Эрмитаж

новая дискуссия Дискуссия  194

Тема взаимоотношений Эрмитажа и большевистской власти, как и трагическая история продаж шедевров Эрмитажа в конце 1920-х — начале 1930-х годов, по понятным причинам была в советское время запретной. В постсоветское время наряду с относительно немногочисленной достоверной информацией (появившейся благодаря возможности работать в ранее закрытых архивных спецхранах) стали появляться откровенно конъюнктурные статьи, суть которых — “продано все”. Стремление “отречься от старого мира” и “отряхнуть его прах” порождает новые идеологические мифы. Снова срабатывает принцип: “Миф — полуправда-полувымысел”. Исследование документов, находящихся в архиве Государственного Эрмитажа, научных трудов, анализ дневников и мемуаров участников событий, сопоставление зафиксированных публицистикой того времени (советской и западной) взглядов на проблему позволяют составить относительно полную картину происходившего в крупнейшем музее России в период с 1917 по 1941 год.
“Классово неполноценные”
Противостояние коллектива Эрмитажа и новой власти обострилось, когда встал вопрос о юридическом статусе новых коллекций: Совет Эрмитажа считал, что ценнейшие экспонаты, поступившие сюда, он имеет право принять только на временное хранение — в значительной степени потому, что члены Совета сомневались в окончательности и долгосрочности правления большевиков. Власти же, убежденные в обратном, настаивали на принятии их в состав коллекции музея. В августе 1917 года комиссаром Эрмитажа был назначен Н. Н. Пунин (назначение вызвало шок в музейной среде — Пунин поддерживал футуризм). Большевики продолжали внедряться в Эрмитаж: по настоянию Луначарского, директор музея Д. И. Толстой поставил на обсуждение вопрос о его предстоящей реорганизации. Реорганизация по-коммуни-стически начинается с перевыборов научного состава с участием представителей других организаций и рабоче-крестьянских комиссий... А летом 1918 года граф Толстой под нажимом увольняется с должности директора и эмигрирует во Францию.
Тем не менее и после революции основной научный и хранительский персонал Эрмитажа в большинстве своем состоял из сотрудников высочайшей квалификации. Были, разумеется, и молодые ученые, ярчайшим представителем которых являлся В. Ф. Левинсон-Лессинг, пришедший в Эрмитаж в 1921-м и проработавший здесь более полувека. Но уже в конце 1920-х годов начались чистки по классовому признаку: советская власть занималась “орабочением” Эрмитажа. В начале 1930-х годов из Эрмитажа были уволены ценнейшие кадры — лишь только за то, что имели дворянское или купеческое происхождение. В 1930-е годы пресловутое “орабочение” привело к резкому изменению и концепции музейной работы: “Существенным тормозом более решительного внедрения подлинно марксистских методов в ряде отделов является отсутствие материалов, относящихся к эксплуатируемым классам, при наличии огромного количества материалов господствующего класса… С момента чистки в Эрмитаж принят ряд членов ВКП(б) и ряд научных работников из молодежи и научных работников марксистов… Предложение комиссии по чистке — пункт об изжитии индивидуалистических тенденций в научно-исследовательской работе — выполнено”. ¹  Трудно представить что-либо более фантасмагорическое, нежели сводка о “засоренности аппарата”, иллюстрирующая ход борьбы с “классово неполноценными” сотрудниками.
Сводка о засоренности аппарата:
а) белогвардейцев нет. Офицеры старой армии — 7 (библиотека — 1, Запад — 3, доклассовое общество — 2, аспирант — 1);
б) жандармерия, полиция — сведений нет;
в) быв. фабриканты, помещики — 1 (нумизматика — 1);
г) дети служителей духовного культа — 5 (сектор Востока, отдел нумизматики — 3);
д) торговцы, купцы — 4 (охрана — 2, отдел нумизматики — 1, отдел Запада — 1);
е) дворяне — 55 (руководство — 3, технич. работники — 12, специалисты — 40);
ж) потомственные, почетные и личные граждане — 13.
