К годовщине 100-летия начала красного террора
51,228
239
|
Удаленный пользователь |
| 23 авг 2018 08:33:09 |
100-летие красного террора. Красный террор в Прикамье
новая дискуссия Дискуссия 176
Ижевско-Воткинское восстание 1918 года.
Сброшены цепи кровавого гнета,
Дружно врага уничтожил народ,
И закипела лихая работа:
Ожил рабочий и ожил завод.
Молот заброшен, штыки и гранаты
Пущены в ход молодецкой рукой,
Чем не герои и чем не солдаты
Люди, идущие с песнями в бой.
Люди, влюбленные в светлые дали,
Люди упорства, отваги, труда,
Люди из слитков железа и стали,
Люди, названье которым «руда».
Кто не слыхал, как с врагами сражался
Ижевский полк под кровавой Уфой,
Как с гармонистом в атаку бросался,
Ижевец — русский рабочий простой.
Годы пройдут. На Отчизне свободной
Сложится много красивых баллад,
Но не забудется в песне народной
Ижевец — русский рабочий-солдат.
Боевое знамя ижевцев.
В той же тональности, что и оба его командира – Федичкин и Молчанов, рассматривает латышскую тему в своих воспоминаниях, увидевших свет в 1975 г. в Сан-Франциско, и рядовой участник тех событий В.М. Наумов.
«Наш отряд начал производить разведки. Недалеко от селения мы заметили приближающийся к нам конный отряд численностью значительно больше нашего. Приблизившись, они крикнули – «Кто едет?». Мы отвечали – «Свои» и, приблизившись вплотную, ссадили их комиссара-латыша. Отряд сразу же повернул вспять Взятый нами в плен комиссар в ту первую нашу стычку, был приговорен к расстрелу. Как это случилось – конвоиры ли его отпустили, или ему удалось бежать, когда вели его через лес, во всяком случае он был после в нашем селе, когда мы уже ушли за Каму, он был во главе красных отрядов» [5].
« В это время Ижевск и Воткинск, – продолжает Наумов, – держали связь и действовали в полном контакте. Из Петрограда на наш фронт были двинуты эшелоны, главным образом были посланы отряды латышей и мадьяр, но было и несколько рот состоящих исключительно из китайцев. Теперь, смотря в то далекое прошлое, становится понятным, почему именно такие отряды были посланы к Ижевску и Воткинску из красного Петрограда; посылать русские отряды против восставших русских же рабочих было опасно, а мадьяры, латыши и китайцы – все это была наемная «армия», готовая идти против кого угодно. Латыши и мадьяры держались очень стойко, китайцы же в боях буквально никуда не годились, много их погибло во время боев, потопленных в Каме» [6].
Участник Ижевско-Воткинского восстания, в сентябре—октябре 1918 г. командир Ижевского стрелкового полка, впоследствии командир Ижевско-Воткинской бригады А.Г. Ефимов вспоминал: «Со стороны Гальяны в этот день началось наступление больших сил красных. На этот раз они собрали из своей 2-й армии все боеспособное и послали в Ижевск около 6000 бойцов с восемью 3-дюймовыми пушками, двумя полевыми гаубицами и 32 пулеметами. В отряде было значительное количество коммунистов и преданных красным латышей и мадьяр» [8].
«В красном лагере шли усиленные приготовления для подавления восстания ижевцев и воткинцев. Разгром, бегство и полный развал 2-й Красной армии и явные сочувствие и помощь крестьян восставшим рабочим делали восстание чрезвычайно опасным для красной власти. Ненадежность мобилизованных из местного населения заставляла посылать войска из центра страны. Упорство в боевых столкновениях требовало посылки особо стойких частей, составленных из коммунистов, из отрядов “чрезвычаек”, из латышей и китайцев.... Отряды наемных иноземцев по своей жестокости не отличались от доморощенных коммунистов, и борьба принимала свирепый, кровавый характер с большими потерями с обеих сторон.
Ижевцы, бывшие на “Северном” фронте, вспоминали, как им пришлось иметь дело с каким-то интернациональным полком, в котором все бойцы были одеты в красные рубахи. Сильно опьяневшие, они с пением “Интернационала”, переходившего при сближении в дикий рев, бросались на своего противника, несли большие потери, но повторяли атаки по нескольку раз...»[9]. Упорно дравшийся отряд красных состоял из латышей. Главные силы группы подпоручика Вершинина и левая обходная рота в бою принять участие не успели. Но по колонне главных сил, следовавшей по дороге, красные открывали огонь со стороны деревни Якшур-Бадья»[10].
Около этого времени (по другим сведениям, это было раньше) поручик Дробинин у деревни Мишкино нанес сокрушительный удар 4-му Латышскому полку, захватив несколько орудий, пулеметы и много пленных и обратив красных латышей в поспешное бегство.
