100-летие красного террора. Красный террор на Урале

Довольно? Или еще мало? Поверьте, число таким свидетельствам — легион.
Понятно, что для такой работы потребовались особые люди. И они явились миру: «как будто из треснувшей тверди России, как магма, излились какие-то палеонтологические типы» (из одной эмигрантской газеты 1920 года). Раньше ими бы, скорее всего, занималась психиатрия, но в атмосфере всеобщего безумия, когда вся Россия стала гигантским дурдомом, они были в своей тарелке. Они — это пятигорский чекист Атарбеков, отрезавший головы кинжалом; архангельская палачка Майзель-Кедрова, замораживавшая людей в ледяные столбы; одесситка Вера Гребеннюкова («Дора»), которая вырывала у подследственных волосы, уши, пальцы; ее коллега по Одессе негр Джостон, заживо сдиравший с людей кожу, киевская чекистка, мадьярка Ремовер половая психопатка, заставлявшая конвой насиловать женщин и детей у нее на глазах; полтавский чекист по кличке «Гришка-проститутка», который сажал священников на колы и сжигал на кострах; полусумасшедший садист Саенко из Харькова, разбивавший черепа гирей и снимавший с рук живых людей «перчатки»… Наконец, «поэт» Эйдук, работавший в Архангельске, а потом в Тбилиси. Он оставил такое, с позволения сказать, лирическое откровение:

«Нет большей радости, нет лучших музык,
Чем хруст ломаемых мной жизней и костей.
Вот отчего, когда томятся наши взоры
И начинает буйно страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное:
„К стенке! расстрелять!“»

Как хотите, но именно эти стихи я бы вывешивал на красном кумаче 1 мая и 7 ноября — чтоб все, наконец, поняли, что к чему…
И этим героям революции тоже имя — легион. Всякие Зины из Рыбинска, Любы из Баку, Бош из Пензы, Мопс из Херсона, все эти Трепаловы, Пластинины, Авдохины, Тереховы, Асмоловы, Угаровы, Панкратовы, Абнаверы, Тусичи… Они закапывали людей живьем, запирали на ночь в сарай вместе с голодной свиньей, выжигали звезды, лили на человека горячий сургуч и потом отдирали, пилили кости, распинали на крестах, побивали камнями, одевали терновый венец, сажали в бочку с гвоздями и катали, варили заживо в котле, поджаривали, разрывали цепями лебедок… Наконец, практиковали китайскую пытку крысой: сажали крысу на человека, накрывали кастрюлей и стучали, пока крыса не прогрызала человека насквозь…
Воистину, наш старый знакомый, верх-исетский комиссар Петр Ермаков, в сравнении с этими извергами — добрый дядюшка. Ну, перестрелял без суда и следствия не только царскую семью, но и всех, кто был с ними — и не только в Ипатьевском доме: до того убил графа Татищева, князя Долгорукова, дядьку царевича матроса Нагорного (последний нагрубил Ермакову, тот его и пришил — сам потом рассказывал у пионерского костра детям, как шлепнул царского холуя). А еще двух женщин — старую гоф-лектрису (учительницу наследника) Екатерину Шнейдер и молодую очаровательную фрейлину Анастасию Гендрикову отправил в Пермь: там им головы прикладами размозжили… Ну, добил штыком Демидову и Анастасию…
Все равно на сравнение, скажем, с Саенко, не тянет. А ведь звали его за глаза «товарищ Маузер» — после одной истории. Пошел он в аптеку, и бедолага-аптекарь с ним о чем-то поспорил. Ох, не надо было. Как потом вспоминали очевидцы, хотел Ермаков объяснить, но… инстинкт сработал убил… Это для него — привычный уровень общения. И ничего, умер не в психушке — похоронен с почестями на Ивановском кладбище, прямо напротив П. П. Бажова…
Было ли что-нибудь хотя бы отдаленно похожее на весь этот кошмар у белых? Только у атамана Семенова: шесть его застенков наводили ужас на все Забайкалье.
Особенно дурной славой пользовалась тюрьма на станции Даурия, где свирепствовал начдив Азиатской дивизии барон Р. Унгерн-Штернберг: он был таким зверюгой, что впоследствии монголы стали его… почитать как воплощение злого духа (еще бы: его палачи Сипайло и Бурдуковский скальпировали людей заживо и протыкали им уши раскаленными шомполами). Но… И Семенов, и Унгерн не могут считаться стопроцентными белогвардейцами. Унгерн — явный предтеча фашизма даже по идеологии своей.
А Семенов — хитрейший лис, циничный политик, очень напоминавший по всем своим замашкам большевиков (недаром Колчак его так и звал: «белый большевик»). Кстати: в 1920 году Семенов предлагал свои услуги Ленину (ответа не было). По отношению к колчаковцам семеновцы находились в состоянии почти что открытой войны (чем объективно немало помогли красным); слово «колчаковец» было у семеновцев бранным (обычно в сочетании с матерными прилагательными); впоследствии, в Монголии, многие колчаковские офицеры и чиновники, попав в руки к Унгерну, погибли мучительной смертью. И колчаковцы платили полной взаимностью: Семенов, к примеру, был арестован каппелевцами в 1922 году при попытке приехать во Владивосток, а Унгерн туда и не совался — знал, что сразу расстреляют… Среди настоящего же белого движения аналогов чекистскому людоедству мы не найдем.
Пусть Колчак, по собственному признанию, не мог обуздать «сибиреязвенную атаманщину» (то есть Семенова и Ко), пусть во всех белых армиях были командиры, творившие страшные злодеяния (Булак-Балакович у Юденича, Анненков у Колчака, Шкуро и Слащов у Деникина), но в целом все лидеры и правительства белых не только не были террористическими — они, по тем временам, были чересчур интеллигентными и либеральными.
А против них играли топорами мясника… В такой ситуации исход был предопределен.
Надо отдать должное теоретикам и творцам самой страшной системы власти в истории: она оказалось весьма эффективной — хотя бы на первых порах. Ничтожное меньшинство сумело навязать свою волю огромной стране и распоряжаться ею бесконтрольно несколько десятилетий. И даже представить дело так, что весь мир долго принимал преступления за подвиг.
«Страна молчит, — писал безымянный автор очерка „Корабль смерти“ в 20-е годы в эмиграции. — Из ее сдавленной груди не вырывается стихийный вопль протеста или хотя бы отчаяния. В России установилась мертвая тишина кладбища. Страна сумела физически пережить эти незабываемые годы гражданской войны, но отравленная душа ее оказалась в плену у Смерти. Может быть, потому расстреливаемая и пытаемая сейчас в застенках Россия молчит».
И это была главная, психологическая победа большевиков в той войне. Хотя уже тогда, отвечая автору «Корабля смерти», С. Мельгунов написал пророческие слова: «Нет! Мертвые не молчат!»

"Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале"
Суворов Дмитрий Владимирович
***
АПД
Источник
Все против всех:неизвестная гражданская война на Южном Урале
Автор
Суворов Дмитрий Владимирович (1960)



Его очерк "Все против всех: известная война на Южном Урале" посвящена гражданской войне на Урале. В разделе "Каратели или Первая Красная Армия Правды" речь идет о проблеме карательных акций в тылу, "война с восставшим собственным народом! В числе этих губерний - Оренбургская, Уфимская, Пермская...". Описаны отдельные события и в Кизеле.

МБУ «Кизеловская межпоселенческая библиотека»
http://kizlib.permculture.ru/S…ovich.aspx