Согласно классовым нововведениям, в администрации музея, инженерно-техническом составе и охране стали работать члены партии. Парторганизация в Эрмитаже окончательно, де-юре, оформилась только в 1930 году и начала немедленную инфильтрацию во все сферы деятельности музея. В 1927 году с должности директора был снят С. Н. Тройницкий. (В течение последующих лет смена руководства Эрмитажа была перманентной.) В декабре 1928 года музей возглавил П.И.Кларк — революционер-народоволец, когда-то бежавший с каторги. Он сразу занялся внедрением в экспозицию принципа историзма на “основе учения Маркса о социально-экономической формации” и содействием росту количества партийных кадров. Но и он проработал немногим более года.
Новый директор, Л. Л. Оболенский, при приеме на работу вынужден был доказывать, что фамилия его “ничего общего с княжеской не имеет”: “Отец, сын маленького уездного чиновника, старый революционер, народоволец, привлекался по каракозовскому делу… в ссылке женился на моей матери, по происхождению крестьянке. Княжеского в моем происхождении ничего не имеется”. ²  В 1929 году был организован “Кружок друзей Эрмитажа”, увы, просуществовавший недолго и возродившийся 60 лет спустя как Клуб друзей Эрмитажа.
Рабоче-крестьянская инспекция РСФСР, созданная, разумеется, по классовому принципу, занялась чисткой рядов музея. Комиссию возглавил представитель класса-гегемона — рабочий Воробьев. Деловые качества сотрудников “сверху донизу” представители новых вершителей судеб оценивали, исходя из собственных интеллектуальных возможностей и из собственного же классового чутья. Таким образом, зачастую люди, имевшие “неблагополучное” с большевистской точки зрения происхождение, объявлялись профессионально непригодными. Вот лишь один пример “вычищенной”, но восстановленной впо-следствии М. И. Максимовой, старшего помощника хранителя эллино-скиф-ских древностей. Ей инкриминировалось “участие в реакционных группировках, связь с контрреволюционерами-белоэмигрантами Европы”. В реальности “вина” Максимовой заключалась лишь в том, что родилась она в семье купца второй гильдии и с 1909-го по 1914 год жила в Германии, ездила как искусствовед в Грецию, Италию, Францию. Лет через пять этих поездок хватило бы на расстрел, но пока, в начале 1930-х, Максимова смогла даже восстановиться на работе. Без права работы среди прочих были “вычищены” заведующий Отделением прикладного искусства профессор А. Н. Кубе, работавший в музее с 1910 года (умер во время блокады в 1942 году), и А. А. Ильин, член-корреспондент Академии наук (также не пережил блокаду Ленинграда). “Особенно неприятное впечатление произвела на всех “чистка” Ильина. Старый и очень уважаемый человек стоял перед всеми, подперев рукой голову (он был частично парализован), а на него нападали бойкие молодые невежды. Эрмитаж бурлил, как муравейник, так как снятые сотрудники имели перед музеем определенные заслуги, а обвинения часто бывали абсурдными и неверными”. ³  К счастью, и Кубе, и Ильин вскоре были восстановлены. Эти относительно благополучно закончившиеся эксцессы — исключения из мрачного правила: большинство уволенных вернуться в Эрмитаж не смогли. Очевидно, в обстановке нарастающего тотального страха уволенный “классово чуждый” специалист вообще не мог рассчитывать на хоть какую-то квалифицированную работу по специальности и, следовательно, приемлемый социальный статус. Так ломались судьбы, а советское государство теряло уникальных специалистов. Так прерывалась связь времен. Жизнь Эрмитажа вплоть до середины 1980-х годов была борьбой вечного с безвременьем.
Цена бесценного
Классовые чистки в конце 1920-х—начале 1930-х годов явились своего рода трагической преамбулой к катастрофе Эрмитажа — распродаже сокровищ.