Продержавшись несколько больше месяца, Казань была захвачена красными. Они не предприняли энергичного преследования отступавшего казанского гарнизона, и он довольно спокойно переправился через реку Каму у деревни Епанчино близ Лаишева. Свои освободившиеся у Казани войска красные направляли против ижевцев и воткинцев, торопясь покончить с восстанием. В первую очередь перебрасывались: отряд Азина, сформировавший 2-ю Сводную дивизию (потом 28-ю), и латышские полки. 4-й латышский полк, как отмечалось раньше, был разбит воткинцами, а 5-й Латышский полк, сильно пострадавший при захвате Казани полковником Каппелем, видимо, действовал со стороны города Глазова».
«Факт Ижевского восстания произвел в советских рядах замешательство. Это был страшный удар в сердце советской власти. Ведь в Ижевске восстали не офицеры и генералы старой армии, не капиталисты или городская буржуазия. Против “рабоче-крестьянской власти” восстали рабочие и крестьяне.
Ижевское восстание в тылу казанской группы красных отрядов было смертельным ударом, угрожало отрезать от казанской базы Советскую армию, оперировавшую на Вятке, Каме, Белой. Поэтому в Москве известие об Ижевском восстании произвело панику. Посыпались истерические приказы Троцкого “сравнять вероломные Ижевск и Воткинск с землей”, “беспощадно уничтожить ижевцев и воткинцев с их семьями”. Из Москвы, Петербурга, Казани двинуты были коммунистические и латышские части, получившие задание во что бы то ни стало очистить Ижевско-Воткинский район от белых.
В Сарапуле стояла сильная вооруженная флотилия красных, много было и латышских частей. В продолжение августа красными неоднократно делались попытки высадить десанты на пристанях Гольяны и Галево, намереваясь оттуда вести наступление на Ижевск и Воткинск, но все эти операции кончались неудачей: красные не были способны противостоять воодушевленным и храбрым ижевцам и воткинцам. При столь неблагоприятных условиях повстанческой армии приходилось выдерживать беспрерывные бои с красными. Особенно трудно доставалось воткинцам, на которых наступали с двух сторон китайско-латышские отряды. Насильно мобилизованных крестьян латыши гнали в наступление, выставив в тылу пулеметы. В этот момент красные окружили Ижевск и повели решительное наступление на город с двух сторон. Штабу и части отрядов едва удалось спастись по дороге на Воткинск, а тысячи жителей и рабочих не успели бежать и попали под власть красных.
Очевидцы захвата красными Ижевска передают следующие подробности кровавой расправы с мирным населением. 7 ноября красные стремительно ворвались в Ижевск. Часть армии не успела спастись; солдаты побросали винтовки и побежали на завод. Красные окружили завод и произвели проверку рабочих. У кого оказался рабочий билет, того отпустили, а остальных вывели, собрали на церковной площади, всех расстреляли из пулеметов. Всего было убито в день захвата города около 800 человек. Тела убитых возили на подводах несколько дней и зарывали в огромных ямах в лесу близ заводского озера. На следующий день начала действовать Чрезвычайная комиссия. Ловили всех, на кого указывали местные коммунисты. Через несколько дней тюрьмы и все арестные помещения оказались переполненными. Арестованные валялись в погребах и сараях.
Главный контингент арестованных: рабочие и служащие завода. Расстрелы продолжались более месяца. Главное участие в расстрелах принимали китайцы, мадьяры и латыши. Квартиры рабочих семей, члены которых служили в Народной армии, совершенно разграбили. Семьи ушедших рабочих убивались.»
http://www.belrussia.ru/page-id-2728.html
Сброшены цепи кровавого гнета,
Дружно врага уничтожил народ,
И закипела лихая работа:
Ожил рабочий и ожил завод.
Молот заброшен, штыки и гранаты
Пущены в ход молодецкой рукой,
Чем не герои и чем не солдаты
Люди, идущие с песнями в бой.
Люди, влюбленные в светлые дали,
Люди упорства, отваги, труда,
Люди из слитков железа и стали,
Люди, названье которым «руда».
Кто не слыхал, как с врагами сражался
Ижевский полк под кровавой Уфой,
Как с гармонистом в атаку бросался,
Ижевец — русский рабочий простой.
Годы пройдут. На Отчизне свободной
Сложится много красивых баллад,
Но не забудется в песне народной
Ижевец — русский рабочий-солдат.
Боевое знамя ижевцев.
8 августа 1918 г. началось Ижевско-Воткинское антибольшевистское восстание. Ижевская дивизия была сформирована из рабочих одноименного завода, восставших против большевиков в августе 1918 года. Кроме ижевцев, против большевиков тогда же восстали и рабочие соседнего Воткинского завода, которые образовали отдельную Воткинскую дивизию. Позднее рабочие обоих заводов были сведены в особую Ижевско-Воткинскую бригаду.
Форменными цветами ижевцев и воткинцев являлись синий (символ связи со своими заводами — железом и сталью) и белый (цвет Белого Движения).
