100-летие красного террора. Красный террор в Рязани

«Ужас жизни тех дней и бесчисленные невинные жертвы «красного террора» нельзя сосчитать. В Рязани есть краеведческий музей, много статей и даже книг написано по истории нашего города, везде висят мемориальные доски, сообщающие о том, что здесь жил такой-то большевик с такого-то года, помещался тот или иной комитет. Но нигде нет никакого упоминания или следов о «героической» деятельности ЧК. Там, где она помещалась и «работала», давно перекрашены или снесены дома, подвалы оставшихся зданий не кричат, и лишь когда роют котлован под новый дом и натыкаются на груды скелетов, по городу идет шепоток. Но кто из живых помнит, где и кого расстреливали?» (Анна Михайловна Гарасёва, дневник 1960-х).

23 апреля 1918 г. Рязанский Совет Советов принял постановление о создании Рязанской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
Чекисты заняли здание гостиницы Штейерта в центре Рязани на пересечении Астраханской и Почтовой улиц.
Первым председателем губернской ЧК был назначен большевик Гавриил Бирюков. Как пишут ведомственные историки, «аппарат комиссии составляли рабочие, матросы, солдаты... Они не имели юридического образования и опыта работы, но горели революционным энтузиазмом».
«ЧК помещалась напротив бывшего Дворянского собрания, в здании бывшей гостиницы Штейерта, где пришлось побывать многим из нашей семьи и где камеры тогда были набиты так, что можно было только стоять», — вспоминает Анна Михайловна Гарасеева. 5 сентября 1918 г. постановлением Советского правительства «О красном терроре» ВЧК было предоставлено право брать заложников, а также расстреливать лиц, участвующих в «заговорах и мятежах».
В июне 1919 г. права ВЧК в части осуществления казней были расширены. Декрет ВЦИК от 20 июня 1919 г. подтверждал за чекистами право непосредственной расправы, вплоть до расстрела в местностях, объявленных на военном положении.
Следует учитывать, что в описываемый период расстреливали не только чрезвычайные комиссии. Казням в сводках, которые тогда ежемесячно готовило бюро печати НКВД, посвящена рубрика «Кто выносил приговоры». Рубрика содержала такие графы, как: «чрезвычайные комиссии», «президиумы исполкомов», «революционные трибуналы», «военно-полевые трибуналы», «следственные комиссии», «военные комитеты и комиссары», «по единоличному распоряжению агентов власти», «воинские команды», «неизвестно, какие учреждения и лица», «штабы армий и реввоенсоветы». Нормативных актов, наделявших столь широкий круг представителей советской власти полномочиями казнить, не существовало.


Одной из первых групп, столкнувшихся в Рязанской губернии с репрессиями, были члены различных политических партий. Большевики, захватившие власть, представляли в губернии не самую многочисленную на тот момент партию.
Члены политических партий, объявленных антисоветскими, проживающие в Рязани и Рязанской губернии, были поставлены на учет в губернской ЧК, за ними велось наблюдение. При любых попытках агитации или партийной работы производились аресты.

«Меня держали в бане, переделанной в тюрьму, а рядом со мной сидел наш преподаватель Петр Федорович Кудрявцев. В чем его обвиняли — не знаю, но его часто арестовывали, а между арестами он преподавал у нас в фельдшерской школе. Теперь в Рязани есть улица Кудрявцева, на мемориальной доске указано, что он был знаменитым коммунистом, и все только потому, что один из рязанских краеведов обнаружил, что этот Петр Кудрявцев (за глаза его почему-то звали «Петр Могила») учился в Казанском университете вместе с Александром Ульяновым, был с ним знаком, и что Ленин в одной из своих работ ссылался на его статьи по статистике — статистиком он был действительно хорошим. Только был он не коммунистом, а правым эсером, почему и арестовывали его каждое 1 мая и 7 ноября...»