Главный музей страны стал заложником экономической ситуации в СССР. Блокада советской торговли, последствия гражданской войны и революции, воинствующий дилетантизм и волюнтаризм в сфере управления народным хозяйством привели к краху экономической системы. Требовалось немедленное пополнение валютных запасов. И было принято по-большевистски правильное решение: продавать бесценное. “Стали распространяться слухи о том, что большевики уже распродают сокровища своих дворцов, музеев и церквей, что отрицалось в письме С.Н.Тройницого (в то время директора Эрмитажа. — Ю. К.) от 11 октября 1924 года. Но в 1924 году в Москве главу торговой делегации Ф. И. Рабиновича спросили о продаже художественных ценностей в России, на что он ответил — дайте ваши предложения”. ⁴  В итоге переписки между Госторгом и Эрмитажем, носившей со стороны первого приказной характер, еще в начале 1928 года дан старт распродаже музейных ценностей. Вскоре продажи приобретают тотальный характер. Вот лишь некоторые “штрихи к портрету” катастрофы, ее первых шагов. “Продано Госторгу 127 названий книг Собственной Библиотеки в Зимнем дворце. За 1928 год выделено в экспорт 11 партий, 723 номера”. ⁵ 
Специально созданная для “экспортного” отбора структура — “Антиквариат” по решению Комиссариата внешней торговли стал направлять на зарубежные аукционы предметы искусства из советских музеев. Априори главный удар был нанесен по Эрмитажу. На Западе от сложившейся в СССР ситуации получали двойную пользу. С одной стороны, искусственно занижая цены на вещи из советских музеев, западные бизнесмены от искусства провоцировали все новые продажи. (Порой проводилась и недвусмысленная искусствоведче-ская разведка.) С другой стороны, жесткой критике подвергалась политика большевистской власти, торгующей национальным достоянием. Между тем в правительстве советской России к продажам отнеслись неоднозначно: против них категорически протестовал Луначарский, однако его мнение принято во внимание не было. Маховик раскручивался, система требовала все новых жертв. Изначально власти настаивали на том, чтобы в Эрмитаже были организованы специальные бригады для отбора экспортных экспонатов. В такие комиссии входили сотрудники музея, сопротивлявшиеся разграблению, что абсолютно не устраивало “Антиквариат”. “Успехи” в деле продажи национального достояния нарастали, и к началу 1930 годов в Эрмитаже уже не оставалось ничего неприкосновенного: “Антиквариату” удалось добиться вынесения решений непосредственно Комиссариатом просвещения, в лице его сектора “Главнаука”. Грустная ирония судьбы: распоряжения о выдаче сокровищ на продажу подписывал главным образом заместитель заведующего “Главнауки” некий Вольтер, однофамилец французского философа, друга Екатерины, во многом благодаря которому и был создан Эрмитаж… Итак, уже в 1930 году музею предлагалось допустить представителей “Антиквариата” для отбора 250 картин, оружия из Арсенала и скифского золота. За несколько лет Эрмитаж безвозвратно лишился тысяч собственных экспонатов.
Вот лишь некоторые документы из архива Государственного Эрмитажа, отражающие суть происходившего.
Записка С. Н. Тройницкого о сдаче музейных ценностей в 1928—1929 гг.
24 августа 1929 г.
Уполномоченному Наркомпоста т. Позерну Б.П.
Государственным Эрмитажем по 23 августа 1929 г. сданы Ленинградгосторгу и конторе “Антиквариат” для экспорта нижеследующие вещи:
   Оценка
1. 10 марта 1928 г. 46 табакерок 84 550 р.
14 шпалер 316 500 р.
17 предметов мебели 113 000 р.
48 предметов серебра 9 055 р.
57 предметов фарфора 43 000 р.
4 эмали 800 р.
11 предметов майолики 800 р.
37 картин 61 500 р.
15 восточных ковров 3 470 р.
127 листов гравюр 85 425 р.
Итого на общую сумму 718 100 р.
2. 31 июля 1928 г. 37 картин 95 550 р.
3. 17 августа 1928 г. 24 предмета французского серебра 197 300 р.
4. 18 августа 1928 г. 139 предметов оружия 21 400 р.
5. 26 октября 1928 г. 90 предметов восточного фарфора;
1 стол с бронзой, французский 66 965 р.
6. 25 января 1929 г. 4 картины на сумму 315 000 р.