Указанные части отличались очень высокой боеспособностью. Современники так описывали сокрушительные атаки рабочих — ижевцев: «Они не признавали штыка и, когда наступала минута рукопашной схватки, они закидывали свою винтовку на ремень за спину и вынимали свои длинные рабочие ножи. По свидетельству многочисленных очевидцев этих решающих моментов атаки, красные не выдерживали одного вида этой манипуляции и бросались в бегство, дабы избегнуть рукопашной схватки со столь решительным врагом. Интересно здесь отметить, что Ижевская и Воткинская дивизии оставались непобедимыми на протяжении всей Гражданской войны» (см. Воробьев А. Восстание на Ижевском и Воткинском заводах в августе 1919 года. — «Часовой» (Брюссель), 1987, № 663, с.10).
Добавим, что осенью 1919 года Верховный Правитель России адмирал Александр Васильевич Колчак пожаловал Ижевской дивизии почетное Георгиевское знамя — высшую коллективную награду за воинскую доблесть. В настоящее время это знамя хранится в Иркутском краеведческом музее. Кто же противостоял русским рабочим, восставшим за свою страну против кучки преступников, возомнивших себя властью?
«В середине августа на Урале, в заводских городках Воткинске и Ижевске, против “рабоче-крестьянской” власти восстали не кто иной, как сами рабочие — рабочие государственных оружейных заводов. Утром 7 августа, вооружившись захваченными на заводе винтовками, ижевцы подняли восстание и вступили в бой с красноармейским батальоном и отрядом австрийских интернационалистов. К вечеру австрийские интернационалисты были уничтожены, а остатки красноармейского батальона бежали из города.
Организатор восстания унтер-офицер Осколков обратился к находящемуся в это время в Ижевске полк. Д. И. Федичкину принять Ижевский рабочий полк под свое командование. 15 августа полк. Федичкин, разбив в коротком бою красноармейский гарнизон, захватил пристань Гальяны и взял под свой контроль течение Камы, по которой курсировала советская флотилия. Командующий 2-ой советской армией Рейнгольд Берзинь направил в район Гальян группу советских войск, которую возглавил Уфимский латышский батальон, насчитывающий 500 стрелков и 30 кавалеристов при 26 пулеметах. Стремительной атакой латыши выбили 18 августа ижевцев из Гальян и вместе с другими красными частями пошли в наступление на Ижевск. Но не успел командир Латышского батальона Я. Рейнфельд бросить своих стрелков на штурм Ижевска, как в тылу его группы войск появился новый враг. Рабочие в ближайшем городке Сарапуле, арестовав весь Сарапульский Совет и местных чекистов, сформировали антисоветский отряд.
В то же самое время восстали и рабочие в соседнем городке Воткинске, которые под командованием капитана Юрьева ударили во фланг Уфимскому латышскому батальону и вынудили его с другими красноармейскими частями отступить на запад.
Форменными цветами ижевцев и воткинцев являлись синий (символ связи со своими заводами — железом и сталью) и белый (цвет Белого Движения).
Указанные части отличались очень высокой боеспособностью. Современники так описывали сокрушительные атаки рабочих — ижевцев: «Они не признавали штыка и, когда наступала минута рукопашной схватки, они закидывали свою винтовку на ремень за спину и вынимали свои длинные рабочие ножи. По свидетельству многочисленных очевидцев этих решающих моментов атаки, красные не выдерживали одного вида этой манипуляции и бросались в бегство, дабы избегнуть рукопашной схватки со столь решительным врагом. Интересно здесь отметить, что Ижевская и Воткинская дивизии оставались непобедимыми на протяжении всей Гражданской войны» (см. Воробьев А. Восстание на Ижевском и Воткинском заводах в августе 1919 года. — «Часовой» (Брюссель), 1987, № 663, с.10).
Добавим, что осенью 1919 года Верховный Правитель России адмирал Александр Васильевич Колчак пожаловал Ижевской дивизии почетное Георгиевское знамя — высшую коллективную награду за воинскую доблесть. В настоящее время это знамя хранится в Иркутском краеведческом музее. Кто же противостоял русским рабочим, восставшим за свою страну против кучки преступников, возомнивших себя властью?
«В середине августа на Урале, в заводских городках Воткинске и Ижевске, против “рабоче-крестьянской” власти восстали не кто иной, как сами рабочие — рабочие государственных оружейных заводов. Утром 7 августа, вооружившись захваченными на заводе винтовками, ижевцы подняли восстание и вступили в бой с красноармейским батальоном и отрядом австрийских интернационалистов. К вечеру австрийские интернационалисты были уничтожены, а остатки красноармейского батальона бежали из города.
Организатор восстания унтер-офицер Осколков обратился к находящемуся в это время в Ижевске полк. Д. И. Федичкину принять Ижевский рабочий полк под свое командование. 15 августа полк. Федичкин, разбив в коротком бою красноармейский гарнизон, захватил пристань Гальяны и взял под свой контроль течение Камы, по которой курсировала советская флотилия. Командующий 2-ой советской армией Рейнгольд Берзинь направил в район Гальян группу советских войск, которую возглавил Уфимский латышский батальон, насчитывающий 500 стрелков и 30 кавалеристов при 26 пулеметах. Стремительной атакой латыши выбили 18 августа ижевцев из Гальян и вместе с другими красными частями пошли в наступление на Ижевск. Но не успел командир Латышского батальона Я. Рейнфельд бросить своих стрелков на штурм Ижевска, как в тылу его группы войск появился новый враг. Рабочие в ближайшем городке Сарапуле, арестовав весь Сарапульский Совет и местных чекистов, сформировали антисоветский отряд.
