Мы делили апельсин...
13,671
49
Коллекционер мыслей
Предлагаю в одну ветку собрать коррупционные схемы советских деятелей - будет очень удобно.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Ленинский нарком:у истоков советской коррупции(паровозная афера).
Очень любопытна и довольно известная статья доктора исторических наук А.А.Иголкина, опубликованная в Новом историческом вестнике РГГУ,№10,2004.
Статья большая, поэтому публикую в двух частях.
В самом начале 1922 г. В.И. Ленину прислали для ознакомления первый номер журнала «Экономист» за тот же год.[1] Реакция Ленина была неожиданной: он предложил - и ни кому-нибудь, а Ф.Э. Дзержинскому - журнал немедленно закрыть, а что касается сотрудников (и авторов) журнала, то дал им следующую оценку: «Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».[2]
Принято считать, что на роль главного «военного шпиона», подлежащего «постоянному излавливанию», претендовал выдающийся русский ученый, один из крупнейших социологов XX в. Питирим Александрович Сорокин. Именно его статью в этом журнале попытался раскритиковать глава советского правительства (впрочем, совершенно безуспешно: теоретико-методологический потенциал был слишком не равен).
Однако вполне возможно, что вызвавшие гнев вождя отдельные словосочетания, выхваченные из абсолютно не понятой им статьи П.А. Сорокина, были для Ленина лишь предлогом. Чтобы разобраться в теоретическом тексте ученого, нужно было обладать хорошим специальным образованием, и никакой особой опасности, с точки зрения пропаганды, как кажется, эта статья не представляла.
Но в том же номере журнала «Экономист» была и другая статья, смысл которой был совершенно понятен любому человеку с тогдашним средним образованием. И смысл этот был таков: «Новые власти либо абсолютно, на удивление, не умеют хозяйствовать, либо, что более вероятно, вместо того, чтобы отстаивать национальные интересы в сфере международных экономических отношений, творят совместно с иностранными предпринимателями черт знает что, какие-то темные делишки в своих собственных интересах».
Автором статьи о «темных делишках» был А.Н. Фролов, давший экономический анализ сделанного в 1920 - 1921 гг. большевиками так называемого «паровозного заказа за границей». Он спокойно, без эмоций, анализировал доступные ему цифры, сопоставлял, размышлял. Общий вывод Фролова таков: этот заказ был, в лучшем случае, большой технико-хозяйственной ошибкой.[3]
Ему было не совсем понятно, как можно было заказать в Швеции 1 000 паровозов на заводе, который до этого выпускал в год больших паровозов не более 40 штук (речь шла о заводе фирмы «Нидквист и Хольм»). Как могла Советская власть в 1920 г. сразу же выдать огромный аванс золотом (по информации Фролова, 15 млн. золотых руб.) и готова была ждать несколько лет, которые должны были уйти на расширение завода: постройку заводских корпусов, зданий для рабочих и т.д.[4]
Фролову непонятно, почему эти деньги - в золоте! - нельзя было выделить, например, Путиловскому заводу, выпускавшему до войны 225 паровозов в год. По его данным, весь железнодорожный заказ за рубежом был сделан на сумму 200 млн. руб. золотом. Русский экономист убежден: эти огромные деньги вполне можно было потратить на то, чтобы «привести в порядок свои паровозостроительные заводы и накормить своих рабочих - вот как мне рисуется задача обращения 200 миллионов золотых рублей в 1 700 паровозов».[5]
Фролов обратил внимание на следующее обстоятельство: «несмотря на значительное уменьшение числа здоровых паровозов и товарных вагонов, их количество все же оказывается избыточным.
В июне сего года (1921. - Авт.) числилось свободными от работы 1 200 паровозов и 40 тыс. товарных вагонов».[6]
Еще экономист заметил, что паровозы почему-то заказаны по цене, примерно вдвое превышающей довоенную.[7]
Но мало и этого. Автор статьи продолжал: «Небезынтересно отметить, что цены, по которым производилась покупка, оказались во много раз ниже, чем те, которые были утверждены Советом Народных Комиссаров. Например, на дымогарные трубы была утверждена цена 1 500 зол. рублей за тонну, а куплено за 200 руб., на манометры утверждена цена 76 руб., а куплено за 7 руб., инжекторы куплены за 110 руб. против 500 руб. утвержденных и т.п. Так утратились у нас всякие представления о стоимости вещей».[8]
А.Н. Фролов наверняка понимает и дает понять читателю: если из государственного бюджета на покупку какой-то не очень нужной «вещи» выделяются суммы гораздо большие, чем ее рыночная цена, то продавец получает сумму, примерно соответствующую средней цене, а все остальные деньги куда-то уходят. Или кому-то уходят - так будет точнее.
Речь в статье, напечатанной в «Экономисте», шла об очень больших деньгах, причем, как мы дальше увидим, гораздо больших, чем упомянутые 200 млн. золотых руб.
Что это за суммы были в 1920 – 1921 гг. – 200 - 300 млн. золотых руб.? В 1920 г. объем производства всех отраслей промышленности России составлял 517,6 млн. золотых руб., промышленности «металлической» (куда входило машиностроение) - 48,5 млн. золотых руб.[9] Находившийся в России золотой запас Государственного Банка на 8 ноября 1917 г. составлял 1 101 млн. золотых руб. Часть золота - 650 млн. руб. - была эвакуирована в Казань, затем эти деньги попали к Колчаку, после разгрома которого Москва вернула 409 млн. руб.[10]
Как ни крути, 200 млн. зол. руб. - колоссальные деньги: больше четверти золотого запаса страны.
И вот еще что важно.
Начало 1922 г. - это время голода, причем не столь неожиданного, как хотелось бы это кому-то представить. Об угрозе засухи в 1921 г. говорили уже на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г.; тогда же об этом писал журнал «Народное хозяйство».[11] Но вот голод пришел - нужен хлеб, если в стране есть золото: его можно было обменять на мировом рынка на хлеб. Поразительные цифры: импорт паровозов в 1921/22 г. по стоимости был больше, чем импорт продуктов мукомольного производства. Паровозов тогда ввезли на 124,3 млн. руб., продуктов мукомольного производства - на 92,6 млн. руб. (рубли - условные, не золотые, именно их дает советская статистика, но «одинаковые» для паровозов и хлеба).
В золотых рублях на импорт хлеба, муки и крупы в 1921 г. было израсходовано 17 742 тыс. - по данным, опубликованным в 1928 г.[12]
В натуральном выражении, по официальной статистике, импорт хлеба, муки, крупы в СССР в 1921 г. составил 235,6 тыс. тонн, в 1922 г. - 763,3 тыс. тонн.[13] Всего ровно миллион тонн (с учетом округлений). Цифра поразительно «круглая» и, честно говоря, вызывающая сомнение. Похоже, что меньше тогда купили хлеба. Если считать, что голодающих было 25 млн. человек - на каждого приходилось 40 кг импортного хлеба в голодный 1921/22 год. Опять же если верить, что ввезли миллион тонн. На 200 млн. зол. руб. по тогдашним ценам можно было купить около 10 пудов хлеба на каждого голодающего. Этого сделано не было. Предпочтение было отдано паровозам, а не хлебу. Неужели они были так нужны?
Ленин знал: все, о чем писал А.Н. Фролов, было правдой. Хотя и не всей правдой: документация сделок по «паровозным заказам», а по сути – «паровозной афере», проходила как «совершенно секретная». На многих документах ставился гриф «отпечатано в одном экземпляре», а некоторые даже написаны от руки и в связи с ceкретностью не перепечатывались. Часть документов сегодня открыли, но только часть. Тогда, в 1922 г., журнал, попытавшийся разобраться в делах такой важности и секретности власти должны были закрыть немедленно под любым предлогом, лучше всего - под очевидно надуманным. И «вождь мирового пролетариата» потребовал от Дзержинского закрыть журнал… хотя бы потому, что в первом и втором номерах на обложке не был напечатан список сотрудников.[14]
Действительно, интересное основание. Хотелось бы и в этом маленьком вопросе восстановить справедливость: на обложке первого номера (как раз того, где напечатана статья А.Н. Фролова) приведен полный состав редакционной коллегии. Вот они, эти, по словам Ленина, «крепостники, реакционеры» и - почему-то – «дипломированные лакеи поповщины»[15], а в действительности - весьма квалифицированные экономисты, кое-кто - с мировым именем: Б.Д. Бруцкус, А.И. Буковецкий, С.И. Зверев, Д.С. Зернов, Е.Л. Зубащев, А.С. Каган, В.И. Ковалевский, И.М. Кулишер, Д.А. Лутохин, Н.В. Монахов, А.Л. Рафаилович.
За паровозы платили золотом, его вывезли на сумму куда большую, чем ввезли паровозов, и до конца скрыть следы грандиозной аферы, связанной с утратой для нищей тогда России многих тонн золота, которое затем неизвестно куда подавалось, не удалось. Попытки в чем-то разобраться были предприняты еще по горячим следам, в первой половине 1920-х гг.
О сомнительности железнодорожных сделок написали в первой половине 1920-х гг. в своих фундаментальных монографиях крупнейшие тогда российские специалисты по экономике железнодорожного транспорта М.М. Шмуккер и И.Д. Михайлов. Вот слова И.Д. Михайлова: «Заказ был сделан, огромные суммы были на него затрачены, хотя в дальнейшем оказалось, что можно было обойтись и без этого заказа, стоило лишь усилить капитальный ремонт паровозов».[16] И М.М. Шмуккер не понимал, зачем был выдан золотом большой аванс на расширение шведского завода «при наличии у нас таких заводов, как Харьковский, Коломенский, Путиловский, Сормовский и т.д., имевших в дореволюционное время каждый много большую производительность».[17]
В апреле 1923 г. А.Г. Шляпников издал в Москве брошюру, в которой обвинял ряд советских лидеров (их список открывал нарком Ю.В. Ломоносов, о котором речь впереди) в том, что они расхитили громадные казенные деньги и поместили их за границей с помощью Ашберга, названного «частным банкиром советских лидеров». Информация об этом попала во французские и шведские газеты (в частности, в «Свенска Даг бладет» от 17 марта 1923 г.). В СССР брошюра Шляпникова была немедленно конфискована.[18] Г.Я. Сокольников в 1925 г. вдруг заявил на Пленуме правлений железных дорог: «Паровозные заказы…, которые должны были спасти транспорт, а вместе с тем и всю страну, оказались для транспорта ненужными»; и потом его слова были опубликованы.[19] А Л.Д. Троцкий еще на XI съезде РКП(б) весной 1922 г. неожиданно заявил, что «можно бы делать паровозы у нас, а заграничные заказы были не нужны». Потом, когда «Паровозное дело» будет расследовать Дзержинский и Троцкому как лицу, исполнявшему обязанности наркома путей сообщения, придется давать письменные объяснения, он будет доказывать: он тут ни при чем.[20]
Прошло всего несколько лет, и в вышедшей в 1929 г. книге Д.И. Ильинского и В.П. Иваницкого «Очерк истории русской паровозостроительной и вагоностроительной промышленности» тема железнодорожных заказов за границей, сделанных в 1920 - 1921 гг., не поднималась.
В более поздних работах советских авторов о паровозной афере либо вообще не упоминалось, либо даже пытались представить все дело как очередное подтверждение гения Ленина в вопросах внешнеэкономических и внешнеполитических.
Движущим мотором (чуть было не написал – локомотивом) паровозной аферы был Юрий Владимирович Ломоносов, тот самый, что стоял за аферой «Алгембы», унесшей десятки тысяч жизней, о чем мне приходилось писать ранее.[21] И хотя в 1994 г. в России была издана книга воспоминаний Ломоносова о Февральской революции, об этом интересном и в чем-то загадочном человеке у нас знают мало. Гораздо меньше, чем о других ленинских наркомах - Чичерине, Луначарском, Троцком, Сталине, Цюрупе. Юрий Владимирович Ломоносов имел ранг Народного комиссара - но даже в замечательной, посмертно вышедшей работе Э.Б. Генкиной, собравшей информацию, казалось бы, о всех ленинских наркомах, его фамилия отсутствует[22].
Может быть, виной тому - невозвращение профессора и бывшего наркома в СССР из заграничной командировки в 1927 г. и лишение советского гражданства - аж в 1945 г.? Умер он своей смертью в Канаде, в 1952 г.
В 12-томной биографической хронике «Владимир Ильич Ленин" фамилия Ю.В. Ломоносова впервые появляется в 7-м томе в связи с тем, что 1 апреля 1919 г. обсуждался вопрос «о назначении профессора Ю.В. Ломоносова главным уполномоченным миссии путей сообщения в США».[23] Декрет о назначении профессора Ю.В. Ломоносова главноуполномоченным РСФСР и Наркомпути в США по делам заготовления для Советской России железнодорожного подвижного состава и о реорганизации Русской миссии путей сообщения в США Ленин подписывает 16 апреля 1919 г.[24]
Ломоносов - не только профессор, он - крупный сановник прежнего, досоветского времени: товарищ (то есть заместитель) министра. В анкете, составленной в 1921 г., Ломоносов указал, что до революции он имел чин статского советника и царские ордена – «до Владимира».[25]
Он имел огромные заслуги перед силами, пришедшими к власти в результате Февральской революции: задержал движение царского поезда и не допустил прибытия по железной дороге в Петроград верных Николаю II частей 1 - 2 марта 1917 г. Об этом Ломоносов с гордостью повествует в мемуарах, вышедших впервые на английском языке в 1919 г. в Нью-Йорке. Для того времени первое издание воспоминаний на чужом языке и в чужой стране было не совсем обычным. В России же книгу не издавали вплоть до 1994 г.[26]
Еще до Октябрьского переворота в США был сделан ряд железнодорожных заказов: первый - в 1915 г., второй - в 1916 г. и третий - летом 1917 г.[27] Выполнение этих заказов координировала Русская миссия путей сообщения, которую на протяжении двух лет, вплоть до середины 1919 г., возглавлял Ломоносов, товарищ министра путей сообщения, постоянно находившийся в Соединенных Штатах. Входил ли Ломоносов, как большинство членов Временного правительства в какую-либо масонскую ложу, установить не удалось. И что он делал два года в США (никакой реальной работы по линии железнодорожной миссии с конца 1917 г. быть не могло), также пока неизвестно. Есть архив Ю.В. Ломоносова в Великобритании, в г. Лидсе; возможно, что-то открылось бы, если там поработать. Неизвестно также, когда и почему у статского советника появились симпатии к большевикам; во всяком случае, он не воспрепятствовал тому, что паровозы и вагоны по заказу, сделанному в 1917 г., начали поступать в 1918 г. во Владивосток, который тогда не контролировался Москвой, и советское правительство совершенно не знало, сколько паровозов и вагонов поступило и какова была их дальнейшая судьба.[28] До Советской России они тогда не дошли.
Но вот - установленный факт: переход на службу Советскому правительству и сразу на высокую должность, примерно соответствующую прежнему «товарищу министра». В 1919 г. Ломоносов возглавляет Главкомгосоор и тут же проворачивает аферу с Алгембой, а дальше идет еще выше по должностной иерархии.
В 1920 г. Ленин хотел бы видеть Ломоносова на важнейшем хозяйственно-политическом посту - наркома путей сообщения. Кандидатуру Ломоносова на пост наркома путей сообщения 24 - 25 мая 1920 г. Ленин обсуждал с Г.М. Кржижановским, Я.С. Ганецким, В.И. Свердловым, В.П. Милютиным, Я.Э. Рудзутаком и другими (всего Ленин выслушал мнение 19 человек).[29] Но почему-то не утвердили.
Тем не менее Ломоносов получает огромные реальные властные полномочия. 17 июня 1920 г. Ленин подписал «Наказ Российской железнодорожной миссии за границей», а главе миссии - Ломоносову - специальным мандатом Ленина давались все права Народного комиссара, в том числе - окончательного разрешения вопросов на месте. Во всех делах Ломоносов становится подотчетен только Совнаркому, то есть Ленину. Формально - задача Ломоносова покупать и ремонтировать (за золото) паровозы, приобретать вагоны, цистерны, запчасти и т.п. На самом деле - функции гораздо шире.[30] Ломоносов настолько входит во власть, что на него жалуется Ленину (больше некому!) всесильный Троцкий. Иначе не объяснить слова Ленина в письме от 8 декабря 1920 г.: «…С Ломоносова взять письменное (Подчеркнуто Лениным. - Авт.) обязательство не менять ничего ни в системе, ни в решениях Троцкого (Тогда - наркома НКПС. - Авт.) и не смещать главкома, т.е. Борисова» (И.Н. Борисов - начальник Главного управления путей сообщения НКПС. - Авт.).[31] Вот так!
Надо сказать: хотя такой головокружительной карьеры, как Юрий Владимирович, у большевиков не сделал больше никто из царских сановников, еще несколько прежних руководителей Министерства путей сообщения работали в НКПС. С 15 апреля 1921 г. по 24 февраля 1924 гг. наркомом путей сообщения был Дзержинский. Он привлек к сотрудничеству бывшего министра путей сообщения Временного правительства А.В. Ливеровского, который позже станет завкафедрой Ленинградского института инженеров путей сообщения, техническим экспертом первой очереди Московского метрополитена, а в годы войны примет участие в проектировании и создании знаменитой «дороги жизни» через Ладожское озеро. Начальником Главного управления путей сообщения с 16 апреля 1920 г. стал И.Н. Борисов, бывший товарищ министра путей сообщения, а в августе 1923 г. он был назначен заместителем наркома путей сообщения; именно его хотел сместить Ломоносов.
Бесконтрольная деятельность ленинского наркома не могла не встретить противодействия в верхах, но лишь 14 декабря 1921 г. Совет Труда и Обороны постановил: «В принципе признать необходимым, чтобы уполномоченный СНК в выполнении ж. д. заявок за границей тов. Ломоносов был подотчетен в соответствующей части по НКВТ и НКПС».[32] Другими словами, до этого времени, полтора года, Ломоносов мог не отчитываться ни перед кем, кроме Ленина.
Большую часть времени Ломоносов проводил за рубежом - в Берлине, Стокгольме, Париже, Лондоне, Ревеле.
В ноябре 1921 г. Ленин поднимает вопрос о назначении Ломоносова на высокую должность - замнаркома НКПС или даже наркома, но с функциями, выполнение которых требовало работы внутри страны. Ломоносов категорически отказывается - и с весьма любопытными мотивировками: «Прежде всего, смену железнодорожного командного состава всегда производят весной, а не осенью. Экзамен на дорогах - зима, и к ней готовятся с марта; в ноябре уже ничего сделать нельзя, и придется лишь расплачиваться за грехи предшественников. Во-вторых, сейчас снабжение транспорта почти целиком висит на заграничных заказах, а без меня это дело рассыпается. Опять резон потерпеть до июня. В-третьих, и это главное: я считаю себя неподготовленным к занятию руководящих должностей по НКПС. Я как никто знаю железнодорожную сеть и русский железнодорожный персонал, но я не знаю современных условий работы дорог и вовсе не знаком с водным транспортом».[33] Смысл отговорок совершенно ясен: Ломоносов категорически не хочет работать в России.
Ленин постоянно поддерживает своего любимца, отводит от него все нападки, и когда Л.Б. Красин (как наркомвнешторг) и Дзержинский (как наркомпуть и председатель ВЧК) будут выражать Ломоносову недоверие, подпишет еще один мандат, подтверждающий его ранг и права Народного комиссара. В январе 1922 г. Ломоносов, обидевшись на попытки разобраться в его работе, обратился в Совнарком с просьбой об отставке.[34] В ответ Ленин и подтвердит новым мандатом права наркома (текст этого мандата дан в приложении).
Очень любопытна и довольно известная статья доктора исторических наук А.А.Иголкина, опубликованная в Новом историческом вестнике РГГУ,№10,2004.
Статья большая, поэтому публикую в двух частях.
В самом начале 1922 г. В.И. Ленину прислали для ознакомления первый номер журнала «Экономист» за тот же год.[1] Реакция Ленина была неожиданной: он предложил - и ни кому-нибудь, а Ф.Э. Дзержинскому - журнал немедленно закрыть, а что касается сотрудников (и авторов) журнала, то дал им следующую оценку: «Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».[2]
Принято считать, что на роль главного «военного шпиона», подлежащего «постоянному излавливанию», претендовал выдающийся русский ученый, один из крупнейших социологов XX в. Питирим Александрович Сорокин. Именно его статью в этом журнале попытался раскритиковать глава советского правительства (впрочем, совершенно безуспешно: теоретико-методологический потенциал был слишком не равен).
Однако вполне возможно, что вызвавшие гнев вождя отдельные словосочетания, выхваченные из абсолютно не понятой им статьи П.А. Сорокина, были для Ленина лишь предлогом. Чтобы разобраться в теоретическом тексте ученого, нужно было обладать хорошим специальным образованием, и никакой особой опасности, с точки зрения пропаганды, как кажется, эта статья не представляла.
Но в том же номере журнала «Экономист» была и другая статья, смысл которой был совершенно понятен любому человеку с тогдашним средним образованием. И смысл этот был таков: «Новые власти либо абсолютно, на удивление, не умеют хозяйствовать, либо, что более вероятно, вместо того, чтобы отстаивать национальные интересы в сфере международных экономических отношений, творят совместно с иностранными предпринимателями черт знает что, какие-то темные делишки в своих собственных интересах».
Автором статьи о «темных делишках» был А.Н. Фролов, давший экономический анализ сделанного в 1920 - 1921 гг. большевиками так называемого «паровозного заказа за границей». Он спокойно, без эмоций, анализировал доступные ему цифры, сопоставлял, размышлял. Общий вывод Фролова таков: этот заказ был, в лучшем случае, большой технико-хозяйственной ошибкой.[3]
Ему было не совсем понятно, как можно было заказать в Швеции 1 000 паровозов на заводе, который до этого выпускал в год больших паровозов не более 40 штук (речь шла о заводе фирмы «Нидквист и Хольм»). Как могла Советская власть в 1920 г. сразу же выдать огромный аванс золотом (по информации Фролова, 15 млн. золотых руб.) и готова была ждать несколько лет, которые должны были уйти на расширение завода: постройку заводских корпусов, зданий для рабочих и т.д.[4]
Фролову непонятно, почему эти деньги - в золоте! - нельзя было выделить, например, Путиловскому заводу, выпускавшему до войны 225 паровозов в год. По его данным, весь железнодорожный заказ за рубежом был сделан на сумму 200 млн. руб. золотом. Русский экономист убежден: эти огромные деньги вполне можно было потратить на то, чтобы «привести в порядок свои паровозостроительные заводы и накормить своих рабочих - вот как мне рисуется задача обращения 200 миллионов золотых рублей в 1 700 паровозов».[5]
Фролов обратил внимание на следующее обстоятельство: «несмотря на значительное уменьшение числа здоровых паровозов и товарных вагонов, их количество все же оказывается избыточным.
В июне сего года (1921. - Авт.) числилось свободными от работы 1 200 паровозов и 40 тыс. товарных вагонов».[6]
Еще экономист заметил, что паровозы почему-то заказаны по цене, примерно вдвое превышающей довоенную.[7]
Но мало и этого. Автор статьи продолжал: «Небезынтересно отметить, что цены, по которым производилась покупка, оказались во много раз ниже, чем те, которые были утверждены Советом Народных Комиссаров. Например, на дымогарные трубы была утверждена цена 1 500 зол. рублей за тонну, а куплено за 200 руб., на манометры утверждена цена 76 руб., а куплено за 7 руб., инжекторы куплены за 110 руб. против 500 руб. утвержденных и т.п. Так утратились у нас всякие представления о стоимости вещей».[8]
А.Н. Фролов наверняка понимает и дает понять читателю: если из государственного бюджета на покупку какой-то не очень нужной «вещи» выделяются суммы гораздо большие, чем ее рыночная цена, то продавец получает сумму, примерно соответствующую средней цене, а все остальные деньги куда-то уходят. Или кому-то уходят - так будет точнее.
Речь в статье, напечатанной в «Экономисте», шла об очень больших деньгах, причем, как мы дальше увидим, гораздо больших, чем упомянутые 200 млн. золотых руб.
Что это за суммы были в 1920 – 1921 гг. – 200 - 300 млн. золотых руб.? В 1920 г. объем производства всех отраслей промышленности России составлял 517,6 млн. золотых руб., промышленности «металлической» (куда входило машиностроение) - 48,5 млн. золотых руб.[9] Находившийся в России золотой запас Государственного Банка на 8 ноября 1917 г. составлял 1 101 млн. золотых руб. Часть золота - 650 млн. руб. - была эвакуирована в Казань, затем эти деньги попали к Колчаку, после разгрома которого Москва вернула 409 млн. руб.[10]
Как ни крути, 200 млн. зол. руб. - колоссальные деньги: больше четверти золотого запаса страны.
И вот еще что важно.
Начало 1922 г. - это время голода, причем не столь неожиданного, как хотелось бы это кому-то представить. Об угрозе засухи в 1921 г. говорили уже на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г.; тогда же об этом писал журнал «Народное хозяйство».[11] Но вот голод пришел - нужен хлеб, если в стране есть золото: его можно было обменять на мировом рынка на хлеб. Поразительные цифры: импорт паровозов в 1921/22 г. по стоимости был больше, чем импорт продуктов мукомольного производства. Паровозов тогда ввезли на 124,3 млн. руб., продуктов мукомольного производства - на 92,6 млн. руб. (рубли - условные, не золотые, именно их дает советская статистика, но «одинаковые» для паровозов и хлеба).
