К годовщине 100-летия начала красного террора

КРАСНЫЙ ТЕРРОР (ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА)

Официально объявленная политика советского государства по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности в сентябре–ноябре 1918 г., предусматривавшая комплекс крайне жестоких репрессивных мер вне судебной системы. В более широком смысле, под красным террором подразумевается вся репрессивная политика большевиков во время Гражданской войны 1917–1922 гг. По определению председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского, главная составляющая красного террора это «устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности или роли их в прошлые дореволюционные периоды» (Интервью сотруднику «Укрроста» от 9 мая 1920 г.).
Вопрос о развертывании террора против «врагов революции», принуждение государственных служащих к исполнению их обязанностей (борьба с саботажем), подавление политических противников и т.д. встал на повестку дня сразу же после захвата большевиками власти. Не имея возможности использовать другие методы, новое правительство сразу перешло к карательной политике, предупредив одновременно своих противников, что будет ее усиливать, если сопротивление не прекратиться. 2 декабря 1917 г. Л.Д. Троцкий публично заявил: «В том, что пролетариат добивает падающий класс, нет ничего безнравственного. Это его право. Вы возмущаетесь... мягким террором, который мы направляем против своих классовых противников, но знайте, что не далее как через месяц этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов».
Однако, в 1918 г. ситуация лишь усложнилась и постоянно обострялась, сопротивлению большевикам повсеместно росло. Декрет «Социалистическое отечество в опасности!» от 21 февраля 1918 г. предусматривал, что «неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Параллельно углубился конфликт между большевиками и левыми эсерами, причем последние традиционно большое внимание уделяли террору и террористическим актам. Конфликт завершился в июле мятежами в Москве, Ярославле и Симбирске. Еще до этого ЦИК учредил Верховный революционный трибунал, который первым же своим постановлением 13 июня 1918 г. восстановил смертную казнь. На проходившем в начале 6 июля 1918 г. V Всероссийском съезде Советов Л.Д. Троцкий призвал делегатов принять постановление: «Всех агентов иностранного империализма, которые будут призывать к наступлению и оказывать сопротивление Советским властям с оружием в руках, расстреливать на месте». Съезд, впрочем, ограничился резолюцией, что агитаторы будут «караться по законам военного времени». На том же съезде, выступая с отчетом о деятельности ЦИК, его председатель большевик Я.М. Свердлов, отстаивая восстановление смертной казни, указал, что и ранее (в 1917–1918 гг.) смертная казнь применялась широко, но без ее официального введения, заявил: «Мы можем указать отнюдь не на ослабление террора по отношению ко всем врагам Советской власти, отнюдь не на ослабление, но, наоборот, к самому резкому усилению массового террора против врагов Советской власти… Самые широкие круги трудовой России… отнесутся с полным одобрением к таким мероприятиям, как отрубание головы, как расстрел контрреволюционных генералов и других контрреволюционеров». Уже после окончания съезда (26 июня 1918 г.) В.И. Ленин написал председателю СНК коммун Северной области Г.Е. Зиновьеву: «Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров».
На необходимости массового террора явочным порядком В.И. Ленин настаивал постоянно. Например, 8 августа 1918 г. он писал в Нижний Новгород Г.Ф. Федорову: «В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п.» На следующий день он повторил свою мысль в телеграмме Пензенскому губисполку: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».
 
Официальный Красный террор
Непосредственным поводом для официального объявления красного террора в Советской России стали события 30 августа 1918 г. В этот день председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий был убит членом неонароднической Партии народных социалистов Л.И. Каннегисером, а Москве В.И. Ленин ранен выстрелом из револьвера, по официальной версии, членом Партии эсеров Ф.Е. Каплан. Вечером того же дня Я.М. Свердловым было пописано Обращение ВЦИК ко всем Советам, в котором говорилось: «На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции». 2 сентября ВЦИК принял Постановление о красном терроре, где были повторены те же позиции: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов».
Официальным документом, в соответствии с которым в Советской России был объявлен красный террор, стало Постановление СНК РСФСР от 5 сентября 1918 г., которое гласило:
«Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад Председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой Комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры» (Свод узаконений. № 19. Отдел 1. Ст. 710, 05.09.18). Постановление было подписано наркомом юстиции Д.И. Курским, наркомом по внутренним делам Г.И. Петровским и управляющий делами СНК В.Д. Бонч-Бруевичем.
В развитие решений ВЦИК и СНК был издан целый ряд указаний и регламентирующих инструкций ВЧК по конкретному воплощению их в жизнь. В одной из инструкций указывалось, что расстрел должен применяться от бывших жандармских и полицейских офицеров, вплоть до активных членов партии социалистов-революционеров центра и правых и «к/революционных партий (кадеты, октябристы и проч.)». Заключению в концлагерь подлежали, в т.ч., все подозрительные «согласно данных обысков и не имеющих определённых занятий» бывшие офицеры, все члены «бывших патриотических и черносотенных организаций» и т.д.
В опубликованном 1 ноября 1918 г. Еженедельнике ВЧК один из ее руководителей М.И. Лацис так охарактеризовал систему красного террора: «Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс.. Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного террора».
После принятие постановления по стране прокатилась волна массовых расстрелов. В первых числен сентября в Петрограде были расстреляны 512 человек – бывшие чиновники, офицеры, профессора и т.д. (всего в рамках официального красного террора в Петрограде было казнено ок. 800 человек).
Важнейшей составляющей красного террора был фактор устрашения, а не наказания, чему служили в т.ч. расстрелы заложников, часто не имевших никакого отношения никакого отношения к событиям за которые они расстреливались. Так, например, в ответ на расстрел командармом 11-й красной армии 21 октября 1918 г. в Пятигорске И.Л. Сорокиным группы руководителей ЦИК Северо-Кавказской советской республики и крайкома РКП(б), в первых числах ноября там же были расстреляны 106 заложников, в т.ч. генералы и высшие чиновники Российской империи.
Формально положение о красном терроре действовало два месяца и его режим был прекращен прекращен принятым по предложению Л.Б. Каменева постановлением VI Всероссийского съезда Советов от 6 ноября 1918 г. «Об амнистии». В самом постановлении термин «красный террор» не упоминался, но само по себе освобождение части заложников и заключенных противоречило духу Постановления СНК «О красном терроре».
 
Массовый террор
Подавление контрреволюции, «классовых врагов», политических противников – как то заключение в концлагеря, заложничество, расстрелы как в судебном так и во внесудебном порядке, в Советской России начались раньше и закончились позже официального действия режима красного террора и фактически действовали на протяжении всего периода Гражданской войны. Причем изначально органы советской юстиции были ориентированы не на назначение наказания за деяния в законном порядке, а на массовый террор. Так, председатель Революционного военного трибунала РСФСР в 1918–1919 гг. К.Х. Данишевский писал: «Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряженнейшей революционной борьбы».
Руководство репрессиями и карательной политикой большевистского правительства осуществляли Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности (ВЧК), в т.ч. и сентябре–октябре 1918 г. Уже в декабре 1917 г. ВЧК для борьбы с контрреволюцией получила право производить аресты и конфискации, выселять преступные элементы, лишать продовольственных карточек, публиковать списки врагов народа и т.д.
Сами руководители Советского государства отдавали себе отчет, что амнистия ноября 1918 г. ни в коем случае не означала окончание красного террора. Так, 17 мая 1922 г., В.И. Ленин писал наркому юстиции Д.И. Курскому, что «Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его…».
Количество жертв красного террора неизвестно. Так, комиссия, действовавшая в Вооруженных силах Юга России определила количество погибших от красного террора в более 1,7 млн человек. В тоже время М.И. Лацис в своей книге (1920) указал число жертв в 1918 г. и за 7 месяцев 1919 г. – 8389 человек расстрелянными (а также более 13 тыс. взятых в заложники, ок. 87 тыс. арестованных, более 9 тыс. заключенных в концлагеря и 34 тыс. – в тюрьмы); позже Лацис указал, что в 1918 г. по постановлением ЧК было расстреляно 6300 чел., а в 1919 г. – 3456. Современный исследователь О.Б. Мозохин, ссылаясь на документы ВЧК, указывает цифру «не более 50 тыс. человек». Однако, чаще всего вопрос заключается в том, что исследовали подразумевают под термином «жертвы» и какой период относят к красному террору.
https://w.histrf.ru/articles/a…kaia_voina

8 августа 1918 года в Перми был расстрелян большевиками выдающийся русский горный инженер Николай Николаевич Приемский. Он принадлежал к числу тех, кто на рубеже XIX-XX веков своим талантом и энергией способствовал процветанию России, ее бурному экономическому росту и повышению благосостояния рабочего сословия. Его жизнь и плодотворная деятельность на благо России связаны с Санкт-Петербургом, Нижним Новгородом, Пермью. Убили Николая Приемского люди злые и никчемные, поднявшиеся, словно пена, на гребень событий в годину кровавой смуты.














Следующий и наиболее важный период биографии Н.Н. Приемского – нижегородский. С 8 июля 1892 г. по 1 февраля 1910 г. (почти 18 лет!) он состоял по Главному горному управлению с откомандированием на Сормовские заводы.
Сормовский завод, один из крупнейших в России, был основан в 1849 году. Его продукцией были пароходы, паровозы, вагоны, мосты. В 1872 г. образовано акционерное общество «Сормово», что послужило мощным толчком для его развития. Рекламный проспект 90-х годов характеризовал его так: «Акционерное общество «Сормово» – механические, чугунолитейные, судостроительные, паровозо- и вагоностроительные, сталелитейные и железноделательные заводы».








В советское время режиссером Эйзенштейном будет снят клеветнический фильм «Стачка», в котором директор будет изображен в карикатурном виде, а ведущие подрывную, антигосударственную работу большевики – в героическом. Забастовки перерастут в кровавый мятеж с участием боевых дружин РСДРП, парийи эсеров и анархистов и гибелью большого количества как полицейских и простых обывателей, так и мятежников. Для усмирения мятежа в Сормово прибудут войска – роты 37-го Арзамасского полка и сотни 32-го Донского казачьего полков.
Личная жизнь Николая Приемского складывалась вполне благополучно. 27 июня 1896 года он сочетался браком с красавицей Софьей Кащеевой, дочерью арзамсского купца 1-й гильдии. Сохранилась парадное фото молодоженов, сделанное в Петербурге в ателье «Расетти». 19 сентября 1897 года у них родился сын Николай, 6 июля 1899 г. – дочь Ольга, 24 октября 1903 г. – сын Григорий. Все крещены в Александро-Невской церкви Сормовских заводов.




Инженер Приемский реабилитирован Прокуратурой Пермского края 12 июня 2006 г. Случилось это стараниями потомков выдающегося русского инженера. Современная власть неохотно обращается к подобным вопросам. Массовый пересмотр дел о политических репрессиях, имевший место в конце 80-х и начале 90-х гг. давно прекращен. Теперь реабилитируют только по чьим-либо частным ходатайствам. Как сказано выше, у Николая Николаевича Приемского было не столь многочисленное, но дружное семейство. Значительную часть семьи выкосил ленинско-сталинский террор. Старший сын Николай (1897-1937) окончил Ленинградский военно-механический институт, в 1933 г. арестован и осужден «тройкой» ОГПУ в 10 годам ИТЛ, в 1937 г. расстрелян в Новосибирске. Его жена Наталья Николаевна, урожденная Башкирова (дочь хлебопромышленника Н.М. Башкирова), арестована в 1933 г. вместе с мужем и отправлена в ссылку. Стоит упомянуть о сестре Приемского-старшего, Антонине. Как пишет представительница рода Башкировых москвичка Александра Сергиевская: «Антонина Николаевна была замужем за капитаном 1 ранга А.М. Щастным, «красным адмиралом», командовавшим в 1918 глджу Балтийским флотом, не исполнившим преступный приказ (Л.Троцкого. – Авт.) затопить его в Гельсингфорсе и спасшим флот, уведя его в Кронштадт». За это А.М. Щастный был расстрелян по приговору революционного трибунала, действовавшего по указке Троцкого.
Репрессии миновали младшего сына инженера Приемского. Григорий Николаевич Приемский (1903-1983) окончил институт и работал инженером-конструктором в области танкостроения. Его сын Дмитрий и внук Николай (ныне живет в Санкт-Петербурге) написали замечательную книгу «Род Приемских  его время», изданную крохотным тиражом в Петербурге в 2008 г. Написание книги сопровождалось многочисленными запросами в архивы и др. инстанции, следствием которых и стала реабилитация расстрелянного Пермской ЧК инженера Приемского.

Светлая память всем русским людям, ставшим жертвами преступного коммунистического эксперимента!
http://rys-strategia.ru/news/2018-08-08-5765
***
АПД
Источники и литература



4.Кривошеина Н.А. Мой отец Алексей Павлович Мещерский. Эл. ресурс: http://alexander-apel.narod.ru/library/krivosheina.htm

«ПО ВСЕЙ СТРОГОСТИ РЕВОЛЮЦИОННОГО ВРЕМЕНИ»
Усиление репрессивных мер стало общей тенденцией лета 1918 г. как для белых, так и для красных. Наведение порядка в тылу и широкая мобилизация в Красную Армию сопровождалась ужесточением карательных мер советского правительства. Органы ВЧК беспощадно подавляли выступления контрреволюционеров. Во время мятежа в Тамбове в середине июня 1918 г. местными чекистами было расстреляно более 50 чел. После подавления контрреволюционного восстания в Ярославле - более 400 человек. В Москве поддержали эти меры. Число расстрелянных ВЧК контрреволюционеров в августе в различных городах России составил уже 600 чел. Кроме ВЧК репрессивные меры проводили Ревтрибуналы и другие чрезвычайные судебные органы. Впоследствии роль трибуналов в карательной политике большевиков усилилась.
Эсеры вновь приступили к индивидуальному террору: в июне 1918 г. в Петрограде был убит редактор «Красной газеты» В. Володарский, 5 сентября - председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий, тяжело ранен В.И.Ленин. В ответ на «белый террор» был объявлен «красный террор»: арестовывались заложники из «бывших», которых расстреливали в случае новых террористических актов. Больше всего 2 600 чел. были расстреляны в сентябре. Расстрелы заложников также практиковали интервенты и белые командующие.
Репрессии большевиков в отличие от белого террора носили регламентированный характер. Они менее дезорганизовывали тыл, чем аналогичные акции белых, проводимые по приказу того или иного военачальника, порой стихийно, но не менее жестоко. Коммунистические лидеры не скрывали свои карательные меры, тогда как их противники часто стремились оставить их в секрете, что подрывало авторитет всего белого движения, подводило к мысли о его слабости. Рост красных репрессий летом-осенью 1918 г. затронул лишь часть территорий, подконтрольных советскому правительству. Осенью 1918 г. усиливается и белый террор. В сентябре атаман Б. Анненков расстрелял 1,5 тыс. крестьян в Славгородском уезде, а генерал В. Покровский - 2,5 тыс. чел. при занятии Майкопа.
Террористические акции придавали борьбе между красными и белыми еще более ожесточенный непримиримый характер. Граждане некогда единого государства, но оказавшиеся по разные стороны «баррикад» были готовы теперь воевать до конца - до полного истребления противника.  Кровавые сражения развернулись под Царицыном - важнейшей перевалочной базой доставки хлеба из южных районов России в центральные и северные районы страны. В конце 1918 - начале 1919 г. казачьи войска под командованием атамана П. Краснова несколько раз пытались взять штурмом город, оборону которого фактически возглавлял И. Сталин. Потери с обеих сторон были очень тяжелыми.
Весной 1919 г. красный террор достиг районов Верхнего Дона, где в связи с создавшейся военной обстановкой было принято решение провести политику «расказачивания». 24 января 1919 г. появилась директива Оргбюро ЦК ВКП(б), подписанная Свердловым. В ней говорилось о необходимости беспощадной борьбы со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Предусматривалось: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты... Принять все меры по оказанию помощи переселяющейся пришлой бедноте, организуя переселение, где это возможно. Уравнять пришлых «иногородних» к казакам в земельном и во всех других отношениях. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи...»
Указания центра с санкции председателя РВС Республики Троцкого на местах хотели довести до жестокого финала. В феврале 1919 г. директива Донского бюро ВКП(б) предписывала физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие и уничтожение «верхов» станицы (атаманов, офицеров, судей), даже тех, кто не принимал участия в контрреволюционных действиях; выселение значительной части казачьих семей за пределы Донской области. На станицы и хутора - многие жители которых ранее приветствовали советскую власть - обрушалась волна репрессий. Тысячи людей были расстреляны, лишены своего крова и имущества. В ответ поднялась мощная волна казачьих восстаний, также уничтожившая тысячи людей, сочувствовавших большевикам. Кровавое противостояние разделило станицы, а порой и отдельные семьи. Политика «расказачивания» объективно способствовала успехам наступления на Юге России генерала Деникина летом 1919 г. Карательные акции красных на Дону и выселение зажиточных казаков в центральные районы страны продолжались и после поражения белых.
Репрессивные меры, включая расстрелы, практиковались непосредственно в частях сражающихся армий. За нарушение дисциплины, дезертирство подвергались смертной казни солдаты деникинских, колчаковских и других белых соединений. Необходимым, хотя и не главным средством поддержания боеспособности войск считал расстрелы Ленин. Еще большую роль отводил репрессиям Троцкий. Даже после того, как осенью 1918 г. положение на Восточном фронте стабилизировалось, он продолжал ориентировать реввоенсоветы армий на применение смертной казни к тем командирам и комиссарам, в чьих частях произошло дезертирство военспецов.
 