В то же самое время восстали и рабочие в соседнем городке Воткинске, которые под командованием капитана Юрьева ударили во фланг Уфимскому латышскому батальону и вынудили его с другими красноармейскими частями отступить на запад.
24 сентября на ликвидацию мятежа ижевских и воткинских рабочих из Петрограда был послан 7-ой Бауский лат. стрл. полк, Латышский артиллерийский дивизион и кавалерийский отряд. 29 сентября латышские стрелки высадились в 100 км севернее Воткинска, на станции Чепца, откуда, соединившись с частями Особой Вятской дивизии, двинулись в наступление на Воткинск.
При известии, что прибыли латышские стрелки, крестьяне покидали деревни и бежали в лес, ибо слух об их расправах над ярославскими повстанцами, об их непреклонной верности Ленину и т. д. дошел и до этих глухих мест. Это повторялось в каждой деревне. Конечно, стрелки не убивали всех жителей и не сжигали все деревни, но уже довольно того, что они расстреливали родственников присоединившихся к мятежным рабочим крестьян. Иначе крестьяне не скрывались бы в лесах. Имена же командира 7-го Бауского лат. стрл. полка Мангулса и латышского комдива В. Азина, учинивших кровавую расправу в Воткинске и Ижевске, после захвата их красными произносились здесь не иначе как с проклятьем.
7 октября, в 35 км от Воткинска, 7-ой Бауский лат. стрелковый полк и Особая Вятская дивизия повстречались с воткинскими отрядами, которыми командовал капитан Юрьев. Бои были ожесточенными и длительными, вначале — с переменными успехами. Но со временем, хорошо обученные и имея за собой боевой опыт в 1-ой мировой войне, латышские стрелки, применяя обходы с флангов и атакуя концентрированными силами, начали одерживать победы. Подавляющее число воткинских рабочих никогда в армии не служило ибо, как занятые на оружейных заводах, от воинской повинности они были освобождены; не было у них и офицеров — ротами и взводами командовали фельдфебели и унтер-офицеры. Но в храбрости и стойкости они стрелкам не уступали. Сражение продолжалось свыше месяца, только иногда затихая на день-два.
В то же время на Ижевск наступала 2-ая Советская сводная дивизия под командованием старого латышского коммуниста Валдемара Азина. Во входящем в эту дивизию 247-м полку были две латышские роты. Командовал полком Я. Рейнфельд – бывший командир разгромленного ижевцами Уфимского латышского батальона. Комиссаром полка был Рейнберг; отрядом конных разведчиков командовал Т. Калнынь; 3-им батальоном — его брат Ж. Калнынь; пулеметной командой — Осис; хозяйственной частью — коммунист с 1905 г. Кондрате. Так что хотя в 247-м полку было всего две латышские роты, командные посты главным образом занимали красные латыши. Во 2-ой Советской сводной дивизии были и части венгерских интернационалистов.
7 ноября комдив В. Азин бросил свою дивизию на штурм Ижевска. В городе ударили в набат. На защиту родного города поднялось все население. Ижевские рабочие бросились в контратаку, но в первом же бою потеряли свыше 800 убитыми. Сражение длилось три дня, но ижевцы не могли отразить обильно снабженные пулеметами и артиллерией красные полки. 9 ноября сам Азин на бронепоезде бросился на прорыв обороны, кося из пулеметов защитников города. 10 ноября, под покровом ночи, рабочие отряды вместе с частью населения оставили город.
Утром комдив В. Азин приступил к кровавой расправе над оставшимся в Ижевске населением. Родственники непокорных рабочих, в том числе старики и женщины, по приказу В. Азина были расстреляны в первый же день. Повторилась кровавая ярославская баня. За взятие Ижевска В. Азин был награжден орденом Красного знамени.
Эти два положения о решающей роли латышских стрелков в подавлении Ижевского восстания и их последующем прямом участии в красном терроре остаются общим местом даже в последних работах по Восстанию. Так, в частности, А.А. Шепталин утверждает, что «на подавление восстания были брошены самые верные и боеспособные силы Красной армии, половину которых составляли отличавшиеся особой жестокостью «интернационалисты» – части латышских и китайских стрелков, а также наемников из бывших военнопленных венгров, австрийцев, немцев и турок». Ему вторит А.А. Петров: "Ижевским рабочим не оставалось ничего другого, как только утром 7 ноября по заводскому гудку предпринять массированную беспатронную штыковую атаку. От совершенно неожиданного и сокрушительного разгрома Азина спасла лишь стойкость латышского полка Чеверева".