В золотых рублях на импорт хлеба, муки и крупы в 1921 г. было израсходовано 17 742 тыс. - по данным, опубликованным в 1928 г.[12]
В натуральном выражении, по официальной статистике, импорт хлеба, муки, крупы в СССР в 1921 г. составил 235,6 тыс. тонн, в 1922 г. - 763,3 тыс. тонн.[13] Всего ровно миллион тонн (с учетом округлений). Цифра поразительно «круглая» и, честно говоря, вызывающая сомнение. Похоже, что меньше тогда купили хлеба. Если считать, что голодающих было 25 млн. человек - на каждого приходилось 40 кг импортного хлеба в голодный 1921/22 год. Опять же если верить, что ввезли миллион тонн. На 200 млн. зол. руб. по тогдашним ценам можно было купить около 10 пудов хлеба на каждого голодающего. Этого сделано не было. Предпочтение было отдано паровозам, а не хлебу. Неужели они были так нужны?
Ленин знал: все, о чем писал А.Н. Фролов, было правдой. Хотя и не всей правдой: документация сделок по «паровозным заказам», а по сути – «паровозной афере», проходила как «совершенно секретная». На многих документах ставился гриф «отпечатано в одном экземпляре», а некоторые даже написаны от руки и в связи с ceкретностью не перепечатывались. Часть документов сегодня открыли, но только часть. Тогда, в 1922 г., журнал, попытавшийся разобраться в делах такой важности и секретности власти должны были закрыть немедленно под любым предлогом, лучше всего - под очевидно надуманным. И «вождь мирового пролетариата» потребовал от Дзержинского закрыть журнал… хотя бы потому, что в первом и втором номерах на обложке не был напечатан список сотрудников.[14]
Действительно, интересное основание. Хотелось бы и в этом маленьком вопросе восстановить справедливость: на обложке первого номера (как раз того, где напечатана статья А.Н. Фролова) приведен полный состав редакционной коллегии. Вот они, эти, по словам Ленина, «крепостники, реакционеры» и - почему-то – «дипломированные лакеи поповщины»[15], а в действительности - весьма квалифицированные экономисты, кое-кто - с мировым именем: Б.Д. Бруцкус, А.И. Буковецкий, С.И. Зверев, Д.С. Зернов, Е.Л. Зубащев, А.С. Каган, В.И. Ковалевский, И.М. Кулишер, Д.А. Лутохин, Н.В. Монахов, А.Л. Рафаилович.
За паровозы платили золотом, его вывезли на сумму куда большую, чем ввезли паровозов, и до конца скрыть следы грандиозной аферы, связанной с утратой для нищей тогда России многих тонн золота, которое затем неизвестно куда подавалось, не удалось. Попытки в чем-то разобраться были предприняты еще по горячим следам, в первой половине 1920-х гг.
О сомнительности железнодорожных сделок написали в первой половине 1920-х гг. в своих фундаментальных монографиях крупнейшие тогда российские специалисты по экономике железнодорожного транспорта М.М. Шмуккер и И.Д. Михайлов. Вот слова И.Д. Михайлова: «Заказ был сделан, огромные суммы были на него затрачены, хотя в дальнейшем оказалось, что можно было обойтись и без этого заказа, стоило лишь усилить капитальный ремонт паровозов».[16] И М.М. Шмуккер не понимал, зачем был выдан золотом большой аванс на расширение шведского завода «при наличии у нас таких заводов, как Харьковский, Коломенский, Путиловский, Сормовский и т.д., имевших в дореволюционное время каждый много большую производительность».[17]
В апреле 1923 г. А.Г. Шляпников издал в Москве брошюру, в которой обвинял ряд советских лидеров (их список открывал нарком Ю.В. Ломоносов, о котором речь впереди) в том, что они расхитили громадные казенные деньги и поместили их за границей с помощью Ашберга, названного «частным банкиром советских лидеров». Информация об этом попала во французские и шведские газеты (в частности, в «Свенска Даг бладет» от 17 марта 1923 г.). В СССР брошюра Шляпникова была немедленно конфискована.[18] Г.Я. Сокольников в 1925 г. вдруг заявил на Пленуме правлений железных дорог: «Паровозные заказы…, которые должны были спасти транспорт, а вместе с тем и всю страну, оказались для транспорта ненужными»; и потом его слова были опубликованы.[19] А Л.Д. Троцкий еще на XI съезде РКП(б) весной 1922 г. неожиданно заявил, что «можно бы делать паровозы у нас, а заграничные заказы были не нужны». Потом, когда «Паровозное дело» будет расследовать Дзержинский и Троцкому как лицу, исполнявшему обязанности наркома путей сообщения, придется давать письменные объяснения, он будет доказывать: он тут ни при чем.[20]
Прошло всего несколько лет, и в вышедшей в 1929 г. книге Д.И. Ильинского и В.П. Иваницкого «Очерк истории русской паровозостроительной и вагоностроительной промышленности» тема железнодорожных заказов за границей, сделанных в 1920 - 1921 гг., не поднималась.
В более поздних работах советских авторов о паровозной афере либо вообще не упоминалось, либо даже пытались представить все дело как очередное подтверждение гения Ленина в вопросах внешнеэкономических и внешнеполитических.
Движущим мотором (чуть было не написал – локомотивом) паровозной аферы был Юрий Владимирович Ломоносов, тот самый, что стоял за аферой «Алгембы», унесшей десятки тысяч жизней, о чем мне приходилось писать ранее.[21] И хотя в 1994 г. в России была издана книга воспоминаний Ломоносова о Февральской революции, об этом интересном и в чем-то загадочном человеке у нас знают мало. Гораздо меньше, чем о других ленинских наркомах - Чичерине, Луначарском, Троцком, Сталине, Цюрупе. Юрий Владимирович Ломоносов имел ранг Народного комиссара - но даже в замечательной, посмертно вышедшей работе Э.Б. Генкиной, собравшей информацию, казалось бы, о всех ленинских наркомах, его фамилия отсутствует[22].
Может быть, виной тому - невозвращение профессора и бывшего наркома в СССР из заграничной командировки в 1927 г. и лишение советского гражданства - аж в 1945 г.? Умер он своей смертью в Канаде, в 1952 г.
В 12-томной биографической хронике «Владимир Ильич Ленин" фамилия Ю.В. Ломоносова впервые появляется в 7-м томе в связи с тем, что 1 апреля 1919 г. обсуждался вопрос «о назначении профессора Ю.В. Ломоносова главным уполномоченным миссии путей сообщения в США».[23] Декрет о назначении профессора Ю.В. Ломоносова главноуполномоченным РСФСР и Наркомпути в США по делам заготовления для Советской России железнодорожного подвижного состава и о реорганизации Русской миссии путей сообщения в США Ленин подписывает 16 апреля 1919 г.[24]
Ломоносов - не только профессор, он - крупный сановник прежнего, досоветского времени: товарищ (то есть заместитель) министра. В анкете, составленной в 1921 г., Ломоносов указал, что до революции он имел чин статского советника и царские ордена – «до Владимира».[25]
Он имел огромные заслуги перед силами, пришедшими к власти в результате Февральской революции: задержал движение царского поезда и не допустил прибытия по железной дороге в Петроград верных Николаю II частей 1 - 2 марта 1917 г. Об этом Ломоносов с гордостью повествует в мемуарах, вышедших впервые на английском языке в 1919 г. в Нью-Йорке. Для того времени первое издание воспоминаний на чужом языке и в чужой стране было не совсем обычным. В России же книгу не издавали вплоть до 1994 г.[26]
Еще до Октябрьского переворота в США был сделан ряд железнодорожных заказов: первый - в 1915 г., второй - в 1916 г. и третий - летом 1917 г.[27] Выполнение этих заказов координировала Русская миссия путей сообщения, которую на протяжении двух лет, вплоть до середины 1919 г., возглавлял Ломоносов, товарищ министра путей сообщения, постоянно находившийся в Соединенных Штатах. Входил ли Ломоносов, как большинство членов Временного правительства в какую-либо масонскую ложу, установить не удалось. И что он делал два года в США (никакой реальной работы по линии железнодорожной миссии с конца 1917 г. быть не могло), также пока неизвестно. Есть архив Ю.В. Ломоносова в Великобритании, в г. Лидсе; возможно, что-то открылось бы, если там поработать. Неизвестно также, когда и почему у статского советника появились симпатии к большевикам; во всяком случае, он не воспрепятствовал тому, что паровозы и вагоны по заказу, сделанному в 1917 г., начали поступать в 1918 г. во Владивосток, который тогда не контролировался Москвой, и советское правительство совершенно не знало, сколько паровозов и вагонов поступило и какова была их дальнейшая судьба.[28] До Советской России они тогда не дошли.
Но вот - установленный факт: переход на службу Советскому правительству и сразу на высокую должность, примерно соответствующую прежнему «товарищу министра». В 1919 г. Ломоносов возглавляет Главкомгосоор и тут же проворачивает аферу с Алгембой, а дальше идет еще выше по должностной иерархии.
В 1920 г. Ленин хотел бы видеть Ломоносова на важнейшем хозяйственно-политическом посту - наркома путей сообщения. Кандидатуру Ломоносова на пост наркома путей сообщения 24 - 25 мая 1920 г. Ленин обсуждал с Г.М. Кржижановским, Я.С. Ганецким, В.И. Свердловым, В.П. Милютиным, Я.Э. Рудзутаком и другими (всего Ленин выслушал мнение 19 человек).[29] Но почему-то не утвердили.
Тем не менее Ломоносов получает огромные реальные властные полномочия. 17 июня 1920 г. Ленин подписал «Наказ Российской железнодорожной миссии за границей», а главе миссии - Ломоносову - специальным мандатом Ленина давались все права Народного комиссара, в том числе - окончательного разрешения вопросов на месте. Во всех делах Ломоносов становится подотчетен только Совнаркому, то есть Ленину. Формально - задача Ломоносова покупать и ремонтировать (за золото) паровозы, приобретать вагоны, цистерны, запчасти и т.п. На самом деле - функции гораздо шире.[30] Ломоносов настолько входит во власть, что на него жалуется Ленину (больше некому!) всесильный Троцкий. Иначе не объяснить слова Ленина в письме от 8 декабря 1920 г.: «…С Ломоносова взять письменное (Подчеркнуто Лениным. - Авт.) обязательство не менять ничего ни в системе, ни в решениях Троцкого (Тогда - наркома НКПС. - Авт.) и не смещать главкома, т.е. Борисова» (И.Н. Борисов - начальник Главного управления путей сообщения НКПС. - Авт.).[31] Вот так!
Надо сказать: хотя такой головокружительной карьеры, как Юрий Владимирович, у большевиков не сделал больше никто из царских сановников, еще несколько прежних руководителей Министерства путей сообщения работали в НКПС. С 15 апреля 1921 г. по 24 февраля 1924 гг. наркомом путей сообщения был Дзержинский. Он привлек к сотрудничеству бывшего министра путей сообщения Временного правительства А.В. Ливеровского, который позже станет завкафедрой Ленинградского института инженеров путей сообщения, техническим экспертом первой очереди Московского метрополитена, а в годы войны примет участие в проектировании и создании знаменитой «дороги жизни» через Ладожское озеро. Начальником Главного управления путей сообщения с 16 апреля 1920 г. стал И.Н. Борисов, бывший товарищ министра путей сообщения, а в августе 1923 г. он был назначен заместителем наркома путей сообщения; именно его хотел сместить Ломоносов.
Бесконтрольная деятельность ленинского наркома не могла не встретить противодействия в верхах, но лишь 14 декабря 1921 г. Совет Труда и Обороны постановил: «В принципе признать необходимым, чтобы уполномоченный СНК в выполнении ж. д. заявок за границей тов. Ломоносов был подотчетен в соответствующей части по НКВТ и НКПС».[32] Другими словами, до этого времени, полтора года, Ломоносов мог не отчитываться ни перед кем, кроме Ленина.
Большую часть времени Ломоносов проводил за рубежом - в Берлине, Стокгольме, Париже, Лондоне, Ревеле.
В ноябре 1921 г. Ленин поднимает вопрос о назначении Ломоносова на высокую должность - замнаркома НКПС или даже наркома, но с функциями, выполнение которых требовало работы внутри страны. Ломоносов категорически отказывается - и с весьма любопытными мотивировками: «Прежде всего, смену железнодорожного командного состава всегда производят весной, а не осенью. Экзамен на дорогах - зима, и к ней готовятся с марта; в ноябре уже ничего сделать нельзя, и придется лишь расплачиваться за грехи предшественников. Во-вторых, сейчас снабжение транспорта почти целиком висит на заграничных заказах, а без меня это дело рассыпается. Опять резон потерпеть до июня. В-третьих, и это главное: я считаю себя неподготовленным к занятию руководящих должностей по НКПС. Я как никто знаю железнодорожную сеть и русский железнодорожный персонал, но я не знаю современных условий работы дорог и вовсе не знаком с водным транспортом».[33] Смысл отговорок совершенно ясен: Ломоносов категорически не хочет работать в России.
Ленин постоянно поддерживает своего любимца, отводит от него все нападки, и когда Л.Б. Красин (как наркомвнешторг) и Дзержинский (как наркомпуть и председатель ВЧК) будут выражать Ломоносову недоверие, подпишет еще один мандат, подтверждающий его ранг и права Народного комиссара. В январе 1922 г. Ломоносов, обидевшись на попытки разобраться в его работе, обратился в Совнарком с просьбой об отставке.[34] В ответ Ленин и подтвердит новым мандатом права наркома (текст этого мандата дан в приложении).
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 29.08.2018 19:35:49Ленинский нарком:у истоков советской коррупции(паровозная афера).
Очень любопытна и довольно известная статья доктора исторических наук А.А.Иголкина, опубликованная в Новом историческом вестнике РГГУ,№10,2004.
1 ноября 1922 г. Ленин шифротелеграммой предлагает Дзержинскому назначить Ломоносова его заместителем как наркома путей сообщения. В ответ Дзержинский просит подождать с решением до его возвращения (и, видимо, личной беседы).[35] Опять обошлось: замнаркома НКНС Ломоносов не стал.
Ломоносов - именно ленинский нарком. Отвечать за его деятельность не хотели ни Красин, ни Троцкий, ни Дзержинский. В марте 1922 г. Красин писал в Совнарком: «…Я определенно не доверяю Ломоносову»[36] (полностью документ дан в приложении).
В 1923 г. Троцкий давал пояснения Дзержинскому о предоставлении Ломоносову полномочий наркома: «Я, помнится, сам предложил послать его на правах наркома, так как не считал возможным нести за Ломоносова ответственность».[37] Троцкий в то время, когда появился новый нарком, возглавлял НКПС, и железнодорожные заказы - по административной логике - должны были бы идти через него.
Всем было известно, что глава железнодорожной миссии бесконтрольно распоряжается огромными деньгами, и советские сановники просили его привезти из-за границы нужные им вещи, иногда - дорогие. В марте 1923 г. Ломоносову все-таки придется отвечать на вопросы Дзержинского - и отнюдь не как наркома НКПС. В протоколе допроса зафиксированы слова профессора: «“Что Вы привезли?” - вот вопрос, которым нас встречали по приезде в Москву… И я, как другие, возил… возил сахар, возил масло, возил белье, чулки, сапоги, пальто, платья».[38]
Информаторы Дзержинского докладывали своему шефу о Ломоносове еще в июле 1921 г.: «Много говорят о его шикарном образе жизни в Москве, и еще больше - роскошном за границей».[39]
В анкете, составленной в июне 1921 г., Ломоносов указал, что жена живет в Стокгольме, сын учится в школе в Англии, замужняя дочь также живет за границей - в Берлине.[40] В то время отправлять семью на постоянное жительство за рубеж у большевиков было не принято. Но для Ломоносова сделали исключение.
Будучи за границей, Ломоносов, правда, не встал на партийный учет в партячейку железнодорожной миссии и весьма успешно делал вид, что он беспартийный. Во всяком случае, в этом был убежден секретарь партячейки. Однако полпред в Германии Н. Крестинский в личном письме Ломоносову напомнил ему о его принадлежности к партии большевиков.[41]
Могу подтвердить: в совершенно секретной характеристике Ю.В. Ломоносова, хранящейся в фонде Ф.Э. Дзержинского в РГАСПИ, датируемой июлем 1921 г., фиксируется его членство в партии.[42]
В ноябре 1921 г. берлинская эмигрантская газета «Руль» публикует фельетон «Юбиляры»: о роскошном праздновании юбилея советской железнодорожной миссии профессора Ломоносова в берлинском и стокгольмском представительствах. В Берлине, в частности, был дан бал, а «чины комиссии получили большие наградные».[43] Всех особенно возмущало, что это делалось во время голода в России.
Нравственный облик этого дворянина характеризуют написанные им доносы, отложившиеся в личном фонде Ф.Э. Дзержинского в РГАСПИ. Для статьи отобрано лишь несколько, наиболее характерных, совершенно секретных посланий в ВЧК, лично Дзержинскому. Так, 22 декабря 1921 г. в записке из Берлина Дзержинскому Ломоносов «считает долгом сообщить, что у тов. Травина кое-что открылось (в смысле личности и донжуанства)». А посему его лучше оставить в России.[44] А 30 декабря 1921 г. Ломоносов совершенно секретным образом сообщает Ф.Э. Дзержинскому из Стокгольма, что госпожа фон Фельд, «дочь генерала» и «белогвардейская шпионка», «стала частой гостьей в нашем советское доме», а с инженером Васильевым «ее связывает что-то более серьезное». Заключение Ломоносова: «Васильева оставлять здесь нельзя. Завтра направляю его в Москву, и посмотрим, что из этого выйдет».[45]
Автору статьи сегодня, через 80 с лишним лет, искренне жаль инженера Васильева, товарища Травина, госпожу фон Фельд и ту неизвестную даму, отношения с которой вызвали донос на товарища Травина.
Наш профессор не только «стучит» Дзержинскому, но и обзаводится собственными тайными информаторами. Комиссия Аванесова, проверявшая работу миссии Ломоносова в 1923 г., зафиксировала интересный факт: «Личные осведомители Ломоносова получали жалование и другие виды оплаты из средств миссии».[46]
Какое-то представление о личности Ломоносова у читателя уже, возможно, сложилось. Теперь - более подробно о самом главном, почему и интересен нам сегодня этот ленинский нарком: о деятельности Российской железнодорожной миссии за границей, которую он возглавлял, о коррупции и о пропавших миллионах золотых рублей.
В 1920 г. в России, действительно, сложилось тяжелейшее положение на железнодорожном транспорте. Но вряд ли оно было намного легче в 1919 или в 1918 гг. Около 3 тыс. лучших паровозов, работавших в прифронтовой полосе, в начале 1918 г. захватили немцы.[47] Обстоятельства этого дела не расследованы до сих пор, как это могло произойти - остается загадкой. 3 тыс. паровозов - это много.
В январе 1920 г. на территории РСФСР всего было 12 398 паровозов, а в декабре, когда территория, контролируемая Москвой, замета возросла, - уже 19 207. Однако «здоровых, не требовавших ремонта паровозов» было в январе 4 562, в декабре – 7 857. За первую половину 1920 г. было отремонтировано 3 454 паровоза, за вторую половину года – 5 923.[48] Что свидетельствует и о неплохих российских мощностях по ремонту, и о том, что были альтернативы: заказывать паровозы за границей, ремонтировать их за границей или ремонтировать и строить в России.
Как мы знаем, был выбран вариант вложения средств в заграничные заказы - и по строительству новых, и по ремонту старых паровозов. Выпуск новых паровозов русскими паровозостроительными заводами продолжался, но был невелик:
1915 г. – 917 паровозов,
1916 г. – 600,
1917 г. – 420,
1918 г. – 214,
1919 г. – 74,
1920 г. – 61,
1921/22 г. – 68.[49]
Мощности отечественных паровозостроительных заводов были гораздо большими, чем реальное производство: не хватало металла, топлива, квалифицированных рабочих и инженеров.
В 1906 г. в России было произведено 1 270 паровозов, перед мировой войной теоретически максимальная годовая производительность была определена в 1 700 – 1 800 штук. В 1919 г. НКПС считал, что 41 отдельный завод могли бы за год дать следующее количество паровозов: Брянский – 240, Коломенский – 300, Сормовский – 300, Харьковский – 260, Гартмана – 250, Невский – 180, Путиловский – 72, Кулебакский – 150, Воткинский – 50. Всего - 1802.[50]
Конечно, для этого нужен был бы металл и ремонт кое-какого оборудования, но, вложив суммы, гораздо меньшие, чем за рубеж, поднять производство до 300 - 400 штук было вполне по силам.
Хотя, как тогда было хорошо известно, паровозы в 1920 - 1921 гг. стояли не только из-за неисправности, но и нехватки топлива. В 1920 г. не работали из-за недостатка топлива 300 - 500 паровозов, вполне пригодных к эксплуатации, в 1921 г. - около 2 тыс.[51]
Выходит, разруха на транспорте прежде всего связана с нехваткой топлива? Сначала надо пустить в эксплуатацию все исправные паровозы, затем - отремонтировать те, что по силам имеющимися средствами, а затем уже считать, нужны ли новые паровозы и сколько. С позиции экономической рациональности это кажется очевидным. Однако профессор Ломоносов сделал в 1920 г. для Политбюро совершенно иной анализ ситуации, акцентируя острейшую необходимость немедленного заказа за границей новых паровозов.
В 1923 г. Троцкий вспоминал (в записке Дзержинскому), что Ломоносов уверял Политбюро, будто без заграничных паровозов железные дороги встанут до февраля 1921 г. Троцкий не помнил, в каком месяце Ломоносов делал доклад в присутствии Ленина, предположительно - осенью 1920 г., но про обещанное Ломоносовым время остановки железных дорог - февраль 1921 г. - помнил точно.[52]
Но даже если согласиться с идеей импорта паровозов, открывались разные варианты, отличавшиеся экономической целесообразностью с позиций национальных интересов страны.
Так, в начале 1920 г. США предложили советскому правительству поставить 200 мощных паровозов типа «Декапод», на весьма выгодных условиях платежа: через 5 лет со дня сдачи подвижного состава в Нью-Йорке, причем платежи должны были начаться только по истечении трех лет.[53] Это было бы очень важно - начать платежи через 3 года, когда разрушенная войной экономика начнет восстанавливаться. Паровозы американцы готовы были поставить, условно говоря, «хоть завтра».
Однако был избран другой вариант: с огромной немедленной предоплатой русским золотом и поставкой паровозов в неопределенном будущем. Всего Российская железнодорожная миссия за границей заключила около 500 договоров с иностранными фирмами на паровозы, вагоны, цистерны, запасные части, станки, а также качественные стали и иные изделия.[54]
Но основной заказ - благодаря усилиям Ломоносова - получила шведская фирма «Нидквист и Хольм», собственником которой был Гуннар Андерсон. Шведская фирма должна была построить для Советской России 1 000 паровозов и закупить для нас в Германии, у поставщика «Виктор Бер» 100 паровозов.[55] Зачем нужен был посредник (с неизбежными комиссионными), объяснить невозможно, так как примерно в те же сроки с Германией был заключен второй договор, на поставку 600 паровозов, и в качестве покупателя напрямую выступало, как тогда говорили, «совпра», то есть советское правительство.[56]
Договор со шведской фирмой куда интереснее, чем с немцами, которые все-таки обладали реальной возможностью выполнить срочный заказ. Дело в том, что фирма «Нидквист и Хольм» не имела ничего похожего на производственные мощности для выполнения советского заказа.
Поэтому шведский заказ на 1 000 паровозов был распределен на 5 лет, причем в 1921 г. завод обязался поставить всего 50 паровозов, в 1922 г. - 200, в 1923 - 1925 гг. по 250 паровозов ежегодно.[57] 50 паровозов надеялись как-то построить, хотя раньше более 40 паровозов никогда не строили. А чтобы выполнить советский заказ полностью, нужно было существенно увеличивать производственные мощности. За счет советских денег.
В мае 1920 г. шведская фирма получила аванс в 7 млн. шведских крон, а когда был заключен договор, то советская сторона предоставила ей еще беспроцентный заем в 10 млн. крон «для постройки механического цеха и котельной». Согласно договору, ссуда должна была погашаться при поставке последних 500 паровозов (из тысячи). Сокращение заказа на 500 паровозов означало бы потерю этих денег для России.[58] Советская сторона (иначе говоря, Ломоносов) почему-то не предусмотрела случаев, при которых можно было бы расторгнуть договор со шведской компанией.[59] Однако шведы, как видим, записали себе возможность получения неустойки, чем позже и воспользовались.
Авансовые платежи далеко не ограничивались 17 млн. крон. До июня 1922 г. фирма получила от Советской России 59 384,5 тыс. крон. С 28 июля 1922 г. по 1 января 1923 г. профессор Ломоносов получил для этой фирмы еще 34 млн. крон.[60] Для шведской компании это были огромные деньги: общая сумма акций «Нидквист и Хольм» (то есть их капитализация) составляла всего около 3,5 млн. крон.[61]
Выполнением советского заказа к началу 1923 г. в Швеции было занято 69 заводов, поэтому тогда имелись все основания утверждать, что Швеция «фактически сейчас живет этим заказом».[62] Ломоносов и шведский посредник определяли, кому дать заказ (и на каких условиях), а кому не давать. Так как все делалось абсолютно субъективно, не было ничего похожего на открытые торги (тендеры), то та или иная форма взяток была неизбежна.
В 1920 г. в Швеции четверть всех предприятий основных отраслей промышленности была загружена всего на 25 %, только 23,6 % всех предприятий работали в полную силу.[63] Всем смертельно был нужен хоть кусочек от жирного пирога русских заказов, дающих хорошие прибыли.