«ОБЕСПЕЧЕНИЕ ТЫЛА ПУТЕМ ТЕРРОРА»
5 сентября 1918 г.
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.
Декрет Совета Народных Комиссаров о красном терроре 
 
КРАСНЫЙ ТЕРРОР ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦЕВ
Одно из типичных объявлений о взятии заложников, опубликованное в первом номере «Еженедельника ВЧК» (от 22 сентября 1918 г.) в рубрике «Красный террор»:
«Объявление
Всем гражданам города Торжка и уезда
Наемники капитала направили руку на вождей Российского пролетариата. - В Москве ранен председатель Совета народных комиссаров Владимир Ленин, в Петрограде убит товарищ Урицкий. - Пролетариат не должен допустить, чтобы его вожди умирали от злодейских грязных рук наймитов контрреволюционеров, и на террор должен ответить террором. За голову и жизнь одного из наших вождей должны слететь сотни голов буржуазии и всех ее приспешников. Доведя об этом до сведения граждан города и уезда, Новоторжская Чрезвычайная комиссия уведомляет, что ею арестованы и заключены в тюрьму - как заложники - поименованные ниже представители буржуазии и их пособники: правые эсеры и меньшевики. При малейшем контрреволюционном выступлении, направленном против Советов, при всяком покушении на вождей рабочего класса - эти лица Чрезвычайной комиссией будут немедленно расстреляны».
Впечатления очевидцев на всех железных дорогах ноября-декабря 1917 г. приблизительно одинаковы. «Какое путешествие! Всюду расстрелы, всюду трупы офицеров и простых обывателей, даже женщин, детей. На вокзалах буйствовали революционные комитеты, члены их были пьяны и стреляли в вагоны на страх буржуям. Чуть остановка, пьяная озверелая толпа бросалась на поезд, ища офицеров (Пенза-Оренбург)… По всему пути валялись трупы офицеров (на пути к Воронежу)… Я порядком испугалась, в особенности, когда увидела в окно, прямо перед домом на снегу, трупы офицеров, — я с ужасом рассмотрела их, — явно зарубленных шашками (Миллерово)… Поезд тронулся. На этом страшном обратном пути, — какой леденящий сердце ужас! — на наших глазах, на перронах, расстреляли восемь офицеров. Мы видели затем, как вели пятнадцать офицеров, вместе с генералом и его женою, куда-то по железнодорожному полотну. Не прошло и четверти часа, как послышались ружейные залпы (Чертково). То же на ст. Волноваха и других… Его вывели из вагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек в таком же виде. Оказались почти все офицеры. Они узнали свою судьбу — расстрел, как это было в минувший день с пятьюдесятью арестованными (Кантемировка)».
Сообщение сестер милосердия о Чрезвычайной комиссии в Киеве
Большевики вошли в Киев в феврале 1919 года, и на следующий же день начала свои действия Чрезвычайка, вернее даже не одна, а несколько. Штабы полков, районные комитеты, милиция, каждое отдельное советское учреждение представляли из себя как бы филиал Чрезвычайной комиссии. Каждое из них арестовывало и убивало. По всему городу хватали людей. Когда человек исчезал, найти его было очень трудно, тем более что никаких списков арестованных не было, а справки советские учреждения давали очень неохотно. Центром сыска и казней была Всеукраинская Чрезвычайная комиссия. У нее были разветвления и отделы: так называемая Губчека, т. е. Губернская Чрезвычайка, Лукьяновская тюрьма, Концентрационный лагерь, помещавшийся в старой пересыльной тюрьме. Определить взаимоотношения и даже количество этих учреждений не легко. Помещались они в разных частях города, но, главным образом, в Липках, в нарядных особняках, которых много в Киеве.
Всеукраинская Чрезвычайная комиссия (ВУЧК) заняла на углу Елизаветинской и Екатерининской большой особняк Попова. В нем был подвал, где происходили убийства. Вообще расправы совершались вблизи, если можно так выразиться, присутственных мест и мест заключения. Крики и стоны убиваемых были слышны не только в местах заключения, но и в зале, где заседали следователи, разносились по всему дому Попова. Вокруг ВУЧК целый квартал был занят разными отделами советской инквизиции. Через дорогу, в Липском переулке, жили наиболее важные комиссары. В этом доме происходили оргии, сплетавшиеся с убийством и кровью. По другую сторону улицы помещалась комендатура, во дворе которой один дом был отведен под заключенных. Против этого дома во дворе иногда производились расстрелы. Туда приводили и заключенных с Елизаветинской улицы, где, в так называемом Особом отделе, сидели главным образом арестованные за политические преступления. Эти дома, окруженные садами, да и весь квартал кругом них, превратились под властью большевиков в царство ужаса и смерти. Немного дальше, на Институтской улице, в доме генерал-губернатора была устроена Губернская Чрезвычайная комиссия (сокращенно ее называли Губчека). Во главе ее стоял Угаров. С его именем киевляне связывают самые страшные страницы большевистских застенков.
Деятельность Чрезвычайной комиссии нельзя ввести ни в какие логические схемы. Аресты производились совершенно произвольно, чаще всего по доносам личных врагов. Недовольные служащие, прислуга, желающая за что-нибудь отомстить своим хозяевам, корыстные виды на имущество арестованных - все могло послужить поводом ареста, а затем и расстрела. Но в основу, в идеологию ЧК, была положена теория классовой борьбы, вернее, классового истребления. Об этом неоднократно заявляла большевистская печать, это проводилось в специальных журналах ЧК, как, например, в газете «Красный Меч».
За популярность почти всегда платились тюрьмой. Кроме того, бывали случаи массовых арестов людей по профессиям и не только офицеров, но банковских служащих, техников, врачей, юристов и т. д. Попадали иногда в тюрьму и советские служащие.
Сестры милосердия, наблюдавшие жизнь Чрезвычаек в течение семи месяцев, ни разу не видели советского служащего, арестованного за насилие над человеческой личностью или за убийство. За неумеренный грабеж, за ссору с товарищами, за бегство с фронта, за излишнее снисхождение к буржуям - вот за что попадали советские служащие в руки чрезвычаек.
«Убийство для комиссара всегда законно, - с горечью подчеркнула сестра, - убивать своих врагов они могут беспрепятственно».
Для ведения дел при ЧК был институт следователей. Во Всеукраинской ЧК он был разбит на пять инспекций. В каждой было около двадцати следователей. Над инспекцией стояла коллегия из шести человек. Среди членов ее были мужчины и женщины. Образованных людей почти не было. Попадались матросы, рабочие, недоучившиеся студенты. Следователи собственноручно не казнили. Только подписывали приговоры. Они, также как и коменданты, были подчинены комиссарам из Чрезвычайки.
Обязанности тюремщиков, а также исполнение приговоров, возлагались на комендантов. Большевики дали это специальное военное наименование институту палачей. Служебные обязанности комендантов и их помощников состояли в надзоре за заключенными и в организации расстрелов. Обыкновенно они убивали заключенных собственноручно.
С.Волков. Красный террор глазами очевидцев
https://histrf.ru/lenta-vremen…yi-tierror
***
АПД
Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля – 9 ноября 1918 г.

Библиографическое описание	Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля – 9 ноября 1918 г. / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Ин-т истории акад. наук СССР. – М. : Политиздат, 1964. – 676 с.
Тип материала	документальный сборник (141)
Название издания	Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля – 9 ноября 1918 г. (1)
Описание	III том серийной публикации «Декреты Советской власти» включает в себя законодательные и распорядительные акты первых недель Советской власти, с 11 июля по 9 ноября 1918 г., являясь третьей частью полного научного издания декретов и постановлений высших органов РСФСР 1917–1921 гг. В томе опубликовано 343 документа, ряд из них печатаются впервые. Том снабжен приложениями (списком назначений и ассигнований, а  также дополнениями к II тому) и предметно-географическим указателем.
Сведения об ответственности	Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Ин-т истории акад. наук СССР
Место издания	Москва (150)
Издательство	Политиздат (13)
Год издания	1964 (1)
Физическая характеристика	676 с.
Серия	Экономическая история. Документы, исследования, переводы (19)
Тематика	Высшие органы РСФСР 1917–1921 гг. -- Декреты и постановления (7390)  Ранняя политика советской власти -- Экономическая история -- Документы, исследования, переводы (7577)

СТР. 299-300
http://docs.historyrussia.org/…299/zoom/4
Специально нашел старенький кондовый истинонесущий нецереушный, если что, то ответственность на них.

Сведения об ответственности

Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Ин-т истории акад. наук СССР

* Нижегородская ЧК после отъезда Воробьева(Кац) на Южный фронт; в 1 ряду крайний справа — Лелапш, во 2 ряду в центре — Хахарев.


В Нижегородском крае главным проводником красного террора выступила НГЧК — Нижегородская губернская чрезвычайная комиссия. Ее появление предваряла деятельность ВРК — военно-революционного комитета, предпринявшего 10 ноября 1917 г. военный переворот, и пришедшего ему на смену в декабре ВРШ – военно-революционного штаба. Последний состоял из военного отдела под руководством московского эмиссара Бориса Израилевича Краевского: ему подчинялись красная гвардия и части гарнизона. И отдела политического, ведавшего борьбой с контрреволюцией, который возглавил уроженец Киевской губернии Яков Зиновьевич Воробьев. Настоящее его имя – Авраам Яков Зусев Воробьев. В прошлом боевик «Бунда», лидер террористической группы анархистов-коммунистов на Киевщине, в войну — дезертир и подпольный агитатор, в 1917 году — организатор красной гвардии в Канавине и Молитовке, один из вожаков октябрьского переворота в Нижнем[6, 7].














































Соcтав Нижегородской ЧК в августе: председатель — Воробьев, заместитель — Штромберг, секретарь — Хахарев, командир летучего отряда — Буссе, члены коллегии, завотделами, комиссары по обыскам, следователи, коменданты — Барр, Бойтман, Бредис, Карр, Криппен, Лелапш, Маркус, Матушон, Мовчан, Рейнберг, Таурин, братья Шепте.
***
АПД
Это всё есть по ссылке
Список источников;










(оставшуюся часть в личку)

Нижегородская ЧК откликнулась на эти призывы массовым расстрелом, произведенным в ночь на 1 сентября на Мочальном острове Волги. Список 41 жертвы был напечатан наутро в газете «Рабоче-крестьянский нижегородский листок». Вот их имена: Августин – архимандрит, Орловский Н. В. – протоиерей, Чернов М. М. – генерал-майор, Мордвинов М. И. – полковник, Кондратьев Н. Л. – полковник, Боглачев П. В. – полковник, Герник А. К. – полковник, Крауз А. А. – полковник, Десятов А. В. – подполковник, Жадовский Б. М. – штабс-капитан, Люсинов К. К. – штабс-капитан, Гвоздиковский С. П. – штабс-капитан, Кременецкий Н. П. – полицейский пристав, Казарин (ов) И. К. – штабс-капитан, Шацфайер Н. А. – поручик, Белов И. А. – офицер, Кузнецов А. В. – оф., Гребенщиков Н. П. – оф., Гребенщиков И. Н. – оф., Городецкий Т. С. – прапорщик, Лялькин Н.И. – прапорщик, Мяздриков Г.П. – военный чиновник, Вилков К. И. – полицейский пристав, Колесов А. С. – пристав, Харитин А. И. – пристав, Жилло Н. Л. – полицмейстер, Рождественский Ф. А. – пом. полицмейстера, Спасский К. И. – нач. арестного дома в Балахне, Троицкий М. К. – полицейский урядник, Куклев А. С. – урядник, Власьев В. И. – полицейский стражник, Языков А. А. – стражник, Топорков (Топориков) – с чехосл. фронта, Сафронов И. П. – милиционер, Теребин В. М. – капиталист, Вагин Г. А. – капиталист, Прибрюхов М. И. – капиталист, Дьячков А. М. – капиталист, Обозов Н. П. – лесничий, Кузнецов Н. В., Васильев Г. Н. – журналист[24]. Все реабилитированы в 2009 г. Список сопровождался словами: «За каждого убитого коммуниста или за покушение на убийство мы будем отвечать расстрелом заложников буржуазии».







Еще день спустя публикуется телеграмма РОСТА о расстреле в Арзамасе трех жандармов и кулака; 10 сентября — Павловская УЧК рапортует о новой партии лишенных жизни: Пасхин, Желтов Анатолий, Розова Фаина, Соминский, Мерзлов, Пикулькин, Челышев, Стешов, Грязнов; № 202 – расстрел в Нижнем Новгороде эсеров-максималистов Ошмарина, Попотина, Старшова и Юсикевича, к которым для убедительности добавлены два жандарма, Вахтин и Осадчий; № 203 – расстрел инструктора 3-го советского полка Ивана Сиротина; № 207 от 21 сентября – расстрел губернской ЧК полицейского Павла Бокалинова, поручика Константина Усевича, прапорщика Пантелеймона Пустовалова, юнкера Юлия Кромулина, домохозяйки Анастасии Артемьевны Ловыгиной – за торговлю спиртом. Последним в сентябрьской хронике, отраженной в газете, значатся четыре военнослужащих 1-го рабочего тылового батальона Илья Ершов, Сергей Кукин, Андрей Погодин и Николай Сурков, все расстреляны в ночь на 27 сентября по обвинению в контрреволюционной агитации по приговору военно-полевого суда.
***
АПД
Это продолжение предыдущего поста. Большой текст был разбит для удобочитаемости и по темам.
Источники те же
Список источников;

























































Станислав Александрович Смирнов. Родился в 1950 году. Журналист и краевед. С 1995 — обозреватель газеты «Нижегородская правда». Член обществ «Нижегородский краевед», «Историко-родословного общества в Москве». Лауреат Премии Союза журналистов России, Премии Нижнего Новгорода.