Бывший журналист повстанческих изданий «Ижевский защитник», «Народовластие» и др. Анатолий Гутман-Ган пишет: «на Сарапул обрушился со всей силой большевистский террор. Матрос Ворожцов и комиссар Седельников лично по ночам приезжали в тюрьму и расстреливали намеченные по заранее составленным спискам жертвы. Каждый попавший в тюрьму знал, что оттуда он, по всей вероятности, уже не выйдет. После ночных кровавых оргий оставшихся арестованных заставляли мыть полы и стены тюрьмы, забрызганные кровью. В июне 1918 г., по доносу своих же рабочих, был арестован сарапульский кожевенный заводчик Давид Ушеренко с двумя сыновьями, учениками местного реального училища. Ему вменялось в вину хранение оружия. В течение нескольких дней его и арестованных мальчиков безжалостно мучили и пытали. Наконец, ночью в тюрьму прибыли матросы, зверски их убили и трупы их, совершенно обезображенные, бросили в Каму.
Кровавый террор, – продожает Гутман-Ган, – господствовал и в Ижевском заводе, находившемся в 70 верстах от Сарапула. Здесь не было Чека, но ее обязанности исполнял местный исполком. Тут убивали не только интеллигенцию, но и крестьян и рабочих, заподозренных в контрреволюции. В селах и деревнях латыши-комиссары, командированные из центров, производили расстрелы, реквизиции хлеба, меда, масла, яиц и скота. В Сарапуле были сосредоточены штабы 2-й Красной армии. В то время главные силы большевиков, оперировавшие здесь, составляли латыши, мадьяры, китайцы и очень немного русских солдат — остатки старой армии».
При известии, что прибыли латышские стрелки, крестьяне покидали деревни и бежали в лес, ибо слух об их расправах над ярославскими повстанцами, об их непреклонной верности Ленину и т. д. дошел и до этих глухих мест. Это повторялось в каждой деревне. Конечно, стрелки не убивали всех жителей и не сжигали все деревни, но уже довольно того, что они расстреливали родственников присоединившихся к мятежным рабочим крестьян. Иначе крестьяне не скрывались бы в лесах. Имена же командира 7-го Бауского лат. стрл. полка Мангулса и латышского комдива В. Азина, учинивших кровавую расправу в Воткинске и Ижевске, после захвата их красными произносились здесь не иначе как с проклятьем.
7 октября, в 35 км от Воткинска, 7-ой Бауский лат. стрелковый полк и Особая Вятская дивизия повстречались с воткинскими отрядами, которыми командовал капитан Юрьев. Бои были ожесточенными и длительными, вначале — с переменными успехами. Но со временем, хорошо обученные и имея за собой боевой опыт в 1-ой мировой войне, латышские стрелки, применяя обходы с флангов и атакуя концентрированными силами, начали одерживать победы. Подавляющее число воткинских рабочих никогда в армии не служило ибо, как занятые на оружейных заводах, от воинской повинности они были освобождены; не было у них и офицеров — ротами и взводами командовали фельдфебели и унтер-офицеры. Но в храбрости и стойкости они стрелкам не уступали. Сражение продолжалось свыше месяца, только иногда затихая на день-два.
В то же время на Ижевск наступала 2-ая Советская сводная дивизия под командованием старого латышского коммуниста Валдемара Азина. Во входящем в эту дивизию 247-м полку были две латышские роты. Командовал полком Я. Рейнфельд – бывший командир разгромленного ижевцами Уфимского латышского батальона. Комиссаром полка был Рейнберг; отрядом конных разведчиков командовал Т. Калнынь; 3-им батальоном — его брат Ж. Калнынь; пулеметной командой — Осис; хозяйственной частью — коммунист с 1905 г. Кондрате. Так что хотя в 247-м полку было всего две латышские роты, командные посты главным образом занимали красные латыши. Во 2-ой Советской сводной дивизии были и части венгерских интернационалистов.
7 ноября комдив В. Азин бросил свою дивизию на штурм Ижевска. В городе ударили в набат. На защиту родного города поднялось все население. Ижевские рабочие бросились в контратаку, но в первом же бою потеряли свыше 800 убитыми. Сражение длилось три дня, но ижевцы не могли отразить обильно снабженные пулеметами и артиллерией красные полки. 9 ноября сам Азин на бронепоезде бросился на прорыв обороны, кося из пулеметов защитников города. 10 ноября, под покровом ночи, рабочие отряды вместе с частью населения оставили город.
Утром комдив В. Азин приступил к кровавой расправе над оставшимся в Ижевске населением. Родственники непокорных рабочих, в том числе старики и женщины, по приказу В. Азина были расстреляны в первый же день. Повторилась кровавая ярославская баня. За взятие Ижевска В. Азин был награжден орденом Красного знамени.