Говоря о крайней форме репрессий — расстрелах — в 1918-1920-х гг. в Рязанской губернии, мы обращаемся, прежде всего, к документам двух карательных органов: чрезвычайных комиссий и революционных трибуналов.
Немалая часть «контрреволюционных дел» в губернии рассматривалась трибуналами, однако это относится только к тем случаям, когда дела передавались из ЧК и других учреждений в эти квазисудебные органы. Наличие у ЧК чрезвычайно широких карательных полномочий, а также информация, содержащаяся в изученных нами архивных документах, публикациях исследователей, выступлениях представителей органов власти и госбезопасности советского периода, мемуарной литературе, позволяют предполагать, что именно сотрудниками ЧК совершено пока не известное нам количество внесудебных казней.
Необходимо уточнить, что значительный массив документов по деятельности чрезвычайных комиссий и трибуналов в губернии до сих пор недоступен для исследователей. Это связано, в первую очередь, с проблемой рассекречивания документов советской эпохи. Межведомственная комиссия по защите государственной тайны давно должна была бы рассекретить довольно большие массивы документов, но этого не происходит. Например, комиссия отказалась заниматься рассекречиванием фонда Судебной комиссии Политбюро ЦК, через которую проходили утверждения всех смертных приговоров, вынесенных судебными органами, начиная с 1924 г.
В архивах до сих пор остаются засекреченными весьма значительные массивы документов о массовых репрессиях. Хотя, как известно, сведения о репрессиях и нарушениях прав человека не могут составлять государственную тайну независимо от давности события.
Но кроме государственных архивов, одну из самых больших проблем для исследователей представляют архивы ведомственные. Девятнадцати ведомствам предоставлено право в течение значительного срока хранить документы, образовавшиеся в процессе их деятельности, в своих собственных ведомственных архивах — т. н. депозитарный тип хранения. Вопросы доступа решают сами ведомства, которые чаще всего относятся к документам депозитарного хранения как к своей собственности. Это существенно затрудняет доступ исследователям не только к документам этих архивов, но и в сами архивы.
Кроме того, имеет место предположение об уничтожении ряда документов, касающихся казней, проводимых чекистами. Например, приказ ВЧК от 19 сентября 1918 г. за подписью Ф. Дзержинского содержал следующее указание: « Все дела, по которым закончено следствие, ликвидируются Комиссией, за исключением дел, относительно которых состоится особое постановление Комиссии о передаче этих дел в другие инстанции». В докладе Рязанской губчека, представленном в губернский комитет РКП(б), отмечается, что на секретно-информационной части Губчека лежит ответственность за инициативу ликвидации дел.
Обсуждая проблемы лакун в имеющемся корпусе документов означенного периода, не стоит также переоценивать содержательную сторону сохранившихся документов. Необходимо учитывать уровень квалификации сотрудников ЧК, специфику служебного делопроизводства первых послереволюционных лет, особенно на губернском и уездных уровнях.
«Важным направлением в работе рязанских чекистов была борьба с реакционным духовенством. Церковники, ненавидевшие народную власть, не только помогали контрреволюционерам, но и сами вели активную подрывную деятельность против Советов. Они всячески искажали и фальсифицировали советские законы и распоряжения местной власти, в проповедях подстрекали население к восстаниям и мятежам. Именно под воздействием религиозной проповеди вспыхнуло контрреволюционное выступление кулаков в селе Бигильдине Данковского уезда. Церковники попытались взять руководство восставшими в свои руки и вовлечь в мятеж середняков. Однако смелые и упреждающие действия уездной ЧК позволили в короткий срок подавить выступление и арестовать его организаторов, которые понесли заслуженное наказание».
Из ведомственной книги КГБ «Опасности навстречу», 1988 г. ГАРО
Так, в докладе члена коллегии Всероссийской чрезвычайной комиссии Уралова, который инспектировал состояние дел в Рязанской губчека в июле 1919 г., в частности, отмечается отсутствие регистрации лиц, арестованных за день чекистами. В приказе ВЧК «О положении и работе в органах ЧК на местах» от 1 сентября 1920 г. отмечается: « У многих ЧК дела ведутся хаотично: не подшиты, не пронумерованы, не зарегистрированы... Почти во всех ЧК отсутствует регистрация...».
В 1923 г. бывший начальник ЧК Зарайского уезда Рязанской губернии вспоминал: «Днем производили обыски и аресты, а ночью вели протоколы и книги... Стали вести по самим выработанной форме дела, так как указания на этот счет отсутствовали».