7. 11 марта 1929 г. 2 серебряные раковины 2 000 р.
8. 9 апреля 1929 г. 1 картина 500 000 р.
9. 21 июня 1929 г. 166 картин на сумму 73 000 р.
10. 5 июля 1929 г. 102 картины на сумму 154 075 р.
11. 11 июля 1929 г. 19 предметов мебели и бронзы на сумму 61 850р.
12. 24 июля 1929 г. 34 картины, оценка которых не закончена.
Итого выделено и сдано 1052 предмета на сумму 2 214 030 р., не считая последних 34 картин.
Кроме того, выделено, но еще не сдано:
1. 520 античных украшений из золота, оцененных 256 120 р.
2. 2014 предметов фарфора, бронзы и т.п. — оценки нет.
3. 93 предмета золотых и серебряных изделий — оценка не закончена.
Что касается до качества выделенных предметов, то первоклассное значение имели: а) табакерки, 10 шпалер, 5 предметов мебели, весь фарфор, некоторые картины и все гравюры из первой группы; б) около 30 картин из второй группы; в) все серебро третьей группы; г) стол и картины пятой группы; д) все картины шестой группы; е) картина восьмой группы; ж) ряд картин, мебели и бронзы из последних групп, а также ряд античных золотых украшений.
С.Тройницкий ⁶
24.VIII.29 г.
 
Предварительный расчет на аукционную продажу антикварно-художественных вещей в Германии (Берлин, фирма Лепке), принятых по договору с “Главнаукой” от 13 февраля 1928 г. 66 номеров картин — оценка от 200 (Каульбах. Дама) до 3000 руб. (Брандт. Конская ярмарка); гобелены — от 800 руб. до
75 000 руб.; табакерки — от 150 р. до 12 000 руб.; восточные ковры — от 80 р. до 700 руб.; серебро — от 5 руб. до 250 руб.; мебель и часы — 8000—25 000 руб. Общая сумма 343 015 руб.
Акт № 312 от 14 марта 1928 г.
Предварительная оценка художественных предметов комиссией в составе Э. Зиварт[?] (председатель), Тройницкий, М. Глазунов, Кверфельд, Яремич, Израилевич (секретарь). Табакерки, шпалеры, мебель, серебро, фарфор, эмали, восточное оружие, восточные ковры, гравюры.
4 октября 1928 г.
Уполномоченному НКП по Ленинграду Б. П. Позерну
Эрмитаж сообщает, что отобраны для экспорта музейные предметы на сумму ок. 1 400 000 р., более намеченной суммы на 100 000 р. Уполномоченным С. Н. Тройницким выделена также группа предметов, оцененная в 66 965 р. На нее предполагалось закупить за границей химической краски для фасадов Зимнего дворца и частично как эквивалент на те предметы музейного фонда, которые Эрмитаж считает желательным оставить за собой. Вопрос о закупке красок за границей в настоящее время отпадает, а стоимость тех предметов, которые Эрмитаж желает откупить, не превысит нескольких десятков тысяч. Поэтому Эрмитаж ставит перед Вами вопрос, надо ли сейчас сдавать Госторгу 3-ю группу (на сумму 66 965 р.) или же оставить предметы в Эрмитаже.
Подписали: зам. директора Лазарис,
помощник Ученого секретаря Дервиз (л. 1б)
III группа предметов, выделенных Эрмитажем на экспорт, 1157—1251. Китайский фарфор, письменный стол (Франция) — 3500 р., четыре панно Гюбер Робера — 50 000 р. Общая сумма 66 965 р. (л. 2).
Рапорт и.о. хранителя Строгановского дома Т. Сапожниковой директору Эрмитажа о том, что в “бесспорный” список для передачи в Госторг включены книги, на оставлении которых настаивает Центральная библиотека и гравюрный отдел (приведены названия 7-ми книг) (л. 12).
Список книг, выделенных экспертами Госторга, согласованный с Эрмитажем. Подписан Т. Сапожниковой (л. 13).