Эти два положения о решающей роли латышских стрелков в подавлении Ижевского восстания и их последующем прямом участии в красном терроре остаются общим местом даже в последних работах по Восстанию. Так, в частности, А.А. Шепталин утверждает, что «на подавление восстания были брошены самые верные и боеспособные силы Красной армии, половину которых составляли отличавшиеся особой жестокостью «интернационалисты» – части латышских и китайских стрелков, а также наемников из бывших военнопленных венгров, австрийцев, немцев и турок». Ему вторит А.А. Петров: "Ижевским рабочим не оставалось ничего другого, как только утром 7 ноября по заводскому гудку предпринять массированную беспатронную штыковую атаку. От совершенно неожиданного и сокрушительного разгрома Азина спасла лишь стойкость латышского полка Чеверева".
Бывший журналист повстанческих изданий «Ижевский защитник», «Народовластие» и др. Анатолий Гутман-Ган пишет: «на Сарапул обрушился со всей силой большевистский террор. Матрос Ворожцов и комиссар Седельников лично по ночам приезжали в тюрьму и расстреливали намеченные по заранее составленным спискам жертвы. Каждый попавший в тюрьму знал, что оттуда он, по всей вероятности, уже не выйдет. После ночных кровавых оргий оставшихся арестованных заставляли мыть полы и стены тюрьмы, забрызганные кровью. В июне 1918 г., по доносу своих же рабочих, был арестован сарапульский кожевенный заводчик Давид Ушеренко с двумя сыновьями, учениками местного реального училища. Ему вменялось в вину хранение оружия. В течение нескольких дней его и арестованных мальчиков безжалостно мучили и пытали. Наконец, ночью в тюрьму прибыли матросы, зверски их убили и трупы их, совершенно обезображенные, бросили в Каму.
Кровавый террор, – продожает Гутман-Ган, – господствовал и в Ижевском заводе, находившемся в 70 верстах от Сарапула. Здесь не было Чека, но ее обязанности исполнял местный исполком. Тут убивали не только интеллигенцию, но и крестьян и рабочих, заподозренных в контрреволюции. В селах и деревнях латыши-комиссары, командированные из центров, производили расстрелы, реквизиции хлеба, меда, масла, яиц и скота. В Сарапуле были сосредоточены штабы 2-й Красной армии. В то время главные силы большевиков, оперировавшие здесь, составляли латыши, мадьяры, китайцы и очень немного русских солдат — остатки старой армии».
В книге воспоминаний легендарного командира ижевцев генерала В. М. Молчанова при описании событий весны 1919 г. засвидетельствовано: «Когда я прибыл на линию фронта Второго Полка (речь идет об Ижевской дивизии и знаменитой ижевской атаке – под гармонь, с танцующей впереди медсестрой Лидой Поповой), я обнаружил, что нам противостоит полк из первоклассных Красных борцов, Третий Интернациональный Полк. Это была боевая единица Красной Армии, пользующаяся особым доверием, которая состояла из китайцев, латышей, венгров, коммунистов, и я думаю некоторого числа немцев».[1]
В той же тональности, что и оба его командира – Федичкин и Молчанов, рассматривает латышскую тему в своих воспоминаниях, увидевших свет в 1975 г. в Сан-Франциско, и рядовой участник тех событий В.М. Наумов.
«Наш отряд начал производить разведки. Недалеко от селения мы заметили приближающийся к нам конный отряд численностью значительно больше нашего. Приблизившись, они крикнули – «Кто едет?». Мы отвечали – «Свои» и, приблизившись вплотную, ссадили их комиссара-латыша. Отряд сразу же повернул вспять Взятый нами в плен комиссар в ту первую нашу стычку, был приговорен к расстрелу. Как это случилось – конвоиры ли его отпустили, или ему удалось бежать, когда вели его через лес, во всяком случае он был после в нашем селе, когда мы уже ушли за Каму, он был во главе красных отрядов» [5].
« В это время Ижевск и Воткинск, – продолжает Наумов, – держали связь и действовали в полном контакте. Из Петрограда на наш фронт были двинуты эшелоны, главным образом были посланы отряды латышей и мадьяр, но было и несколько рот состоящих исключительно из китайцев. Теперь, смотря в то далекое прошлое, становится понятным, почему именно такие отряды были посланы к Ижевску и Воткинску из красного Петрограда; посылать русские отряды против восставших русских же рабочих было опасно, а мадьяры, латыши и китайцы – все это была наемная «армия», готовая идти против кого угодно. Латыши и мадьяры держались очень стойко, китайцы же в боях буквально никуда не годились, много их погибло во время боев, потопленных в Каме» [6].
Участник Ижевско-Воткинского восстания, в сентябре—октябре 1918 г. командир Ижевского стрелкового полка, впоследствии командир Ижевско-Воткинской бригады А.Г. Ефимов вспоминал: «Со стороны Гальяны в этот день началось наступление больших сил красных. На этот раз они собрали из своей 2-й армии все боеспособное и послали в Ижевск около 6000 бойцов с восемью 3-дюймовыми пушками, двумя полевыми гаубицами и 32 пулеметами. В отряде было значительное количество коммунистов и преданных красным латышей и мадьяр» [8].