Сведения о первых расстрелах в Рязанской губернии относятся к 1918 г. В феврале в с. Агломазово карательным отрядом чекистов были подавлены крестьянские волнения. В селе устроили показательную расправу. Священник Богоявленского храма Николай Александрович Пробатов (Николай Агломазовский) (1874 г. р.) был подвергнут пыткам, а затем расстрелян. Вместе с ним были казнены крестьяне: Агафья Агломазовская, Алексий Агломазовский, Андрей Агломазовский, Василий Агломазовский, Иван Агломазовский, Иоанн Агломазовский, Косма Егорович Агломазовский, Наум Агломазовский, Павел Агломазовский, Филипп Агломазовский, Виктор Краснов.
Сами рязанские чекисты сообщали, что «формальных поводов к восстанию было довольно много. Так, в Егорьевском уезде причиной был продовольственный кризис… В Данкове ноябрьское восстание вспыхнуло на почве распоряжения советской власти о выносе из общественных учреждений икон… В Раненбурге и Сапожке – на почве мобилизации и реквизиций. В остальных уездах – причины те же».
На почве крайне негативного отношения крестьян к реквизициям сельскохозяйственных продуктов, насильственной мобилизации в армию, принудительным работам на нужды Красной армии на железных дорогах и др. волнения возникали довольно часто. Крупнейшие крестьянские выступления в Рязанской губернии прошли: в мае 1918 г. в Сапожковском уезде; осенью 1918 г. в Михайловском, Пронском, Сапожковском, Ряжском, Касимовском, Зарайском, Рязанском, Михайловском, Спасском уездах.
«Лозунги, выставляемые восставшими, были главным образом отстаивающие Учредительное собрание, свободную торговлю, уничтожение реквизиций, остановку мобилизаций, конец гражданской войне...».
К сожалению, из-за фрагментарности корпуса документов данного периода и недоступности для исследователей ряда архивных фондов на сегодняшний день пофамильно нам известна лишь часть казненных в ходе волнений 1918 г.
В процессе подавления крестьянских выступлений только в Касимовском уезде Рязанской губернии было расстреляно 150 человек «из буржуазии и кулаков».
В их числе Касимовским РВС Рязанской губернии по обвинению в «активном и пассивном участии в белогвардейском мятеже» были приговорены к расстрелу: Вереин Николай Алексеевич, Вереин Яков Васильевич (1874 г. р.), Викулов Никанор Платонович, Воронцов Алексей Петрович, Динариев Николай Иванович, Дьяконов Николай Васильевич, Елкин Гавриил Петрович, Захаров Василий Семенович, Змеев Николай Дмитриевич, Кочанов Осип Семенович, Мансуров Михаил Николаевич, Машинистов Иван Сергеевич, Поливанов Александр Иванович (1876 г. р.), Шакулов Измаил Петрович, Рябцев Матвей Михайлович.
В вышедшем в январе 1919 г. первом номере «Бюллетеня левых социалистов-революционеров» сообщается о массовых расстрелах крестьян в ряде губерний в конце 1918 г. В частности, бюллетень пишет о расстрелах в Рязанской губернии: «в Пронском уезде Рязанской губ. — 300, в Касимовском уезде — 150, в Спасском — также «несколько сотен».
В Спасском уезде осенью 1918 г. после подавления восстания в с. Дегтярном был расстрелян без суда и следствия протоиерей Павел Иванович Алфеев (1846 г. р.), известный в то время религиозный публицист.
Об участии сотрудников Рязанской ЧК в вышеупомянутых трагических событиях писал в 1990 г. начальник управления КГБ СССР по Рязанской области Юрий Мосяков: «В борьбу против врагов Советской власти свой вклад внесли и сотрудники Рязанской губчека. В 1918 г. сотрудники Губчека с помощью красногвардейских отрядов ВЧК и сельских активистов подавили контрреволюционные вооруженные выступления в Касимовском, Спасском, Сапожковском, Ряжском и других уездах».
В ноябре 1918 г. в Рязанском уезде за «непризнание советской власти» были расстреляны бывшие помещики Жуков и Кузнецов, а также священники Пронский и Сафронов.
Сведения об участии сотрудников Рязанской губчека в операциях по подавлению выступлений 1918 г. содержатся в документах государственного архива Рязанской области (ГАРО) и в недоступных пока широкому кругу исследователей документах, находящихся на депозитарном хранении в ведомственном архиве Управления федеральной службы безопасности (УФСБ) по Рязанской области.
Примечательна трагическая судьба ряда людей, расстрелянных чекистами через много лет по обвинению в участии в крестьянском восстании 1918 г. в Рязанской губернии. Например, Александр Яковлевич Савостьянов (1893 г. р.), счетовод московского завода, был казнен 22 ноября 1929 г. по приговору Коллегии ОГПУ как «организатор рязанского восстания 1918 г.» и захоронен на Ваганьковском кладбище Москвы.
Михаил Иванович Якунькин (1878 г. р.), член церковного совета Погостинской церкви Касимовского района Рязанской области, был казнен 23 декабря 1937 г. по приговору Тройки УНКВД по Рязанской области по обвинению «в участии в к.-р. кулацком восстании 1918 года».

Александр Яковлевич Савостьянов (1893-1929)
...