Случай с Васильсурской ЧК служит иллюстрацией того, из какого человеческого материала формировались чрезвычайные комиссии, особенно в уездах. Да и могли ли быть иными исполнители людоедских директив и телеграмм Ленина, Свердлова, Троцкого, Лациса и им подобных, вставших в 1917 году у кормила российской власти? Писатель русского зарубежья Роман Гуль так описывал кадры «вооруженного отряда партии»: «Дзержинский взломал общественную преисподнюю, выпустив в ВЧК армию патологических и уголовных субъектов. Он прекрасно понимал жуткую силу своей армии. Но желая расстрелами в затылок создавать немедленный коммунизм, Дзержинский уже в 1918 году стремительно раскинул по необъятной России кровавую сеть чрезвычаек: губернские, уездные, городские, волостные, сельские, транспортные, фронтовые, железнодорожные, фабричные, прибавив к ним «военно-революционные трибуналы», «особые отделы», «чрезвычайный штабы», «карательные отряды». Из взломанного «вооруженным сумасшедшим» социального подпола в эту сеть хлынула армия чудовищ садизма, кунсткамера, годная для криминалиста и психопатолога. С их помощью Дзержинский превратил Россию в подвал чеки и, развивая идеологию террора в журналах своего ведомства «Еженедельник ВЧК», «Красный Меч», «Красный Террор», Дзержинский руками этой жуткой сволочи стал защищать коммунистическую революцию».


Одним из самых масштабных и вопиющих примеров красного террора служат массовые расстрелы в Курмышском уезде (ныне Пильнинский район) в сентябре 1918 г. Там, в сентябре 1918 года, после поголовного отказа от мобилизации и на почве общего недовольства большевиками, вспыхнул стихийный мятеж, в перестрелках погибло несколько коммунистов. В ответ карательными отрядами и созданной на месте Чрезвычайной следственной комиссией во главе с неким В. И. Гариным было расстреляно около 1000 жителей уезда[34, 35].
***
АПД
Это продолжение предыдущего поста. Большой текст был разбит для удобочитаемости и по темам.
Источники те же
Список источников;
1. Красный террор глазами очевидцев. М., 2010. – С. 7.

2. В огне гражданской войны. Из истории Нижегородской ЧК (1918-1920 гг.) // Горьковская правда. 1967, 19,22 и 27 декабря.

3. А.В. Осипов, В.А. Харламов. История нижегородских органов безопасности: 1917-2006 гг. Н. Новг., 2007. – С. 36-49.

4. В.И. Ленин. ПСС. Т. 36. – С.269-270.

5. С.Б. Белов. Чрезвычайщина. // Забвению не подлежит. Т. 2. – С. 7-22.

6. ГОПАНО. Ф. 1866. Оп. 2. Д. 139. Автобиография Я.З. Воробьева.

7. ГОПАНО. Ф. 918. Оп. 8. Д. 576.

8. Красное знамя. 1918. 23 февраля. № 65. – С. 3.

9. Ефимкин А. П., Харламов В. А. Нижегородские мытари: 1885-1921. Т. 1. Н. Новгород, 2000. – С. 218-235.

10. А.В. Осипов, В.А. Харламов. Указ соч. – С. 14.

11. Там же. – С. 10-11.

12. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 5. Д. 52а; За власть Советов. Г., 1967. – С. 213.

13. Там же. – С. 34.

14. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 11. Д. 3 Обзор контрреволюционных выступлений.

15. А.Г. Латышев. Рассекреченный Ленин. М.,1996. – С. 37.

16. Забвению не подлежит. Т. 2. Н. Новгород, 1994. – С. 128.

17. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 160. Л.10-11. Доклад Васильсурской уездной ЧК.

18. ЦАНО. Ф. 1678. Опись дел № 5.

19. А. В. Беляков. Нижегородский революционный трибунал. Веб-сайт «Нижегородский край» http://nizkray.ru/2013/07/10/

20. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 33. Л. 123-136 (машинописный подлинник).

21. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 3. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г.

22. Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. М., 1918. – С. 21.

23. «Рабоче-крестьянский нижегородский листок». 1918. 8 сентября.

24. Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. М., 1918. – С. 26-27.

25. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 43. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г.

26. ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3 Д. 6481. Л. 3-3об.

27. Красный террор. Еженедельник Чрезвычайных Комиссии по борьбе с контр-революцией на Чехо-Словацком фронте. № 1. Казань. 1 ноября 1918. – С. 2.

28. Забвению не подлежит. Т. 1. – С. 131-135.

29. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 160. Л.10-11. Доклад Васильсурской уездной ЧК.

30. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 5. Д.

31. М.З. Хафизов. Трагедия в татарской деревне. Н. Новгород, 1999. – С. 43.

32. О.Н. Сенюткина, Ю.Н. Гусева. Мусульмане Среднего Поволжья в тисках репрессивной политики советской власти. Н. Новгород, 2013. – С. 52-53.

33. М.З. Хафизов. Там же.

34. РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 239. Л. 16; «Правда», 18.9.1918. – С. 3.

35. Нижегородская правда, 5.9.1913. – С.28.

36. Н.И. Бухарин. Экономика переходного периода. М., 1920.

37. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 43. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г. – С. 43.

38. Игорь Симбирцев. В зареве революции. ВЧК в ленинской России. М., 2009. – С.

39. М.А. Балдин. На переломе. Варнавин-Н. Новгород, 1994. – С. 70.

Список сокращений:

ВРШ – военно-революционный штаб.

ВСЮР – Вооруженные Силы Юга России.

ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия.

ГОПАНО – Государственный общественно-политический архив Нижегородской области.

Губчека – губернская ЧК.

Д. – дело.

Л. – лист.

Нижгубчека – Нижегородская губернская чрезвычайная комиссия.

Оп. – опись.

РГВА – Российский государственный военный архив.

РКП(б) – Российская коммунистическая партия (большевиков).

РСФСР – Российская советская федеративная социалистическая республика. Совдеп – совет депутатов.

УЧК – уездная ЧК.

Ф. – фонд.

ЦАНО – Центральный архив Нижегородской области.

ЧК – чрезвычайная комиссия.

Об авторе:

Станислав Александрович Смирнов. Родился в 1950 году. Журналист и краевед. С 1995 — обозреватель газеты «Нижегородская правда». Член обществ «Нижегородский краевед», «Историко-родословного общества в Москве». Лауреат Премии Союза журналистов России, Премии Нижнего Новгорода.

Одним из штампов советской пропаганды, активно насаждаемым и сегодня, является утверждение о том, что красный террор был ответом на белый. Современной вариацией этого штампа является теория, что красный и белый террор были одинаковы по характеру и масштабу. Факты опровергают такие взгляды.





Сегодня правда о красном терроре кому-то кажется неуместной и нецелесообразной. Такая точка зрения морально не состоятельна. Правда необходима и для того, чтобы поставить точку в споре, начатом еще Достоевским, о светлом будущем, для достижения которого все средства хороши. Ленинская стройка коммунизма оказалась благими намерениями, которыми вымощена дорога в ад. Коммунизм так и остался утопией. А вот многомиллионные жертвы, положенные на его алтарь, были вполне реальными.
С. А. Смирнов «Утопия у власти. Красный террор в Нижегородской губернии (1918-1922 гг.)»
***
АПД
Это продолжение предыдущего поста. Большой текст был разбит для удобочитаемости и по темам.
Источники те же(они есть если пройти по ссылке)
Список источников;
1. Красный террор глазами очевидцев. М., 2010. – С. 7.

2. В огне гражданской войны. Из истории Нижегородской ЧК (1918-1920 гг.) // Горьковская правда. 1967, 19,22 и 27 декабря.

3. А.В. Осипов, В.А. Харламов. История нижегородских органов безопасности: 1917-2006 гг. Н. Новг., 2007. – С. 36-49.

4. В.И. Ленин. ПСС. Т. 36. – С.269-270.

5. С.Б. Белов. Чрезвычайщина. // Забвению не подлежит. Т. 2. – С. 7-22.

6. ГОПАНО. Ф. 1866. Оп. 2. Д. 139. Автобиография Я.З. Воробьева.

7. ГОПАНО. Ф. 918. Оп. 8. Д. 576.

8. Красное знамя. 1918. 23 февраля. № 65. – С. 3.

9. Ефимкин А. П., Харламов В. А. Нижегородские мытари: 1885-1921. Т. 1. Н. Новгород, 2000. – С. 218-235.

10. А.В. Осипов, В.А. Харламов. Указ соч. – С. 14.

11. Там же. – С. 10-11.

12. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 5. Д. 52а; За власть Советов. Г., 1967. – С. 213.

13. Там же. – С. 34.

14. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 11. Д. 3 Обзор контрреволюционных выступлений.

15. А.Г. Латышев. Рассекреченный Ленин. М.,1996. – С. 37.

16. Забвению не подлежит. Т. 2. Н. Новгород, 1994. – С. 128.

17. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 160. Л.10-11. Доклад Васильсурской уездной ЧК.

18. ЦАНО. Ф. 1678. Опись дел № 5.

19. А. В. Беляков. Нижегородский революционный трибунал. Веб-сайт «Нижегородский край» http://nizkray.ru/2013/07/10/

20. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 33. Л. 123-136 (машинописный подлинник).

21. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 3. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г.

22. Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. М., 1918. – С. 21.

23. «Рабоче-крестьянский нижегородский листок». 1918. 8 сентября.

24. Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. М., 1918. – С. 26-27.

25. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 43. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г.

26. ЦАНО. Ф. 2209. Оп. 3 Д. 6481. Л. 3-3об.

27. Красный террор. Еженедельник Чрезвычайных Комиссии по борьбе с контр-революцией на Чехо-Словацком фронте. № 1. Казань. 1 ноября 1918. – С. 2.

28. Забвению не подлежит. Т. 1. – С. 131-135.

29. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 160. Л.10-11. Доклад Васильсурской уездной ЧК.

30. ЦАНО. Ф. 1678. Оп. 5. Д.

31. М.З. Хафизов. Трагедия в татарской деревне. Н. Новгород, 1999. – С. 43.

32. О.Н. Сенюткина, Ю.Н. Гусева. Мусульмане Среднего Поволжья в тисках репрессивной политики советской власти. Н. Новгород, 2013. – С. 52-53.

33. М.З. Хафизов. Там же.

34. РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 239. Л. 16; «Правда», 18.9.1918. – С. 3.

35. Нижегородская правда, 5.9.1913. – С.28.

36. Н.И. Бухарин. Экономика переходного периода. М., 1920.

37. ГОПАНО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 157. Л. 43. Доклад о деятельности Нижгубчека, уездных ЧК и комиссаров Нижегородской губернии за сентябрь 1918 г. – С. 43.

38. Игорь Симбирцев. В зареве революции. ВЧК в ленинской России. М., 2009. – С.

39. М.А. Балдин. На переломе. Варнавин-Н. Новгород, 1994. – С. 70.

Список сокращений:

ВРШ – военно-революционный штаб.

ВСЮР – Вооруженные Силы Юга России.

ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия.

ГОПАНО – Государственный общественно-политический архив Нижегородской области.

Губчека – губернская ЧК.

Д. – дело.

Л. – лист.

Нижгубчека – Нижегородская губернская чрезвычайная комиссия.

Оп. – опись.

РГВА – Российский государственный военный архив.

РКП(б) – Российская коммунистическая партия (большевиков).

РСФСР – Российская советская федеративная социалистическая республика. Совдеп – совет депутатов.

УЧК – уездная ЧК.

Ф. – фонд.

ЦАНО – Центральный архив Нижегородской области.

ЧК – чрезвычайная комиссия.

Об авторе:

Станислав Александрович Смирнов. Родился в 1950 году. Журналист и краевед. С 1995 — обозреватель газеты «Нижегородская правда». Член обществ «Нижегородский краевед», «Историко-родословного общества в Москве». Лауреат Премии Союза журналистов России, Премии Нижнего Новгорода.

Сейчас рассуждения о красном терроре уже стали даже несколько общим местом: на него ссылаются во всех случаях — точно так же, как раньше все валили на белый террор. До понимания того, что такое красный террор как явление истории XX века, — нам еще очень далеко. До сих пор только немногие осознали, что ряд аналогий здесь выстраивается следующий: турецкая резня в Армении 1915 года, нацизм, маоистские «эксперименты», геноцид в ряде стран тропической Африки (Нигерия, Руанда) в последней трети века… Отсюда и весьма искаженные представления и о характере гражданской войны, и о причинах победы красных, и о сущности созданного в результате той войны режима.
Итак, необходимо разобраться. Сразу оговоримся: разговор пойдет исключительно на материале, собранном по Уралу. Не потому, что здесь все было хуже всего, — напротив, были места, где все творилось намного круче Харьков, Киев, Крым, Тамбовщина, Русский Север. Как это ни жутко звучит, но Урал — регион со среднестатистическим уровнем террора (!). Просто уральские реалии весьма выпукло репрезентируют общероссийскую картину.
Начнем со следующего. Нужно четко уяснить: в ходе боевых столкновений все без исключения стороны проявляли зверскую жестокость и совершили действия, которые можно трактовать как военные преступления. Вот несколько свидетельств (несколько из многих тысяч).
«От ненависти и только что пережитой горячки боя солдаты 2-го Барабинского полка долго не рассуждали. В кольце штыков они подвели группу пленных к реке, приказали раздеться, а потом начали остервенело колоть их штыками». Это показания комвзвода 1-го батальона 17-го Уральского полка Николая Пищальникова, чудом уцелевшего в расправе над пленными красноармейцами 14 февраля 1919 года в селе Сташково близ города Осы (Западный Урал).
«…Велик был гнев красноармейцев: в утреннем бою ни одного из пленных не довели до штаба полка… Никакие уверения не сдержат в бою от мести: кровь за кровь!»
А это — Фурманов, книга о Чапаеве, эпизод из главы о боях под Белебеем (Башкирия)…
Как видим, цвет знамен меняется, а почерк — нет. И мотивация, кстати, одна и та же: горячка боя, желание отомстить — и, между прочим, сам Фурманов тут же кается, что и сам пустил в расход офицера только за заносчивый тон и за то, что в кармане нашли письмо от невесты — просила, подлая, отомстить большевикам…
Но убийства пленных — это еще не самое жуткое. «Представилось ужасное зрелище: две девушки валялись с отрезанными грудями, бойцы — с размозженными черепами, рассеченными лицами, перерубленными руками… Навзничь лежал один худенький окровавленный красноармеец, и в рот ему воткнут отрезанный член его».
Это — Фурманов о зверствах уральских казаков летом 1919 года в станице Соломихинской, северней города Гурьева.
«…На поле боя были найдены ужасно изуродованные трупы чешских солдат. У них были отрезаны половые органы, вскрыты черепа, изрублены лица, вырваны глаза и вырезаны языки».
А это уже — художества красных. Время действия — июль 1918 года. Место действия — Зауралье. Напомню, что и третья сила — крестьянские повстанцы нисколько не гуманнее. «Пойманных коммунистов подвергают средневековым пыткам», «комиссара распиливали деревянной пилой», «в Петропавловском Народном доме в конце февраля, в марте, апреле и даже мае можно было видеть длинные ряды изуродованных трупов коммунистов» — это несколько взятых наугад сводок об Урало-Сибирском восстании 1921 года.
В общем, «разгулялись по России бесы» (М. Волошин). И все стоят друг дружки…

Однако у всех вышеописанных ужасов есть одна общая черта: это, по словам русского историка С. Мельгунова, «эксцессы на почве разнузданности власти и мести». Красный же террор — явление совершенно иного порядка.