«В красном лагере шли усиленные приготовления для подавления восстания ижевцев и воткинцев. Разгром, бегство и полный развал 2-й Красной армии и явные сочувствие и помощь крестьян восставшим рабочим делали восстание чрезвычайно опасным для красной власти. Ненадежность мобилизованных из местного населения заставляла посылать войска из центра страны. Упорство в боевых столкновениях требовало посылки особо стойких частей, составленных из коммунистов, из отрядов “чрезвычаек”, из латышей и китайцев.... Отряды наемных иноземцев по своей жестокости не отличались от доморощенных коммунистов, и борьба принимала свирепый, кровавый характер с большими потерями с обеих сторон.
Ижевцы, бывшие на “Северном” фронте, вспоминали, как им пришлось иметь дело с каким-то интернациональным полком, в котором все бойцы были одеты в красные рубахи. Сильно опьяневшие, они с пением “Интернационала”, переходившего при сближении в дикий рев, бросались на своего противника, несли большие потери, но повторяли атаки по нескольку раз...»[9]. Упорно дравшийся отряд красных состоял из латышей. Главные силы группы подпоручика Вершинина и левая обходная рота в бою принять участие не успели. Но по колонне главных сил, следовавшей по дороге, красные открывали огонь со стороны деревни Якшур-Бадья»[10].
Около этого времени (по другим сведениям, это было раньше) поручик Дробинин у деревни Мишкино нанес сокрушительный удар 4-му Латышскому полку, захватив несколько орудий, пулеметы и много пленных и обратив красных латышей в поспешное бегство.
Продержавшись несколько больше месяца, Казань была захвачена красными. Они не предприняли энергичного преследования отступавшего казанского гарнизона, и он довольно спокойно переправился через реку Каму у деревни Епанчино близ Лаишева. Свои освободившиеся у Казани войска красные направляли против ижевцев и воткинцев, торопясь покончить с восстанием. В первую очередь перебрасывались: отряд Азина, сформировавший 2-ю Сводную дивизию (потом 28-ю), и латышские полки. 4-й латышский полк, как отмечалось раньше, был разбит воткинцами, а 5-й Латышский полк, сильно пострадавший при захвате Казани полковником Каппелем, видимо, действовал со стороны города Глазова».
«Факт Ижевского восстания произвел в советских рядах замешательство. Это был страшный удар в сердце советской власти. Ведь в Ижевске восстали не офицеры и генералы старой армии, не капиталисты или городская буржуазия. Против “рабоче-крестьянской власти” восстали рабочие и крестьяне.
Ижевское восстание в тылу казанской группы красных отрядов было смертельным ударом, угрожало отрезать от казанской базы Советскую армию, оперировавшую на Вятке, Каме, Белой. Поэтому в Москве известие об Ижевском восстании произвело панику. Посыпались истерические приказы Троцкого “сравнять вероломные Ижевск и Воткинск с землей”, “беспощадно уничтожить ижевцев и воткинцев с их семьями”. Из Москвы, Петербурга, Казани двинуты были коммунистические и латышские части, получившие задание во что бы то ни стало очистить Ижевско-Воткинский район от белых.
В Сарапуле стояла сильная вооруженная флотилия красных, много было и латышских частей. В продолжение августа красными неоднократно делались попытки высадить десанты на пристанях Гольяны и Галево, намереваясь оттуда вести наступление на Ижевск и Воткинск, но все эти операции кончались неудачей: красные не были способны противостоять воодушевленным и храбрым ижевцам и воткинцам. При столь неблагоприятных условиях повстанческой армии приходилось выдерживать беспрерывные бои с красными. Особенно трудно доставалось воткинцам, на которых наступали с двух сторон китайско-латышские отряды. Насильно мобилизованных крестьян латыши гнали в наступление, выставив в тылу пулеметы. В этот момент красные окружили Ижевск и повели решительное наступление на город с двух сторон. Штабу и части отрядов едва удалось спастись по дороге на Воткинск, а тысячи жителей и рабочих не успели бежать и попали под власть красных.
Очевидцы захвата красными Ижевска передают следующие подробности кровавой расправы с мирным населением. 7 ноября красные стремительно ворвались в Ижевск. Часть армии не успела спастись; солдаты побросали винтовки и побежали на завод. Красные окружили завод и произвели проверку рабочих. У кого оказался рабочий билет, того отпустили, а остальных вывели, собрали на церковной площади, всех расстреляли из пулеметов. Всего было убито в день захвата города около 800 человек. Тела убитых возили на подводах несколько дней и зарывали в огромных ямах в лесу близ заводского озера. На следующий день начала действовать Чрезвычайная комиссия. Ловили всех, на кого указывали местные коммунисты. Через несколько дней тюрьмы и все арестные помещения оказались переполненными. Арестованные валялись в погребах и сараях.