Рапорты Т.Сапожниковой от 11 и 15 октября 1928 г. на неправильные действия представителей Госторга. Просит снять с нее ответственность за эту работу и прервать работу по проверке книжного фонда библиотеки (л. 20, 21).
18 октября 1928 г.
Акт, подписанный М. Д. Философовым и О. И. Бич, о сдаче Госторгу книг из “Собственных библиотек в Зимнем дворце” (127 названий) (л. 42).
10 декабря 1928 г.
Письмо в Правление Эрмитажа из Гос. Педагогического института им. Герцена о недопустимости продажи за границу книг из Библиотеки Строгановского дома-музея. Подписала Лазуркина (л. 84).
Оправдательная записка Т. Сапожниковой в том, что отбор книг в Библиотеке Строгановского дома производил т. М. М. Саранчин при всех сотрудниках, в общей комнате, без соблюдения секретности (л. 85).
25 февраля 1929 г.
Протокол № 5 заседания Комиссии по экспорту о выделении золотых табакерок, золотых и платиновых предметов, серебряных изделий и мебели.
Подписали: С. Н. Тройницкий, А. А. Ильин, А. А. Автономов, П. П. Дервиз.
30 апреля 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом, о принятии “Антиквариатом” 67 картин, среди них Л. Джордано “Иисус среди книжников” (л. 7).
11 мая 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом. О принятии “Антиквариатом” картин: Деларош “Магдалина у гроба”; Грёз “Головка девочки”; Менгс; Ян Брейгель (?), подп. 1607, “Деревенская дорога”; Ван Лоо “Несси Деянира”; Тенирс “Крепость на берегу моря”; Остаде “Внутренность крестьянской избы”; Валлоттон (подп. 1908) “Портрет женщины с веером”; Тенирс “Школа обезьян” (л. 12).
21 мая 1929 г.
Акт, подписанный В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. Картины из Академии художеств (120); Л. Джордано, Гарофало, “Св. семейство”, Гверчино “Эндимион”; Снейдерс “Собака и кошка”; Пуссен “Возвращение блудного сына”; Брейгель “Мадонна в гирлянде” (л. 23).
24 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин из Академии художеств; Делакруа “Бретонка”; Верне “Дама с цветком”, “У окна”, “Буря” (л. 29).
28 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 151 картина (среди них Гвидо Рени “Мария Магдалина”, ГЭ 4099). По строгановскому акту, из портретов Английского дворца (л. 34).
3 июня 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин собрания Семенова-Тян-Шанского. Рейсдаль, Мирис, Блумарт, Рембрандт “Голова мужчины” (?) (л. 44).
 
11 августа 1930 г.
Гос. Эрмитаж Секретно.
 
Акт № 5
1930 года Августа 11 дня, Комиссия по выделению в Госфонд предметов из благородных металлов немузейного значения в составе представителей: НКФ — ст. Инспектора Особой Части по Госфондам Ленингр. Облфо — И. Б. Разика, Управления Уполнаркомпроса, Заместителя Директора Государственного Русского музея — К. Т. Ивасенко; Заместителя Заведывающего Иностранным отделом Ленинград. Областной Конторы Госбанка — Г. Е. Анисимова и Директора Государственного Эрмитажа — Л. Л. Оболенского, действующая на основании правительственного распоряжения от 18/VI-30 г. за № 90/ВЗ, 23 июня и
11 августа произвела обследование предметов из благородных металлов основного и запасного фондов Гос. Эрмитажа нижеследующих Отделов:
1. Отдел Византии
Из числа просмотренных Комиссией предметов из серебра и золота религиозного культа выделено в Госфонд 392 порядковых номера, согласно при сем прилагаемой описи № 1. Кроме того, по этому Отделу произведено дополнительное выделение предметов религиозного культа в количестве 8 порядковых номеров, поименованных в прилагаемом при сем списке № 2. Все выделенные в Госфонд предметы с Научной частью Отделения Византии согласованы полностью. Причем выделенное в Госфонд имущество, перечисленное в описи № 1, утверждено Управлением Уполнаркомпроса полностью.

• +0.02 / 6