Первое. По количеству пролитой крови большевики оставили далеко позади всех остальных участников междоусобной бойни. Тот же С. Мельгунов пишет: «По советским сводкам можно было установить среднюю цифру в день для каждого застенка ЧК: кривая расстрелов поднимается от 1 до 50 (последняя цифра — в крупных центрах) и до 100 в только что завоеванных Красной Армией полосах. Эти взрывы террора наступали, однако, периодически и опять спадали, так что в среднюю скромную цифру нужно установить приблизительно в 5 человек в день и в год — 1,5 миллиона».
В год — полтора миллиона? Нет, много больше, потому что, во-первых, отделений ЧК было не тысяча по тогдашней Совдепии, а гораздо больше; во-вторых, С. Мельгунов не учел те данные, которые приводит А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ»: расстрелы помимо ЧК — через суды, ревтрибуналы, Особые отделы, желдортрибуналы, трибуналы ВОХРы и так далее. Плюс действия заградительных отрядов — да, они уже с 1918 года находятся на Восточном фронте! — и наконец, просто репрессии в прифронтовой полосе. И самосуд. Так что и цифра в 2–2,5 миллиона человек в год — не фантастика. А если учесть, что мельгуновский подсчет оканчивается 1924 годом, получается, что с 1917 по 1924 год большевики извели только репрессиями 10–15 миллионов человек. Это без голода, эпидемий, жертв войны и некрасного террора.
Таких показателей ни у одного режима XX века нет, включая нацистов, маоистов и полпотовцев. Тут мы точно «впереди планеты всей» — аж в книгу рекордов Гиннесса попали.

Второе и главное. Красный террор не только количественно, но и качественно несопоставим с повседневными зверствами братоубийственной войны, ибо не был продиктован необходимостью обороны или подавления сопротивления. Последнее было само собой — я уже писал ранее, с какой жестокостью большевики топили в крови рабочее, крестьянское, казачье, национальные движения. Но это все — хоть и с грехом пополам — попадает под известное ленинское определение: «Всякая революция только тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Собственно же красный террор был развязан — я на этом настаиваю — не для защиты.
«Это система, нашедшая своих идеологов; это система планомерного проведения в жизнь насилия; это такой открытый апофеоз убийства, как орудия власти, до которого не доходила никогда ни одна власть в мире… Этого не было у белых. Где и когда в актах правительственной политики в публицистике этого лагеря вы найдете теоретическое обоснование террора, как системы власти? Где и когда звучали голоса с призывом к систематическим официальным убийствам, „введению института заложников, к организации концлагерей?“» (С. Мельгунов).
Вот здесь — гвоздь проблемы. Террор как орудие власти — то, с чем большевики взошли на политический Олимп. Причем задолго до того, как кто-либо вздумал оказать им сопротивление.
Главных причин такой политики, на мой взгляд, — две. Первая, безусловно, — устрашение. Ленин и К прекрасно отдавали себе отчет в том, насколько будет непопулярна их политика, как мало желающих будет за ними последовать и как много будет протестующих и сопротивляющихся. Следовательно, нужно парализовать сопротивление всеобщим ужасом. Причем таким, от которого отвыкли и даже представить себе не могли люди, — по сценариям какого-нибудь Древнего Китая или Ассирии. Пусть все знают: убьют не только тебя — убьют (а прежде замучают и изнасилуют) твою жену, детей, близких, друзей, седьмую воду на киселе… «Мы готовим старому миру конец с ужасом» (В. И. Ленин).
Вторая причина — чисто теоретическая. Если помните, духовный «папа» Ильича, народоволец П. Ткачев, считал, что для успешного строительства коммунизма надо отправить на тот свет всех, кто старше двадцати пяти: они уже заражены проклятым прошлым и в светлое будущее не годятся. Ильич, расходясь с Ткачевым в критериях того, кого надо «мочить» (у Ткачева они, можно сказать, возрастные, у Ленина — классовые), сам принцип, безусловно, поддерживал. Ведь не дезавуировал же он слова теоретика партии, добрейшего и милейшего Николая Ивановича Бухарина: «Выбраковкой человеческого материала создадим новую породу людей». И сам, что называется, высказался: «Пусть 90 процентов русского народа погибнет — оставшиеся зажгут мировую революцию и построят коммунизм!»
И после этого еще кто-то хочет доказать, что Ленин был мудрый… Да, он был не просто мудрый, а гениальный — в тактике, в сиюминутных мгновенных прагматических решениях: здесь он себе не имел равных. На Западе таких называют «политическими байдарочниками» — как на каноэ, все камни и пороги обогнет и не утонет. Но как государственный и политический деятель в стратегии своей (особенно дальней)
Ленин, безусловно, — один из самых отъявленных авантюристов и маньяков всех времен и народов. И кампания его — ему под стать.
Вообще, Ленин — тип палача-идеалиста (как и Гитлер). Ведь его вера в коммунизм сродни религиозной. Все компоненты налицо: и рай (коммунизм), и некое подобие идеи бога (я бы сказал — восточного, буддийско-конфуцианского безличного бога — абсолютной идеи, по Гегелю; именно так у Ленина понимается идейное наследие марксизма), и нетерпимость к инакомыслию вполне средневековая, и инквизиция (ЧК), и так далее. (Напомню: слово «диссидент» означает: человек, не исповедующий официальной религии!) А впоследствии «внучата Ильича» все это и во внешние формы отлили вполне религиозные: мавзолей построили (чисто буддийский принцип ступа или пагода над реликвией — кусочком плоти Будды), мумию из пророка сделали, новую святую троицу — Маркса, Энгельса и Ленина — на всех красных углах вывесили (это тоже в духе Востока — там так же Конфуция, Лао-Цзы, того же Будду обожествили), ритуальные шествия под красными флагами устраивали (у красного цвета, кстати, своя символика — от древнейшего культового, восходящего к ряду дохристианских верований, до красных полотнищ арабских халифов и флибустьеров — те их вывешивали, когда хотели предупредить: «Режем всех!»)… В общем, создали типичное неоязычество такое, о каком мечтали философы так называемой «консервативной революции» в Европе, невольные теоретические предтечи фашизма (Ю. Эвола, Р. Генон, К. Шмитт, А. Мюллер ван дер Брук и другие). Кстати, у Гитлера флаг был тоже красный. И нацистское приветствие, восходящее к Древнему Риму, у нас применялось в пионерской организации…
Вернемся, однако, к красному террору и вспомним еще раз инструкцию Лациса для работников ЧК: «Нас не интересует конкретная виновность или невиновность конкретного человека. Нас интересует его классовое происхождение и — в связи с этим — целесообразность оставления (или неоставления) его в живых».
Вот он — механизм красного террора! «Чтобы эту пулю получить, не надо было непременно быть белым офицером, сенатором, помещиком, монахом, кадетом или эсером. Лишь белых мягких немозолистых рук было в те годы совершенно достаточно для расстрельного приговора. Но… недешево обошлось и корявым рабочим рукам» (А. Солженицын). Вообще С. Мельгунов свидетельствует, что из каждых 100 расстрелянных удавалось восстановить социальное положение примерно 73–75 человек (то есть трех четвертей): раскладка такова — 25 «буржуев» (купцы, домовладельцы, военные, духовенство), 15 интеллигентов, все остальные рабочие и крестьяне. Последних — 33–35 человек.
Перманентный террор против всех слоев общества, террор «вообще», не за что-то, а просто, чтобы трепетали, — вот что такое красный террор. Мне в связи с этим вспоминается эпизод из Талмуда. Римский император повстречал двух евреев. Один поздоровался, другой нет. Император казнил обоих. «За что, — спросили его. — Ведь один поздоровался, другой нет. Кто же из них провинился?» И император ответил: «Не указывайте мне, как истреблять моих недругов!»
Для большевиков все были недругами — поэтому истребляли для профилактики всех.
Вот взятый наугад калейдоскоп красного террора в одном регионе России на Урале. В Перми после покушения на Ленина расстреляно триста человек. Всего же в Пермской губернии только в 1918 году расстреляно около сорока тысяч человек.
После возвращения красных в эти края в 1919 году — новая волна террора.
«Избиения группами в 30, 40 и 60 человек имели место в Перми и Кунгуре» (донесение английского консула Элиста лорду Керзону, март 1919 года).
В город Сарапул (Западный Урал) в конце 1918 года красные, оставляя город, очистили тюрьму, убив всех заключенных. «Если будем уходить, перережем тысячу жителей», — из заявления местной ЧК.
«Число зверски убитых в уральских городах неповинных граждан не поддается исчислению… Офицерам… прибивали погоны к плечам гвоздями, вырезали на ногах „лампасы“; молодые девушки насиловались, штатские были найдены с выколотыми глазами, другие без носов; 25 священников были расстреляны в Перми, а епископ Андроник заживо зарыт» (английский консул Эльстон, 14 января 1919 года).
От десяти до пятнадцати тысяч крестьян было расстреляно при подавлении восстания в Уфимской губернии в 1920 году.
В 1927 году казнили петропавловского архиерея со всем причтом. Формальная вина: «приветствовали колокольным звоном белых», то есть крестьянских повстанцев, — речь идет о Урало-Сибирском восстании 1921 года. А они и не думали приветствовать — просто повстанцы вошли в город в 16 часов, во время благовеста к вечерне…
Заявление уполномоченного из Москвы в ЧК города Кунгура Гольдина: «Для расстрела не нужно ни допросов, ни доказательств. Находим нужным — и расстреливаем. Вот и все!» И расстреливали… В Екатеринбурге в 1921 году был организован концентрационный лагерь. Бежало оттуда шесть человек. Приезжает заведующий отделом принудительных работ Уранов, выстраивает содержащихся в лагере офицеров и ставит к стенке двадцать пять человек — в назидание остальным. В том же 1921 году был создан филиал этого концлагеря в Нижнем Тагиле, на Малой Кушве.
Когда Владимира Азина, командира Железной дивизии, запросили из штаба 2-й армии красных, как он распорядился присланными ему бывшими царскими офицерами, красный командир телеграфно ответил: «утопил всех в Каме». Впоследствии Азин, находясь в башне бронепоезда, будет лично косить из пулемета толпу беженцев под Ижевском.
Наконец, сведения о массовых расстрелах красноармейцев своими же ревтрибуналами на Восточном фронте в Предуралье (как вы сами понимаете, так происходило не только там). «Простых красноармейцев расстреливали, как собак» — это свидетельство Ларисы Рейснер (между прочим, прототип Комиссара из «Оптимистической трагедии»!). Время — август 1918 года…
...
АПД
Источник
Все против всех:неизвестная гражданская война на Южном Урале
Автор
Суворов Дмитрий Владимирович (1960)



Его очерк "Все против всех: известная война на Южном Урале" посвящена гражданской войне на Урале. В разделе "Каратели или Первая Красная Армия Правды" речь идет о проблеме карательных акций в тылу, "война с восставшим собственным народом! В числе этих губерний - Оренбургская, Уфимская, Пермская...". Описаны отдельные события и в Кизеле.
МБУ «Кизеловская межпоселенческая библиотека»
http://kizlib.permculture.ru/S…ovich.aspx

Довольно? Или еще мало? Поверьте, число таким свидетельствам — легион.
Понятно, что для такой работы потребовались особые люди. И они явились миру: «как будто из треснувшей тверди России, как магма, излились какие-то палеонтологические типы» (из одной эмигрантской газеты 1920 года). Раньше ими бы, скорее всего, занималась психиатрия, но в атмосфере всеобщего безумия, когда вся Россия стала гигантским дурдомом, они были в своей тарелке. Они — это пятигорский чекист Атарбеков, отрезавший головы кинжалом; архангельская палачка Майзель-Кедрова, замораживавшая людей в ледяные столбы; одесситка Вера Гребеннюкова («Дора»), которая вырывала у подследственных волосы, уши, пальцы; ее коллега по Одессе негр Джостон, заживо сдиравший с людей кожу, киевская чекистка, мадьярка Ремовер половая психопатка, заставлявшая конвой насиловать женщин и детей у нее на глазах; полтавский чекист по кличке «Гришка-проститутка», который сажал священников на колы и сжигал на кострах; полусумасшедший садист Саенко из Харькова, разбивавший черепа гирей и снимавший с рук живых людей «перчатки»… Наконец, «поэт» Эйдук, работавший в Архангельске, а потом в Тбилиси. Он оставил такое, с позволения сказать, лирическое откровение:

«Нет большей радости, нет лучших музык,
Чем хруст ломаемых мной жизней и костей.
Вот отчего, когда томятся наши взоры
И начинает буйно страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное:
„К стенке! расстрелять!“»

