее сложные и трагические годы  (решение о возвращении принималось еще до полного снятия вражеской блокады) у других советских и вторящих им нынешних начальников в повестке дня возвращение исторических имен отсутствовало: партия этого не требовала, государственная идеология этого не предусматривала. Ленинградские городские руководители не побоялись данный вопрос поднять  и решить его положительно. Очевидно, что было получено согласие верховной власти. На подъёме победных настроений, видно, удалось убедить и главного людоеда советской страны, охотно использовавшего игру в патриотизм на благо социализма.

Впрочем, картина будет неполной, если уважаемому читателю не напомнить, что уже через несколько лет в 1949-51гг. против ленинградских начальников было инспирировано по ложным и лживым обвинениям «ленинградское дело». Те же председатель и секретарь Ленгорисполкома П. Попков и А. Бубнов, подписавшие в 1944 году решение о возвращении 20 названий и о переименовании проспекта Ленина, в 1950 году были расстреляны. Кто знает, не явилась ли идеологическая «нестойкость» ленинградских руководителей в части готовности даже немножко убрать политику партии с улиц родного города одной из многих причин, побудивших Советский Кремль жестоко разделаться с ленинградской «самостийностью».

Стоит также отметить, что инициатива по возвращению названий, связанных с героическим Ленинградом коснулась не только города, но и области. Решением Президиума Верховного Совета СССР от 23 января 1944 года были возвращены исторические названия Гатчине (до тех пор – Красногвардейск) и Павловску (Слуцк). Руководители Ленинградского областного Исполкома, стоявшие у истоков этих возвращений, также были репрессированы по Ленинградскому делу.