Заказы шведским заводам давались не напрямую, а через созданный для этой цели консорциум. В документе (подпись на копии отсутствует) от 16 июня 1921 г., написанном в НКВТ и НКИД, говорилось: «Консорциум абсолютно не задается какими-либо положительными задачами, могущими содействовать развитию торговых отношений между Швецией и Советской Россией; единственной же целью образования этого сообщества является взимание комиссионных с каждого выданного Советской Россией шведским фирмам заказа. Должен сказать, что более циничного документа (Чем договор с консорциумом. - Авт.) я не видал за все время пребывания за границей».[64]
Но пусть бы, не считаясь с потерями, страна получила паровозы в сроки, обозначенные в договорах. Этого не было. К маю 1922 г. в Россию прибыло всего 36 шведских паровозов.[65] В это время в России уже могли - и хотели! - работать свои заводы, которые легко могли выполнить уплывшие за рубеж валютные заказы.
Ломоносов «забыл» записать в договорах статьи о серьезных неустойках при срыве сроков поставки.
4 марта 1922 г. торгпред РСФСР в Германии Б.С. Стомоняков в совершенно секретной записке сообщает Красину и Н.Н. Крестинскому (полпреду РСФСР в Германии): «…Необходимо установить раз и навсегда, что запоздание в доставке паровозов является результатом неудовлетворительности составленных проф. Ломоносовым с паровозными заводами договоров, не обеспечивающих наших интересов в этом важном пункте. Эти заводы давали уже несколько раз программы доставки паровозов и никогда их не сдерживали».[66]
Но и технический уровень паровозов оставлял желать лучшего.
Читаем в архивном документе: «НК РКИ не раз констатировал неудачное выполнение заказанных миссией проф. Ломоносова паровозов за границей. Паровозы эти во многих случаях после небольшого пробега, вследствие технических недочетов, должны были становиться в ремонт. Инспекция путей сообщения обратила внимание, что в договоры о доставке паровозов не вносилось пункта о гарантии завода на определенный срок».[67]
Наряду с крупными заказами на строительство новых паровозов в Швеции и Германии, Ломоносов от имени советского правительства сделал огромный заказ на ремонт паровозов в Эстонии. В 1923 г. дело «об эстонских паровозах» расследовалось транспортным отделом ГПУ.[68] И для этого были все основания. Когда велись переговоры с эстонцами и Ломоносов настаивал на максимальном заказе, Красин предлагал: «Ввиду отсутствия формальной гарантии предлагаю ни в коем случае не заключать договор более как на сто машин».[69]
Договор о ремонте 200 паровозов был заключен с Объединением металлопромышленных заводов Эстонии (ОМЗЭ) 20 декабря 1921 г. По этому договору эстонские заводы должны были отремонтировать к 1 января 1923 г. 35 паровозов, к 1 февраля - 50, к 1 марта - 57, к 1 апреля 58. Фактически эстонские заводы отремонтировали к 1 января 1923 г. всего 4 паровоза, за январь - еще 4, за февраль - 5, за март - 6, за апрель - 7, за май - 4, за июнь - сентябрь - 14.[70] Даже к 7 апреля 1924 г. было отправлено в СССР всего лишь 68 паровозов.
Как и шведы, эстонцы получали большие авансы. По договору от 20 декабря 1921 г. советское правительство обязалось уже в течение пяти дней перечислить Эстонии 20 % от общей суммы договора, считая таковую по классу «В» (то есть по 7 150 долл. США за каждый из 200 паровозов; всего - 286 000 долл.). Еще 40 % следовало перечислять задолго до приемки, после «предоставления акта о гидравлическом испытании котла».[71] Первый платеж, согласно договору, «выплачивается целиком в американских долларах» через банк «по указанию ОМЗЭ».
Подписанный Ломоносовым договор с ОМЗЭ включал такой пункт: «Опоздание с выпуском отремонтированных паровозов не является причиной прекращения договора и предъявления со стороны СОВПРЫ (Советского правительства. - Авт.) требований возмещения убытков, если со стороны ОМЗЭ не доказано явного злого умысла.[72] Злого умысла, возможно, и не было, но эстонцы, получив авансовые платежи, с ремонтом тянули до бесконечности.
22 марта 1923 г. уполномоченный СНК П. Травин, (видимо, тот самый, на которого Ломоносов написал донос) сообщал из Ревеля наркому путей сообщения относительно ремонта паровозов, поступивших из России: «…За ремонт или смену ненормально изношенных частей согласно договора приходится платить дополнительно, и в данном случае - большие суммы, ибо ненормально изношенными оказываются самые ответственные части паровоза… Такого рода ремонт было бы выгоднее производить в России».[73]
6 февраля 1923 г. замнаркома путей сообщения Фомин шлет в Берлин телеграмму для Ломоносова: «Производство ремонта паровозов Эстонии совершенною очевидностью показало несостоятельность ОМЗЭ, ибо за все время выпущено только шесть паровозов. Дальнейший ремонт при таких обстоятельствах теряет всякий смысл. Поэтому прошу вас принять меры безубыточному расторжению договора на все переданные в Эстонию паровозы». Сохранился черновик телеграммы, где Ломоносову напоминалось: «Вами при заключении договора упущено право СОВПРА нарушить договор при неисполнении ремонта в срок».[74] И лишь 7 апреля 1924 г. между НКПС и Объединением металлопромышленных заводов Эстонии было подписано соглашение о ликвидации договора от 20 декабря 1921 г. на ремонт паровозов серии «ОВ».[75]
Страна опять понесла большие потери.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Дело Гохрана
В феврале 1920 года при Центральном бюджетно-расчетном управлении Наркомфина было создано Государственное хранилище ценностей Республики Советов — Гохран. Первой задачей, которую поставило перед Гохраном правительство, было принять в трехмесячный срок от советских учреждений все имевшиеся у них «на хранении, в заведовании или на учете ценности». Сдаче в Гохран подлежали в том числе ценности «в музеях и научных учреждениях», «переданные в пользование религиозных общин» и «находящиеся в распоряжении распределительных органов».[20]
Понятно, что такая концентрация ценностей не могла оставить равнодушными нечистоплотных советских функционеров среднего и высшего звена. Проблемы у Гохрана начались с момента его создания. Несмотря многочисленные декларации о строжайшем учете «каждого грамма» драгметаллов, порядок в этой организации удавалось поддерживать с трудом. Так, Владимир Ильич Ленин требовал от Наркомфина ускорить «разбор ценностей», запрашивал, «сколько ящиков вскрыто из скольких». Известен ряд фактов хищений из государственного хранилища, серьезно озадачивших главу правительства. Для предотвращения воровства и наведения порядка в этом особом ведомстве Гохран был взят под контроль ВЧК.
Ленин говорил о необходимости мобилизовать рабочих для проведения ревизий, настаивал на учреждении обязанности «всех без исключения членов коллегии НКФ не менее одного раза в месяц внезапно, днем или ночью лично» производить ревизии Гохрана.[21]
Был назначен и уполномоченный ЦК по Гохрану — Яков Юровский, Он был известен не только своим участием в расстреле царской семьи в июле 1918 года, но и честностью — лично снял с убитых кольца, браслеты, часы, хмедальоны и по описи сдал их затем государству. В мае 1920 года Яков Юровский доложил Ленину, что в Гохране что-то нечисто, много ценностей уходит «налево», видимо, действует какая-то организованная преступная группа. Сохранилась стенограмма их беседы, которая состоялась 16 мая 1920 года.
«16/V
Яков Михайлович ЮРОВСКИЙ:
(2-й Дом Сов[етов], № 565).
Хищения безобразные в Гохране.
Кража была как раз 4/V, в день моего прихода (я командирован в ЦеКа РКП от Народного Комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции).
Сказал Баше, что надо работу остановить сейчас же. Он не согласился. (4/7) (Он мотивировал спешным заказом, фондом для поляков).
Баша доложил в Н[ародный] Комиссариат] Фин[ансов], но и там затянулось.
В коллегии Н[ародного] Комиссариата] Финансов] в[опро]са не обсуждали, хотя Сыромолотов поднял вопрос.
6/V я сказал Баше, ч[то] я дольше оставаться не могу. Не могу отвечать, раз идет «сплошное воровство».
«Если бы я не знал Чуцкаева (заместитель комиссара финансов Сергей Чуцкаев. — Прим. авт.), я бы его расстрелял», — сказал я Альскому (заместитель комиссара финансов Аркадий Альский. — Прим. авт.). Альский просил изложить письменно.
В пятницу (13/V) взялся писать, но не написал и не сдал еще: болен был. (Ряд изменений в ведении дела я стал проводить: прием золота по весу и т[ому] подобное).
Нужна переорг[аниза]ция. Нужна слежка за 3-мя спецами (одного Ганецкий считает вне подозрения, но я не разделяю этого мнения).
Ежедневно пропадает до 1/2 милл[иона] руб[лей] золотом».
Владимир Ильич Ленин поручил расследовать это дело чекисту Глебу Бокия. Тот провел предварительное расследование и подтвердил правоту Якова Юровского. Вот только из-за полной неразберихи с учетом и отпуском ценностей поймать воров было трудно.
Ленин взорвался, главному куратору Гохрана зам-наркомфина Аркадию Альскому 29 мая 1921 года он написал угрожающее письмо: не наведете порядок — посадим, ибо Гохран — центральное звено в экономике, так как «нам нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с заграницей».
Одновременно Глебу Бокия было приказано:
а) найти организаторов хищений (а не «маленькую рыбешку» типа посыльных, учетчиков, рядовых оценщиков алмазов — в списке Бокия фигурировало свыше 100 человек);
б) составить полный список «комчиновников», которые забирали ценности без надлежаще оформленных бумаг или вообще по телефонному звонку;
в) дать перечень предложений по созданию системы защиты от будущих хищений.
Организаторов нашли быстро. Ими оказались три дореволюционных российских «бриллиантовых короля», взятых на работу в Гохран как ведущие эксперты: Пожамчи, из обрусевших греков, до революции владел целой «бриллиантовой фирмой» и имел фабрику по огранке алмазов в Антверпене (Бельгия); оценщик алмазов и бриллиантов Александров; а также другой оценщик — Яков Шелехес.
Всех троих взяли с поличным. На рабочих местах и дома при обысках нашли неучтенные или уже вынесенные из Гохрана бриллианты, «левые» накладные, переписку на бланках Наркомфина с заграничными партнерами. Главное же — все трое отвечали за оценку, сортировку и отправку (в том числе и за границу) драгоценных изделий. Всех троих обвиняемых летом 1921 года расстреляли.
Был составлен и второй список — тех «комчиновников», которые получали драгоценности без специальных разрешений.
Сигналы к чекистам о разбазаривании ценностей поступали и ранее. Скажем, «военспец» Н. И. Раттэль еще в 1918 году похвалялся золотой «екатерининской» табакеркой, усыпанной бриллиантами, которую ему якобы выдали вместо ордена. У начальника военных сообщений РККА М. М. Аржанова таким «орденом» была… инкрустированная золотом личная трость самого Петра Великого, которую «путеец» самовольно укоротил под свой рост, ибо был всего «метр с кепкой».[22]
Можно также вспомнить свадьбу бывшего матроса П. Е. Дыбенко и генеральской дочки А. М. Коллонтай, с купеческим размахом проведенную в одном из реквизированных великокняжеских дворцов на золотой посуде и с хрусталем, после которой многие ценные вещи из дворца пропали — многочисленные гости унесли их «на память».
Среди длинного списка «отоварившихся» в Гохране (например, прокурор РСФСР, бывший прапорщик Николай Крыленко) числилась и некая «тов. Красина-Лушникова», которой опять же по записке Альского от 14 марта 1921 года предписывается выдать бриллиантов аж на целых 11 497,80 карат! В записке зам-наркомфина указывается, что у просительницы есть письмо из Внешторга за номером таким-то от 14.03.21 и мандат «на личность» — номер такой-то, которые Альский будто бы оставил у себя на хранение. Однако, как говорится в отчете чекиста, «записка (Альского. — Авт.) не имеет печати. Несмотря на отсутствие мандата и печати, выдача производится и составляется акт на отпуск за № 33».
Кто скрывался за фамилией Красина-Лушникова, чекистам тогда установить не удалось. Зато известна судьба остальных упомянутых в этой записке лиц. Аркадий Альский был расстрелян 4 ноября 1936 года. Николая Крыленко в 1938 году арестовали по обвинению в принадлежности к антисоветской организации и по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР приговорили к расстрелу.
В феврале 1920 года при Центральном бюджетно-расчетном управлении Наркомфина было создано Государственное хранилище ценностей Республики Советов — Гохран. Первой задачей, которую поставило перед Гохраном правительство, было принять в трехмесячный срок от советских учреждений все имевшиеся у них «на хранении, в заведовании или на учете ценности». Сдаче в Гохран подлежали в том числе ценности «в музеях и научных учреждениях», «переданные в пользование религиозных общин» и «находящиеся в распоряжении распределительных органов».[20]
Понятно, что такая концентрация ценностей не могла оставить равнодушными нечистоплотных советских функционеров среднего и высшего звена. Проблемы у Гохрана начались с момента его создания. Несмотря многочисленные декларации о строжайшем учете «каждого грамма» драгметаллов, порядок в этой организации удавалось поддерживать с трудом. Так, Владимир Ильич Ленин требовал от Наркомфина ускорить «разбор ценностей», запрашивал, «сколько ящиков вскрыто из скольких». Известен ряд фактов хищений из государственного хранилища, серьезно озадачивших главу правительства. Для предотвращения воровства и наведения порядка в этом особом ведомстве Гохран был взят под контроль ВЧК.
Ленин говорил о необходимости мобилизовать рабочих для проведения ревизий, настаивал на учреждении обязанности «всех без исключения членов коллегии НКФ не менее одного раза в месяц внезапно, днем или ночью лично» производить ревизии Гохрана.[21]
Был назначен и уполномоченный ЦК по Гохрану — Яков Юровский, Он был известен не только своим участием в расстреле царской семьи в июле 1918 года, но и честностью — лично снял с убитых кольца, браслеты, часы, хмедальоны и по описи сдал их затем государству. В мае 1920 года Яков Юровский доложил Ленину, что в Гохране что-то нечисто, много ценностей уходит «налево», видимо, действует какая-то организованная преступная группа. Сохранилась стенограмма их беседы, которая состоялась 16 мая 1920 года.
«16/V
Яков Михайлович ЮРОВСКИЙ:
(2-й Дом Сов[етов], № 565).
Хищения безобразные в Гохране.
Кража была как раз 4/V, в день моего прихода (я командирован в ЦеКа РКП от Народного Комиссариата Рабоче-крестьянской инспекции).
Сказал Баше, что надо работу остановить сейчас же. Он не согласился. (4/7) (Он мотивировал спешным заказом, фондом для поляков).
Баша доложил в Н[ародный] Комиссариат] Фин[ансов], но и там затянулось.
В коллегии Н[ародного] Комиссариата] Финансов] в[опро]са не обсуждали, хотя Сыромолотов поднял вопрос.
6/V я сказал Баше, ч[то] я дольше оставаться не могу. Не могу отвечать, раз идет «сплошное воровство».
«Если бы я не знал Чуцкаева (заместитель комиссара финансов Сергей Чуцкаев. — Прим. авт.), я бы его расстрелял», — сказал я Альскому (заместитель комиссара финансов Аркадий Альский. — Прим. авт.). Альский просил изложить письменно.
В пятницу (13/V) взялся писать, но не написал и не сдал еще: болен был. (Ряд изменений в ведении дела я стал проводить: прием золота по весу и т[ому] подобное).
Нужна переорг[аниза]ция. Нужна слежка за 3-мя спецами (одного Ганецкий считает вне подозрения, но я не разделяю этого мнения).
Ежедневно пропадает до 1/2 милл[иона] руб[лей] золотом».
Владимир Ильич Ленин поручил расследовать это дело чекисту Глебу Бокия. Тот провел предварительное расследование и подтвердил правоту Якова Юровского. Вот только из-за полной неразберихи с учетом и отпуском ценностей поймать воров было трудно.
Ленин взорвался, главному куратору Гохрана зам-наркомфина Аркадию Альскому 29 мая 1921 года он написал угрожающее письмо: не наведете порядок — посадим, ибо Гохран — центральное звено в экономике, так как «нам нужно быстро получить максимум ценностей для товарообмена с заграницей».
Одновременно Глебу Бокия было приказано:
а) найти организаторов хищений (а не «маленькую рыбешку» типа посыльных, учетчиков, рядовых оценщиков алмазов — в списке Бокия фигурировало свыше 100 человек);
б) составить полный список «комчиновников», которые забирали ценности без надлежаще оформленных бумаг или вообще по телефонному звонку;
в) дать перечень предложений по созданию системы защиты от будущих хищений.
Организаторов нашли быстро. Ими оказались три дореволюционных российских «бриллиантовых короля», взятых на работу в Гохран как ведущие эксперты: Пожамчи, из обрусевших греков, до революции владел целой «бриллиантовой фирмой» и имел фабрику по огранке алмазов в Антверпене (Бельгия); оценщик алмазов и бриллиантов Александров; а также другой оценщик — Яков Шелехес.
Всех троих взяли с поличным. На рабочих местах и дома при обысках нашли неучтенные или уже вынесенные из Гохрана бриллианты, «левые» накладные, переписку на бланках Наркомфина с заграничными партнерами. Главное же — все трое отвечали за оценку, сортировку и отправку (в том числе и за границу) драгоценных изделий. Всех троих обвиняемых летом 1921 года расстреляли.
Был составлен и второй список — тех «комчиновников», которые получали драгоценности без специальных разрешений.
Сигналы к чекистам о разбазаривании ценностей поступали и ранее. Скажем, «военспец» Н. И. Раттэль еще в 1918 году похвалялся золотой «екатерининской» табакеркой, усыпанной бриллиантами, которую ему якобы выдали вместо ордена. У начальника военных сообщений РККА М. М. Аржанова таким «орденом» была… инкрустированная золотом личная трость самого Петра Великого, которую «путеец» самовольно укоротил под свой рост, ибо был всего «метр с кепкой».[22]
Можно также вспомнить свадьбу бывшего матроса П. Е. Дыбенко и генеральской дочки А. М. Коллонтай, с купеческим размахом проведенную в одном из реквизированных великокняжеских дворцов на золотой посуде и с хрусталем, после которой многие ценные вещи из дворца пропали — многочисленные гости унесли их «на память».
Среди длинного списка «отоварившихся» в Гохране (например, прокурор РСФСР, бывший прапорщик Николай Крыленко) числилась и некая «тов. Красина-Лушникова», которой опять же по записке Альского от 14 марта 1921 года предписывается выдать бриллиантов аж на целых 11 497,80 карат! В записке зам-наркомфина указывается, что у просительницы есть письмо из Внешторга за номером таким-то от 14.03.21 и мандат «на личность» — номер такой-то, которые Альский будто бы оставил у себя на хранение. Однако, как говорится в отчете чекиста, «записка (Альского. — Авт.) не имеет печати. Несмотря на отсутствие мандата и печати, выдача производится и составляется акт на отпуск за № 33».
Кто скрывался за фамилией Красина-Лушникова, чекистам тогда установить не удалось. Зато известна судьба остальных упомянутых в этой записке лиц. Аркадий Альский был расстрелян 4 ноября 1936 года. Николая Крыленко в 1938 году арестовали по обвинению в принадлежности к антисоветской организации и по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР приговорили к расстрелу.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Посетители расположенного в центре Нижнего Новгорода, у пересечения улиц Пушкина и Артельной, Красного кладбища, наверняка встречали могилы со старинными надгробиями. Почти все такие надгробные памятники изготовлены из красного или черного гранита либо мрамора и имеют несомненное дореволюционное происхождение. Последнее подтверждается и тем, что хоронить на Красном кладбище начали не ранее Первой мировой войны, а массовый характер погребения приобрели здесь лишь с 1918 года, после запрета захоронений на Петропавловском и Казанском кладбищах. Как же оказались на Красном (бывшем Новом) погосте старинные надгробные памятники?
В 1930-е годы повсеместное разорение некрополей было поставлено на поток. Не стало исключением и историческое Крестовоздвиженское кладбище, расширявшееся вместе со святой обителью XIV века после перенесения ее от стен Нижегородского кремля в 1815 году. По данным одного из краеведов, в 30-е годы прошлого века газеты предлагали всем желающим приобретать гранит и мрамор с оскверненных могил и использовать их для собственных нужд. В первую очередь, понятно, речь шла о надгробиях тех нижегородцев, которые стали жертвами революции, гражданской войны и последующей политики гонений на социально-чуждые классы. Как известно, многие представители образованных и состоятельных слоев покинули город еще в 1918 году, спасаясь от красного террора.
Так, 2 октября 1918 г. Нижгубчека сообщала о том, что Нижний Новгород покинули состоятельные граждане Дегтярев, Мешков, Остафьева, Рукин, Марков, Башкировы, Косарев, Ремизов, Чесноков и др. и что их имущество конфисковано. Те, кто рискнул остаться, сдавшись на милость советской власти, подверглись лишению гражданских прав, ссылкам, заключению в концлагеря. Под угрозой репрессий они скитались по стране, бежали на чужбину. Такой же была и участь их родных и близких, в разное время погребенных в Крестовоздвиженском монастыре. Так, дети и внуки потомственного почетного гражданина судовладельца Михаила Каменского, сын Матвей и внуки Емельяна Башкирова бежали в Москву, а сыновья директора Государственного банка Николая Полянского были репрессированы либо оказались в эмиграции.
По воспоминаниям сына бывшего врача Нижегородского кадетского корпуса В.П. Вицинского, надгробные плиты, изъятые с некрополя Крестовоздвиженского монастыря, свозились в большом количестве в Марьину Рощу, где действовали мастерские по сбивке и повторной гравировке надписей. Правда, у части надгробных памятников еще оставались хозяева. В июне 1931 года «Нижегородская коммуна» поместила объявление о том, что кладбищенская комиссия при бывшем монастыре проведет общее собрание владельцев могил в помещении Казанской церкви, на котором будут приняты обязательные для всех постановления. Некрополь Крестовоздвиженского монастыря окончательно исчез в 1950-е годы.
Итак, с 1920-х гг. советские люди атеистического склада имели обыкновение брать чужие надгробные памятники, сбивать с них надписи с именами владельцев и без зазрения совести использовать для собственных нужд. Для работников комбинатов ритуальных услуг и граверных мастерских это был еще и прибыльный бизнес. То, что "перелицовка" чужих надгробий была по сути своего рода мародерством, советских людей не смущало. Ведь те, кому утилизованные памятники принадлежали по праву, как правило, относились правящей верхушкой к эксплуататорским классам и именовались не иначе, как "бывшими людьми". Чего же их жалеть и соблюдать применительно к ним какие-то нормы морали?! Ведь общество давно уже приняло на вооружение новую мораль, а старую, христианскую, объявило предрассудком.
На Красном кладбище можно найти десятки таких приспособленных под потребности новоявленных хозяев жизни. Имена настоящих владельцев с них аккуратно сбиты. Новое имя проставлено или на лицевой стороне взамен старого, или на тыльной, и тогда прежняя лицевая сторона имеет вид светлого шершавого прямоугольника. Установить имя подлинного владельца надгробия в этом случае не представляется возможным. "Новые люди" предпочитали тщательно заметать следы.
Впрочем, на одном таком памятнике имя хозяина каким-то чудом сохранилось. То ли родственники Николая Федоровича Богатырева (именно его имя выгравировано на черном граните) не сочли нужным что-то прятать, то ли решили сэкономить на услугах гравера. Так или иначе, с боковой стороны памятника можно легко прочесть, что принадлежал он до совершения акта мародерства нижегородцам Вяловым. Одна из "недействительных" надписей читается совершенно отчетливо: "Андрей Дмитриевич Вялов. Скончался 8-го февраля 1918 года 73-х лет. Память 30-го ноября". Захоронение было семейное, на лицевой стороне, ставшей после перелицовки тыльной, видна более ранняя надпись о погребении под памятником Хионии Ивановны Вяловой, скончавшейся 15 апреля 1861 года в возрасте 59-ти лет. Можно допустить, что и на передней грани было другое имя, возможно, отца Андрея и мужа Хионии Вяловых.
До революции Вяловы были богатыми и именитыми жителями Нижнего Новгорода. В описаниях памятников архитектуры города можно найти особняки на Рождественской улице, в прошлом принадлежавшие купцам Алексею и Ивану Егоровичам Вяловым (дома №№ 42 и 49). Среди гласных городской Думы 1913-1916 гг. есть Николай Андреевич Вялов, возможно, он был сыном владельца похищенного надгробия, Андрея Дмитриевича.
Большинство таких памятников вторично использовалось в 1930-х годах, реже – в 1940-х. На утилизованных по-советски надгробиях, как правило, сбивались кресты. Часть их пребывает в таком куцем виде и поныне, но к некоторым крест, обычно, аляповатый, позднее кое-как приделывался вновь, скорее всего, в более поздние времена, когда гонения на религию стали ослабевать.
Откуда были изъяты старинные надгробия Красного кладбища, мы не знаем. Это могло быть любое из уничтоженных в советское время кладбищ - Крестовоздвиженское, Петропавловское, Лютеранское, Благовещенского или Печорского монастырей. Низвергнутые памятники можно встретить и в иных местах. Немало их и в еврейском сегменте кладбища "Марьина Роща", причем захоронения с такими надгробиями приходятся на значительно более позднее время, вплоть до 1980-х гг . Художественные решения памятников, выдержанных, как правило, в византийско-русском стиле, в форме часовенок, в ступают в явное противоречие с ритуальной символикой новых владельцев из надписей на иврите и шестиконечных иудейских звезд.