Как хотите, но именно эти стихи я бы вывешивал на красном кумаче 1 мая и 7 ноября — чтоб все, наконец, поняли, что к чему…
И этим героям революции тоже имя — легион. Всякие Зины из Рыбинска, Любы из Баку, Бош из Пензы, Мопс из Херсона, все эти Трепаловы, Пластинины, Авдохины, Тереховы, Асмоловы, Угаровы, Панкратовы, Абнаверы, Тусичи… Они закапывали людей живьем, запирали на ночь в сарай вместе с голодной свиньей, выжигали звезды, лили на человека горячий сургуч и потом отдирали, пилили кости, распинали на крестах, побивали камнями, одевали терновый венец, сажали в бочку с гвоздями и катали, варили заживо в котле, поджаривали, разрывали цепями лебедок… Наконец, практиковали китайскую пытку крысой: сажали крысу на человека, накрывали кастрюлей и стучали, пока крыса не прогрызала человека насквозь…
Воистину, наш старый знакомый, верх-исетский комиссар Петр Ермаков, в сравнении с этими извергами — добрый дядюшка. Ну, перестрелял без суда и следствия не только царскую семью, но и всех, кто был с ними — и не только в Ипатьевском доме: до того убил графа Татищева, князя Долгорукова, дядьку царевича матроса Нагорного (последний нагрубил Ермакову, тот его и пришил — сам потом рассказывал у пионерского костра детям, как шлепнул царского холуя). А еще двух женщин — старую гоф-лектрису (учительницу наследника) Екатерину Шнейдер и молодую очаровательную фрейлину Анастасию Гендрикову отправил в Пермь: там им головы прикладами размозжили… Ну, добил штыком Демидову и Анастасию…
Все равно на сравнение, скажем, с Саенко, не тянет. А ведь звали его за глаза «товарищ Маузер» — после одной истории. Пошел он в аптеку, и бедолага-аптекарь с ним о чем-то поспорил. Ох, не надо было. Как потом вспоминали очевидцы, хотел Ермаков объяснить, но… инстинкт сработал убил… Это для него — привычный уровень общения. И ничего, умер не в психушке — похоронен с почестями на Ивановском кладбище, прямо напротив П. П. Бажова…
Было ли что-нибудь хотя бы отдаленно похожее на весь этот кошмар у белых? Только у атамана Семенова: шесть его застенков наводили ужас на все Забайкалье.
Особенно дурной славой пользовалась тюрьма на станции Даурия, где свирепствовал начдив Азиатской дивизии барон Р. Унгерн-Штернберг: он был таким зверюгой, что впоследствии монголы стали его… почитать как воплощение злого духа (еще бы: его палачи Сипайло и Бурдуковский скальпировали людей заживо и протыкали им уши раскаленными шомполами). Но… И Семенов, и Унгерн не могут считаться стопроцентными белогвардейцами. Унгерн — явный предтеча фашизма даже по идеологии своей.
А Семенов — хитрейший лис, циничный политик, очень напоминавший по всем своим замашкам большевиков (недаром Колчак его так и звал: «белый большевик»). Кстати: в 1920 году Семенов предлагал свои услуги Ленину (ответа не было). По отношению к колчаковцам семеновцы находились в состоянии почти что открытой войны (чем объективно немало помогли красным); слово «колчаковец» было у семеновцев бранным (обычно в сочетании с матерными прилагательными); впоследствии, в Монголии, многие колчаковские офицеры и чиновники, попав в руки к Унгерну, погибли мучительной смертью. И колчаковцы платили полной взаимностью: Семенов, к примеру, был арестован каппелевцами в 1922 году при попытке приехать во Владивосток, а Унгерн туда и не совался — знал, что сразу расстреляют… Среди настоящего же белого движения аналогов чекистскому людоедству мы не найдем.
Пусть Колчак, по собственному признанию, не мог обуздать «сибиреязвенную атаманщину» (то есть Семенова и Ко), пусть во всех белых армиях были командиры, творившие страшные злодеяния (Булак-Балакович у Юденича, Анненков у Колчака, Шкуро и Слащов у Деникина), но в целом все лидеры и правительства белых не только не были террористическими — они, по тем временам, были чересчур интеллигентными и либеральными.
А против них играли топорами мясника… В такой ситуации исход был предопределен.
Надо отдать должное теоретикам и творцам самой страшной системы власти в истории: она оказалось весьма эффективной — хотя бы на первых порах. Ничтожное меньшинство сумело навязать свою волю огромной стране и распоряжаться ею бесконтрольно несколько десятилетий. И даже представить дело так, что весь мир долго принимал преступления за подвиг.
«Страна молчит, — писал безымянный автор очерка „Корабль смерти“ в 20-е годы в эмиграции. — Из ее сдавленной груди не вырывается стихийный вопль протеста или хотя бы отчаяния. В России установилась мертвая тишина кладбища. Страна сумела физически пережить эти незабываемые годы гражданской войны, но отравленная душа ее оказалась в плену у Смерти. Может быть, потому расстреливаемая и пытаемая сейчас в застенках Россия молчит».
И это была главная, психологическая победа большевиков в той войне. Хотя уже тогда, отвечая автору «Корабля смерти», С. Мельгунов написал пророческие слова: «Нет! Мертвые не молчат!»

"Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале"
Суворов Дмитрий Владимирович
***
АПД
Источник
Все против всех:неизвестная гражданская война на Южном Урале
Автор
Суворов Дмитрий Владимирович (1960)



Его очерк "Все против всех: известная война на Южном Урале" посвящена гражданской войне на Урале. В разделе "Каратели или Первая Красная Армия Правды" речь идет о проблеме карательных акций в тылу, "война с восставшим собственным народом! В числе этих губерний - Оренбургская, Уфимская, Пермская...". Описаны отдельные события и в Кизеле.

МБУ «Кизеловская межпоселенческая библиотека»
http://kizlib.permculture.ru/S…ovich.aspx

Из первых уст

Дневник Вареньки Щегловой, который девушка вела с 1918 года по 1919-й, хранится в Камышловском краеведческом музее

1918

26 июня. Всё последнее время горожане живут под страхом совершающихся событий: идут обыски, аресты, расстрелы. В городе появился товарищ Гаревский. Он служит в ЧК. С ним приехала пожилая женщина – его помощница, некто Петрова. Она ходит в кожаной куртке, в фуражке, с наганом на боку. О них рассказывают страшные вещи: якобы они собственноручно расстреливают арестованных. 

22 июля. Ввиду военно-осадного положения ходить разрешено только до десяти вечера. Улицы словно вымерли. Изредка проезжают автомобили и подводы с красноармейцами – везут пулемёты, зарядные ящики. Много пьяных. Безобразничают и пристают к случайным прохожим, особенно к женщинам и к нам, девчонкам. 

24 июля. Красноармейцы объявили, что оставляют город – уходят, взяв с собой заложников, преимущественно мужчин. Надеются, что враг не будет по ним стрелять. Остальных – всех, кто может держать лопату, послали рыть окопы за Насонову. Это было днём, а ночью слышали выстрелы – опять кого-то расстреливали. 

25 июля. Из города уходят последние красноармейцы и моряки. Увозят хлеб, муку, картофель. Кое-кто отправляет с ними свои семьи. Продолжаются расстрелы – вчера расстреляли 20 человек, привезённых из-под Шадринска, а сегодня – ещё 10, городских. Говорят, что расстреляли и взятых вчера заложников – по дороге. 

26 июля. В городе безвластие. Магазины разгромлены. Непонятные люди с винтовками грузят и увозят конфискованное имущество. Поздно вечером кто-то взорвал водокачку, что на берегу Пышмы, и во многих домах вылетели стёкла, а у некоторых даже слетели крыши. Не успели опомниться, как снова взрыв и высокое пламя – это начали гореть склады на вокзале. Уснули поздно. А в пять утра раздался стук в ворота – все перепугались, но пришлось открыть. Вошедший солдат на плохом русском распорядился принести продукты. Это в город вошли чехословаки, и они очень голодны. 

2 августа. Вереницы людей потянулись к лесу, что у кожевенного завода. Мы увидели страшную картину: гробы с расстрелянными (говорят, это сделали красноармейцы перед уходом) стояли рядами – на земле и на сделанных из досок столах. Шла панихида. После гробы поставили на телеги, где по одному, а где и по два. Всего вышло 32 подводы. Крики и рыдания было трудно вынести, и мы поспешили домой – нервы напряжены до предела. 

1919

1 февраля (1919 год). В гимназии большой переполох: пришла весть, что объявлена мобилизация мужчин от восемнадцати до двадцати пяти лет, и наши милые мальчики пойдут на войну. 

6 июля. Многие вновь покидают город. Уехали городской глава Васильев, торговцы Машаров, Меньшенин, Выборов, Страхов. Уезжают и учителя – Самгин, Можгинский, Баранова, Чиркова, Фёдорова, Румянцев, Петрашень. Был семейный совет и у нас – решался вопрос: уехать или остаться. Мама хотела уехать, но отец сказал, что бояться нам нечего, потому что большого богатства мы не нажили, да и куда семье в шесть человек ехать? Словом, решили остаться. А к вечеру выяснилось, что остаются и многие наши соседи. 

14 июля. Вечером появились верховые, они предложили освободить часть дома. Их 15 человек – у них голубые погоны, а на рукавах – голубые нашивки с человеческим черепом над двумя скрещенными костями. А ещё остановились юнкера, совсем дети. Мы сгрудились в одну комнату. Хотели уснуть, но не смогли – за окном постоянный шум: военные, пешие и конные, идут в оба конца – в город и из города. А также страшный гул, волнами накрывающий город – отец объяснил, что это стреляют пушки за железной дорогой. 

18 июля. Юнкера и верховые трогаются в путь, прихватив с собой, в «благодарность» за постой, совсем новый коробок, большую кошму и весь овёс из амбара. Солдаты обчистили и наших соседей, взяв даже заготовленные на зиму дрова. Кто-то отдал приказ спустить в Пышму спирт из винных складов, и много людей с ведрами и кувшинами побежали туда, а после умерли, отравившись выпитым. 7 августа. В городе опять смутное время: отбирают драгоценности (к счастью, их у нас нет), хлеб, коров, лошадей. Идут аресты. Вновь слышатся выстрелы за рекой, у леса».

Читать полностью: https://kam-news.ru/geroi-i-zhertvy-krasno-belogo-terrora.html
Источник: «Камышловские известия»
***
АПД
Очевидно, что Галина ШИПИЦЫНА журналист «Камышловских известий»
а что такое "Камышловские известия"?
«Камышловские известия» — межмуниципальная общественно-политическая газета
• Год рождения — 1918-й. 
• Выходит 3 раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам. 
• Учредители: администрация Камышловского городского округа, администрация МО Камышловский муниципальный район и АНО «Камышловские известия». 
• Формат — А3, объём — до 36 полос в неделю. 
• Тираж: по вторникам и субботам — 6000-6500 экз., по четвергам — 7000 экз. Газета издаётся для разновозрастного населения. Практически является межмуниципальным изданием, так как распространяется на территории двух МО — Камышловского городского округа и Камышловского муниципального района. 
• Главный редактор — Сергей Озорнин. • Выпускающий редактор — Светлана Черемных. 
• Журналисты — Ирина Верзилина, Елена Дубынина, Галина Шипицына, Илья Зырянов. 
• Фотограф — Андрей Зайков. 
• Корректор — Валентина Носкова. 
• Дизайнеры-верстальщики — Сергей Дубынин, Олег Рысев, Евгений Коробицын. 
• Набор — Марина Зинченко.

Читать полностью: https://kam-news.ru/o-nas
Источник: «Камышловские известия»
Межмуниципальная, т.е. государственная, т.е. это официальный государственный рупор Камышловской администрации, о чем и говорит нам список её учредителей:
администрация Камышловского городского округа и администрация МО Камышловский муниципальный район.

21 февраля 1920 года Красная Армия вошла в Архангельск, и сразу же началась расправа.

«Целое лето город стонал под гнетом террора, – читаем у С. П. Мельгунова. – У меня нет цифр, сколько было убито, знаю, что все 800 офицеров, которым правительство Миллера предложило ехать в Лондон по Мурманской железной дороге, а само уехало на ледоколе, были убиты в первую очередь». Главные расстрелы шли в Холмогорах. 
Жители Архангельска с ужасом вспоминали о них. Приведём свидетельство К. П. Гемп, почетной гражданки города: 
«Офицеров собирали на Пинеге, так как бои шли в основном там. Был арестован цвет архангельского офицерства и увезён в Москву в Бутырку. Там вспыхнул тиф, сыпняк. Часть сыпняковцев расстреляли, а остальную отправили в Архангельск, без провизии и воды. Высадили в Исакогорке. Все бросились к реке. Был отдан приказ: «Стрелять по ногам». Тех, кто не был ранен, посадили на судно и привезли в Архангельск. Я от этих моих знакомых, 20–22-летних, получила ряд писем (как их взяли на Пинеге, о Бутырке и т. д.). Их отправили на Север, чтобы уничтожить. Среди них были – Володя Голубцов, только кончивший юридический факультет Санкт-Петербургского университета, Матвей Корельский – тоже студент-юрист, Володя Минейко – мой брат 22 лет, только что кончивший естественный факультет. От каждого из них я получила по письму. Они просили «хотя бы сухарей». Их высадили на пристани у Холодильника, и здесь они вповалку лежали два дня. Затем их провели с холодильника на Оперную пристань по Павлина Виноградова. Архангелогородцы пытались что-то сунуть им из еды, но «милосердный коммунистический конвой» палил из винтовок по матерям, сёстрам. Так мы впервые познакомились с коммунистическим конвоем. Этим конвоем командовал Валюшис. Он сорвал у меня с руки обручальное кольцо, у бабушки кольца с ушей. Арестованных погрузили на две баржи и два речных парохода, они и потащили баржи в Холмогоры. Здесь, на берегу, их и расстреляли. Часть трупов столкнули в реку, а часть зарыли».
Это свидетельство относится к июню 1920 году. А вот и август: 
«После прихода красных в феврале 1920 г. все офицеры должны были зарегистрироваться. Часть их расстреляли на Мхах. Другую часть погрузили на 2 баржи, погнали их к острову Ельники, напротив Верхней Койдукурьи. Те, кто были в первой, – сами выкопали себе могилы и тут же были расстреляны из пулемётов. Находившиеся во второй – взбунтовались, некоторые бросились вплавь, но спастись вряд ли кому удалось. Сейчас остров подмывается, обнажая человеческие черепа и кости». 

Отметим, что в фондах ГААО сохранились списки офицеров, служивших у белых и оказавшихся в плену и зарегистрировавшихся у советских властей. Указаны 2 028 человек. Их чины и должности. У осужденных – за что и кем осуждены. Среди пленных встречаем известные фамилии: командующий войсками Архангельского железнодорожного фронта генерал-майор Б. Н. Вуличевич, начальник снабжения Северной области генерал-лейтенант П. А. Баранов, начальник Онежского района генерал-майор В. И. Замшин, а также бывший врид. начальника оперативного отдела штаба БВО полковник Генштаба К. К. Витковский.
К осени 1920 года Холмогорский концентрационный лагерь превратился в главную тюрьму советской России. В конце 1920 года сюда стали прибывать тысячи заключённых из числа захваченных на Кавказе и в Крыму армий Деникина и Врангеля и многих других мест России. В январе – феврале 1921 года здесь были убиты 11 тысяч человек. В Холмогорский концлагерь были отправлены арестованные в Петрограде в октябре 1920 – феврале 1921 года антибольшевистски настроенные студенты.
Одновременно начались расстрелы русских офицеров в Архангельске, Холмогорах, Пертоминске.
Длинные списки расстрелянных хранятся в Государственном архиве Архангельской области.
Уже 14 марта, когда матросы в Кронштадте еще отчаянно сопротивлялись, и советская власть, как выразился Л. Д. Троцкий, «висела на волоске», в Архангельске на заседании тройки Особого отдела охраны северных границ под председательством 3. Б. Кацнельсона были приговорены к расстрелу две группы пленных офицеров. По первой группе из 20 человек постановили: 
«Принимая во внимание неисправимость означенных кровавых белогвардейцев, ярую ненависть к рабоче-крестьянской власти, усиленную их агитацию за выступление среди заключённых в связи с кронштадтскими событиями – всех расстрелять». 
Вторую группу офицеров из 14 человек приговорили к расстрелу, просто признав их «подлежащими ликвидации», как ярых врагов советской власти.
Поперёк списка расстрелянных, среди которых один генерал, девять полковников, один генерал-атаман, стоит печать: «Президиум губисполкома и губкома утверждает. Кулаков. Секретарь губкома Соловьёв. 15 марта».
Подлежащие расстрелу по этому списку офицеры содержались в губисправдоме... Затем приступили к расстрелам в Холмогорском и Пертоминском концлагерях.
19 марта та же тройка, с той же формулировкой, по тому же делу № 116 постановила расстрелять еще 61 офицера. Приговор вновь утвердил председатель Архангельского губисполкома 25-летний Н. Я. Кулаков. (Смертный приговор Н. Я. Кулакову и И. П. Соловьёву, судя по датам их смерти, утвердили в 1937 году).
28 марта все повторилось вновь. На этот раз к расстрелу приговорили 81 офицера. В тот же день список был утверждён секретарём губернского комитета РКП(б) И. П. Соловьёвым и председателем губисполкома Н. Я. Кулаковым.
5 апреля те же люди утвердили список на расстрел ещё 65 офицеров, 15 апреля – список из 105 человек.
На следующий день президиум губисполкома утвердил секретные протоколы заседаний «тройки» (в которую, кроме 3. Кацнельсона, входили В. М. Виленчик и H. О. Норинский) от 14, 19 и 28 марта, 4 апреля 1921 года.
Кроме того, 17 марта Архангельский губисполком в составе Н. Я. Кулакова, И. В. Богового, Н. Нацаренуса, Прищемихина, С. К. Попова обсудил вопрос:

«Об утверждении списка на 34 белогвардейских офицеров, активных контрреволюционеров, приготовляющихся к активному выступлению против советской власти и приговоренных губернской Чрезвычайной комиссией к высшей мере наказания – расстрелу».
29 апреля те же пятеро членов губисполкома вместе с «тройкой» 3. Кацнельсона на своём заседании слушали вопрос «об отказе выйти на работу, требуя усиления пайка, заключенных белогвардейцев в Пертоминском концлагере в количестве 70 человек, согласно списку ниже сего (далее идёт перечисление 70 фамилий – Ю. Д.) постановили: 
«Всех означенных 70 белогвардейцев расстрелять. Действия коменданта лагеря признать правильными и расстрел утвердить ввиду опасности их».
Таким образом, в результате только 6 заседаний Архангельского губисполкома и губкома РКП(б) в марте – апреле 1921 года расстреляли 540 русских офицеров. А сколько ещё было «заседаний» такого рода…
...
В сентябре 1920 года корреспондент пражской газеты «Воля России» писал из Христиании: 
«Подтверждается известие, что в Архангельске комиссар ЧК Кедров, собрав до 1 200 человек арестованных офицеров, партизан, интеллигентов и т. д., посадил их на баржу и вблизи Холмогор расстрелял из орудий и пулемётов. Сотни (до 600 человек) были перебиты, искалечены и утонули.  