Главный контингент арестованных: рабочие и служащие завода. Расстрелы продолжались более месяца. Главное участие в расстрелах принимали китайцы, мадьяры и латыши. Квартиры рабочих семей, члены которых служили в Народной армии, совершенно разграбили. Семьи ушедших рабочих убивались.»
http://www.belrussia.ru/page-id-2728.html
Отредактировано: Гималаев Илья - 23 авг 2018 09:07:21
ОТВЕТЫ (1)
|
Doctor_D ( Слушатель ) |
| 23 авг 2018 16:26:50 |
Кстати, до получения этого знамени, Ижевцы ходили в бой под... красным знаменем. Если не ошибаюсь- с лозунгом "За Советы без коммунистов".
Вообще, подлинная история Гражданской довольно далека от черно-белой картинки, созданной советским официозом- с благородными и добрыми "Красными" и отвратительными или карикатурными "Белыми". Красные, естественно- рабочие и крестьяне (позднее стали добавлять толику дворянства, дабы подчеркнуть терпимость по отношению к врагам), белые- 100% реакционные дворяне и попы с помещиками и капиталистами. В армии у них одни офицеры (дворяне же поголовно). И белоказаки, разумеется.
А в реальности, далеко не все рабочие и крестьяне были в восторге от новой власти. Ижевская и Воткинская дивизии- рабочие. Самурский полк- из пленных красноармейцев...
Цитата…шел 1-й солдатский батальон, наш белый батальон, только что сформированный из захваченных красных. Среди них не было старых солдат, но одни заводские парни, чернорабочие, бывшие красногвардейцы. Любопытно, что все они радовались плену и уверяли, что советчина со всей комиссарской сволочью им осточертела, что они поняли, где правда.
Вчерашние красногвардейцы первые атаковали Тихорецкую. Атака была бурная, бесстрашная. Они точно красовались перед нами. В Тихорецкой 1-й солдатский батальон опрокинул красных, переколол всех, кто сопротивлялся. Солдаты батальона сами расстреляли захваченных ими комиссаров.
Про восстания крестьян уже много писали, не буду повторяться.
Крови было пролито море, страна разрушена. Коммунизм не построили.
…
ЦитатаРовно 10 лет тому назад рабочий Пантелей Грымзин получил от своего подлого, гнусного хозяина-кровопийцы поденную плату за 9 часов работы – всего два с полтиной!!!
«Ну, что я с этой дрянью сделаю?.. – горько подумал Пантелей, разглядывая на ладони два серебряных рубля и полтину медью… – И жрать хочется, и выпить охота, и подметки к сапогам нужно подбросить, старые – одна, вишь, дыра…Эх ты, жизнь наша распрокатожная!!»
Зашел к знакомому сапожнику: тот содрал полтора рубля за пару подметок.
– Есть на тебе крест-то? – саркастически осведомился Пантелей.
Крест, к удивлению ограбленного Пантелея, оказался на своем месте, под блузой, на волосатой груди сапожника.
«Ну вот остался у меня рупь целковый, – со вздохом подумал Пантелей. – А что на него сделаешь? Эх!..»
Пошел и купил на целковый этот полфунта ветчины, коробочку шпрот, булку французскую, полбутылки водки, бутылку пива и десяток папирос – так разошелся, что от всех капиталов только четыре копейки и осталось.
И когда уселся бедняга Пантелей за свой убогий ужин, так ему тяжело сделалось, так обидно, что чуть не заплакал.
– За что же, за что?.. – шептали его дрожащие губы. – Почему богачи и эксплуататоры пьют шампанское, ликеры, едят рябчиков и ананасы, а я, кроме простой очищенной, да консервов, да ветчины – света божьего не вижу…О, если бы только мы, рабочий класс, завоевали себе свободу!.. То-то бы мы пожили по-человечески!
* * *
Однажды весной 1920 года рабочий Пантелей Грымзин получил свою поденную плату за вторник: всего 2700 рублей.
«Что ж я с ними сделаю, – горько подумал Пантелей, шевеля на ладони разноцветные бумажки. – И подметки к сапогам нужно подбросить, и жрать, и выпить чего-нибудь – смерть хочется!»
Зашел Пантелей к сапожнику, сторговался за 2300 и вышел на улицу с четырьмя сиротливыми сторублевками.
Купил фунт полубелого хлеба, бутылку ситро, осталось 14 целковых… Приценился к десятку папирос, плюнул и отошел.
Дома нарезал хлеба, откупорил ситро, уселся за стол ужинать…и так горько ему сделалось, что чуть не заплакал.
– Почему же, – шептали его дрожащие губы,– почему богачам все, а нам ничего… Почему богач ест нежную розовую ветчину, объедается шпротами и белыми булками, заливает себе горло настоящей водкой, пенистым пивом, курит папиросы, а я, как пес какой, должен жевать черствый хлеб и тянуть тошнотворное пойло на сахарине!.. Почему одним все, другим – ничего?..
* * *
Эх, Пантелей, Пантелей…Здорового ты дурака свалял, братец ты мой!
(Черты из жизни рабочего Пантелея Грымзина. А.Аверченко, 1921г.)