Недавно знакомые сообщили мне о том, что несколько старинных надгробий обнаружено на улице Салганской, на территории дорожно-эксплуатационного предприятия (близ комбината ритуальных услуг). Среди них оказалось и намогильная плита потомственного почетного гражданина и коммерции советника Ивана Михайловича Плешанова (18.04.1824-27.06.1906), погребенного в свое время в Крестовоздвиженском монастыре. С помощью работников предприятия автору удалось перевезти надгробие в Печерский монастырь и передать настоятелю обители архимандриту Тихону. Еще один памятник, командиру 10-го Новоингерманландского полка полковнику Михаилу Константиновичу Капченкову (6.11.1833-17.02.1888), также из Крестовоздвиженского некрополя, был обнаружен автором в ограде нижегородской Сергиевской церкви. Там же находятся надгробия с могил Шерстневых и Василия Васильевича Гнеушева.
Такая практика имела место не только в губернском городе. По свидетельству краеведа Сергея Ледрова, в селе Тубанаевка Спасского района надгробие с могилы одного из крупнейших кожевенных промышленников Нижегородской губернии А.И. Копашина в 1968 году переделали под памятник погибшим воинам, который по сей день стоит около приходской церкви всего лишь в нескольких метрах от места захоронения самого промышленника". Краевед из Воротынца Александр Дюжаков сообщил, что в 1970-е гг. из села Быковка – бывшего родового поместья помещиков Демидовых – была вывезена надгробная плита одного из видных представителей рода Аркадия Васильевича Демидова. В 2010 году уцелевшую часть этой плиты обнаружили на том же Красном кладбище, о чем сообщила на сайте СВРТ генеалог Татьяна Грачева. Позднее надгробную плиту А.В. Демидова вернули в Быковку.
"Мы наш, мы новый мир построим", – поется в коммунистическом гимне. Стройка этого мира обернулась миллионными жертвами и надругательством над памятью многих поколений наших соотечественников. Какими бы благими намерениями ни прикрывались творцы светлого будущего, ими мостилась дорога в никуда. Вавилонская башня коммунизма развалилась на ветрах истории. Отдельные ее обломки иногда попадаются в самых неожиданных местах.
В 1930-е годы повсеместное разорение некрополей было поставлено на поток. Не стало исключением и историческое Крестовоздвиженское кладбище, расширявшееся вместе со святой обителью XIV века после перенесения ее от стен Нижегородского кремля в 1815 году. По данным одного из краеведов, в 30-е годы прошлого века газеты предлагали всем желающим приобретать гранит и мрамор с оскверненных могил и использовать их для собственных нужд. В первую очередь, понятно, речь шла о надгробиях тех нижегородцев, которые стали жертвами революции, гражданской войны и последующей политики гонений на социально-чуждые классы. Как известно, многие представители образованных и состоятельных слоев покинули город еще в 1918 году, спасаясь от красного террора.
Так, 2 октября 1918 г. Нижгубчека сообщала о том, что Нижний Новгород покинули состоятельные граждане Дегтярев, Мешков, Остафьева, Рукин, Марков, Башкировы, Косарев, Ремизов, Чесноков и др. и что их имущество конфисковано. Те, кто рискнул остаться, сдавшись на милость советской власти, подверглись лишению гражданских прав, ссылкам, заключению в концлагеря. Под угрозой репрессий они скитались по стране, бежали на чужбину. Такой же была и участь их родных и близких, в разное время погребенных в Крестовоздвиженском монастыре. Так, дети и внуки потомственного почетного гражданина судовладельца Михаила Каменского, сын Матвей и внуки Емельяна Башкирова бежали в Москву, а сыновья директора Государственного банка Николая Полянского были репрессированы либо оказались в эмиграции.
По воспоминаниям сына бывшего врача Нижегородского кадетского корпуса В.П. Вицинского, надгробные плиты, изъятые с некрополя Крестовоздвиженского монастыря, свозились в большом количестве в Марьину Рощу, где действовали мастерские по сбивке и повторной гравировке надписей. Правда, у части надгробных памятников еще оставались хозяева. В июне 1931 года «Нижегородская коммуна» поместила объявление о том, что кладбищенская комиссия при бывшем монастыре проведет общее собрание владельцев могил в помещении Казанской церкви, на котором будут приняты обязательные для всех постановления. Некрополь Крестовоздвиженского монастыря окончательно исчез в 1950-е годы.
Итак, с 1920-х гг. советские люди атеистического склада имели обыкновение брать чужие надгробные памятники, сбивать с них надписи с именами владельцев и без зазрения совести использовать для собственных нужд. Для работников комбинатов ритуальных услуг и граверных мастерских это был еще и прибыльный бизнес. То, что "перелицовка" чужих надгробий была по сути своего рода мародерством, советских людей не смущало. Ведь те, кому утилизованные памятники принадлежали по праву, как правило, относились правящей верхушкой к эксплуататорским классам и именовались не иначе, как "бывшими людьми". Чего же их жалеть и соблюдать применительно к ним какие-то нормы морали?! Ведь общество давно уже приняло на вооружение новую мораль, а старую, христианскую, объявило предрассудком.
На Красном кладбище можно найти десятки таких приспособленных под потребности новоявленных хозяев жизни. Имена настоящих владельцев с них аккуратно сбиты. Новое имя проставлено или на лицевой стороне взамен старого, или на тыльной, и тогда прежняя лицевая сторона имеет вид светлого шершавого прямоугольника. Установить имя подлинного владельца надгробия в этом случае не представляется возможным. "Новые люди" предпочитали тщательно заметать следы.
Впрочем, на одном таком памятнике имя хозяина каким-то чудом сохранилось. То ли родственники Николая Федоровича Богатырева (именно его имя выгравировано на черном граните) не сочли нужным что-то прятать, то ли решили сэкономить на услугах гравера. Так или иначе, с боковой стороны памятника можно легко прочесть, что принадлежал он до совершения акта мародерства нижегородцам Вяловым. Одна из "недействительных" надписей читается совершенно отчетливо: "Андрей Дмитриевич Вялов. Скончался 8-го февраля 1918 года 73-х лет. Память 30-го ноября". Захоронение было семейное, на лицевой стороне, ставшей после перелицовки тыльной, видна более ранняя надпись о погребении под памятником Хионии Ивановны Вяловой, скончавшейся 15 апреля 1861 года в возрасте 59-ти лет. Можно допустить, что и на передней грани было другое имя, возможно, отца Андрея и мужа Хионии Вяловых.
До революции Вяловы были богатыми и именитыми жителями Нижнего Новгорода. В описаниях памятников архитектуры города можно найти особняки на Рождественской улице, в прошлом принадлежавшие купцам Алексею и Ивану Егоровичам Вяловым (дома №№ 42 и 49). Среди гласных городской Думы 1913-1916 гг. есть Николай Андреевич Вялов, возможно, он был сыном владельца похищенного надгробия, Андрея Дмитриевича.
Большинство таких памятников вторично использовалось в 1930-х годах, реже – в 1940-х. На утилизованных по-советски надгробиях, как правило, сбивались кресты. Часть их пребывает в таком куцем виде и поныне, но к некоторым крест, обычно, аляповатый, позднее кое-как приделывался вновь, скорее всего, в более поздние времена, когда гонения на религию стали ослабевать.
Откуда были изъяты старинные надгробия Красного кладбища, мы не знаем. Это могло быть любое из уничтоженных в советское время кладбищ - Крестовоздвиженское, Петропавловское, Лютеранское, Благовещенского или Печорского монастырей. Низвергнутые памятники можно встретить и в иных местах. Немало их и в еврейском сегменте кладбища "Марьина Роща", причем захоронения с такими надгробиями приходятся на значительно более позднее время, вплоть до 1980-х гг . Художественные решения памятников, выдержанных, как правило, в византийско-русском стиле, в форме часовенок, в ступают в явное противоречие с ритуальной символикой новых владельцев из надписей на иврите и шестиконечных иудейских звезд.
Недавно знакомые сообщили мне о том, что несколько старинных надгробий обнаружено на улице Салганской, на территории дорожно-эксплуатационного предприятия (близ комбината ритуальных услуг). Среди них оказалось и намогильная плита потомственного почетного гражданина и коммерции советника Ивана Михайловича Плешанова (18.04.1824-27.06.1906), погребенного в свое время в Крестовоздвиженском монастыре. С помощью работников предприятия автору удалось перевезти надгробие в Печерский монастырь и передать настоятелю обители архимандриту Тихону. Еще один памятник, командиру 10-го Новоингерманландского полка полковнику Михаилу Константиновичу Капченкову (6.11.1833-17.02.1888), также из Крестовоздвиженского некрополя, был обнаружен автором в ограде нижегородской Сергиевской церкви. Там же находятся надгробия с могил Шерстневых и Василия Васильевича Гнеушева.
Такая практика имела место не только в губернском городе. По свидетельству краеведа Сергея Ледрова, в селе Тубанаевка Спасского района надгробие с могилы одного из крупнейших кожевенных промышленников Нижегородской губернии А.И. Копашина в 1968 году переделали под памятник погибшим воинам, который по сей день стоит около приходской церкви всего лишь в нескольких метрах от места захоронения самого промышленника". Краевед из Воротынца Александр Дюжаков сообщил, что в 1970-е гг. из села Быковка – бывшего родового поместья помещиков Демидовых – была вывезена надгробная плита одного из видных представителей рода Аркадия Васильевича Демидова. В 2010 году уцелевшую часть этой плиты обнаружили на том же Красном кладбище, о чем сообщила на сайте СВРТ генеалог Татьяна Грачева. Позднее надгробную плиту А.В. Демидова вернули в Быковку.
"Мы наш, мы новый мир построим", – поется в коммунистическом гимне. Стройка этого мира обернулась миллионными жертвами и надругательством над памятью многих поколений наших соотечественников. Какими бы благими намерениями ни прикрывались творцы светлого будущего, ими мостилась дорога в никуда. Вавилонская башня коммунизма развалилась на ветрах истории. Отдельные ее обломки иногда попадаются в самых неожиданных местах.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Тема взаимоотношений Эрмитажа и большевистской власти, как и трагическая история продаж шедевров Эрмитажа в конце 1920-х — начале 1930-х годов, по понятным причинам была в советское время запретной. В постсоветское время наряду с относительно немногочисленной достоверной информацией (появившейся благодаря возможности работать в ранее закрытых архивных спецхранах) стали появляться откровенно конъюнктурные статьи, суть которых — “продано все”. Стремление “отречься от старого мира” и “отряхнуть его прах” порождает новые идеологические мифы. Снова срабатывает принцип: “Миф — полуправда-полувымысел”. Исследование документов, находящихся в архиве Государственного Эрмитажа, научных трудов, анализ дневников и мемуаров участников событий, сопоставление зафиксированных публицистикой того времени (советской и западной) взглядов на проблему позволяют составить относительно полную картину происходившего в крупнейшем музее России в период с 1917 по 1941 год.
“Классово неполноценные”
Противостояние коллектива Эрмитажа и новой власти обострилось, когда встал вопрос о юридическом статусе новых коллекций: Совет Эрмитажа считал, что ценнейшие экспонаты, поступившие сюда, он имеет право принять только на временное хранение — в значительной степени потому, что члены Совета сомневались в окончательности и долгосрочности правления большевиков. Власти же, убежденные в обратном, настаивали на принятии их в состав коллекции музея. В августе 1917 года комиссаром Эрмитажа был назначен Н. Н. Пунин (назначение вызвало шок в музейной среде — Пунин поддерживал футуризм). Большевики продолжали внедряться в Эрмитаж: по настоянию Луначарского, директор музея Д. И. Толстой поставил на обсуждение вопрос о его предстоящей реорганизации. Реорганизация по-коммуни-стически начинается с перевыборов научного состава с участием представителей других организаций и рабоче-крестьянских комиссий... А летом 1918 года граф Толстой под нажимом увольняется с должности директора и эмигрирует во Францию.
Тем не менее и после революции основной научный и хранительский персонал Эрмитажа в большинстве своем состоял из сотрудников высочайшей квалификации. Были, разумеется, и молодые ученые, ярчайшим представителем которых являлся В. Ф. Левинсон-Лессинг, пришедший в Эрмитаж в 1921-м и проработавший здесь более полувека. Но уже в конце 1920-х годов начались чистки по классовому признаку: советская власть занималась “орабочением” Эрмитажа. В начале 1930-х годов из Эрмитажа были уволены ценнейшие кадры — лишь только за то, что имели дворянское или купеческое происхождение. В 1930-е годы пресловутое “орабочение” привело к резкому изменению и концепции музейной работы: “Существенным тормозом более решительного внедрения подлинно марксистских методов в ряде отделов является отсутствие материалов, относящихся к эксплуатируемым классам, при наличии огромного количества материалов господствующего класса… С момента чистки в Эрмитаж принят ряд членов ВКП(б) и ряд научных работников из молодежи и научных работников марксистов… Предложение комиссии по чистке — пункт об изжитии индивидуалистических тенденций в научно-исследовательской работе — выполнено”. 1 Трудно представить что-либо более фантасмагорическое, нежели сводка о “засоренности аппарата”, иллюстрирующая ход борьбы с “классово неполноценными” сотрудниками.
Сводка о засоренности аппарата:
а) белогвардейцев нет. Офицеры старой армии — 7 (библиотека — 1, Запад — 3, доклассовое общество — 2, аспирант — 1);
б) жандармерия, полиция — сведений нет;
в) быв. фабриканты, помещики — 1 (нумизматика — 1);
г) дети служителей духовного культа — 5 (сектор Востока, отдел нумизматики — 3);
д) торговцы, купцы — 4 (охрана — 2, отдел нумизматики — 1, отдел Запада — 1);
е) дворяне — 55 (руководство — 3, технич. работники — 12, специалисты — 40);
ж) потомственные, почетные и личные граждане — 13.
Согласно классовым нововведениям, в администрации музея, инженерно-техническом составе и охране стали работать члены партии. Парторганизация в Эрмитаже окончательно, де-юре, оформилась только в 1930 году и начала немедленную инфильтрацию во все сферы деятельности музея. В 1927 году с должности директора был снят С. Н. Тройницкий. (В течение последующих лет смена руководства Эрмитажа была перманентной.) В декабре 1928 года музей возглавил П.И.Кларк — революционер-народоволец, когда-то бежавший с каторги. Он сразу занялся внедрением в экспозицию принципа историзма на “основе учения Маркса о социально-экономической формации” и содействием росту количества партийных кадров. Но и он проработал немногим более года.
Новый директор, Л. Л. Оболенский, при приеме на работу вынужден был доказывать, что фамилия его “ничего общего с княжеской не имеет”: “Отец, сын маленького уездного чиновника, старый революционер, народоволец, привлекался по каракозовскому делу… в ссылке женился на моей матери, по происхождению крестьянке. Княжеского в моем происхождении ничего не имеется”. 2 В 1929 году был организован “Кружок друзей Эрмитажа”, увы, просуществовавший недолго и возродившийся 60 лет спустя как Клуб друзей Эрмитажа.
Рабоче-крестьянская инспекция РСФСР, созданная, разумеется, по классовому принципу, занялась чисткой рядов музея. Комиссию возглавил представитель класса-гегемона — рабочий Воробьев. Деловые качества сотрудников “сверху донизу” представители новых вершителей судеб оценивали, исходя из собственных интеллектуальных возможностей и из собственного же классового чутья. Таким образом, зачастую люди, имевшие “неблагополучное” с большевистской точки зрения происхождение, объявлялись профессионально непригодными. Вот лишь один пример “вычищенной”, но восстановленной впо-следствии М. И. Максимовой, старшего помощника хранителя эллино-скиф-ских древностей. Ей инкриминировалось “участие в реакционных группировках, связь с контрреволюционерами-белоэмигрантами Европы”. В реальности “вина” Максимовой заключалась лишь в том, что родилась она в семье купца второй гильдии и с 1909-го по 1914 год жила в Германии, ездила как искусствовед в Грецию, Италию, Францию. Лет через пять этих поездок хватило бы на расстрел, но пока, в начале 1930-х, Максимова смогла даже восстановиться на работе. Без права работы среди прочих были “вычищены” заведующий Отделением прикладного искусства профессор А. Н. Кубе, работавший в музее с 1910 года (умер во время блокады в 1942 году), и А. А. Ильин, член-корреспондент Академии наук (также не пережил блокаду Ленинграда). “Особенно неприятное впечатление произвела на всех “чистка” Ильина. Старый и очень уважаемый человек стоял перед всеми, подперев рукой голову (он был частично парализован), а на него нападали бойкие молодые невежды. Эрмитаж бурлил, как муравейник, так как снятые сотрудники имели перед музеем определенные заслуги, а обвинения часто бывали абсурдными и неверными”. 3 К счастью, и Кубе, и Ильин вскоре были восстановлены. Эти относительно благополучно закончившиеся эксцессы — исключения из мрачного правила: большинство уволенных вернуться в Эрмитаж не смогли. Очевидно, в обстановке нарастающего тотального страха уволенный “классово чуждый” специалист вообще не мог рассчитывать на хоть какую-то квалифицированную работу по специальности и, следовательно, приемлемый социальный статус. Так ломались судьбы, а советское государство теряло уникальных специалистов. Так прерывалась связь времен. Жизнь Эрмитажа вплоть до середины 1980-х годов была борьбой вечного с безвременьем.
Цена бесценного
Классовые чистки в конце 1920-х—начале 1930-х годов явились своего рода трагической преамбулой к катастрофе Эрмитажа — распродаже сокровищ.
Главный музей страны стал заложником экономической ситуации в СССР. Блокада советской торговли, последствия гражданской войны и революции, воинствующий дилетантизм и волюнтаризм в сфере управления народным хозяйством привели к краху экономической системы. Требовалось немедленное пополнение валютных запасов. И было принято по-большевистски правильное решение: продавать бесценное. “Стали распространяться слухи о том, что большевики уже распродают сокровища своих дворцов, музеев и церквей, что отрицалось в письме С.Н.Тройницого (в то время директора Эрмитажа. — Ю. К.) от 11 октября 1924 года. Но в 1924 году в Москве главу торговой делегации Ф. И. Рабиновича спросили о продаже художественных ценностей в России, на что он ответил — дайте ваши предложения”. 4 В итоге переписки между Госторгом и Эрмитажем, носившей со стороны первого приказной характер, еще в начале 1928 года дан старт распродаже музейных ценностей. Вскоре продажи приобретают тотальный характер. Вот лишь некоторые “штрихи к портрету” катастрофы, ее первых шагов. “Продано Госторгу 127 названий книг Собственной Библиотеки в Зимнем дворце. За 1928 год выделено в экспорт 11 партий, 723 номера”. 5
Специально созданная для “экспортного” отбора структура — “Антиквариат” по решению Комиссариата внешней торговли стал направлять на зарубежные аукционы предметы искусства из советских музеев. Априори главный удар был нанесен по Эрмитажу. На Западе от сложившейся в СССР ситуации получали двойную пользу. С одной стороны, искусственно занижая цены на вещи из советских музеев, западные бизнесмены от искусства провоцировали все новые продажи. (Порой проводилась и недвусмысленная искусствоведче-ская разведка.) С другой стороны, жесткой критике подвергалась политика большевистской власти, торгующей национальным достоянием. Между тем в правительстве советской России к продажам отнеслись неоднозначно: против них категорически протестовал Луначарский, однако его мнение принято во внимание не было. Маховик раскручивался, система требовала все новых жертв. Изначально власти настаивали на том, чтобы в Эрмитаже были организованы специальные бригады для отбора экспортных экспонатов. В такие комиссии входили сотрудники музея, сопротивлявшиеся разграблению, что абсолютно не устраивало “Антиквариат”. “Успехи” в деле продажи национального достояния нарастали, и к началу 1930 годов в Эрмитаже уже не оставалось ничего неприкосновенного: “Антиквариату” удалось добиться вынесения решений непосредственно Комиссариатом просвещения, в лице его сектора “Главнаука”. Грустная ирония судьбы: распоряжения о выдаче сокровищ на продажу подписывал главным образом заместитель заведующего “Главнауки” некий Вольтер, однофамилец французского философа, друга Екатерины, во многом благодаря которому и был создан Эрмитаж… Итак, уже в 1930 году музею предлагалось допустить представителей “Антиквариата” для отбора 250 картин, оружия из Арсенала и скифского золота. За несколько лет Эрмитаж безвозвратно лишился тысяч собственных экспонатов.
Вот лишь некоторые документы из архива Государственного Эрмитажа, отражающие суть происходившего.
Записка С. Н. Тройницкого о сдаче музейных ценностей в 1928—1929 гг.
24 августа 1929 г.
Уполномоченному Наркомпоста т. Позерну Б.П.
Государственным Эрмитажем по 23 августа 1929 г. сданы Ленинградгосторгу и конторе “Антиквариат” для экспорта нижеследующие вещи:
Оценка
1. 10 марта 1928 г. 46 табакерок 84 550 р.
14 шпалер 316 500 р.
17 предметов мебели 113 000 р.
48 предметов серебра 9 055 р.
57 предметов фарфора 43 000 р.
4 эмали 800 р.
11 предметов майолики 800 р.
37 картин 61 500 р.
15 восточных ковров 3 470 р.
127 листов гравюр 85 425 р.
Итого на общую сумму 718 100 р.
2. 31 июля 1928 г. 37 картин 95 550 р.
3. 17 августа 1928 г. 24 предмета французского серебра 197 300 р.
4. 18 августа 1928 г. 139 предметов оружия 21 400 р.
5. 26 октября 1928 г. 90 предметов восточного фарфора;
1 стол с бронзой, французский 66 965 р.
6. 25 января 1929 г. 4 картины на сумму 315 000 р.
7. 11 марта 1929 г. 2 серебряные раковины 2 000 р.
8. 9 апреля 1929 г. 1 картина 500 000 р.
9. 21 июня 1929 г. 166 картин на сумму 73 000 р.
10. 5 июля 1929 г. 102 картины на сумму 154 075 р.
11. 11 июля 1929 г. 19 предметов мебели и бронзы на сумму 61 850р.
12. 24 июля 1929 г. 34 картины, оценка которых не закончена.
Итого выделено и сдано 1052 предмета на сумму 2 214 030 р., не считая последних 34 картин.
Кроме того, выделено, но еще не сдано:
1. 520 античных украшений из золота, оцененных 256 120 р.
2. 2014 предметов фарфора, бронзы и т.п. — оценки нет.
3. 93 предмета золотых и серебряных изделий — оценка не закончена.
Что касается до качества выделенных предметов, то первоклассное значение имели: а) табакерки, 10 шпалер, 5 предметов мебели, весь фарфор, некоторые картины и все гравюры из первой группы; б) около 30 картин из второй группы; в) все серебро третьей группы; г) стол и картины пятой группы; д) все картины шестой группы; е) картина восьмой группы; ж) ряд картин, мебели и бронзы из последних групп, а также ряд античных золотых украшений.
С.Тройницкий 6
24.VIII.29 г.
Предварительный расчет на аукционную продажу антикварно-художественных вещей в Германии (Берлин, фирма Лепке), принятых по договору с “Главнаукой” от 13 февраля 1928 г. 66 номеров картин — оценка от 200 (Каульбах. Дама) до 3000 руб. (Брандт. Конская ярмарка); гобелены — от 800 руб. до
75 000 руб.; табакерки — от 150 р. до 12 000 руб.; восточные ковры — от 80 р. до 700 руб.; серебро — от 5 руб. до 250 руб.; мебель и часы — 8000—25 000 руб. Общая сумма 343 015 руб.
Акт № 312 от 14 марта 1928 г.
Предварительная оценка художественных предметов комиссией в составе Э. Зиварт[?] (председатель), Тройницкий, М. Глазунов, Кверфельд, Яремич, Израилевич (секретарь). Табакерки, шпалеры, мебель, серебро, фарфор, эмали, восточное оружие, восточные ковры, гравюры.
4 октября 1928 г.
Уполномоченному НКП по Ленинграду Б. П. Позерну
Эрмитаж сообщает, что отобраны для экспорта музейные предметы на сумму ок. 1 400 000 р., более намеченной суммы на 100 000 р. Уполномоченным С. Н. Тройницким выделена также группа предметов, оцененная в 66 965 р. На нее предполагалось закупить за границей химической краски для фасадов Зимнего дворца и частично как эквивалент на те предметы музейного фонда, которые Эрмитаж считает желательным оставить за собой. Вопрос о закупке красок за границей в настоящее время отпадает, а стоимость тех предметов, которые Эрмитаж желает откупить, не превысит нескольких десятков тысяч. Поэтому Эрмитаж ставит перед Вами вопрос, надо ли сейчас сдавать Госторгу 3-ю группу (на сумму 66 965 р.) или же оставить предметы в Эрмитаже.
Подписали: зам. директора Лазарис,
помощник Ученого секретаря Дервиз (л. 1б)
III группа предметов, выделенных Эрмитажем на экспорт, 1157—1251. Китайский фарфор, письменный стол (Франция) — 3500 р., четыре панно Гюбер Робера — 50 000 р. Общая сумма 66 965 р. (л. 2).
Рапорт и.о. хранителя Строгановского дома Т. Сапожниковой директору Эрмитажа о том, что в “бесспорный” список для передачи в Госторг включены книги, на оставлении которых настаивает Центральная библиотека и гравюрный отдел (приведены названия 7-ми книг) (л. 12).
Список книг, выделенных экспертами Госторга, согласованный с Эрмитажем. Подписан Т. Сапожниковой (л. 13).