В августе – грандиозная облава. Арестовано около 700 человек. Преимущественно женщин. Все предаются военно-полевому суду за толки об иностранном вмешательстве и за распространение слухов, сеющих недовольство существующим строем.  Власть в руках чрезвычаек. В Мурманске их шесть, а в Архангельске и того больше. Массовый арест педагогов . В Шенкурском уезде опять этим летом вспыхнуло восстание, но было беспощадно подавлено с применением артиллерии . Крестьянство относится к Советской власти, безусловно, отрицательно.  Городское население превращено буквально в рабов, так как большинство работает за те или иные провинности на принудительных работах.  Из сколько-нибудь заметных общественных работников (небольшевистского направления) все или расстреляны, или скрываются, или сидят в Архангельске, Вологде и Москве…  Кооперации, конечно, никакой. О кооперативах есть сведения, что член Правления «Лесорубов» Шестаков – расстрелян. И. Ф. Дегтев отбывал наказание в тюрьме, а затем увезён в Шенкурск на суд. Председатель земской губернской управы Скоморохов П. П. (социалист-революционер) был приговорён к расстрелу, но помилован и осужден на 25 лет каторжных работ. Есть слухи, что работает тайная «Крестьянская партия».  Люди, бежавшие из России, производят и сейчас впечатление ненормальных, измучены и физически и нравственно, так что разговор с ними труден». 
В ноябре 1920 года «Воля России» поместила две корреспонденции того же автора. 
«… советский Дубасов – комиссар Кедров – кончил свою карьеру помешательством, не выдержав холмогорской бойни, где по его приказу, целые сотни выстраивались, раздавался приказ раздеться догола, и перед могилами шеренги мужиков расстреливали из пулемётов. Комиссией врачей Кедров признан сумасшедшим и заключён в московском доме умалишённых.  А в Холмогорах народ три раза бунтовался. Теперь там лагерь принудиловцев и самые главные расстрелы. Много женщин сошло с ума.  В сентябре был день красной расправы в Холмогорах. Расстреляли больше 2 000 человек. Всё больше из крестьян и казаков с юга. Интеллигентов почти уже не расстреливают, их мало».² 
«И белые, и красные эксперименты для самого крестьянского населения Севера дали одинаково ужасные результаты. Заваренная здесь иностранными генералами каша кончилась шеренгами голых мужиков, которых глава архангельских чрезвычаек Кедров истреблял из пулемётов, выстроив их около могил. И народ начинает ненавидеть генералов уже за то, что они предали его в кедровские лапы.  Есть волости, где истреблено и вымерло до 60-70 процентов всего населения. Истребление русского населения идёт с лихорадочной поспешностью. Надо спешить с помощью. Иначе здесь будет мёртвая пустыня и даже придти будет не к чему…».

Юрий Дойков Памятная книжка Красный террор в советской Арктике 1920–1923

Из первых уст

«Многоуважаемый товарищ Ленин В. И. 

Известно ли Вам о творимых безобразиях на Севере, которые как раз дают обратные результаты в укреплении социалистического строя. Совершённые же преступления на Севере Вашим уполномоченным Михаилом Кедровым, его сподвижником, бывшим председателем Архангельской чрезвычайной комиссии Смирновым останутся вековым памятником и укором в истории советского строительства. 

Таковой памятник неизбежно будет воздвигнут на острове Ельники в верстах семидесяти от города Архангельска, где зверски расстреляны привезенные на баржах из Холмогорского лагеря, Москвы и Кубани беззащитные люди, свыше семи тысяч граждан, из пулемётов, голодных, истерзанных, большинство из которых люди образованные, могущие принести своему отечеству в строительстве лишь пользу. Известно ли Вам, что вместо бывшего древнего Холмогорского женского монастыря учреждён концентрационный лагерь, где люди мрут от голода и холода...

Известно ли Вам, что в самом городе Архангельске красный террор стушевал все бывшие насилия белых. Мхи, уложившие в 1918–1919 годах человек двести с небольшим, теперь уложили и укладывают десятками раз больше. 

Теперь заключённых отправляют на Ухту (Печорского уезда) на верную голодную и холодную смерть. Неужели, товарищи, нельзя обойтись без этого? Война кончена. Пора одуматься. Довольно крови, горя и сирот. 

Почему Архангельский губисполком остается безучастным и слепым свидетелем кровавых бесчеловечных насилий, предоставив полное свободное право коллегии членам-палачам губчека... 

Товарищи, остановитесь. Дайте Северу вздохнуть. Поставьте там людей порядочных, а не такую свору, какая там собралась, очистите не на словах, а на деле партию от преступного элемента, каким является и председатель губисполкома товарищ Кулаков, и член Боговой Ив., продающий и оптом, и в розницу склады губземотдела... 

Сочувствующий идейному социализму Степанов»

«Известно ли Вам, товарищ Ленин?» 
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 61. Л. 29. 

29 СЕНТЯБРЯ 2017 ПОКЛОННЫЙ КРЕСТ УСТАНОВИЛИ НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕГО ПЕРТОМИНСКОГО ЛАГЕРЯ

Поклонный крест установили на территории бывшего Пертоминского монастыря, где в советские годы располагался исправительно-трудовой лагерь. Памятный знак освятил благочинный Приморского округа протоиерей Владимир Новиков.
Крест сделали участники молодежного клуба «Возрождение» при храме святителя Николая Чудотворца в Северодвинске. «В этом году исполнится 100 лет с начала в России революционных событий, для нас очень важно сохранить историю этого святого места, память о людях, которые были сюда сосланы. Именно поэтому мы так тщательно разрабатывали эскиз креста — выбирали шрифт для надписи, цвет, напоминающий о пролитой здесь крови», — рассказал участник клуба Алексей Литвинов.
Отметим, что Пертоминский исправительно-трудовой лагерь существовал с 1920 года. Он располагался на территории Спасо-Преображенский монастыря, основанного в 1617 году. В лагере содержались офицеры и солдаты армий Деникина, Врангеля и Колчака, бунтовавшие кронштадтские матросы, кубанские и донские казаки, эсеры и меньшевики, гражданские лица. К лету 1922 года чекисты уничтожили 90 % заключенных. В августе 1922 года оставшихся контрреволюционеров под надежной охраной перевели на Соловецкие острова.
В 1929–1930 годах помещения Пертоминского монастыря служили пересылочным пунктом для депортированных «кулаков» из южных районов страны. Здесь временно размещали этнических немцев из Крыма. В дальнейшем раскулаченных перевели на постоянное место жительство в спецпоселки Приморского района, в том числе в Сосновку и Кислуху, располагавшиеся на Яренгском роге Унской губы Белого моря.
http://www.arh-eparhia.ru/news/560/69268/

Пертоминск находится на восточном берегу Унской губы Белого моря в ста восемнадцати верстах от Архангельска. С начала XVII в. там действовал Преображенский крестный мужской монастырь. В начале лета 1920 г. на базе мо­настыря было создано Пертоминское советское хозяйство (совхоз Пертоминский) при Архгубчека. Для организации в Пертоминск «по делам службы» был командирован 1 июня 1920 г. сотрудник Архгубчека Кораблев. В то же время С. Мальсагов пишет, что концлагерь в Пертоминске, как и в Холмогорах, советское правительство открыло уже в конце 1919 г.

Пертоминский ЛПР негласно использовался в качестве штраф­ного изолятора для заключенных других северных лагерей Губчека. Из книги С. Мельгунова известно, что только «одно упоминание о Пертоминске заставляет трепетать холмогорских заключен­ных — для них оно равносильно смертному приговору... Об условиях жизни заключенных сам по себе свидетельствует такой порази­тельный факт, что на 1200 заключенных за полгода приходится 442 смерти!... Из партии в 200 человек, отправленных туда недав­но из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели».

Снабжение заключенных продуктами питания было мизерным. С. Мельгунов пишет, что им не давали хлеба и кормили «исключи­тельно сухой рыбой». По причине голода весной 1921 г. взбунто­вались матросы - отказались выходить на работу. Эту ситуацию в Губисполкоме сочли опасной. На заседании 29 апреля 1921 г. заслушали «Об отказе выйти на работу, требуя усиления пайка заключенных белогвардейцев в Пертоминском концлагере в коли­честве 70 человек, согласно списку ниже сего...» и постановили: «всех означенных 70 белогвардейцев расстрелять, действия комен­данта лагеря признать правильными и расстрел утвердить ввиду опасности их».

Комендантом Пертоминского ЛПР был переведенный из Хол­могор Бачулис. О его «просторе жестокостей» в 1921-1922 гг. С. Мельгунов, со ссылкой на частное письмо, пишет: «Однажды в 6 час. утра выгнали всех на работу. Один из арестованных после сыпняка был настолько слаб, что упал на дворе перед отходом на работу. Комендант не поверил его слабости и, якобы, за злостную симуляцию, приказал раздеть его до нижнего белья и посадить в холодную камеру, куда набросали снегу. Больной заживо был замо­рожен». Другого больного застрелили на этапе на глазах у всех, он не успевал следовать за партией. Автор, со ссылкой на свидетеля, передает, что однажды комендант убил и ранил несколько человек прямо из окна своего дома: он увидел, как во время работы заклю­ченные сели отдохнуть (они добывали песок для построек недалеко от дома коменданта). В знак протеста была объявлена голодов­ка. По словам С. Мельгунова, расстрел на глазах у всех, иногда по «простому самодурству любого конвоира», был самым обычным явлением. Однако слухи о пертоминских ужасах дошли до Моск­вы, и из центра прибыла комиссия. В ходе проверки лагеря Бачулис был смещен, но новый комендант (уголовный матрос с «Гангута») ничем не отличался «по зверству» от старого.

Летом 1923 г. служащим Красного Креста удалось организовать в Пертоминский ЛПР провиантский поезд. В числе сопровождав­ших грузы была жена заключенного Бориса Осиповича Богданова с дочерью. Много лет спустя дочь Наталья Борисовна Богданова описала эту поездку в книге «Мой отец — меньшевик». По ее сло­вам, в Пертоминск на пароходе «Глеб Бокий» вместе с ними ехали на свидание в лагерь жены и матери, конвойное пополнение, новые заключенные и их провожавшие. Во время шторма всех укачало. Заключенные (анархисты и эсеры) задумали разоружить конвой и повернуть пароход в Норвегию, но меньшевики их не поддержали. В Пертоминск прибыли 9 июня 1923 г., отец стоял на берегу в числе встречавших. Именно ему мать сдавала «все эти бесконечные меш­ки, бочки (большущие со сливочным маслом) и множество высоких мешков с золотистым луком, ящики... Все прибывшее богатство погрузили на тринадцать подвод и увезли». Богдановы провели в Пёртоминске полмесяца, жили в «нетюремном» доме. Девочка сво­бодно бегала по коридору второго этажа, заходила в другие комна­ты, но высовываться из окон было нельзя, а то «могут выстрелить». Там ей исполнилось семь лет, кто-то подарил морские диковины (звезды и черта), а отец - резную шкатулку, видимо, местного про­изводства. Пертоминск запомнился Наталье обилием ярких кра­сок: синее море, белые корпуса тюрьмы-монастыря, красный песок береговой линии, где они гуляли с отцом. «В действительности же, — пишет она в своей книге, — там было прескверно, особен­но зимой и весной. Место малярийное, питьевая вода ограничена, электрическое освещение практически отсутствует, книги отня­ты и выдаются по одной, врача и медикаментов нет, админист­рация груба и жестока».
Подробнее о лагере Наталья Богданова узнала лишь в 1990 г. от А.Б. Рогинского, который привез из-за рубежа письма пертомин­ских заключенных и другие документы. Так ей стало известно, что «борьба за режим велась политзаключенными Пертоминска в 1922-1923 гг. неуклонно, и приобрела очень жесткие формы вплоть до голодовок и попыток самосожжения. По требованию заклю­ченных в начале 1923 г. была удалена часть лагерной администра­ции во главе с комендантом-самодуром Бочулисом. В марте 1923 г. заключенные начали борьбу за ликвидацию Пертоминского лагеря и перевод в Архангельск. В конце июня вступивший в должность на­чальника СЛОНа Ногтев объявил о переводе не в Архангельск, а на Соловки, обещав, что там все требования заключенных о режиме будут выполнены». В 1923 г. 1 июля (через неделю после отъезда Богдановых) всех политзаключенных, около двухсот человек, пе­ревели на Соловки. Полный список опубликован с комментариями в альманахе «Звенья». Письма заключенных в английском перево­де опубликованы как «Letters from Russian Prisons» («Письма из русских тюрем»).
http://arhispovedniki.ru/library/research/2362/

«В ПАМЯТЬ ЖЕРТВ ЛАГЕРЯ ПРИНУДИТЕЛЬНЫХ РАБОТ, ДЕЙСТВОВАВШЕГО В Г. ХОЛМОГОРЫ В 1920-21 гг., ЧЬИ ОСТАНКИ СОБРАНЫ В ЭТОМ МЕСТЕ, А ТАКЖЕ ВСЕХ,  В ГОДЫ РЕПРЕССИЙ 1918-1954 гг. ПОСТРАДАВШИХ»

Памятный поклонный крест на территории Спасо-Преображенского собора в Холмогорах.
Установлен на месте братского захоронения заключенных концлагеря Холмогорского ЛПР в 2006 году.
В 2010 его заменили на гранитный.
http://holmgazeta.ru/articles/…go-kresta/

С. Мальсагов в своей книге пишет, что в Холмогоры людей доставляли «из всех уголков России». Это под­тверждает и Ю. Дойков: в конце 1920 г. там оказались тысячи солдат из армий Деникина и Врангеля, доставленных с Кавказа, Крыма и др. И арестанты все продолжали прибывать: зимой 1920-1921 гг. -антибольшевистски настроенные студенты из Петрограда; в авгус­те 1921 г. — командный состав Балтийского флота и многие другие. Ю. Дойков считает, что массовые расстрелы начались с 14 марта 1921 г. в Архангельском губисправдоме, а после этого - в Холмо­горском и Пертоминском лагерях. В статье «Предшественники Соловков», со ссылкой на зарубежных авторов (С. Жабу из Парижа и А. Клингера из Берлина2'), он сообщает, что в январе-феврале 1921 г. в Холомогорах было убито 11 тыс. человек. Основанием для рас­стрела были Постановления Президиума Губисполкома и Губкома. Вот одно из них: «Принимая во внимание неисправимость озна­ченных кровавых белогвардейцев, ярую ненависть к рабоче-крес тъянской власти, усиленную их агитацию за выступление среди заключенных с связи с кронштадтскими событиями — всех рас­стрелять». По решению только шести заседаний в марте-апреле 1921 г. в Холмогорском и Пертоминском лагерях расстреляно 540 русских офицеров. Среди них: генерал-лейтенанты Марков П.А., Муравьев A.M., Протопопов П.Н., Таранов В.И.; генерал-майор Малышиханов А.В.; генералы Абрамов К.С., Гельфрейх П.О., Кос-тырев П.Н., Масловский И.А., Михайлов КН., Толстихин И.Н.; 84 полковника; князь Андронников Р.В.; войсковой старшина Го­лубев В.Я.

