100-летие красного террора. Пертоминский ЛПР.

новая дискуссия Дискуссия  292

Пертоминск находится на восточном берегу Унской губы Белого моря в ста восемнадцати верстах от Архангельска. С начала XVII в. там действовал Преображенский крестный мужской монастырь. В начале лета 1920 г. на базе мо­настыря было создано Пертоминское советское хозяйство (совхоз Пертоминский) при Архгубчека. Для организации в Пертоминск «по делам службы» был командирован 1 июня 1920 г. сотрудник Архгубчека Кораблев. В то же время С. Мальсагов пишет, что концлагерь в Пертоминске, как и в Холмогорах, советское правительство открыло уже в конце 1919 г.

Пертоминский ЛПР негласно использовался в качестве штраф­ного изолятора для заключенных других северных лагерей Губчека. Из книги С. Мельгунова известно, что только «одно упоминание о Пертоминске заставляет трепетать холмогорских заключен­ных — для них оно равносильно смертному приговору... Об условиях жизни заключенных сам по себе свидетельствует такой порази­тельный факт, что на 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!... Из партии в 200 человек, отправленных туда недав­но из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели».

Снабжение заключенных продуктами питания было мизерным. С. Мельгунов пишет, что им не давали хлеба и кормили «исключи­тельно сухой рыбой». По причине голода весной 1921 г. взбунто­вались матросы - отказались выходить на работу. Эту ситуацию в Губисполкоме сочли опасной. На заседании 29 апреля 1921 г. заслушали «Об отказе выйти на работу, требуя усиления пайка заключенных белогвардейцев в Пертоминском концлагере в коли­честве 70 человек, согласно списку ниже сего...» и постановили: «всех означенных 70 белогвардейцев расстрелять, действия комен­данта лагеря признать правильными и расстрел утвердить ввиду опасности их».

Комендантом Пертоминского ЛПР был переведенный из Хол­могор Бачулис. О его «просторе жестокостей» в 1921-1922 гг. С. Мельгунов, со ссылкой на частное письмо, пишет: «Однажды в 6 час. утра выгнали всех на работу. Один из арестованных после сыпняка был настолько слаб, что упал на дворе перед отходом на работу. Комендант не поверил его слабости и, якобы, за злостную симуляцию, приказал раздеть его до нижнего белья и посадить в холодную камеру, куда набросали снегу. Больной заживо был замо­рожен». Другого больного застрелили на этапе на глазах у всех, он не успевал следовать за партией. Автор, со ссылкой на свидетеля, передает, что однажды комендант убил и ранил несколько человек прямо из окна своего дома: он увидел, как во время работы заклю­ченные сели отдохнуть (они добывали песок для построек недалеко от дома коменданта). В знак протеста была объявлена голодов­ка. По словам С. Мельгунова, расстрел на глазах у всех, иногда по «простому самодурству любого конвоира», был самым обычным явлением. Однако слухи о пертоминских ужасах дошли до Моск­вы, и из центра прибыла комиссия. В ходе проверки лагеря Бачулис был смещен, но новый комендант (уголовный матрос с «Гангута») ничем не отличался «по зверству» от старого.

Летом 1923 г. служащим Красного Креста удалось организовать в Пертоминский ЛПР провиантский поезд. В числе сопровождав­ших грузы была жена заключенного Бориса Осиповича Богданова с дочерью. Много лет спустя дочь Наталья Борисовна Богданова описала эту поездку в книге «Мой отец — меньшевик». По ее сло­вам, в Пертоминск на пароходе «Глеб Бокий» вместе с ними ехали на свидание в лагерь жены и матери, конвойное пополнение, новые заключенные и их провожавшие. Во время шторма всех укачало. Заключенные (анархисты и эсеры) задумали разоружить конвой и повернуть пароход в Норвегию, но меньшевики их не поддержали. В Пертоминск прибыли 9 июня 1923 г., отец стоял на берегу в числе встречавших. Именно ему мать сдавала «все эти бесконечные меш­ки, бочки (большущие со сливочным маслом) и множество высоких мешков с золотистым луком, ящики... Все прибывшее богатство погрузили на тринадцать подвод и увезли». Богдановы провели в Пёртоминске полмесяца, жили в «нетюремном» доме. Девочка сво­бодно бегала по коридору второго этажа, заходила в другие комна­ты, но высовываться из окон было нельзя, а то «могут выстрелить». Там ей исполнилось семь лет, кто-то подарил морские диковины (звезды и черта), а отец - резную шкатулку, видимо, местного про­изводства. Пертоминск запомнился Наталье обилием ярких кра­сок: синее море, белые корпуса тюрьмы-монастыря, красный песок береговой линии, где они гуляли с отцом. «В действительности же, — пишет она в своей книге, — там было прескверно, особен­но зимой и весной. Место малярийное, питьевая вода ограничена, электрическое освещение практически отсутствует, книги отня­ты и выдаются по одной, врача и медикаментов нет, админист­рация груба и жестока».
Подробнее о лагере Наталья Богданова узнала лишь в 1990 г. от А.Б. Рогинского, который привез из-за рубежа письма пертомин­ских заключенных и другие документы. Так ей стало известно, что «борьба за режим велась политзаключенными Пертоминска в 1922-1923 гг. неуклонно, и приобрела очень жесткие формы вплоть до голодовок и попыток самосожжения. По требованию заклю­ченных в начале 1923 г. была удалена часть лагерной администра­ции во главе с комендантом-самодуром Бочулисом. В марте 1923 г. заключенные начали борьбу за ликвидацию Пертоминского лагеря и перевод в Архангельск. В конце июня вступивший в должность на­чальника СЛОНа Ногтев объявил о переводе не в Архангельск, а на Соловки, обещав, что там все требования заключенных о режиме будут выполнены». В 1923 г. 1 июля (через неделю после отъезда Богдановых) всех политзаключенных, около двухсот человек, пе­ревели на Соловки. Полный список опубликован с комментариями в альманахе «Звенья». Письма заключенных в английском перево­де опубликованы как «Letters from Russian Prisons» («Письма из русских тюрем»).
http://arhispovedniki.ru/library/research/2362/

• -0.04 / 7