Рапорты Т.Сапожниковой от 11 и 15 октября 1928 г. на неправильные действия представителей Госторга. Просит снять с нее ответственность за эту работу и прервать работу по проверке книжного фонда библиотеки (л. 20, 21).
18 октября 1928 г.
Акт, подписанный М. Д. Философовым и О. И. Бич, о сдаче Госторгу книг из “Собственных библиотек в Зимнем дворце” (127 названий) (л. 42).
10 декабря 1928 г.
Письмо в Правление Эрмитажа из Гос. Педагогического института им. Герцена о недопустимости продажи за границу книг из Библиотеки Строгановского дома-музея. Подписала Лазуркина (л. 84).
Оправдательная записка Т. Сапожниковой в том, что отбор книг в Библиотеке Строгановского дома производил т. М. М. Саранчин при всех сотрудниках, в общей комнате, без соблюдения секретности (л. 85).
25 февраля 1929 г.
Протокол № 5 заседания Комиссии по экспорту о выделении золотых табакерок, золотых и платиновых предметов, серебряных изделий и мебели.
Подписали: С. Н. Тройницкий, А. А. Ильин, А. А. Автономов, П. П. Дервиз.
30 апреля 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом, о принятии “Антиквариатом” 67 картин, среди них Л. Джордано “Иисус среди книжников” (л. 7).
11 мая 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом. О принятии “Антиквариатом” картин: Деларош “Магдалина у гроба”; Грёз “Головка девочки”; Менгс; Ян Брейгель (?), подп. 1607, “Деревенская дорога”; Ван Лоо “Несси Деянира”; Тенирс “Крепость на берегу моря”; Остаде “Внутренность крестьянской избы”; Валлоттон (подп. 1908) “Портрет женщины с веером”; Тенирс “Школа обезьян” (л. 12).
21 мая 1929 г.
Акт, подписанный В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. Картины из Академии художеств (120); Л. Джордано, Гарофало, “Св. семейство”, Гверчино “Эндимион”; Снейдерс “Собака и кошка”; Пуссен “Возвращение блудного сына”; Брейгель “Мадонна в гирлянде” (л. 23).
24 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин из Академии художеств; Делакруа “Бретонка”; Верне “Дама с цветком”, “У окна”, “Буря” (л. 29).
28 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 151 картина (среди них Гвидо Рени “Мария Магдалина”, ГЭ 4099). По строгановскому акту, из портретов Английского дворца (л. 34).
3 июня 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин собрания Семенова-Тян-Шанского. Рейсдаль, Мирис, Блумарт, Рембрандт “Голова мужчины” (?) (л. 44).
11 августа 1930 г.
Гос. Эрмитаж Секретно.
Акт № 5
1930 года Августа 11 дня, Комиссия по выделению в Госфонд предметов из благородных металлов немузейного значения в составе представителей: НКФ — ст. Инспектора Особой Части по Госфондам Ленингр. Облфо — И. Б. Разика, Управления Уполнаркомпроса, Заместителя Директора Государственного Русского музея — К. Т. Ивасенко; Заместителя Заведывающего Иностранным отделом Ленинград. Областной Конторы Госбанка — Г. Е. Анисимова и Директора Государственного Эрмитажа — Л. Л. Оболенского, действующая на основании правительственного распоряжения от 18/VI-30 г. за № 90/ВЗ, 23 июня и
11 августа произвела обследование предметов из благородных металлов основного и запасного фондов Гос. Эрмитажа нижеследующих Отделов:
1. Отдел Византии
Из числа просмотренных Комиссией предметов из серебра и золота религиозного культа выделено в Госфонд 392 порядковых номера, согласно при сем прилагаемой описи № 1. Кроме того, по этому Отделу произведено дополнительное выделение предметов религиозного культа в количестве 8 порядковых номеров, поименованных в прилагаемом при сем списке № 2. Все выделенные в Госфонд предметы с Научной частью Отделения Византии согласованы полностью. Причем выделенное в Госфонд имущество, перечисленное в описи № 1, утверждено Управлением Уполнаркомпроса полностью.
“Классово неполноценные”
Противостояние коллектива Эрмитажа и новой власти обострилось, когда встал вопрос о юридическом статусе новых коллекций: Совет Эрмитажа считал, что ценнейшие экспонаты, поступившие сюда, он имеет право принять только на временное хранение — в значительной степени потому, что члены Совета сомневались в окончательности и долгосрочности правления большевиков. Власти же, убежденные в обратном, настаивали на принятии их в состав коллекции музея. В августе 1917 года комиссаром Эрмитажа был назначен Н. Н. Пунин (назначение вызвало шок в музейной среде — Пунин поддерживал футуризм). Большевики продолжали внедряться в Эрмитаж: по настоянию Луначарского, директор музея Д. И. Толстой поставил на обсуждение вопрос о его предстоящей реорганизации. Реорганизация по-коммуни-стически начинается с перевыборов научного состава с участием представителей других организаций и рабоче-крестьянских комиссий... А летом 1918 года граф Толстой под нажимом увольняется с должности директора и эмигрирует во Францию.
Тем не менее и после революции основной научный и хранительский персонал Эрмитажа в большинстве своем состоял из сотрудников высочайшей квалификации. Были, разумеется, и молодые ученые, ярчайшим представителем которых являлся В. Ф. Левинсон-Лессинг, пришедший в Эрмитаж в 1921-м и проработавший здесь более полувека. Но уже в конце 1920-х годов начались чистки по классовому признаку: советская власть занималась “орабочением” Эрмитажа. В начале 1930-х годов из Эрмитажа были уволены ценнейшие кадры — лишь только за то, что имели дворянское или купеческое происхождение. В 1930-е годы пресловутое “орабочение” привело к резкому изменению и концепции музейной работы: “Существенным тормозом более решительного внедрения подлинно марксистских методов в ряде отделов является отсутствие материалов, относящихся к эксплуатируемым классам, при наличии огромного количества материалов господствующего класса… С момента чистки в Эрмитаж принят ряд членов ВКП(б) и ряд научных работников из молодежи и научных работников марксистов… Предложение комиссии по чистке — пункт об изжитии индивидуалистических тенденций в научно-исследовательской работе — выполнено”. 1 Трудно представить что-либо более фантасмагорическое, нежели сводка о “засоренности аппарата”, иллюстрирующая ход борьбы с “классово неполноценными” сотрудниками.
Сводка о засоренности аппарата:
а) белогвардейцев нет. Офицеры старой армии — 7 (библиотека — 1, Запад — 3, доклассовое общество — 2, аспирант — 1);
б) жандармерия, полиция — сведений нет;
в) быв. фабриканты, помещики — 1 (нумизматика — 1);
г) дети служителей духовного культа — 5 (сектор Востока, отдел нумизматики — 3);
д) торговцы, купцы — 4 (охрана — 2, отдел нумизматики — 1, отдел Запада — 1);
е) дворяне — 55 (руководство — 3, технич. работники — 12, специалисты — 40);
ж) потомственные, почетные и личные граждане — 13.
Согласно классовым нововведениям, в администрации музея, инженерно-техническом составе и охране стали работать члены партии. Парторганизация в Эрмитаже окончательно, де-юре, оформилась только в 1930 году и начала немедленную инфильтрацию во все сферы деятельности музея. В 1927 году с должности директора был снят С. Н. Тройницкий. (В течение последующих лет смена руководства Эрмитажа была перманентной.) В декабре 1928 года музей возглавил П.И.Кларк — революционер-народоволец, когда-то бежавший с каторги. Он сразу занялся внедрением в экспозицию принципа историзма на “основе учения Маркса о социально-экономической формации” и содействием росту количества партийных кадров. Но и он проработал немногим более года.
Новый директор, Л. Л. Оболенский, при приеме на работу вынужден был доказывать, что фамилия его “ничего общего с княжеской не имеет”: “Отец, сын маленького уездного чиновника, старый революционер, народоволец, привлекался по каракозовскому делу… в ссылке женился на моей матери, по происхождению крестьянке. Княжеского в моем происхождении ничего не имеется”. 2 В 1929 году был организован “Кружок друзей Эрмитажа”, увы, просуществовавший недолго и возродившийся 60 лет спустя как Клуб друзей Эрмитажа.
Рабоче-крестьянская инспекция РСФСР, созданная, разумеется, по классовому принципу, занялась чисткой рядов музея. Комиссию возглавил представитель класса-гегемона — рабочий Воробьев. Деловые качества сотрудников “сверху донизу” представители новых вершителей судеб оценивали, исходя из собственных интеллектуальных возможностей и из собственного же классового чутья. Таким образом, зачастую люди, имевшие “неблагополучное” с большевистской точки зрения происхождение, объявлялись профессионально непригодными. Вот лишь один пример “вычищенной”, но восстановленной впо-следствии М. И. Максимовой, старшего помощника хранителя эллино-скиф-ских древностей. Ей инкриминировалось “участие в реакционных группировках, связь с контрреволюционерами-белоэмигрантами Европы”. В реальности “вина” Максимовой заключалась лишь в том, что родилась она в семье купца второй гильдии и с 1909-го по 1914 год жила в Германии, ездила как искусствовед в Грецию, Италию, Францию. Лет через пять этих поездок хватило бы на расстрел, но пока, в начале 1930-х, Максимова смогла даже восстановиться на работе. Без права работы среди прочих были “вычищены” заведующий Отделением прикладного искусства профессор А. Н. Кубе, работавший в музее с 1910 года (умер во время блокады в 1942 году), и А. А. Ильин, член-корреспондент Академии наук (также не пережил блокаду Ленинграда). “Особенно неприятное впечатление произвела на всех “чистка” Ильина. Старый и очень уважаемый человек стоял перед всеми, подперев рукой голову (он был частично парализован), а на него нападали бойкие молодые невежды. Эрмитаж бурлил, как муравейник, так как снятые сотрудники имели перед музеем определенные заслуги, а обвинения часто бывали абсурдными и неверными”. 3 К счастью, и Кубе, и Ильин вскоре были восстановлены. Эти относительно благополучно закончившиеся эксцессы — исключения из мрачного правила: большинство уволенных вернуться в Эрмитаж не смогли. Очевидно, в обстановке нарастающего тотального страха уволенный “классово чуждый” специалист вообще не мог рассчитывать на хоть какую-то квалифицированную работу по специальности и, следовательно, приемлемый социальный статус. Так ломались судьбы, а советское государство теряло уникальных специалистов. Так прерывалась связь времен. Жизнь Эрмитажа вплоть до середины 1980-х годов была борьбой вечного с безвременьем.
Цена бесценного
Классовые чистки в конце 1920-х—начале 1930-х годов явились своего рода трагической преамбулой к катастрофе Эрмитажа — распродаже сокровищ.
Главный музей страны стал заложником экономической ситуации в СССР. Блокада советской торговли, последствия гражданской войны и революции, воинствующий дилетантизм и волюнтаризм в сфере управления народным хозяйством привели к краху экономической системы. Требовалось немедленное пополнение валютных запасов. И было принято по-большевистски правильное решение: продавать бесценное. “Стали распространяться слухи о том, что большевики уже распродают сокровища своих дворцов, музеев и церквей, что отрицалось в письме С.Н.Тройницого (в то время директора Эрмитажа. — Ю. К.) от 11 октября 1924 года. Но в 1924 году в Москве главу торговой делегации Ф. И. Рабиновича спросили о продаже художественных ценностей в России, на что он ответил — дайте ваши предложения”. 4 В итоге переписки между Госторгом и Эрмитажем, носившей со стороны первого приказной характер, еще в начале 1928 года дан старт распродаже музейных ценностей. Вскоре продажи приобретают тотальный характер. Вот лишь некоторые “штрихи к портрету” катастрофы, ее первых шагов. “Продано Госторгу 127 названий книг Собственной Библиотеки в Зимнем дворце. За 1928 год выделено в экспорт 11 партий, 723 номера”. 5
Специально созданная для “экспортного” отбора структура — “Антиквариат” по решению Комиссариата внешней торговли стал направлять на зарубежные аукционы предметы искусства из советских музеев. Априори главный удар был нанесен по Эрмитажу. На Западе от сложившейся в СССР ситуации получали двойную пользу. С одной стороны, искусственно занижая цены на вещи из советских музеев, западные бизнесмены от искусства провоцировали все новые продажи. (Порой проводилась и недвусмысленная искусствоведче-ская разведка.) С другой стороны, жесткой критике подвергалась политика большевистской власти, торгующей национальным достоянием. Между тем в правительстве советской России к продажам отнеслись неоднозначно: против них категорически протестовал Луначарский, однако его мнение принято во внимание не было. Маховик раскручивался, система требовала все новых жертв. Изначально власти настаивали на том, чтобы в Эрмитаже были организованы специальные бригады для отбора экспортных экспонатов. В такие комиссии входили сотрудники музея, сопротивлявшиеся разграблению, что абсолютно не устраивало “Антиквариат”. “Успехи” в деле продажи национального достояния нарастали, и к началу 1930 годов в Эрмитаже уже не оставалось ничего неприкосновенного: “Антиквариату” удалось добиться вынесения решений непосредственно Комиссариатом просвещения, в лице его сектора “Главнаука”. Грустная ирония судьбы: распоряжения о выдаче сокровищ на продажу подписывал главным образом заместитель заведующего “Главнауки” некий Вольтер, однофамилец французского философа, друга Екатерины, во многом благодаря которому и был создан Эрмитаж… Итак, уже в 1930 году музею предлагалось допустить представителей “Антиквариата” для отбора 250 картин, оружия из Арсенала и скифского золота. За несколько лет Эрмитаж безвозвратно лишился тысяч собственных экспонатов.
Вот лишь некоторые документы из архива Государственного Эрмитажа, отражающие суть происходившего.
Записка С. Н. Тройницкого о сдаче музейных ценностей в 1928—1929 гг.
24 августа 1929 г.
Уполномоченному Наркомпоста т. Позерну Б.П.
Государственным Эрмитажем по 23 августа 1929 г. сданы Ленинградгосторгу и конторе “Антиквариат” для экспорта нижеследующие вещи:
Оценка
1. 10 марта 1928 г. 46 табакерок 84 550 р.
14 шпалер 316 500 р.
17 предметов мебели 113 000 р.
48 предметов серебра 9 055 р.
57 предметов фарфора 43 000 р.
4 эмали 800 р.
11 предметов майолики 800 р.
37 картин 61 500 р.
15 восточных ковров 3 470 р.
127 листов гравюр 85 425 р.
Итого на общую сумму 718 100 р.
2. 31 июля 1928 г. 37 картин 95 550 р.
3. 17 августа 1928 г. 24 предмета французского серебра 197 300 р.
4. 18 августа 1928 г. 139 предметов оружия 21 400 р.
5. 26 октября 1928 г. 90 предметов восточного фарфора;
1 стол с бронзой, французский 66 965 р.
6. 25 января 1929 г. 4 картины на сумму 315 000 р.
7. 11 марта 1929 г. 2 серебряные раковины 2 000 р.
8. 9 апреля 1929 г. 1 картина 500 000 р.
9. 21 июня 1929 г. 166 картин на сумму 73 000 р.
10. 5 июля 1929 г. 102 картины на сумму 154 075 р.
11. 11 июля 1929 г. 19 предметов мебели и бронзы на сумму 61 850р.
12. 24 июля 1929 г. 34 картины, оценка которых не закончена.
Итого выделено и сдано 1052 предмета на сумму 2 214 030 р., не считая последних 34 картин.
Кроме того, выделено, но еще не сдано:
1. 520 античных украшений из золота, оцененных 256 120 р.
2. 2014 предметов фарфора, бронзы и т.п. — оценки нет.
3. 93 предмета золотых и серебряных изделий — оценка не закончена.
Что касается до качества выделенных предметов, то первоклассное значение имели: а) табакерки, 10 шпалер, 5 предметов мебели, весь фарфор, некоторые картины и все гравюры из первой группы; б) около 30 картин из второй группы; в) все серебро третьей группы; г) стол и картины пятой группы; д) все картины шестой группы; е) картина восьмой группы; ж) ряд картин, мебели и бронзы из последних групп, а также ряд античных золотых украшений.
С.Тройницкий 6
24.VIII.29 г.
Предварительный расчет на аукционную продажу антикварно-художественных вещей в Германии (Берлин, фирма Лепке), принятых по договору с “Главнаукой” от 13 февраля 1928 г. 66 номеров картин — оценка от 200 (Каульбах. Дама) до 3000 руб. (Брандт. Конская ярмарка); гобелены — от 800 руб. до
75 000 руб.; табакерки — от 150 р. до 12 000 руб.; восточные ковры — от 80 р. до 700 руб.; серебро — от 5 руб. до 250 руб.; мебель и часы — 8000—25 000 руб. Общая сумма 343 015 руб.
Акт № 312 от 14 марта 1928 г.
Предварительная оценка художественных предметов комиссией в составе Э. Зиварт[?] (председатель), Тройницкий, М. Глазунов, Кверфельд, Яремич, Израилевич (секретарь). Табакерки, шпалеры, мебель, серебро, фарфор, эмали, восточное оружие, восточные ковры, гравюры.
4 октября 1928 г.
Уполномоченному НКП по Ленинграду Б. П. Позерну
Эрмитаж сообщает, что отобраны для экспорта музейные предметы на сумму ок. 1 400 000 р., более намеченной суммы на 100 000 р. Уполномоченным С. Н. Тройницким выделена также группа предметов, оцененная в 66 965 р. На нее предполагалось закупить за границей химической краски для фасадов Зимнего дворца и частично как эквивалент на те предметы музейного фонда, которые Эрмитаж считает желательным оставить за собой. Вопрос о закупке красок за границей в настоящее время отпадает, а стоимость тех предметов, которые Эрмитаж желает откупить, не превысит нескольких десятков тысяч. Поэтому Эрмитаж ставит перед Вами вопрос, надо ли сейчас сдавать Госторгу 3-ю группу (на сумму 66 965 р.) или же оставить предметы в Эрмитаже.
Подписали: зам. директора Лазарис,
помощник Ученого секретаря Дервиз (л. 1б)
III группа предметов, выделенных Эрмитажем на экспорт, 1157—1251. Китайский фарфор, письменный стол (Франция) — 3500 р., четыре панно Гюбер Робера — 50 000 р. Общая сумма 66 965 р. (л. 2).
Рапорт и.о. хранителя Строгановского дома Т. Сапожниковой директору Эрмитажа о том, что в “бесспорный” список для передачи в Госторг включены книги, на оставлении которых настаивает Центральная библиотека и гравюрный отдел (приведены названия 7-ми книг) (л. 12).
Список книг, выделенных экспертами Госторга, согласованный с Эрмитажем. Подписан Т. Сапожниковой (л. 13).
Рапорты Т.Сапожниковой от 11 и 15 октября 1928 г. на неправильные действия представителей Госторга. Просит снять с нее ответственность за эту работу и прервать работу по проверке книжного фонда библиотеки (л. 20, 21).
18 октября 1928 г.
Акт, подписанный М. Д. Философовым и О. И. Бич, о сдаче Госторгу книг из “Собственных библиотек в Зимнем дворце” (127 названий) (л. 42).
10 декабря 1928 г.
Письмо в Правление Эрмитажа из Гос. Педагогического института им. Герцена о недопустимости продажи за границу книг из Библиотеки Строгановского дома-музея. Подписала Лазуркина (л. 84).
Оправдательная записка Т. Сапожниковой в том, что отбор книг в Библиотеке Строгановского дома производил т. М. М. Саранчин при всех сотрудниках, в общей комнате, без соблюдения секретности (л. 85).
25 февраля 1929 г.
Протокол № 5 заседания Комиссии по экспорту о выделении золотых табакерок, золотых и платиновых предметов, серебряных изделий и мебели.
Подписали: С. Н. Тройницкий, А. А. Ильин, А. А. Автономов, П. П. Дервиз.
30 апреля 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом, о принятии “Антиквариатом” 67 картин, среди них Л. Джордано “Иисус среди книжников” (л. 7).
11 мая 1929 г.
Акт, подписанный П. И. Кларком и Д. А. Шмидтом. О принятии “Антиквариатом” картин: Деларош “Магдалина у гроба”; Грёз “Головка девочки”; Менгс; Ян Брейгель (?), подп. 1607, “Деревенская дорога”; Ван Лоо “Несси Деянира”; Тенирс “Крепость на берегу моря”; Остаде “Внутренность крестьянской избы”; Валлоттон (подп. 1908) “Портрет женщины с веером”; Тенирс “Школа обезьян” (л. 12).
21 мая 1929 г.
Акт, подписанный В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. Картины из Академии художеств (120); Л. Джордано, Гарофало, “Св. семейство”, Гверчино “Эндимион”; Снейдерс “Собака и кошка”; Пуссен “Возвращение блудного сына”; Брейгель “Мадонна в гирлянде” (л. 23).
24 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин из Академии художеств; Делакруа “Бретонка”; Верне “Дама с цветком”, “У окна”, “Буря” (л. 29).
28 мая 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 151 картина (среди них Гвидо Рени “Мария Магдалина”, ГЭ 4099). По строгановскому акту, из портретов Английского дворца (л. 34).
3 июня 1929 г.
Акт подписан В. И. Забрежневым и Д. А. Шмидтом. 120 картин собрания Семенова-Тян-Шанского. Рейсдаль, Мирис, Блумарт, Рембрандт “Голова мужчины” (?) (л. 44).
11 августа 1930 г.
Гос. Эрмитаж Секретно.
Акт № 5
1930 года Августа 11 дня, Комиссия по выделению в Госфонд предметов из благородных металлов немузейного значения в составе представителей: НКФ — ст. Инспектора Особой Части по Госфондам Ленингр. Облфо — И. Б. Разика, Управления Уполнаркомпроса, Заместителя Директора Государственного Русского музея — К. Т. Ивасенко; Заместителя Заведывающего Иностранным отделом Ленинград. Областной Конторы Госбанка — Г. Е. Анисимова и Директора Государственного Эрмитажа — Л. Л. Оболенского, действующая на основании правительственного распоряжения от 18/VI-30 г. за № 90/ВЗ, 23 июня и
11 августа произвела обследование предметов из благородных металлов основного и запасного фондов Гос. Эрмитажа нижеследующих Отделов:
1. Отдел Византии
Из числа просмотренных Комиссией предметов из серебра и золота религиозного культа выделено в Госфонд 392 порядковых номера, согласно при сем прилагаемой описи № 1. Кроме того, по этому Отделу произведено дополнительное выделение предметов религиозного культа в количестве 8 порядковых номеров, поименованных в прилагаемом при сем списке № 2. Все выделенные в Госфонд предметы с Научной частью Отделения Византии согласованы полностью. Причем выделенное в Госфонд имущество, перечисленное в описи № 1, утверждено Управлением Уполнаркомпроса полностью.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 29.08.2018 21:27:25Тема взаимоотношений Эрмитажа
Что касается так называемого Петровского зала, в котором в настоящее время имеются: большой портрет Петра I в деревянной золоченой раме, под портретом золоченое деревян. кресло, 1 серебрян. большая люстра, 6 больших серебр. торшеров, 8 больших серебрян. бра, 2 серебрян. консоли-стола и 4 сереб. канделябра, общим весом примерно 50 пудов. Комиссия находит, что все перечисленное выше, серебряные предметы работы XIX века, что этот зал ни в настоящем своем виде, ни в какой-либо иной подаче зрителю, при наличии тронных зал в более законченном виде в других дворцах, не дают ничего нового, тем более, что по новому распланированию эта часть Зимнего дворца, где ныне помещается “Петровская комната” с вышеперечисленной обстановкой, уже не является собственно дворцовым помещением, а отводится под выставочные залы Эрмитажа.
Ввиду чего комиссия постановила:
1) серебрян. люстру — 1 шт.
2) серебрян. торшеры — 6 шт.
3) серебрян. бра — 8 шт.
4) серебрян. консоли — 2 шт.
5) серебрян. канделябры — 4 выделить в Госфонд полностью.
Также Комиссией выделено 7 порядковых нижеперечисленных №№ предметов немузейного значения в кладовой б. церкви Зимнего дворца, а именно:
1. Ларчик серебр. от пистолетов — 1
2. Жетоны серебр. в футлярах ведом. учрежд. импер. Марии Федоровны — 8
3. Накладки разн. серебр. от адресов, альбомов и бюваров — 12
4. Мастерок и кирюшка серебр. от закладки здания — 2
5. Родословное дерево серебр. — 1
6. Рамка с иконы богоматери, золот. — 1
7. Ризы серебр., большие, с икон на стенах в б. церкви — 3
выделение в Госфонд коего согласовано с Научной частью, в лице А. А. Авто-номова полностью.
Кроме того, в Отделе Прикладного искусства сосредоточено множество разных серебр. и золотых предметов, находящихся на выставке и в кладовых запасного фонда. Комиссия пришла к выводу, что часть этого имущества могла быть выделена в Госфонд без ущерба Музея. Но, приступив к выделению, Комиссия встретила со стороны Заведующего Отделом в лице т. С. Н. Трой-ницкого категорический протест в недопустимой форме в виде угрозы отставки, называя действия Комиссии головотяпством. Учитывая такой протест, Комиссия временно, до получения директив, от выделения в Госфонд имущества в Отделе Прикладного искусства Гос. Эрмитажа воздержалась с тем, чтобы сделать об этом предварительный доклад Уполнаркомпроса.
О чем составлен настоящий акт в шести экземплярах.
Члены Комиссии:
Автономов
Разик
Оболенский
и одна подпись неразборчивая 7
21 января 1932 г.
Б. В. Леграну (в то время директор Эрмитажа. — Ю. К.)