С. Мельгунов в «Красном терроре» пишет, что «до мая 1921 г. лагеря в Холмогорах, как такового, просто-напросто не было». Действительно власти официально приступили к организации в Холмогорах концлагеря-1 (далее Архангельский губернский ЛПР), лишь в мае 1921 г. Лагерь дислоцировался в южной части Холмогор на территории Успенского женского монастыря и соборного комп­лекса, отделение - в бывшем монастырском скиту в деревне Товра. Комендантом лагеря «для пользы службы» назначен 20 июня 1921 г. сотрудник 1-го разряда секретно-оперативного отдела Архгубчека Бачулис.

Об этом коменданте С. Мельгунов пишет со слов человека, ко­торый (когда слухи о «лагере смерти» дошли до Москвы) специаль­но ездил на далекий Север, чтобы выяснить, как помочь несчаст­ным людям: «Б бытность комендантом Бачулиса, человека крайне жестокого, немало людей было расстреляно за ничтожнейшие провинности. Про него рассказывают жуткие вещи. Говорят, буд­то он разделял заключенных на десятки и за провинность одного наказывал весь десяток. Рассказывают, будто как-то один из за­ключенных бежал, его не могли поймать, и девять остальных были расстреляны. Затем бежавшего поймали, присудили к расстрелу, привели к вырытой могиле; комендант с бранью собственноручно ударяет его по голове так сильно, что тот, оглушенный, падает в могилу, и его, полуживого еще, засыпают землей. Этот случай был рассказан одним из надзирателей».

Условия содержания заключенных описаны С. Мальсаговым: «Люди направлялись туда из всех уголков России и должны были жить в наскоро выстроенных бараках. Это были никогда не отап­ливаемые, даже в самую сильную зимнюю стужу, помещения (когда температура в этих северных широтах снижалась до —50, -60 градусов по Цельсию, от 90—110° по Фаренгейту). Заключенным выдавался следующий паек: одна картофелина на завтрак, картофельные очистки, сваренные в воде, на обед и одна карто­фелина на ужин. Ни кусочка хлеба, ни унции сахара, не говоря уже о мясе или масле. И эти люди, доведенные муками голода до отча­яния, поедали кору на деревьях. Они вынуждены были из-за пыток и расстрелов соглашаться выполнять самую тяжелую работу: корчевать пни, работать в каменоломнях, сплавлять лес. Им было категорически запрещено переписываться со своими родными или получать от них посылки с едой или одеждой. Все письма уничто­жались. А пища и прочее пожирались и использовались лагерной охраной». Автор пишет, что, если новоприбывший был прилично одет, его расстреливали тут же, чтобы поскорее забрать одежду. Тех, кто избежал расстрела, чекисты уничтожали непосильным трудом. Когда заключенных вели на работу мимо жилых домов, то местные бросали им хлеб. Чекисты изменили маршрут, стали во­дить колонны через густой лес и болота. За мизерный паек женщи­ны и старики работали по двенадцать часов, найти в поле гнилой картофель было большой удачей, его с жадностью сырым поедали на месте.
По словам С. Мальсагова, «высшее начальство в этих лагерях назначалось Москвой и исполняло предписания, полученные отту­да. Средний и низший персонал состоял из арестованных чекистов, которые были сосланы по причине слишком очевидного грабежа, взяточничества, пьянства и других нарушений. Эти ребята, поте­ряв выгодные должности в Чрезвычайных комиссиях центральной России, свою неимоверную злость с неописуемой жестокостью вымещали на лагерных заключенных». Особенно свирепствовал помощник коменданта лагеря поляк Квициньский, на совести ко­торого «ужасы» «Белого дома» (бывшего имения в окрестностях Холмогор, покинутого владельцами). По распоряжению этого па­лача-садиста в доме с 1920 г. и до конца 1922 г. ежедневно расстре­ливали людей, тела казненных не убирали. За два года трупами были наполнены все помещения до самого потолка. Автор пишет: «Две тысячи матросов из Кронштадта были расстреляны в три дня. Запах разложившихся тел отравлял воздух на целые кило­метры вокруг. Смрад, который не уменьшался ни днем, ни ночью, заставлял заключенных в лагере задыхаться и даже терять со­знание. Три четверти жителей города Холмогоры оказались не в состоянии вынести все это и покинули свои дома».

Этот дом упоминает в своей книге и С. Мельгунов. Он пишет: «В Холмогорском лагере наряду с темным карцером и специальной холодной башней есть ещё особый «Белый Дом». Это специаль­ная изоляция для некоторых провинившихся. В маленькой комнате (даже без уборной) заключено бывает до 40 человек». Автор сооб­щает о больных сыпным тифом, которые валялись там без всякой помощи дней по десять до кризиса, а «некоторые просидели больше месяца, заболели тифом и кончили психическим расстройством... При безнаказанности начальства заключенным опасно жаловать­ся даже в тех редких случаях, когда это возможно».

Из книги С. Мальсагова известно о разных методах уничто­жения заключенных, которые практиковали чекисты. Например, когда прибывала новая большая партия, и появлялась острая не­обходимость в камерах, «они входили к заключенным и, указывая на будущие жертвы, произносили: один, два, три. «Один» значило, что заключенный будет расстрелян в тот же день, «два» — его расстреляют завтра, «три» —казнят послезавтра». Со ссылкой на свидетельства очевидцев автор пишет: «Около 10000 человек были расстреляны в Холмогорах и Пертоминске. Как это ни ужасно, но в этой цифре нет ничего поразительного. Ибо в течение трех лет подряд до своего расформирования эти лагеря составляли главную тюрьму всей Советской России. В огромные этапы из всех уголков европейской и азиатской России попадали те, кого по каким-либо причинам было нежелательно убивать на месте, например, все те, кто был «амнистирован» местными властями». По словам авто­ра, тысячи людей палачи утопили в Холмогорах (и Пертоминске): «В 1921 г. 4000 бывших офицеров и солдат армии Врангеля были погружены на баржу, и это судно чекисты потопили в устье Дви­ны. Те, которые были еще в состоянии удержаться на поверхнос­ти воды, были расстреляны. В 1922 г. несколько барж загрузили заключенными, которых потопили в Двине прямо на глазах у всех. Несчастные пассажиры с других, непотопленных барж, среди ко­торых было много женщин, были высажены на одном из островов около Холмогор и расстреляны из пулеметов прямо с барж. Массо­вые убийства на этом острове продолжались довольно долго. Как и «Белый дом», он был завален трупами».

В 1922 г. в Холмогорский ЛПР был заключен Василий Алексе­евич Рычков, уроженец и житель Верхних Матигор деревни Надручей. По словам его дочери Екатерины Лутковой, он был мас­теровым, грамотным, не боялся смело высказываться. Осудили по доносу на три года принудработ. В лагере делал мебель для началь­ства, столярничал в бывшей монастырской часовне, трудился на совесть, и получал иногда поблажки. По субботам его отпускали помыться в бане (до Матигор всего семь километров). Дома он по секрету сказал однажды, что их «гоняли» на реку собирать трупы, что они доверху нагружали карбасы и делали по несколько рейсов. По словам отца, баржи с врагами советской власти приходили из Архангельска, заводили их напротив Холмогор недалеко от Ухтострова, расстреливали прямо на баржах. Многие прыгали в реку, но их все равно добивали... В.А. Рычков умер в лагере 43 лет, реаби­литирован посмертно.

С. Мельгунов пишет в своей книге, что расстрелы под Холмогорами, «это зверство в действительности в данном случае было гуманно, ибо открытый впоследствии Холмогорский лагерь, полу­чивший наименование «Лагеря смерти» означал для заключенных медленное умирание в атмосфере полной приниженности и наси­лия». Избежавшие расстрела гибли в лагере от голода и болезней. У К. Гемп под Холмогорами расстрелян брат, а мама Надежда Ми­хайловна Минейко (выпускница Петербургской консерватории и ученица Римского-Корсакова) «за то, что играла на «фортепьянах», вместо того, чтобы идти служить народу, была посажена в Холмогорский лагерь принудработ, сгинула от тифа в 1921 г.».
В конце июля 1922 г. в Холмогоры для инспекции лагеря прибы­ла московская комиссия во главе с Фельдманом. От увиденного и услышанного Фельдман пришел в ужас. Он расстрелял комендан­та лагеря, а помощников и прочий персонал отправил для рассле­дования в столицу (но все чекисты были помилованы и получили ответственные должности в учреждениях ГПУ в южной России). Фельдман, понимая, что «белый дом» и десятки тысяч трупов - это «груз на совести Москвы», распорядился все сжечь. Но следы пре­ступлений находят до сих пор. Так, в октябре 2006 г. на территории храмового комплекса в ходе работ по прокладке кабеля была обна­ружена братская могила с останками, их упаковали в 18 мешков. В большем количестве были обнаружены останки в 1980-х гг., тог­да с трудом хватило двух телег, чтобы вывезти их и захоронить. В Холмогорском лагере находился в заключении известный российс­кий новомученик архимандрит Соловецкого монастыря Вениамин (Кононов). Православная община села Холмогоры планирует на месте обнаружения останков установить поклонный крест.

О первых советских лагерях принудительных работ на Архангельском Севере (опыт систематизации источников и литературы)
Т.Ф. Мельник

Цитата: Гималаев Илья от 10.08.2018 10:24:52С. Мальсагов в своей книге пишет, что в Холмогоры людей доставляли «из всех уголков России». ...

Слушатели окружных Беломорских курсов политработников Красной армии; за колючей проволокой – заключенные Холмогорского лагеря принудительных работ у надвратной церкви святого Духа. Фото (фрагмент) из фондов АОКМ. 1921.

Официально первый советский губернский ЛПР на Севере по­явился в Шенкурске. В июле 1919 г. в этом уездном городке слу­чилось восстание, получившее всероссийскую известность. Крес­тьяне выступили против мобилизации в красную армию, а вскоре почти на полгода город оккупировали белогвардейцы и интервен­ты. В январе 1919 г. Шенкурск был освобожден, и к участникам восстания были применены крайние меры, «только» расстреляно 48 человек14. В условиях жесткого противостояния и «б виду близос­ти фронта» организация концлагеря для врагов революции была явной. В октябре 1919 г. такой лагерь был организован при отделе управления Шенкурского уездного исполкома. Лимит ограничен до 160 заключенных, так как ЛПР создавался на базе уездного.
«Необходимость организации его выдвинула сама жизнь», - го­ворил на заседании исполкома 12 августа 1919 г. заведующий отделом управления Болотов. Он предложил (на основании дирек­тивы ВЦИК о лагерях принудительных работ от 15 апреля 1919 г.) передать концлагерь «в заведывание Арх. Губ. Отдела управления или ЧК». Предложение было уместным, так как в Шенкурске в то время по причине интервенции Архангельска вынужденно базиро­вались (с февраля 1919 г. по февраль 1920 г.) и Губисполком, и Губ-чека. Но архангельские власти от приема лагеря уклонились. На заседании уездного исполкома 9 октября 1919 г. шенкуряне решили «.категорически настаивать перед Губисполкомом о немедленной передаче концентрационного лагеря от уездного отдела управле­ния в ведение Губчека». Передача состоялась в том же месяце, и Постановлением Губчека от 30 октября 1919 г. комендантом Архан­гельского губернского ЛПР назначен матрос А. Бальвич, который вступил в должность 6 декабря. На заседании президиума Губисполкома 15 декабря 1919 г. утверждена смета расходов организации и оборудования лагеря в сумме 148160 руб., первоначально в ЛПР содержалось 48 заключенных (из-за отсутствия теплой одежды и обуви на работы выводилась половина).

В начале мая 1920 г. Архангельский губернский ЛПР (далее ЛПР-1) вместе с заключенными был переведен из Шенкурска в Архангельск, что стало возможным с освобождением Севера и его столицы от белогвардейцев. Комендантом назначен член РКЩб) Набатов-Павловский, который возглавил и созданное Управление лагерей принудительных работ. На 29 мая 1920 г. в ЛПР-1 содержа­лось 504 человека. За четыре последующих месяца в Архангельске было открыто еще два лагеря. На 1 октября 1920 г. в ЛПР-1, ЛПР-2 и ЛПР-3 содержалось 1235 заключенных16. ЛПР-1 дислоцировался у Кузнечевского кладбища в здании бывшей богадельни Булычева, ЛПР-2 - в Исакогорке на левобережье17, ЛПР-3 - в южной части города на Быку. С 17 августа 1920 г. лагеря находились в ведении вновь созданного Архангельского губернского объединенного от­дела мест лишения свободы Архгубисполкома. К началу 1921 г. в губернии действовало пять ЛПР: Архангельский, Исакогорский, Пертоминский, Соловецкий и Холмогорский.

История первых северных губернских ЛПР не исследована, сведения о лагерях отрывочны. Так, из косвенных источников известно, что в начале апреля 1921 г. члены Совета религиозных коллективов обратились в Губисполком за разрешением о «сборе праздничных продуктов для передачи заключенным в лагерях об­щественных принудительных работ Архангельска номер 1 и номер 3». Совету не отказали, и 27 апреля ВРИО начальника подот­дела принудительных работ при отделе управления Губисполкома издал приказ за номером 42: «1-го мая ввиду совпадения дня 3-го Интернационала с христианским праздником Пасхи... нахожу воз­можным предоставить некоторые льготы тем, кто пожелает выполнить обрядность, связанную с исповедуемой ими христиан­ской религией... Комендантам лагерей разрешается отпускать заключенных в церковь в первый день Пасхи и последние три дня Страстной недели под конвоем или за круговой порукой с соблю­дением мер изоляции от общения с внешним миром.. Разрешается заслуживающих полное доверие заключенных, из числа местных или ближних к г. Архангельску местностей отпускать в первые два дня Пасхи на свидание... Тем из заключенных, которых по ус­мотрению комендантов лагерей нельзя уволить, предоставить свидания с их родными и знакомыми в пределах лагеря...В первые два дня Пасхи разрешается прием передач...». С. В. Суворова, об­наружившая этот документ, сообщает, что почти все заключенные Архангельского ЛПР-1 получили от прихожан Успенской церкви подарки с пасхальным хлебом.
Весной 1921 г. в Архгубчека был разработан план перевода лаге­рей из губернского центра. На Президиуме Губисполкома 19 апре­ля 1921 г. решили «с открытием навигации находящиеся в Архан­гельске все лагеря перевести из Архангельска в Холмогоры»


О первых советских лагерях принудительных работ на Архангельском Севере (опыт систематизации источников и литературы)
Т.Ф. Мельник

Астрахань — большой губернский город при устье Волги-матушки, когда-то кормилицы и поилицы пролетариев. Десятки тысяч рабочих. Многочисленные профессиональные объединения. Нет только социалистических организаций. Да и то лишь потому, что в 1918 году большинство партийных работников было расстреляно.

В августе-сентябре 1918 года погибла целиком губернская конференция партии социалистов-революционеров во главе с губернским комитетом в количестве 15 человек. Среди расстрелянных были т. Довгаль, секретарь губернского комитета партии социалистов-революционеров, член Учр. Собрания Петр Алексеевич Горелин, крестьянин Саратовской губ., Чеслав Мечеславович Струмило-Петрашкевич, член партии с момента ее основания, и др. Партийные работники, оставшиеся в живых, были терроризованы, и партийная жизнь совершенно замерла в Астрахани.
Насколько ненавистны были власти социалисты, видно из того, что только одного заявления о принадлежности к социалистической организации было достаточно, чтобы лишиться жизни. Так был расстрелян в связи с забастовкой, о которой теперь идет речь, т. Метенев, председатель Правления проф. союза металлистов, который при аресте назвал себя сочувствующим социалистам-революционерам (левым).
Металлические заводы Астрахани: «Кавказ и Меркурий», «Вулкан», «Этна» и др. были объявлены военными, труд на них милитаризован, и рабочие находились на военном учете. Город Астрахань, живший всегда привозным хлебом, с момента объявления хлебной монополии и прекращения свободной закупки продовольствия сразу очутился в затруднительном положении. Изобиловавший раньше рыбой, которой в одних устьях Волги ежегодно вылавливалось десятки миллионов пудов, город после объявления социализации рыбных промыслов и расстрела рыболовов (Беззубиков и др.) не имел даже сельдей, которыми запрещено было торговать под страхом ареста и продавца, и покупателей.
В 1918 году астраханцы кое-как снабжались продовольствием матросами волжского флота, но с наступлением зимы подвоз вольного продовольствия почти прекратился. Кругом Астрахани и на железной дороге, и по проселкам стояли реквизиционные отряды. Продовольствие отбиралось, продавцы и покупатели расстреливались. Астрахань, окруженная хлебом и рыбой, умирала с голода. Она была похожа на остров, вымирающий от жажды, среди пресного моря.
С января 1919 года продовольственное положение сулило рабочим Астрахани настоящий голод. Власть уже было решилась даровать рабочим право вольной закупки продовольствия, но центр отозвал главу края Шляпникова за его мягкую политику и назначил на его место К. Мехоношина.[140] Вместо ожидаемого разрешения посыпались стеснения и репрессии. От рабочих приказом по заводам требовали максимума производства.
Голодные, усталые, озлобленные, стоя после работ у пекарен за восьмушкой хлебного пайка, они свои «очереди» превращали в митинги и искали выхода из невыносимого положения. Власть назначила особые патрули, которые должны были разгонять импровизированные митинги. Наиболее активные рабочие были арестованы. Продовольственное положение ухудшалось, репрессии усиливались, и в конце февраля 1919 года рабочие, переизбрав Прав. союза металлистов, заговорили определенно о забастовке. В последних числах февраля на совместном заседании Губ. сов. проф. союзов с заводскими комитетами представитель матросов волжского флота заявил рабочим, что матросы в случае забастовки выступать против бастующих не будут. Оставалось только назначить день забастовки.
С первых чисел марта работа на заводах почти прекратилась. Везде шло обсуждение вопроса о требованиях, предъявляемых к власти. Решено было требовать разрешения временно (впредь до урегулирования продовольственных затруднений) свободной закупки хлеба и свободной ловли рыбы. Но окончательные требования до начала забастовки так и не успели сформулировать. А власть этим временем искала надежные части и стягивала их к заводам. Катастрофа приближалась.

И вот во вторую годовщину февральской революции «рабоче-крестьянская власть» затопила в крови рабочую Астрахань.
Даже на фоне российского коммунистического террора, направленного якобы против классовых врагов труда, но бившего главным образом рабочих и крестьян, это — беспримерная по своему размаху в истории рабочего движения расправа. В ней равно поражают как беззащитность рабочих, так и оголенная до цинизма откровенность. Расстрелом руководил член высшего в государстве законодательного и исполнительного органа: Всероссийского Ц.И.К. — К. Мехоношин. Этот именитый палач на всех распоряжениях и приказах полностью помещал свой громкий титул: Член Всероссийского Ц.И.К. Советов раб., крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов, Член Рев. — Воен. Совета Республики, председатель Кав. — Касп. фронта и пр. и пр.
Вот как гласило правительственное сообщение о расстреле: «10 марта сего 1919 года, в десять часов утра, рабочие заводов «Вулкан», «Этна», «Кавказ и Меркурий» по тревожному гудку прекратили работы и начали митингование. На требование представителей власти разойтись рабочие ответили отказом и продолжали митинговать. Тогда мы исполнили свой революционный долг и применили оружие…» К. Мехоношин (с полным титулом).

Десятитысячный митинг мирно обсуждавших свое тяжелое материальное положение рабочих был оцеплен пулеметчиками, матросами и гранатчиками. После отказа рабочих разойтись был дан залп из винтовок. Затем затрещали пулеметы, направленные в плотную массу участников митинга, и с оглушительным треском начали рваться ручные гранаты.
Митинг дрогнул, прилег и жутко затих. За пулеметной трескотней не было слышно ни стона раненых, ни предсмертных криков убитых насмерть…
Вдруг масса срывается с места и в один миг стремительным натиском удесятеренных ужасом сил прорывает смертельный кордон правительственных войск. И бежит, бежит, без оглядки, по всем направлениям, ища спасения от пуль снова заработавших пулеметов. По бегущим стреляют. Оставшихся в живых загоняют в помещения и в упор расстреливают. На месте мирного митинга осталось множество трупов. Среди корчившихся в предсмертных муках рабочих кое-где виднелись раздавленные прорвавшейся толпой и «революционных усмирителей». Весть о расстреле мигом облетает весь город.
Бежали отовсюду. Кричали одно паническое «стреляют, стреляют»! Многочисленная толпа рабочих собралась около одной церкви. «Бежать из города», — сначала тихо, потом всё громче и громче раздается кругом. «Куда?» Вокруг бездорожье. Тает. Волга вскрылась. Нет кусочка хлеба. «Бежать, бежать! Хоть к белым. Здесь расстреляют». — «А жена, а дети? Братцы, как же?» — «Все равно погибать. Хоть здесь, хоть там. Есть нечего. Бежать, бежать!!»
Далекий орудийный выстрел. Дребезжащий странный залп в воздухе. За этим жужжанием вдруг бухнуло. Снова жужжание. Купол церкви с грохотом рушится. Бух! И опять бухающие звуки. Рвется снаряд. Другой. Еще. Еще. Толпа мигом превращается в обезумевшее стадо. Бегут, куда глаза глядят. А форпост стреляет и стреляет. Откуда-то корректируют стрельбу, и снаряды попадают в бегущих.
Город обезлюдел. Притих. Кто бежал, кто спрятался. Не менее двух тысяч жертв было выхвачено из рабочих рядов. Этим была закончена первая часть ужасной Астраханской трагедии.

Вторая — еще более ужасная — началась с 12 марта. Часть рабочих была взята «победителями» в плен и размещена по шести комендатурам, по баржам и пароходам. Среди последних и выделился своими ужасами пароход «Гоголь». В центр полетели телеграммы о «восстании».
Председатель Рев. Воен. Сов. Республики Л. Троцкий дал в ответ лаконическую телеграмму: «расправиться беспощадно». И участь несчастных пленных рабочих была решена. Кровавое безумие царило на суше и на воде.
В подвалах чрезвычайных комендатур и просто во дворах расстреливали. С пароходов и барж бросали прямо в Волгу. Некоторым несчастным привязывали камни на шею. Некоторым вязали руки и ноги и бросали с борта. Один из рабочих, оставшийся незамеченным в трюме где-то около машины и оставшийся в живых, рассказывал, что в одну ночь с парохода «Гоголь» было сброшено около ста восьмидесяти (180) человек. А в городе в чрезвычайных комендатурах было так много расстрелянных, что их едва успевали свозить ночами на кладбище, где они грудами сваливались под видом «тифозных».
Чрезвычайный комендант Чугунов издал распоряжение, которым под угрозой расстрела воспрещалось растеривание трупов по дороге к кладбищу. Почти каждое утро вставшие астраханцы находили среди улиц полураздетых, залитых кровью застреленных рабочих. И от трупа к трупу, при свете брезжившего утра живые разыскивали дорогих мертвецов.
13 и 14 марта расстреливали по-прежнему только одних рабочих. Но потом власти, должно быть, спохватились. Ведь нельзя было даже свалить вину за расстрелы на восставшую «буржуазию». И власти решили, что «лучше поздно, чем никогда». Чтобы хоть чем-нибудь замаскировать наготу расправы с астраханским пролетариатом, решили взять первых попавших под руку «буржуев» и расправиться с ними по очень простой схеме: брать каждого домовладельца, рыбопромышленника, владельца мелкой торговли, заведения и расстреливать.
Вот один из многочисленных примеров расправы над «буржуазией». Советская служащая, дочь местного адвоката Жданова, по мужу княгиня Туманова, «Волжская красавица», как звали ее в нижнем Поволжье, служила предметом настойчивых ухаживаний комиссаров, больших и малых — вплоть до высших. Настойчивые приставания власти всегда кончались гордым презрением честной женщины. В дни общей расправы над «буржуазией» коммунисты решили уничтожить «яблоко раздора». Отцу, пришедшему узнать о судьбе своей дочери, показали ее обнаженный труп.
К 15 марта едва ли было можно найти хоть один дом, где бы не оплакивали отца, брата, мужа. В некоторых домах исчезло по несколько человек.
Точную цифру расстрелянных можно было бы восстановить поголовным допросом граждан Астрахани. Сначала называли цифру две тысячи. Потом три… Потом власти стали опубликовывать сотнями списки расстрелянных «буржуев». К началу апреля называли четыре тысячи жертв. А репрессии все не стихали. Власть решила, очевидно, отомстить на рабочих Астрахани за все забастовки — и за тульские, и за брянские, и за петроградские, которые волной прокатились в марте 1919 года. Только к концу апреля расстрелы начали стихать.
Жуткую картину представляла Астрахань в это время. На улицах — полное безлюдье. В домах потоки слез. Заборы, витрины и окна правительственных учреждений были заклеены приказами, приказами и приказами.
14-го было расклеено по заборам объявление о явке рабочих на заводы под угрозой отобрания продовольственных карточек и ареста. Но на заводы явились лишь одни комиссары. Лишение карточек никого не пугало — по ним уже давно ничего не выдавалось, а ареста все равно нельзя было избежать. Да и рабочих в Астрахани осталось немного.
Лишь к 15 марта часть бежавших была настигнута красной конницей в степи, далеко от Астрахани. Несчастных вернули обратно и среди них-то и принялись искать «изменников» и «предателей».
16 марта на заборах появились новые приказы. Всем рабочим и работницам под страхом ареста, увольнения, отобрания карточек приказывалось явиться в определенные пункты на похороны жертв «восставших». «Революционной рукой мы будем карать ослушников» — так кончался приказ. Время явки уже истекло, а рабочих набралось всего лишь несколько десятков. И красной коннице был отдан приказ сгонять всех с улиц, вытаскивать из квартир и с дворов. Озверели инородцы, с остервенением рыскали по городу и жестоко пороли укрывающихся нагайками. С большим опозданием, под охраной пик и нагаек двинулось к городскому саду похоронное шествие.
Рабочие, с унылыми, плачущими лицами, не поднимая голов беззвучно шевелили губами. Жуткое по своей тишине «Вы жертвою пали» расплывалось в весеннем воздухе, едва успев превратиться в звуки.
Какая злая сатанинская насмешка! Они хоронили их — своих палачей, не смея думать о своих погибших товарищах, грудами наваленных на кладбище. Они пели им — своим палачам, думая о тех, с кем бок о бок шесть дней тому назад прорывали смертельный кордон правительственных войск. Они слушали речи коммунистов-ораторов о них — своих палачах, исполнивших «революционный долг», и не могли сказать хоть слово о расстрелянных революционерах-рабочих.
«Мы отомстим, мы сторицею отомстим за каждого коммуниста! — гремел голос правительственного оратора. — Вот смотрите: их сорок семь наших товарищей, погибших за «рабочее дело».» Еще ниже наклоняются головы рабочих. Слезы. Плач навзрыд. А оратор все заливается громким, торжествующим голосом победителя. И все грозит и грозит. Кругом общей могилы стоят сорок семь красных гробов. Вокруг них черные и красные знамена. «Революционным борцам — жизнь отдавшим за социализм», — красуется на них. «Революционные же борцы» с пиками и нагайками держат и знамена.
Не прорвешься сквозь них с этого места пытки… Горе и бессилье давит, давит рабочих. А невидимый, но ощутительный ужас сковывает и мысли, и действия. Рабочие пьют горькую чашу страданий до дна.
Газеты выходят с траурной каймой. «Революционным» усмирителям посвящаются все статьи. По адресу рабочих говорится гневное: «сами виноваты». Титулованный палач К. Мехоношин направил войскам благодарственное послание… «Вы исполнили свой революционный долг и железной рукой, не дрогнув, раздавили восстание. Революция этого не забудет. А рабочие сами виноваты, поддавшись на провокацию…»
И замерла рабочая Астрахань. Молчат заводы. Не дымят трубы. Рабочие разъезжались и разбегались безудержно из города. Не смогло их остановить больше и разрешение власти ловить рыбу и покупать хлеб. Слишком дорогой ценой было куплено это разрешение.
Кровью родственников и друзей было оно писано. Кровью тысяч астраханских пролетариев пахла правительственная «милость». Огненно-кровавыми буквами будет вписана Астраханская трагедия в историю пролетарского движения. Беспристрастный суд истории произнесет свой приговор над одной из самых ужасных страниц коммунистического террора… А нам, его современникам и очевидцам, хочется крикнуть всем друзьям рабочих, всем социалистам, всему мировому пролетариату: «Расследуйте Астраханскую трагедию!»

"Красный террор глазами очевидцев"
Волков Сергей Владимирович