24 ноября, согласно извещению н/сектора науки НКП Эрмитажу надлежало выделить для “Антиквариата” 40–50 голландцев (ценою от 100 марок и выше). В переговорах с тов. Левинсон-Лессингом по поводу этого выделения мы согласились на передачу в счет этих 40–50 картин мелких фламандцев и французов. И вот прошло два месяца, а отбор все еще не произведен. Тов. Левинсон-Лессинг считает для себя допустимым в течение вот уже 3-х недель обещать закончить отбор, уславливаться с нами о приемке и систематически не выполнять своих обещаний. Между тем в конце января должен приехать к нам покупатель как раз на этого рода картины.
Прошу Вас вмешаться в это дело и распорядиться о срочном отборе для нас картин.
Если же этот отбор затрудняет Ваших работников, прошу [разрешить] эту операцию произвести нашим работникам, согласно имеющемуся у Вас соответствующему распоряжению на этот счет Сектора Науки.
Список намеченных к передаче нам в этом случае картин мы, естественно, представляем на Ваше усмотрение. Подписал Г. Прусаков (л. 7).
23 февраля 1932 г.
Письмо Б. В. Леграна в “Антиквариат”, в котором Эрмитаж извещает о том, что он не может выдать 22 предмета по списку № 11, так как они находятся в экспозиции или входят в план ближайших экспозиций (это все мебель). Эрмитаж может выдать эквивалентные вещи на ту же сумму по списку № 13 (л.18).
3 марта 1932 г.
Из письма Б. В. Леграна в “Антиквариат”: “Лондонское серебро очень редко вообще, а многие из упомянутых в списке предметов являются к тому же вещами первоклассными и для экспозиции совершенно необходимыми, ввиду чего, конечно, выданы быть не могут” (л. 29).
В “Антиквариат” было выделено 2880 картин, из них 350 представляли собой произведения значительной художественной ценности, а 59 — шедевры мирового значения. Одиннадцать из них вернулись в Эрмитаж, к счастью, не найдя покупателя. Есть версия, что особо ценные картины, увезенные для продажи, покинув музей, на аукцион не выставлялись — таков был вынужденно скрытый патриотизм дальновидных чиновников, все-таки находивших возможности сохранить для страны ее славу. (По некоторым предположениям, которые, увы, невозможно документально подтвердить, в числе спасителей был В. Ф. Левинсон-Лессинг, с 1928 по 1933 год работавший членом экспертно-оценочной комиссии при “Антиквариате”.) Сорок восемь полотен покинули стены музея навсегда. Среди них “Венера перед зеркалом” Тициана, “Святой Георгий” и “Мадонна Альба” Рафаэля, “Пир Клеопатры” Тьеполо, произведения Перуджино, Боттичелли, братьев Ван Эйк, работы Рембрандта, Рубенса, Веласкеса, Ватто, Шардена…
Уникальные картины попали в музеи Западной Европы и США. Кроме картин, за границей оказались ценнейшие предметы декоративно-прикладного искусства, фарфор, мебель, нумизматические коллекции. Эрмитажники в меру сил пытались сопротивляться варварству “Главнауки”. Но силы были весьма ограничены. Б. В. Легран открыто противостоять распродажам не смел, однако решился предложить своему заместителю И. А. Орбели написать письмо Сталину с просьбой о защите музейных сокровищ. Письмо было отослано адресату через старого друга Леграна А. С. Енукидзе, бывшего тогда в фаворе у Сталина. Ответа на “челобитную” ждали со страхом и надеждой: последствия могли быть полярными — от увольнения (в лучшем случае) писавшего и его единомышленников до прекращения вереницы продаж. Итог оказался благополучным.
Письмо И. В. Сталина И. А. Орбели
Уважаемый т-щ Орбели!
Письмо Ваше от 25/Х получил. Проверка показала, что заявки Антиквариата не обоснованы. В связи с этим соответствующая инстанция обязала Наркомвнешторг и его экспортные органы не трогать Сектор Востока Эрмитажа.
Думаю, что можно считать вопрос исчерпанным.
С глубоким уважением
И. Сталин
5XI-32 8
Таким образом вопрос о продаже эрмитажных ценностей за границу был закрыт совсем. Более того, домой стали возвращаться из-за границы непроданные экспонаты. Письмо Сталина стало “охранной грамотой” для всего Эрмитажа. Поскольку Сталин в ответе Орбели касался только предметов Сектора Востока, все западноевропейские экспонаты, предназначенные для отправки в “Антиквариат”, были объявлены связанными с Востоком (например, по изображению на них восточных изделий, в частности ковров, или же по другим, очень отдаленным мотивам). Эта уловка помогла спасти их от экспорта. Вскоре требования о передаче эрмитажных вещей в экспортные структуры и вовсе прекратились.
Нельзя не упомянуть, что на защиту эрмитажных сокровищ, отлично осо-знавая опасность сопротивления власти в лице “Антиквариата”, встали и рядовые сотрудники музея. В эпоху, когда даже устное неповиновение могло стоить не только карьеры, но и жизни, такие поступки — свидетельство огромного мужества. В архиве Эрмитажа, в частности, хранится письмо научного сотрудника Т. Л. Лиловой Сталину. Процитируем его без купюр.
т. Сталину
Дорогой Иосиф Виссарионович,
обращаюсь к Вам, т.к. только Вы один можете помочь мне в моем деле.
Я ведаю Сектором западноевропейского искусства в Гос. Эрмитаже. Антиквариат в течение пяти лет продает предметы искусства из этого сектора. Пять лет я боролась за то, чтобы продавали второстепенные вещи, но последние три года продаются главным образом первоклассные вещи и шедевры. Самое же последнее время идут почти исключительно шедевры и уники. Продано за это время вещей из моего Сектора на сумму не меньше 20.000.000 зол. рублей. Сейчас продают страшно дешево, например, из 3-х имевшихся в Эрмитаже картин Рафаэля две уже проданы 2 года назад: одна — Георгий, за 1.250 т.р. и другая — Мадонна Альба — за 2.500 т.р. Сейчас берут последнего Рафаэля (остается одна сомнительная картина, которую Антиквариат возил за границу и не продал) — Мадонну Конестабиле, причем Антиквариат ее ценит только в 245 т.р.
По моим подсчетам, в Эрмитаже осталось вещей, которые можно сейчас продать, никак не больше чем на 10.000.000 руб. зол., но мои оценки Антиквариат понижает обыкновенно по крайней мере в 2 раза. Но тогда в Эрмитаже не останется ни одного шедевра и Эрмитаж превратится в громадное собрание произведений искусства среднего достоинства, в громадное тело без души и глаз. Между тем, если сейчас запретить им продавать шедевры, мы сумеем сохранить музей первоклассного достоинства. Необходимый нам как громадный политико-просветительный фактор в деле воспитания непрерывно растущих культурно широких масс и необходимейшее пособие для воспитания наших художников, работающих над усвоением достижений культуры отживших формаций. Нужно полагать, что пролетариат, строящий первое в мире соц. государство, имеет право на изучение культурного наследия на первоклассных образцах. Ведь никому не придет в голову изучать философию или историю классовой борьбы без Маркса и Энгельса. Все понимают, что если изъять эти имена из 19 века или Ваше и т. Ленина из 20-го, то никакой истории и философии, полезной для пролетариата, не получится, а в вопросе культурного наследства думают легко обойтись без таких гигантов, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, Рембрандт, Рубенс и Тициан, и без зазрения совести продают их.
Очень прошу Вас вмешаться в это дело и остановить ретивых продавцов. Пусть лучше организуют как следует продажу рядовых вещей, которую они совершенно забросили.
Необходимо вмешаться сейчас же, т.к. теперь они продают уже последние шедевры. В последнем полученном мною приказе находятся картины, уход которых обезглавливает собрание голландского и итальянского искусства, и собрание драгоценностей, и целый ряд самых лучших и редчайших произведений прикладного искусства. Если немедленно не остановить их, то потом будет поздно. 9
Это письмо — документ, уникальный не только как свидетельство “негромкого сопротивления системе”: в нем ценнейшая и трагическая информация о масштабах бедствия, постигшего Эрмитаж, и унизительно низких ценах, за которые было продано бесценное. Одновременно оно — и образец типично советской риторики, которой умело “украшена” искренняя тревога по поводу происходящего. Надо сказать, что, умело используя посконно-пафосный язык власти, эрмитажники оборонялись от “антикварного” нашествия повседневно. “Последний отбор музейных ценностей, сделанный “Антиквариатом” на новых марксистских экспозициях, наносит непоправимый ущерб этим экспозициям. Одну разрушая почти совершенно, другую искривляя таким образом, что она теряет чрезвычайно много в своей убедительности. Наиболее сильный удар наносится самой показательной из реконструированных частей Сектора западноевропейского искусства — выставке французского искусства эпохи разложения феодализма и буржуазной революции. Выставке, дающей наиболее близкое решение новой марксистской экспозиции. Выставка эта вызывает живейший интерес как у нас в СССР, давая наглядное понятие об истории классовой борьбы в образной форме искусства буржуазии и дворянства в эпоху разложения феодализма, а также служит источником громадного мастерства для наших художников, работающих над использованием старого культурного наследства отживших классов”. 10
Так, опять же с помощью идеологии — “клин клином” — была спасена сокровищница европейского искусства. Тем не менее “Антиквариат” активно продолжал поддерживать коммерческие связи с иностранцами, и полутайно за рубеж продолжали утекать российские сокровища. Эрмитажными художественными изделиями через “Антиквариат” пополнили свои собрания многие коллекционеры Америки и Европы.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
В 1930-е годы власти Крыма вскрыли могилы нескольких десятков героев обороны Крыма 1854 – 56 годов. Военной промышленности понадобился цинк их гробов. Прах героев просто выбросили. В 1942 году вошедшие в Крым немцы торжественно перезахоронили останки русских героев.
С началом индустриализации важное значение власти придавали изъятию у церкви всех металлов, черных и цветных. Начали с церковных колоколов. Затем заготовители металла спустились ниже – под землю.
В Крыму пионером в этой кампании выступила Комиссия по делам культов Севастопольского горсовета (председатель комиссии А. Ибраимов). В праздник, день Красной армии, 23 февраля 1933 года она постановила: «Считать целесообразным вскрытие склепов под Владимирским собором». В этом храме были похоронены адмиралы М. Лазарев, В. Корнилов, В. Истомин и П. Нахимов. Кроме них, в соборе св. Владимира было захоронено еще девять адмиралов Черноморского флота – участников Крымской войны, русско-турецкой 1877 – 78, Японской и Первой мировой (а также десятки героев званием ниже). Целью вскрытия комиссия обозначила добычу гробового цинка.
В январе 1934 года управляющий Крымским отделением треста «Металлолом» Владимиров обратился в Севастопольский горсовет: «В склепах, гробах лежат остатки быв. ГЕНЕРАЛОВ, Адмиралов и проч. буржуазии». Товарищ Владимиров испрашивал разрешение на изъятие 150 цинковых гробов с русского городского кладбища «для удовлетворения потребностей крымской промышленности в остродефицитном цинке в фонд обороны страны».
Спустя какое-то время инспектор Севастопольского Горфо Р. Бартле продал 150 кг гробового цинка консервному заводу «Серп и молот». И получил за это дисциплинарное взыскание за нарушение монопольного права «Цветметаллома» на реализацию оборонного сырья. К октябрю 1935 года на городском кладбище скопилось около 200 нереализованных гробов из цинка.
Немецкий солдат показывает на могилы русских героев, перезахороненных с почестями
Вскрывали могилы не только на гражданском погосте. Братское кладбище на Северной стороне. В этом многотысячном воинском некрополе покоилось немало героев Севастопольской эпопеи, умерших после окончания Крымской войны. Некоторые из ветеранов были лицами весьма состоятельными и завещали, живя за пределами Крыма, похоронить себя там, где лежали их боевые товарищи.
В 1884 году умер генерал-адъютант Э. И фон Тотлебен, бывший в тот год на отдыхе и лечении в Германии. Его тело было забальзамировано и помещено в фамильном склепе под городом Митавой (ныне Елгава в Латвии). В 1890 году цинковый гроб с прахом усопшего перевезли в Севастополь. К этому времени был сооружен памятник-склеп на Братском кладбище. На кладбище состоялась торжественно-траурная церемония.
Когда в 1930-е сборщики гробового цинка вытряхнули останки национального героя России из гроба, кто-то собрал их и предал земле рядом с монументом. Работники Братского кладбища на свой страх и риск перезахоронили останки еще около десяти героев, выкинутых из цинковых гробов.
После занятия Крыма немецкими войсками останки русских героев решили перезахоронить.
В газете «Голос Крыма» от 2 июля 1942 года об этом событии рассказывала статья бывшего капитана РККА Л. Станиславского, перешедшего на службу немцам:
«На Севастопольском Братском кладбище в воскресенье, 27 июня, было много публики. Здесь у восстановленной Германским командованием поруганной большевиками гробницы Эдуарда Ивановича Тотлебена состоялась торжественная церемония. Прах героя Севастопольской обороны 1855 года, выдающегося русского военного инженера, выброшенный большевицкими вандалами из гроба, снова был предан земле.
К девяти часам утра на кладбище прибыли представители местного гарнизона, германские генералы и офицеры, многие жители города, кому дорога память прославленного севастопольского героя. Торжественная церемония открылась заупокойной литургией. У гроба с прахом Тотлебена застыли в почетном карауле германские солдаты.
Почетный немецкий караул у могилы Э. И. фон Тотлебена
Перед собравшимися на церемониал держит речь комендант города Севастополя подполковник Гон. „Год назад, – говорит он, – германо-румынские войска взяли штурмом крепость Севастополь – последний оплот большевиков в Крыму. Гробница Тотлебена была разрушена и ограблена. Германское командование считает долгом своей чести восстановить поруганную гробницу Тотлебена, гениального строителя крепости Севастополь. Германские вооруженные силы чтят в лице Тотлебена не только знаменитого генерала, выдающегося военного инженера XIX столетия, но также мужа германской крови.
Тотлебен – потомок старинного германского рода, поселившегося в древние времена в Прибалтике, и верный подданный Российской Империи. Его заслуги в сооружении Севастополя – одной из наиболее грозных крепостей континента – особенно проявились во времена осады города в Крымскую кампанию. Его работы доказали, что могут совершить германская воля и преданность целям. Сегодня восстановленная гробница Тотлебена, с именем которого неразрывна связана история Севастополя, передается в верные руки Германской Управы. В этот час мы, чествуя храброго воина Тотлебена, возлагаем на его могилу венок“».
Статья рассказывала также о том, что «по решению Городской Управы, Историческому бульвару ныне присваивается имя Тотлебена. В одном из высших учебных заведений Крыма на факультете математических наук будет учреждена стипендия его имени, сейчас восстанавливается дом, где жил Тотлебен, в нём будет создан городской дом ветеранов войны».
Вот такими пропагандистскими приёмами пользовались нацисты на оккупированной территории и они приносили свои плоды.
С началом индустриализации важное значение власти придавали изъятию у церкви всех металлов, черных и цветных. Начали с церковных колоколов. Затем заготовители металла спустились ниже – под землю.
В Крыму пионером в этой кампании выступила Комиссия по делам культов Севастопольского горсовета (председатель комиссии А. Ибраимов). В праздник, день Красной армии, 23 февраля 1933 года она постановила: «Считать целесообразным вскрытие склепов под Владимирским собором». В этом храме были похоронены адмиралы М. Лазарев, В. Корнилов, В. Истомин и П. Нахимов. Кроме них, в соборе св. Владимира было захоронено еще девять адмиралов Черноморского флота – участников Крымской войны, русско-турецкой 1877 – 78, Японской и Первой мировой (а также десятки героев званием ниже). Целью вскрытия комиссия обозначила добычу гробового цинка.
В январе 1934 года управляющий Крымским отделением треста «Металлолом» Владимиров обратился в Севастопольский горсовет: «В склепах, гробах лежат остатки быв. ГЕНЕРАЛОВ, Адмиралов и проч. буржуазии». Товарищ Владимиров испрашивал разрешение на изъятие 150 цинковых гробов с русского городского кладбища «для удовлетворения потребностей крымской промышленности в остродефицитном цинке в фонд обороны страны».
Спустя какое-то время инспектор Севастопольского Горфо Р. Бартле продал 150 кг гробового цинка консервному заводу «Серп и молот». И получил за это дисциплинарное взыскание за нарушение монопольного права «Цветметаллома» на реализацию оборонного сырья. К октябрю 1935 года на городском кладбище скопилось около 200 нереализованных гробов из цинка.
Немецкий солдат показывает на могилы русских героев, перезахороненных с почестями
Вскрывали могилы не только на гражданском погосте. Братское кладбище на Северной стороне. В этом многотысячном воинском некрополе покоилось немало героев Севастопольской эпопеи, умерших после окончания Крымской войны. Некоторые из ветеранов были лицами весьма состоятельными и завещали, живя за пределами Крыма, похоронить себя там, где лежали их боевые товарищи.
В 1884 году умер генерал-адъютант Э. И фон Тотлебен, бывший в тот год на отдыхе и лечении в Германии. Его тело было забальзамировано и помещено в фамильном склепе под городом Митавой (ныне Елгава в Латвии). В 1890 году цинковый гроб с прахом усопшего перевезли в Севастополь. К этому времени был сооружен памятник-склеп на Братском кладбище. На кладбище состоялась торжественно-траурная церемония.
Когда в 1930-е сборщики гробового цинка вытряхнули останки национального героя России из гроба, кто-то собрал их и предал земле рядом с монументом. Работники Братского кладбища на свой страх и риск перезахоронили останки еще около десяти героев, выкинутых из цинковых гробов.
После занятия Крыма немецкими войсками останки русских героев решили перезахоронить.
В газете «Голос Крыма» от 2 июля 1942 года об этом событии рассказывала статья бывшего капитана РККА Л. Станиславского, перешедшего на службу немцам:
«На Севастопольском Братском кладбище в воскресенье, 27 июня, было много публики. Здесь у восстановленной Германским командованием поруганной большевиками гробницы Эдуарда Ивановича Тотлебена состоялась торжественная церемония. Прах героя Севастопольской обороны 1855 года, выдающегося русского военного инженера, выброшенный большевицкими вандалами из гроба, снова был предан земле.
К девяти часам утра на кладбище прибыли представители местного гарнизона, германские генералы и офицеры, многие жители города, кому дорога память прославленного севастопольского героя. Торжественная церемония открылась заупокойной литургией. У гроба с прахом Тотлебена застыли в почетном карауле германские солдаты.
Почетный немецкий караул у могилы Э. И. фон Тотлебена
Перед собравшимися на церемониал держит речь комендант города Севастополя подполковник Гон. „Год назад, – говорит он, – германо-румынские войска взяли штурмом крепость Севастополь – последний оплот большевиков в Крыму. Гробница Тотлебена была разрушена и ограблена. Германское командование считает долгом своей чести восстановить поруганную гробницу Тотлебена, гениального строителя крепости Севастополь. Германские вооруженные силы чтят в лице Тотлебена не только знаменитого генерала, выдающегося военного инженера XIX столетия, но также мужа германской крови.
Тотлебен – потомок старинного германского рода, поселившегося в древние времена в Прибалтике, и верный подданный Российской Империи. Его заслуги в сооружении Севастополя – одной из наиболее грозных крепостей континента – особенно проявились во времена осады города в Крымскую кампанию. Его работы доказали, что могут совершить германская воля и преданность целям. Сегодня восстановленная гробница Тотлебена, с именем которого неразрывна связана история Севастополя, передается в верные руки Германской Управы. В этот час мы, чествуя храброго воина Тотлебена, возлагаем на его могилу венок“».
Статья рассказывала также о том, что «по решению Городской Управы, Историческому бульвару ныне присваивается имя Тотлебена. В одном из высших учебных заведений Крыма на факультете математических наук будет учреждена стипендия его имени, сейчас восстанавливается дом, где жил Тотлебен, в нём будет создан городской дом ветеранов войны».
Вот такими пропагандистскими приёмами пользовались нацисты на оккупированной территории и они приносили свои плоды.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 29.08.2018 19:37:45Дело Гохрана.Скрытый текст
Среди длинного списка «отоварившихся» в Гохране (например, прокурор РСФСР, бывший прапорщик Николай Крыленко) числилась и некая «тов. Красина-Лушникова», которой опять же по записке Альского от 14 марта 1921 года предписывается выдать бриллиантов аж на целых 11 497,80 карат! В записке зам-наркомфина указывается, что у просительницы есть письмо из Внешторга за номером таким-то от 14.03.21 и мандат «на личность» — номер такой-то, которые Альский будто бы оставил у себя на хранение. Однако, как говорится в отчете чекиста, «записка (Альского. — Авт.) не имеет печати. Несмотря на отсутствие мандата и печати, выдача производится и составляется акт на отпуск за № 33».
Кто скрывался за фамилией Красина-Лушникова, чекистам тогда установить не удалось.Скрытый текст
Ну чекистам не удалось найти эту мадам, а мы уже знаем.
Народный комиссар внешней торговли СССР
Красин, Леонид Борисович
РСДРП(б) с 1890 года
Сестра — Софья Борисовна (1875—1954), в замужестве Лушникова в годы советской власти была служащей государственных учреждений.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 30 авг 2018 10:47:54
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 30.08.2018 11:13:27Эндрю Уильям Меллон
Коллекция Эндрю Меллона
Меньше всего Меллон был похож на сентиметально помешанного на искусстве чудака. Он никогда сам не занимался отслеживанием, поиском и непосредственно покупкой шедевров, никогда не покупал картин у частных лиц. Да и всерьёз заинтересовался живописью довольно поздно — когда уже мог многое себе позволить. К коллекционированию Меллона приобщил его приятель Генри Клэй Фрик во время одной из совместных поездок по Европе, предпринятых с целью развлечения и попутного поиска новых рынков.
Первыми приобретениями Меллона стали не итальянцы, как у большинства собирателей-неофитов с неограниченными финансами, а англичане и голландцы. Возможно, памятуя о своём шотландско-ирландском происхождении, Меллон начал с покупки картин британцев Томаса Гейнсборо и Джошуа Рейнольдса и классика шотландской школы живописи Генри Ребёрна, которые украсили его новые апартаменты в Вашингтоне. «Поначалу Меллон проявлял излишнюю строгость в выборе произведений, — пишет Марко Карминати. — С первой покупки он продемонстрировал исключительную приверженность к серьёзным картинам, таким, как английские портреты и голландские пейзажи. При этом Меллона не прельщали яркие, красочные полотна. Он испытывал к картинам чувство уважения, можно даже сказать, благоговел перед ними до такой степени, что картины религиозного содержания никогда не помещали в тех комнатах, где он курил и выпивал с друзьями».
В конце 1920-х годов Меллон, подобно тому, как когда-то его племянник обнаружил нефтяные месторождения, нашёл очередную «золотую жилу» — петербургский Эрмитаж. Именно тайные распродажи эрмитажных сокровищ, предпринятые советским правительством, чтобы получить валюту для индустриализации страны, стали богатейшим источником для пополнения меллоновской коллекции шедевров.
Первая сделка, тайно заключённая в пользу Меллона британскими антикварами в марте 1930 года, сделала его владельцем полотна Ван Дейка «Портрет Филиппа герцога Уортона». Цена вопроса составила 250 тысяч фунтов стерлингов. Удачный старт вдохновил Меллона продолжать, и при помощи тех же посредников Эрмитаж лишился в пользу Меллона еще трёх картин: «Портрета молодого человека» Хальса, «Девушки с метлой» Рембрандта (575 тысяч фунтов за обе) и портрета жены Рубенса Изабеллы Брандт работы Ван Дейка (223 тысячи
фунтов).
МНОГО ФОТО ПРОДАННЫХ КАРТИН
Скрытый текст
Эндрю Меллон – создатель Национальной галереи искусств в Вашингтоне
Идея создания галереи созрела у Меллона к 1927-му году, еще до эпопеи с Эрмитажем, который отнюдь не был для него единственным источником. Все приобретения Меллона, включающие ценнейшие произведения европейского искусства от эпохи Византии до конца XVIII века, давно нуждались в отдельном помещении, которое могло бы наилучшим образом представить их публике. Но Меллон отнюдь не собирался создавать «музей имени себя» наподобие своего друга Генри Клэя Фрика.
Меллон рассудил, что уровень его коллекции уже сейчас таков, что она могла бы лечь в основу национального собрания, а Америка получила бы собственный музей, подобный Национальной галерее Лондона и способный с чисто американским молодым задором потягаться с парижским Лувром. Меллон обратился к американским властям с предложением: он готов пожертвовать свою коллекцию, при условии, что государство обязуется построить здание, соответствующее подобной амбициозной задаче, а впоследствии возьмёт на себя заботу о Национальной галерее Вашингтона.
Отдельным пунктом Меллон поставил условие: ни одно произведение не будет добавлено к его коллекции, «если не будет обладать подобным уровнем качества».
Вклад Меллона был бесценен: 120 картин и 21 скульптура из его личных приобретений составили ядро коллекции Национальной галереи. При этом Меллон даже не собирался требовать присвоить музею его имя. Дело было не только в похвальной скромности, которой отличался Меллон, но и в рациональном расчёте: если галерея будет принадлежать «всем сразу и никому в отдельности», то и другие миллионеры-жертвователи смогут последовать примеру Меллона. Собственно, так и произошло: свои коллекции вскорости передал Национальной галерее Сэмюэль Генри Кресс — он занял целых 34 зала в построенном Меллоном здании, а среди переданных им работ были такие редкие вещи, как «Поклонение пастухов» Джорджоне и босховская алтарная створка «Смерть скупца», а также Эль Греко, Рубенс, Ван Дейк, Лоренцо Лотто, Давид, Энгр, Ватто. Потом к пополнению собрания Национальной галереи подключились Петер Виденер, Честер Дэйл, Барбара Хаттон и другие. Этот процесс продолжается и поныне.
Курировать строительство Меллон, которому было уже за 80, взялся сам. 24 марта 1937-го года, в последний день рождения Меллона, Конгресс Соединённых Штатов принял закон об учреждении Национальной галереи и незамедлительно выделил место в парке Национальная аллея, между Капитолием и Белым Домом. Архитектором Меллон пригласил Джона Рассела Поупа — автора здания Национального архива, Дворца собраний в Вашингтоне и мемориала Линкольна в Ходженвилле — сооружений в классическом стиле, неизменно вызывающих у посетителей приподнято-торжественные чувства. Очевидно, Меллон полагал, что это будет более чем уместно и для Национальной галереи. Поуп спроектировал здание из известняка и мрамора. Оно выглядело не просто большим — громадным, а материалы предполагались дорогостоящие и надёжные. Для транспортировки мрамора из штата Теннеси потребовалось более 800 железнодорожных вагонов. Мрамор был представлен в двадцати трёх оттенках — от тёмно-розового, густого и насыщенного по тону, предназначенного для фасада, до перламутрово-розоватого для верхних этажей.
Эндрю Меллон перед макетом Национальной галереи искусств в Вашингтоне.
Эндрю Меллон и Джон Рассел Поуп с с проектом здания Национальной галереи.
Меллон на закладке фундамента Национальной галереи искусств в Вашингтоне.
Судьба распорядилась так, что ни Меллону, ни Поупу не суждено было увидеть плоды своих трудов: 27 августа 1937 года Меллон умер от давно подтачивавшего его силы рака, а буквально на следующий день не стало архитектора Поупа.
Строительство галереи, представлявшей собой самое большое для своего времени сооружение из мрамора, завершилось в 1941-м году, открывал её президент Рузвельт. Музею так и не было присвоено имя Меллона, не появилось и памятника, да и сам Меллон вряд ли захотел бы чего-то подобного. Правда, в его честь перед зданием галереи разбили мемориальный фонтан, а почта США выпустила памятную марку.
Личная жизнь Эндрю Меллона
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 30 авг 2018 11:21:01
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 05.08.2018 12:56:46О единовременном чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге.
Международное положение, сложившееся в связи с последними событиями на театре всемирной империалистической войны и создающимся единым международным фронтом пролетарской армии, заставляет напрячь все силы в борьбе на защиту не только русской, но и всемирной революции, и Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика создает мощную Красную Армию.
Для организации, снаряжения и содержания этой армии нужны колоссальные денежные средства, которых не могут дать обыкновенные государственные доходы.
Между тем, городская буржуазия и деревенские кулаки за годы империалистической войны сумели приобрести и еще продолжают приобретать — преимущественно, путем хищнической спекуляции предметами первой необходимости и особенно хлебом — огромные денежные средства.
Богатства эти необходимо немедленно и целиком взять у паразитических и контрреволюционных элементов населения и обратить их на неотложные нужды революционного строительства и борьбы.
Вследствие этого Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов постановляет: обложить имущие группы городского и деревенского населения повсеместным единовременным налогом в сумме 10.000.000.000 (десяти миллиардов) рублей, взимаемых на следующих основаниях:
§ 1. Единовременный чрезвычайный налог взимается с лиц, принадлежащих к имущим группам городского и сельского населения.
§ 2. Лица, имеющие единственным источником своего существования заработную плату — жалованье или пенсию не более 1.500 руб. в месяц и не имеющие денежных запасов, обложению единовременным чрезвычайным налогом не подлежат.
§ 3. Единовременный чрезвычайный налог не может взиматься с национализированных и муниципализированных предприятий, а также с потребительских кооперативов и сельскохозяйственных коммун.
§ 4. Общая сумма единовременного чрезвычайного налога разверстывается между губерниями Республики согласно приложенному к настоящему декрету расписанию.
Примечание. По представлениям подлежащих Губернских Исполнительных Комитетов Советов Депутатов, основанным на точных данных, Народному Комиссариату по Финансовым Делам, по соглашению с Народным Комиссариатом по Внутренним Делам, предоставляется право изменять общую сумму единовременного чрезвычайного налога, назначенную по распределению на данную губернию.
§ 5. Назначенная на основании предыдущего (4) параграфа на губернию сумма единовременного чрезвычайного налога распределяется Губернским Исполнительным Комитетом Совета Депутатов между уездами и между городами, участвующими в губернских Съездах Советов Депутатов (Конституция Р. С. Ф. С. Р., ст. 53‑6).
Уездный Исполнительный Комитет Совета Депутатов распределяет назначенную Губернским Исполнительным Комитетом Совета Депутатов сумму единовременного налога между волостями уезда, а Волостные Советы Депутатов — между селениями и поселками (Конституция, ст. 57‑6).
§ 6. Комитеты бедноты, сельские, волостные и городские Советы Депутатов составляют списки лиц, которые подлежат обложению единовременным налогом, и производят раскладку причитающихся на селение (поселок) или город сумм налога между плательщиками сообразно общему имущественному положению и доходам каждого лица. Раскладка эта производится таким образом, чтобы городская и деревенская беднота были совершенно освобождены от единовременного чрезвычайного налога, средние слои были обложены лишь небольшими ставками, а всей своей тяжестью налог пал бы на богатую часть городского населения и богатых крестьян.
§ 7. Введение единовременного налога не отменяет прежних налогов.
§ 8. Ответственность за невзнос единовременного налога устанавливается личная и имущественная.
§ 9. Единовременный чрезвычайный налог зачисляется в общегосударственные средства по сметам Департамента Окладных Сборов Народного Комиссариата по Финансовым Делам.
§ 10. Настоящий декрет вводится в действие немедленно с таким расчетом, чтобы вся раскладка была закончена к 1 декабря, а взыскание не позднее 15 декабря с. г.
§ 11. Народному Комиссариату по Финансовым Делам поручается общее инструктирование местных Советов Депутатов по проведению в жизнь настоящего декрета и наблюдение за неуклонным соблюдением указанных в § 10 сроков.
Подписали: Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Я. Свердлов.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).
Секретарь Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов А. Енукидзе.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Берлин, 3 января 1925г.
Тов. Ягода.
Прошлой почтой пришел пакет с ценностями, адресованный "Александрову от Александрова". Так как тов. Ершов получил из дипчасти НКИД записку о выдаче этого пакета тов. Александрову и так как с паспортом Александрова к нему пришел лично ему известный тов. Лурье, то пакет был бы выдан без разговоров, и мы не были бы в курсе данных тов. Лурье поручений. Но он попросил сохранить этот пакет у нас, выдавать ему ценности по частям и даже разрешить показывать ценности покупателям в помещении посольства. Таким образом, я волей-неволей был втянут в это дело, так как тов. Ершов не мог, конечно, без моего разрешения удовлетворить просьбу тов. Лурье. Передо мною же стал ряд формальных вопросов. Еще в те, уже далекие времена, когда я работал в Москве в НКФ, было принято решение, что ни одно учреждение, ни одна организация не могут посылать за границу для самостоятельной реализации драгоценностей, что все они получают необходимые средства в иностранной валюте из НКФ, а НКФ один сосредоточивает у себя все ценности и сам их продает. За время моего нахождения за границей наркомфинщики не раз приезжали продавать ценности, и в то же время, это - первый случай за последние три года, когда, чтобы реализовывать ценности, приехал не наркомфинщик. Не говоря уже о том, что в Германии до последнего времени ввоз драгоценностей был воспрещен и что всякий ввоз рассматривался как контрабанда. Не знаю, отменено ли это запрещение сейчас. Во всяком случае, германский рынок для ценностей считается плохим. Кроме того, вряд ли целесообразно поручать такое сложное и требующее специализации дело не коммерсанту, не специалисту в камнях, и притом человеку, не знающему Германии.
Тов. Лурье объяснил мне, что СТО предоставил ГПУ право реализовывать конфискованные ценности и обращать вырученную сумму в фонд рабочего жилищного строительства. Я не имею основания сомневаться в словах т. Лурье, но, оказывая ему поддержку, желал бы иметь от Вас официальное подтверждение этого постановления. Кроме того, предоставление Вам права реализовать находящиеся у Вас ценности не обозначает еще права самостоятельно производить эту реализацию за границей. Все наши продажи за границей производятся органами НКВТ, а продажа ценностей НКФ. Я хотел бы поэтому знать, предусмотрено ли постановлением СТО Ваше право реализовать эти ценности за границей через своего уполномоченного, или, если еще не предусмотрено, то состоялось ли у Вас соответствующее соглашение с Сокольниковым.
Мое положение было тем более затруднительным, что Вы не только не написали об этом мне, но даже и Ваш постоянный представитель тов. Бустрем и тов. Миров, к которому Вы советовали зайти тов. Лурье, также решительно ничего не знают об этом.
Я согласился сохранить у себя шкатулку с ценностями и выдать их Лурье, когда она ему понадобится для реализации (показывать их в посольстве покупателям, конечно, невозможно), но я прошу Вас официально, в секретном порядке, подтвердить мне данное Вами тов. Лурье поручение, а также те постановления, о которых я узнал лишь со слов тов. Лурье.
С товарищеским приветом Крестинский
Тов. Ягода.
Многоуважаемый Генрих Григорьевич.
Прошлой почтой пришел пакет с ценностями, адресованный "Александрову от Александрова". Так как тов. Ершов получил из дипчасти НКИД записку о выдаче этого пакета тов. Александрову и так как с паспортом Александрова к нему пришел лично ему известный тов. Лурье, то пакет был бы выдан без разговоров, и мы не были бы в курсе данных тов. Лурье поручений. Но он попросил сохранить этот пакет у нас, выдавать ему ценности по частям и даже разрешить показывать ценности покупателям в помещении посольства. Таким образом, я волей-неволей был втянут в это дело, так как тов. Ершов не мог, конечно, без моего разрешения удовлетворить просьбу тов. Лурье. Передо мною же стал ряд формальных вопросов. Еще в те, уже далекие времена, когда я работал в Москве в НКФ, было принято решение, что ни одно учреждение, ни одна организация не могут посылать за границу для самостоятельной реализации драгоценностей, что все они получают необходимые средства в иностранной валюте из НКФ, а НКФ один сосредоточивает у себя все ценности и сам их продает. За время моего нахождения за границей наркомфинщики не раз приезжали продавать ценности, и в то же время, это - первый случай за последние три года, когда, чтобы реализовывать ценности, приехал не наркомфинщик. Не говоря уже о том, что в Германии до последнего времени ввоз драгоценностей был воспрещен и что всякий ввоз рассматривался как контрабанда. Не знаю, отменено ли это запрещение сейчас. Во всяком случае, германский рынок для ценностей считается плохим. Кроме того, вряд ли целесообразно поручать такое сложное и требующее специализации дело не коммерсанту, не специалисту в камнях, и притом человеку, не знающему Германии.
Тов. Лурье объяснил мне, что СТО предоставил ГПУ право реализовывать конфискованные ценности и обращать вырученную сумму в фонд рабочего жилищного строительства. Я не имею основания сомневаться в словах т. Лурье, но, оказывая ему поддержку, желал бы иметь от Вас официальное подтверждение этого постановления. Кроме того, предоставление Вам права реализовать находящиеся у Вас ценности не обозначает еще права самостоятельно производить эту реализацию за границей. Все наши продажи за границей производятся органами НКВТ, а продажа ценностей НКФ. Я хотел бы поэтому знать, предусмотрено ли постановлением СТО Ваше право реализовать эти ценности за границей через своего уполномоченного, или, если еще не предусмотрено, то состоялось ли у Вас соответствующее соглашение с Сокольниковым.
Мое положение было тем более затруднительным, что Вы не только не написали об этом мне, но даже и Ваш постоянный представитель тов. Бустрем и тов. Миров, к которому Вы советовали зайти тов. Лурье, также решительно ничего не знают об этом.
Я согласился сохранить у себя шкатулку с ценностями и выдать их Лурье, когда она ему понадобится для реализации (показывать их в посольстве покупателям, конечно, невозможно), но я прошу Вас официально, в секретном порядке, подтвердить мне данное Вами тов. Лурье поручение, а также те постановления, о которых я узнал лишь со слов тов. Лурье.
С товарищеским приветом Крестинский
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Пред. РВС СССР - тов. Ворошилову.
ОГПУ ликвидирована монархическая организация, возглавлявшаяся настоятельницей тайного католического доминиканского ордена - Абрикосовой Анной Ивановной и связанная с католическим епископом Евгением Неве, французским подданным, живущим во французском посольстве.
Организация имела ряд групп: в Москве, Ленинграде, Калуге, Краснодаре и Ставрополе и вела к.-р. работу среди дворянской интеллигенции и вузовской молодежи, воспитывая их в духе католицизма.
По делу арестовано 26 чел., в подавляющем большинстве - бывшие дворяне.
Показаниями члена организации студентки МГУ Бриллиантовой А.В. установлено, что активный член организации Крушельницкая К.Н. подготавливала террористический акт над т. Сталиным, наметив в качестве непосредственного исполнителя теракта ее, Бриллиантову А.В.
Крушельницкая К.Н. в беседах с Бриллиантовой А.В. обрабатывала последнюю в к.-р. направлении, подготавливая ее к активной борьбе с соввластью путем террора.
В результате этой обработки Бриллиантова А.В. незадолго до ареста решила совершить террористический акт над т. Сталиным, о чем сообщила Крушельницкой К.Н. и получила ее благословление.
Та же Бриллиантова А.В. показала, что Крушельницкая К.Н. познакомила ее со своей племянницей Верой Крушельницкой, 19 лет, бывшей студенткой техникума точной индустрии, исключенной из техникума за дезорганизацию учебы.
Вера Крушельницкая привлекла к себе внимание Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. тем, что была знакома с распорядком жизни Кремля и знала местонахождение квартиры т.т. Сталина и Ворошилова в Кремле и в дачных местностях.
При встречах с Верой Крушельницкая К.Н. и Бриллиантова А.В. обрабатывали ее в к.-р. террористическом направлении.
По показаниям Крушельницкой Веры, она, будучи в техникуме, познакомилась со студентами техникума Яковом Беленьким (сыном Ефима Яковлевича Беленького) и Станиславом Ганецким и через них - с рядом детей руководящих партийных и советских работников: Петром Ворошиловым, Борисом Ухановым, Люсей Шверник, Ниной Подвойской, Евгением Комаровым, Владимиром Енукидзе, Рафаилом Кауль и др. Знакомство поддерживалось вечеринками, выпивками, катаниями на машинах и т.п.
По показаниям Веры Крушельницкой, Зубалово являлось местом постоянных увеселительных поездок молодежи, в которых принимала участие и Вера Крушельницкая. Во время этих поездок Крушельницкая Вера хорошо изучила расположение дач т.т. Сталина и Ворошилова.
В своих показаниях Вера Крушельницкая подтвердила факт к.-р. обработки ее Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. и интерес, проявленный ими к изучению расположения квартир т.т. Сталина и Ворошилова и способов проникновения в Кремль.
Вера Крушельницкая показала, что она, зная о террористических настроениях Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. и для чего им нужны данные сведения, сообщила им точное расположение и описание дачи т. Сталина в Зубалово и указала, что попасть в Кремль можно, использовав ее связи с детьми лиц, живущих в Кремле
Приложение: протоколы допросов Бриллиантовой А.В. и Крушельницкой В.Э.
20 ноября 1933 г.
ОГПУ ликвидирована монархическая организация, возглавлявшаяся настоятельницей тайного католического доминиканского ордена - Абрикосовой Анной Ивановной и связанная с католическим епископом Евгением Неве, французским подданным, живущим во французском посольстве.
Организация имела ряд групп: в Москве, Ленинграде, Калуге, Краснодаре и Ставрополе и вела к.-р. работу среди дворянской интеллигенции и вузовской молодежи, воспитывая их в духе католицизма.
По делу арестовано 26 чел., в подавляющем большинстве - бывшие дворяне.
Показаниями члена организации студентки МГУ Бриллиантовой А.В. установлено, что активный член организации Крушельницкая К.Н. подготавливала террористический акт над т. Сталиным, наметив в качестве непосредственного исполнителя теракта ее, Бриллиантову А.В.
Крушельницкая К.Н. в беседах с Бриллиантовой А.В. обрабатывала последнюю в к.-р. направлении, подготавливая ее к активной борьбе с соввластью путем террора.
В результате этой обработки Бриллиантова А.В. незадолго до ареста решила совершить террористический акт над т. Сталиным, о чем сообщила Крушельницкой К.Н. и получила ее благословление.
Та же Бриллиантова А.В. показала, что Крушельницкая К.Н. познакомила ее со своей племянницей Верой Крушельницкой, 19 лет, бывшей студенткой техникума точной индустрии, исключенной из техникума за дезорганизацию учебы.
Вера Крушельницкая привлекла к себе внимание Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. тем, что была знакома с распорядком жизни Кремля и знала местонахождение квартиры т.т. Сталина и Ворошилова в Кремле и в дачных местностях.
При встречах с Верой Крушельницкая К.Н. и Бриллиантова А.В. обрабатывали ее в к.-р. террористическом направлении.
По показаниям Крушельницкой Веры, она, будучи в техникуме, познакомилась со студентами техникума Яковом Беленьким (сыном Ефима Яковлевича Беленького) и Станиславом Ганецким и через них - с рядом детей руководящих партийных и советских работников: Петром Ворошиловым, Борисом Ухановым, Люсей Шверник, Ниной Подвойской, Евгением Комаровым, Владимиром Енукидзе, Рафаилом Кауль и др. Знакомство поддерживалось вечеринками, выпивками, катаниями на машинах и т.п.
По показаниям Веры Крушельницкой, Зубалово являлось местом постоянных увеселительных поездок молодежи, в которых принимала участие и Вера Крушельницкая. Во время этих поездок Крушельницкая Вера хорошо изучила расположение дач т.т. Сталина и Ворошилова.
В своих показаниях Вера Крушельницкая подтвердила факт к.-р. обработки ее Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. и интерес, проявленный ими к изучению расположения квартир т.т. Сталина и Ворошилова и способов проникновения в Кремль.
Вера Крушельницкая показала, что она, зная о террористических настроениях Крушельницкой К.Н. и Бриллиантовой А.В. и для чего им нужны данные сведения, сообщила им точное расположение и описание дачи т. Сталина в Зубалово и указала, что попасть в Кремль можно, использовав ее связи с детьми лиц, живущих в Кремле
Приложение: протоколы допросов Бриллиантовой А.В. и Крушельницкой В.Э.
Зам. пред. ОГПУ Ягода.
20 ноября 1933 г.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Начальнику 1-го отдела ГУГБ НКВД,
Комиссару государственной безопасности 2 ранга тов. Паукеру
Доношу, что среди спецрасходов 1-го отделения АХУ НКВД за 1936 год имелись нижеследующие расходы. Но я должен оговориться, что цифры примерные, написаны на память, т.к. по установленному порядку все расходные документы сжигались ежемесячно после утверждения отчета и остались только акты.
По линии Ягоды
Регулярно снабжались продовольствием сестры Ягоды: Эсфирь, Таиса и Роза. Кроме того, посылались периодические посылки Григорию Филипповичу, Леопольду Авербах, Леониду Авербах и Фридлянду за счет 1-го отделения АХУ. Содержались и обставлялись дачи Розе и Эсфирь в Краскове, Таисе в Жуковке и Григорию Филипповичу в Жуковке. Бывали пошивки обуви и одежды.
Все эти расходы с января по 1 октября примерно составляют руб. 145000.
Леонид Авербах имел дачу на Зубаловском шоссе вместе с Киршоном. Эксплуатация дачи полностью происходила за счет 1-го отделения АХУ, и за 9 месяцев расход составляет около руб. 20000.
По линии Горки 10
По данному объекту обслуживалось три точки: дом отдыха Горки 10, мал. Никитская и дом в Крыму "Тессели". Каждый год в этих домах производились большие ремонты, тратилось много денег на благоустройство парков и посадку цветов, был большой штат обслуживающего персонала, менялась и добавлялась мебель и посуда. Что касается снабжения продуктами, то все давалось без ограничений.
Примерный расход за 9 месяцев 1936г. следующий:
Кроме того, в 1936 году куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка № 75 для Надежды Алексеевны (Горки 10). В общей сложности это стоило 160000 руб.
Гражданка Галл
Продукты Галл не получала, но тратилось по даче в Жуковке. Дача куплена из сумм бывшего 4 отделения АХУ за 25000 руб. В прошлом году производились большие посадочно-планировочные работы, содержался сторож, давалось топливо и живые куры. Стоило это не менее руб. 20000.
Осенью дача переведена на имя Галл в собственность через местный совет. Помимо всего оказанного, на квартиру Галл отправлена спальня стоимостью руб. 30000.
Карахан.
Тов. Карахан состоял на снабжении все время. В его пользовании была предоставлена дача на станции Быково и большая квартира в особняке по ул. Мал. Никитская, 28. Расход за продовольствие, содержание штата и дачи около руб. 45000.
Нарком Уханов
Снабжался регулярно продуктами, как на даче, так и на квартире. Постоянно получала продукты его вторая жена Чернова, ей же делались пошивки обуви и одежды, ремонтировалась квартира и дача в Серебряном Бору, давалась мебель. Содержание сторожа, разные коммунальные расходы и посадка цветов на даче Уханова производились из сумм 1-го отделения АХУ. Перечисленные расходы в 1936 году достигли руб. 90000.
Писатели
До отмены карточной системы Киршон пользовался пайками. В последнее время посылались периодические посылки и молочные продукты, за которые Киршон вносил деньги.
Что касается сделанной мебели Бутырским изолятором и банкетов по случаю постановки новых пьес, то эти расходы частично оплачивались Киршоном.
В 1935 году на квартире Киршона произведен ремонт стоимостью около 40000 руб., а в прошлом году - мелкие поделки.
Писатель Афиногенов получил много мебели из Бутырского изолятора, и за счет 1-го отделения был оплачен банкет. Продуктами Афиногенов не пользовался.
Шолохову купили разных предметов из ширпотреба на сумму около руб. 3000.
1-е отделение АХУ оплачивало аренду за особняк на Мал. Пироговской ул., 16, где живет художник Корин. Обслуживание особняка, как то, доставка топлива, уборка двора и пр., производило 1-е отделение. Бывали случаи оплаты счетов за мебель Бутырского изолятора. По линии Корина произведено расходов около руб. 10000.
На постоянном снабжении находились т.т. Дейч (Совконтроль) и Шмидт О.Ю. Им пайки посылались в пятидневку раз из расчета 450-500 руб. паек, что за год составит руб. 54000.
Мать Островского тоже все время снабжалась продуктами. Посылки посылались в пятидневку примерно на 400 руб. За 9 месяцев руб. 18000.
Периодически посылки получал Катаньян. Пайки давались большие, с вином, стоимостью 1000 руб.
Содержание дачи Леплевского Г.М. в Томилино производилось из сумм 1-го отделения АХУ. В 1936 году производился ремонт дачи в сумме примерно 4000 руб.
Проживающей в доме 12 по Борисоглебскому пер. Грациановой ежемесячно выдавалось 1000 руб. и направлялись молочные продукты. Но в момент занятия ею этой квартиры в 1935 году, квартира была хорошо обставлена, и это обошлось не менее руб. 75000.
Бывали периодические посылки продуктов Ефедову, Гольдфарбу и Шрейдеру (Б.Кисельный пер.). Но этот расход сравнительно небольшой.
Израсходовано на постройку и обстановку дачи на Кавказе в Цхалтубе руб. 755000.
Показывая упомянутые выше расходы в суммарном выражении, получается следующая картина:
Здесь расходы подсчитаны за 9 месяцев, т.е. с 1.01. по 1.10.36 г., так как после смены руководства НКВД и начальника АХУ подобное расходование государственных средств прекратилось.
Тов. Буланов снабжался полностью: продукты посылались на дачу, квартиру и периодически во время поездок на рыбную ловлю. На даче все время производились большие ремонты и работы по устройству территории. В общей сложности расходы по обслуживанию Буланова за 1936 год выражаются в сумме руб. 105000.
Снабжение Островского происходило по трем направлениям: дача, квартира и кабинет. На дачу давались большие посылки, содержался штат, сажались цветы, делались ремонты и пристройки. Квартира снабжалась продуктами, мебелью и драпировками. В кабинет давались продукты, а кроме того, иногда шелковые и драповые отрезы, заграничные пластинки и духи.
Все эти расходы за 1936 год до его ухода составляют не менее руб. 150000.
4 апреля 1937г. Цилинский
Каменская Агафья Сергеевна, 1871г.р., повариха. Калужская площадь, Коровий вал, 22 кв.3. До 1924 года работала по частным домам. В 1924 году по протекции курьерши Маруси Шибановой поступила в ХОЗО ОГПУ. Сначала определили в Кремль к Каменеву, жила у него в Кремле и на Горках, всего месяцев 5-6. Ушла, так как муж не хотел жить один. После этого работала в домах отдыха в Бутово и Апрелевке, затем - перерыв, болела, заведовала ларьком, продавала папиросы. В 1933 году была принята в ХОЗО ОГПУ и поступила на дачу Ягоды в Гильтищево (Ленинградское шоссе). Пробыла там до осени 1936 года, до ухода Ягоды из НКВД.
Ягода приезжал в Гильтищево обычно днем, оставался часа на 2. С ним всегда бывала Надежда Алексеевна, молодая красивая женщина. Каменская подавала чай, иногда обед, закуски.
Продукты привозил Маров.
На даче еще жил сторож в сторожке. Сменилось их 3, последний, Шеленко Василий Григорьевич, работает сейчас на складе Троицкой.
Приезжал, когда производились какие-нибудь работы, Пакалн, присылал рабочих, полотеров.
Больше никто не приезжал.
От Ягоды перевели к Буланову. Ушла от Буланова 25 февраля - заболела гриппом, уставала, т.к. работала одна.
Получала и у Ягоды и у Буланова 220 рублей в месяц.
Комиссару государственной безопасности 2 ранга тов. Паукеру
Рапорт
Доношу, что среди спецрасходов 1-го отделения АХУ НКВД за 1936 год имелись нижеследующие расходы. Но я должен оговориться, что цифры примерные, написаны на память, т.к. по установленному порядку все расходные документы сжигались ежемесячно после утверждения отчета и остались только акты.
По линии Ягоды
| а) содержание дома отдыха "Озеро", дач: "Лиза" и Гильтищево и квартир: в Кремле, в Милютинском переулке, 9 и на Тверской, 29, как то: разные ремонты, благоустройство парков и посадка цветов, отопление, освещение, очистка пруда, ремонт и смена мебели, с 1.01. по 1.10.36 г. | 605000 |
| б) штат по всем точкам за 9 месяцев с 1.01. по 1.10 | 94500 |
| в) питание для дач и квартир по 50000 руб. в месяц, а за 9 месяцев | 450000 |
| Итого руб. | 1149500 |
Регулярно снабжались продовольствием сестры Ягоды: Эсфирь, Таиса и Роза. Кроме того, посылались периодические посылки Григорию Филипповичу, Леопольду Авербах, Леониду Авербах и Фридлянду за счет 1-го отделения АХУ. Содержались и обставлялись дачи Розе и Эсфирь в Краскове, Таисе в Жуковке и Григорию Филипповичу в Жуковке. Бывали пошивки обуви и одежды.
Все эти расходы с января по 1 октября примерно составляют руб. 145000.
Леонид Авербах имел дачу на Зубаловском шоссе вместе с Киршоном. Эксплуатация дачи полностью происходила за счет 1-го отделения АХУ, и за 9 месяцев расход составляет около руб. 20000.
По линии Горки 10
По данному объекту обслуживалось три точки: дом отдыха Горки 10, мал. Никитская и дом в Крыму "Тессели". Каждый год в этих домах производились большие ремонты, тратилось много денег на благоустройство парков и посадку цветов, был большой штат обслуживающего персонала, менялась и добавлялась мебель и посуда. Что касается снабжения продуктами, то все давалось без ограничений.
Примерный расход за 9 месяцев 1936г. следующий:
| а) продовольствие | руб. | 560000 |
| б) ремонтные расходы и парковые расходы | руб. | 210000 |
| в) содержание штата | руб. | 180000 |
| г) разные хоз. расходы | руб. | 60000 |
| Итого: | руб. | 1010000 |
Кроме того, в 1936 году куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка № 75 для Надежды Алексеевны (Горки 10). В общей сложности это стоило 160000 руб.
Гражданка Галл
Продукты Галл не получала, но тратилось по даче в Жуковке. Дача куплена из сумм бывшего 4 отделения АХУ за 25000 руб. В прошлом году производились большие посадочно-планировочные работы, содержался сторож, давалось топливо и живые куры. Стоило это не менее руб. 20000.
Осенью дача переведена на имя Галл в собственность через местный совет. Помимо всего оказанного, на квартиру Галл отправлена спальня стоимостью руб. 30000.
Карахан.
Тов. Карахан состоял на снабжении все время. В его пользовании была предоставлена дача на станции Быково и большая квартира в особняке по ул. Мал. Никитская, 28. Расход за продовольствие, содержание штата и дачи около руб. 45000.
Нарком Уханов
Снабжался регулярно продуктами, как на даче, так и на квартире. Постоянно получала продукты его вторая жена Чернова, ей же делались пошивки обуви и одежды, ремонтировалась квартира и дача в Серебряном Бору, давалась мебель. Содержание сторожа, разные коммунальные расходы и посадка цветов на даче Уханова производились из сумм 1-го отделения АХУ. Перечисленные расходы в 1936 году достигли руб. 90000.
Писатели
До отмены карточной системы Киршон пользовался пайками. В последнее время посылались периодические посылки и молочные продукты, за которые Киршон вносил деньги.
Что касается сделанной мебели Бутырским изолятором и банкетов по случаю постановки новых пьес, то эти расходы частично оплачивались Киршоном.
В 1935 году на квартире Киршона произведен ремонт стоимостью около 40000 руб., а в прошлом году - мелкие поделки.
Писатель Афиногенов получил много мебели из Бутырского изолятора, и за счет 1-го отделения был оплачен банкет. Продуктами Афиногенов не пользовался.
Шолохову купили разных предметов из ширпотреба на сумму около руб. 3000.
1-е отделение АХУ оплачивало аренду за особняк на Мал. Пироговской ул., 16, где живет художник Корин. Обслуживание особняка, как то, доставка топлива, уборка двора и пр., производило 1-е отделение. Бывали случаи оплаты счетов за мебель Бутырского изолятора. По линии Корина произведено расходов около руб. 10000.
На постоянном снабжении находились т.т. Дейч (Совконтроль) и Шмидт О.Ю. Им пайки посылались в пятидневку раз из расчета 450-500 руб. паек, что за год составит руб. 54000.
Мать Островского тоже все время снабжалась продуктами. Посылки посылались в пятидневку примерно на 400 руб. За 9 месяцев руб. 18000.
Периодически посылки получал Катаньян. Пайки давались большие, с вином, стоимостью 1000 руб.
Содержание дачи Леплевского Г.М. в Томилино производилось из сумм 1-го отделения АХУ. В 1936 году производился ремонт дачи в сумме примерно 4000 руб.
Проживающей в доме 12 по Борисоглебскому пер. Грациановой ежемесячно выдавалось 1000 руб. и направлялись молочные продукты. Но в момент занятия ею этой квартиры в 1935 году, квартира была хорошо обставлена, и это обошлось не менее руб. 75000.
Бывали периодические посылки продуктов Ефедову, Гольдфарбу и Шрейдеру (Б.Кисельный пер.). Но этот расход сравнительно небольшой.
Израсходовано на постройку и обстановку дачи на Кавказе в Цхалтубе руб. 755000.
Показывая упомянутые выше расходы в суммарном выражении, получается следующая картина:
| Содержание "Озеры", дач и квартир Ягоды | руб. | 1149500 |
| Израсходовано на снабжение и обслуживание родственников Ягоды | руб. | 165000 |
| Расходы на Горки 10 | руб. | 1010000 |
| Капитальный ремонт и покупка дачи Надежде Алексеевне | руб. | 160000 |
| По линии Галл | руб. | 75000 |
| Содержание тов. Карахан | руб. | 45000 |
| По линии наркома Уханова | руб. | 90000 |
| Грацианова | руб. | 87000 |
| На снабжение т.т. Дейч, Шмидт и матери Островского | руб. | 72000 |
| Леплевский | руб. | 4000 |
| Корин | руб. | 10000 |
| Цхалтуба | руб. | 755000 |
| На посылку периодических посылок | руб. | 25000 |
| По линии писателей | руб. | 80000 |
| Всего | руб. | 3718500 |
Здесь расходы подсчитаны за 9 месяцев, т.е. с 1.01. по 1.10.36 г., так как после смены руководства НКВД и начальника АХУ подобное расходование государственных средств прекратилось.
Тов. Буланов снабжался полностью: продукты посылались на дачу, квартиру и периодически во время поездок на рыбную ловлю. На даче все время производились большие ремонты и работы по устройству территории. В общей сложности расходы по обслуживанию Буланова за 1936 год выражаются в сумме руб. 105000.
Снабжение Островского происходило по трем направлениям: дача, квартира и кабинет. На дачу давались большие посылки, содержался штат, сажались цветы, делались ремонты и пристройки. Квартира снабжалась продуктами, мебелью и драпировками. В кабинет давались продукты, а кроме того, иногда шелковые и драповые отрезы, заграничные пластинки и духи.
Все эти расходы за 1936 год до его ухода составляют не менее руб. 150000.
4 апреля 1937г. Цилинский
---//---
Каменская Агафья Сергеевна, 1871г.р., повариха. Калужская площадь, Коровий вал, 22 кв.3. До 1924 года работала по частным домам. В 1924 году по протекции курьерши Маруси Шибановой поступила в ХОЗО ОГПУ. Сначала определили в Кремль к Каменеву, жила у него в Кремле и на Горках, всего месяцев 5-6. Ушла, так как муж не хотел жить один. После этого работала в домах отдыха в Бутово и Апрелевке, затем - перерыв, болела, заведовала ларьком, продавала папиросы. В 1933 году была принята в ХОЗО ОГПУ и поступила на дачу Ягоды в Гильтищево (Ленинградское шоссе). Пробыла там до осени 1936 года, до ухода Ягоды из НКВД.
Ягода приезжал в Гильтищево обычно днем, оставался часа на 2. С ним всегда бывала Надежда Алексеевна, молодая красивая женщина. Каменская подавала чай, иногда обед, закуски.
Продукты привозил Маров.
На даче еще жил сторож в сторожке. Сменилось их 3, последний, Шеленко Василий Григорьевич, работает сейчас на складе Троицкой.
Приезжал, когда производились какие-нибудь работы, Пакалн, присылал рабочих, полотеров.
Больше никто не приезжал.
От Ягоды перевели к Буланову. Ушла от Буланова 25 февраля - заболела гриппом, уставала, т.к. работала одна.
Получала и у Ягоды и у Буланова 220 рублей в месяц.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
37 года, апреля 8 дня. Мы, нижеподписавшиеся, комбриг Ульмер, капитан госуд. безопасности Деноткин, капитан госуд. безопасности Бриль, ст. лейтенант госуд. безопасности Березовский и ст. лейтенант госуд. безопасности Петров, на основании ордеров НКВД СССР за №№ 2, 3 и 4 от 28 и 29 марта 1937 года в течение времени с 28 марта по 5 апреля 1937 года производили обыск у Г. Г. Ягода в его квартире, кладовых по Милютинскому переулку, дом 9, в Кремле, на его даче в Озерках, в кладовой и кабинете Наркомсвязи СССР.
В результате произведенных обысков обнаружено:
Денег советских — 22 997 руб. 59 коп., в том числе сберегательная книжка на 6180 руб. 59 коп.
Вин разных — 1229 бут., большинство из них заграничные и изготовления 1897, 1900 и 1902 годов.
Коллекция порнографических снимков — 3904 шт.
Порнографических фильмов — 11 шт.
Сигарет заграничных разных, египетских и турецких — 11 075 шт.
Табак заграничный — 9 короб.
Пальто мужск. разных, большинство из них заграничных — 21 шт.
Шуб и бекеш на беличьем меху — 4 шт.
Пальто дамских разных заграничных — 9 шт.
Манто беличьего меха — 1 шт.
Котиковых манто — 2 шт.
Каракулевых дамских пальто — 2 шт.
Кожаных пальто — 4 шт.
Кожаных и замшевых курток заграничных — 11 шт.
Костюмов мужских разных заграничных — 22 шт.
Брюк разных — 29 пар
Пиджаков заграничных — 5 шт.
Гимнастерок коверкотовых из заграничного материала, защитного цвета и др. — 32 шт.
Шинелей драповых — 5 шт.
Сапог шевровых, хромовых и др. — 19 пар.
Обуви мужской разной (ботинки и полуботинки), преимущественно заграничной — 23 пары.
Обуви дамской заграничной — 31 пара.
Бот заграничных — 5 пар.
Пьекс — 11 пар.
Шапок меховых — 10 шт.
Кепи (заграничных) — 19 шт.
Дамских беретов заграничных — 91 шт.
Шляп дамских заграничных — 22 шт.
Чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных — 130 пар.
Носков заграничных, преимущественно шелковых — 112 пар.
Разного заграничного материала, шелковой и др. тканей 24 отреза.
Материала советского производства — 27 отрезов.
Полотна и разных тканей — 35 кусков.
Заграничного сукна — 23 куска.
Отрезов сукна — 4 куска.
Коверкот — 4 куска.
Шерстяного заграничного материала — 17 кусков.
Подкладочного материала — 58 кусков.
Кож разных цветов — 23.
Кож замшевых — 14.
Беличьих шкурок — 50.
Больших наборных куска беличьих шкурок — 4.
Каракулевых шкурок — 43.
Мех-выдра — 5 шкурок.
Чернобурых лис — 2.
Мехов лисьих — 3.
Мехов разных — 5 кусков.
Горжеток и меховых муфт — 3.
Лебединых шкурок — 3.
Мех-песец — 2.
Ковров больших — 17.
Ковров средних 7.
Ковров разных — шкуры леопарда, белого медведя, волчьи — 5.
Рубах мужских шелковых заграничных — 50.
Мужских кальсон шелковых заграничных — 43.
Мужских верхних рубах шелкового полотна заграничных — 29.
Рубах заграничных «Егер» — 23.
Кальсон заграничных «Егер» — 26.
Патефонов (заграничных) — 2.
Радиол заграничных — 3.
Пластинок заграничных — 399 шт.
Четыре коробки заграничных пластинок ненаигранных.
Поясов заграничных — 42.
Поясов дамских для подвязок заграничных — 10.
Поясов кавказских — 3.
Носовых платков заграничных — 46.
Перчаток заграничных — 37 пар.
Сумок дамских заграничных — 16.
Юбок — 13.
Костюмов дамских заграничных — 11.
Пижам разных заграничных — 17.
Шарфов разных, кашне и шарфиков заграничных — 53.
Блузок шелковых дамских заграничных — 57.
Галстуков заграничных — 34.
Платьев заграничных — 27.
Сорочек дамских шелковых, преимущественно заграничных — 68.
Кофточек шерстяных вязаных, преимущественно заграничных 31.
Трико дамских шелковых заграничных — 70.
Несессеров заграничных в кожаных чемоданах — 6.
Игрушек детских заграничных — 101 комплект.
Больших платков дамских шелковых — 4.
Халатов заграничных шелковых, мохнатых и др. — 16.
Скатертей ковровых, японской вышивки заграничных, столовых больших — 22.
Свитеров шерстяных, купальных костюмов шерстяных заграничных — 10.
Пуговиц и кнопок заграничных — 74 дюж.
Пряжек и брошек заграничных — 21.
Рыболовных принадлежностей заграничных — 73 пред.
Биноклей полевых — 7.
Фотоаппаратов заграничных — 9.
Подзорных труб — 1.
Увеличительных заграничных аппаратов — 2.
Револьверов разных — 19.
Охотничьих ружей и мелкокалиберных винтовок — 12.
Винтовок боевых — 2.
Кинжалов старинных — 10.
Шашек — 3.
Часов золотых — 5.
Часов разных — 9.
Автомобиль — 1.
Мотоцикл с коляской — 1.
Велосипедов — 3.
Коллекция трубок курительных и мундштуков (слоновой кости, янтарь и др.), большая часть из них порнографических — 165.
Коллекция музейных монет.
Монет иностранных желтого и белого металла — 26.
Резиновый искусственный половой член — 1.
Фотообъективы — 7.
Чемодан-кино «Цейс» —: 1.
Фонари для туманных картин — 2.
Киноаппарат — 1.
ПО. Приборов для фото — 3.
Складной заграничный экран — 1.
Пленок с кассетами — 120.
Химических принадлежностей — 30.
Фотобумаги заграничной — больших коробок 7.
Ложки, ножи и вилки — 200.
Посуда антикварная разная — 1008 пред.
Шахматы слоновой кости — 8.
Чемодан с разными патронами для револьверов — 1.
Патроны — 360.
Спортивных принадлежностей (коньки, лыжи, ракеты) — 28.
Антикварных изделий разных — 270.
Художественных покрывал и сюзане — 11.
Разных заграничных предметов (печи, ледники, пылесосы, лампы) — 71.
Изделия Палех — 21.
Заграничная парфюмерия — 95 пред.
Заграничные предметы санитарии и гигиены (лекарства, презервативы) — 115.
Рояль, пианино — 3.
Пишущая машинка — 1.
К.-р. троцкистская, фашистская литература — 542.
Чемоданов заграничных и сундуков — 24.
Примечание: Помимо перечисленных эещей, в настоящий акт не вошли разные предметы домашнего обихода, как-то: туалетные приборы, зеркала, мебель, подушки, одеяла, перочинные заграничные ножи, чернильные приборы и др.
Комбриг Ульмер
Капитан ГБ Деноткин
Капитан ГБ Брил
Ст. лейтенант ГБ Березовский
Ст. лейтенант ГБ Петров».
В результате произведенных обысков обнаружено:
Денег советских — 22 997 руб. 59 коп., в том числе сберегательная книжка на 6180 руб. 59 коп.
Вин разных — 1229 бут., большинство из них заграничные и изготовления 1897, 1900 и 1902 годов.
Коллекция порнографических снимков — 3904 шт.
Порнографических фильмов — 11 шт.
Сигарет заграничных разных, египетских и турецких — 11 075 шт.
Табак заграничный — 9 короб.
Пальто мужск. разных, большинство из них заграничных — 21 шт.
Шуб и бекеш на беличьем меху — 4 шт.
Пальто дамских разных заграничных — 9 шт.
Манто беличьего меха — 1 шт.
Котиковых манто — 2 шт.
Каракулевых дамских пальто — 2 шт.
Кожаных пальто — 4 шт.
Кожаных и замшевых курток заграничных — 11 шт.
Костюмов мужских разных заграничных — 22 шт.
Брюк разных — 29 пар
Пиджаков заграничных — 5 шт.
Гимнастерок коверкотовых из заграничного материала, защитного цвета и др. — 32 шт.
Шинелей драповых — 5 шт.
Сапог шевровых, хромовых и др. — 19 пар.
Обуви мужской разной (ботинки и полуботинки), преимущественно заграничной — 23 пары.
Обуви дамской заграничной — 31 пара.
Бот заграничных — 5 пар.
Пьекс — 11 пар.
Шапок меховых — 10 шт.
Кепи (заграничных) — 19 шт.
Дамских беретов заграничных — 91 шт.
Шляп дамских заграничных — 22 шт.
Чулок шелковых и фильдеперсовых заграничных — 130 пар.
Носков заграничных, преимущественно шелковых — 112 пар.
Разного заграничного материала, шелковой и др. тканей 24 отреза.
Материала советского производства — 27 отрезов.
Полотна и разных тканей — 35 кусков.
Заграничного сукна — 23 куска.
Отрезов сукна — 4 куска.
Коверкот — 4 куска.
Шерстяного заграничного материала — 17 кусков.
Подкладочного материала — 58 кусков.
Кож разных цветов — 23.
Кож замшевых — 14.
Беличьих шкурок — 50.
Больших наборных куска беличьих шкурок — 4.
Каракулевых шкурок — 43.
Мех-выдра — 5 шкурок.
Чернобурых лис — 2.
Мехов лисьих — 3.
Мехов разных — 5 кусков.
Горжеток и меховых муфт — 3.
Лебединых шкурок — 3.
Мех-песец — 2.
Ковров больших — 17.
Ковров средних 7.
Ковров разных — шкуры леопарда, белого медведя, волчьи — 5.
Рубах мужских шелковых заграничных — 50.
Мужских кальсон шелковых заграничных — 43.
Мужских верхних рубах шелкового полотна заграничных — 29.
Рубах заграничных «Егер» — 23.
Кальсон заграничных «Егер» — 26.
Патефонов (заграничных) — 2.
Радиол заграничных — 3.
Пластинок заграничных — 399 шт.
Четыре коробки заграничных пластинок ненаигранных.
Поясов заграничных — 42.
Поясов дамских для подвязок заграничных — 10.
Поясов кавказских — 3.
Носовых платков заграничных — 46.
Перчаток заграничных — 37 пар.
Сумок дамских заграничных — 16.
Юбок — 13.
Костюмов дамских заграничных — 11.
Пижам разных заграничных — 17.
Шарфов разных, кашне и шарфиков заграничных — 53.
Блузок шелковых дамских заграничных — 57.
Галстуков заграничных — 34.
Платьев заграничных — 27.
Сорочек дамских шелковых, преимущественно заграничных — 68.
Кофточек шерстяных вязаных, преимущественно заграничных 31.
Трико дамских шелковых заграничных — 70.
Несессеров заграничных в кожаных чемоданах — 6.
Игрушек детских заграничных — 101 комплект.
Больших платков дамских шелковых — 4.
Халатов заграничных шелковых, мохнатых и др. — 16.
Скатертей ковровых, японской вышивки заграничных, столовых больших — 22.
Свитеров шерстяных, купальных костюмов шерстяных заграничных — 10.
Пуговиц и кнопок заграничных — 74 дюж.
Пряжек и брошек заграничных — 21.
Рыболовных принадлежностей заграничных — 73 пред.
Биноклей полевых — 7.
Фотоаппаратов заграничных — 9.
Подзорных труб — 1.
Увеличительных заграничных аппаратов — 2.
Револьверов разных — 19.
Охотничьих ружей и мелкокалиберных винтовок — 12.
Винтовок боевых — 2.
Кинжалов старинных — 10.
Шашек — 3.
Часов золотых — 5.
Часов разных — 9.
Автомобиль — 1.
Мотоцикл с коляской — 1.
Велосипедов — 3.
Коллекция трубок курительных и мундштуков (слоновой кости, янтарь и др.), большая часть из них порнографических — 165.
Коллекция музейных монет.
Монет иностранных желтого и белого металла — 26.
Резиновый искусственный половой член — 1.
Фотообъективы — 7.
Чемодан-кино «Цейс» —: 1.
Фонари для туманных картин — 2.
Киноаппарат — 1.
ПО. Приборов для фото — 3.
Складной заграничный экран — 1.
Пленок с кассетами — 120.
Химических принадлежностей — 30.
Фотобумаги заграничной — больших коробок 7.
Ложки, ножи и вилки — 200.
Посуда антикварная разная — 1008 пред.
Шахматы слоновой кости — 8.
Чемодан с разными патронами для револьверов — 1.
Патроны — 360.
Спортивных принадлежностей (коньки, лыжи, ракеты) — 28.
Антикварных изделий разных — 270.
Художественных покрывал и сюзане — 11.
Разных заграничных предметов (печи, ледники, пылесосы, лампы) — 71.
Изделия Палех — 21.
Заграничная парфюмерия — 95 пред.
Заграничные предметы санитарии и гигиены (лекарства, презервативы) — 115.
Рояль, пианино — 3.
Пишущая машинка — 1.
К.-р. троцкистская, фашистская литература — 542.
Чемоданов заграничных и сундуков — 24.
Примечание: Помимо перечисленных эещей, в настоящий акт не вошли разные предметы домашнего обихода, как-то: туалетные приборы, зеркала, мебель, подушки, одеяла, перочинные заграничные ножи, чернильные приборы и др.
Комбриг Ульмер
Капитан ГБ Деноткин
Капитан ГБ Брил
Ст. лейтенант ГБ Березовский
Ст. лейтенант ГБ Петров».
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
В 1922 году начались аресты эсеров, и Шкловский 4 марта 1922, спасаясь от ареста, бежал в Финляндию. Его жена, Василиса Шкловская-Корди, арестованная в качестве заложницы, находилась некоторое время в заключении. В письме Максиму Горькому от 18 сентября 1922 года Шкловский пишет: «Освободили её за виру в 200 рублей золотом. Вира оказалась „дикой“, так как внесли её литераторы купно. Главным образом Серапионы»
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Сочи
57 лет
Карма: -346.38
Регистрация: 21.02.2014
Сообщений: 31,033
Читатели: 6
Регистрация: 21.02.2014
Сообщений: 31,033
Читатели: 6
Цитата: Маликар от 31.08.2018 09:05:43Впечатлён. Сбылася мечта иудота(Ягоды))
.
" В первые двадцать лет советской власти полагалось считать , что Россия погибла ( А ныне гн Медведев тоже считает что РФ - совершенно новое государство. Неужель на дворе господство необольшевиков?Прим моё- М.),
Другое.
И со столицей в Москве.
Это ВАЖНО.
Т.е без Ольденбургских и присланных ИМИ коммунистов.
Наследница культуры скорее Царей чем Императоров.
И впервые со времен Миллера и Шлецеера.
ВПЕРВЫЕ
Заинтересовалась свой ИСТОРИЕЙ.
Это действительно другая страна.
Времена не выбирают,в них живут и умирают.
Были времена ПОХУЖЕ,небыло времен ПОДЛЕЙ
Были времена ПОХУЖЕ,небыло времен ПОДЛЕЙ
Коллекционер мыслей
ТЕЛЕГРАММА И. Т. СМИЛГЕ И Г.К.ОРДЖОНИКИДЗЕ
28.11. 1920 г. Шифром
Смилге и Орджоникидзе
Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы, и наоборот даруем жизнь всем, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости. Сообщите кстати вполне ли теперь обеспечен быстрый разгром Деникина. Польша грозит все сильнее.
Ленин.
28 февраля 1920 г.
28.11. 1920 г. Шифром
Смилге и Орджоникидзе
Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы, и наоборот даруем жизнь всем, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости. Сообщите кстати вполне ли теперь обеспечен быстрый разгром Деникина. Польша грозит все сильнее.
Ленин.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Армия Фрунзе вела бои в западном Казахстане за Эмбенские нефтепромыслы. К этому моменту там скопилось более 14 миллионов пудов нефти. Эмба стала бы спасением для советской республики и единственным местом, откуда можно было вывести нефть в центр.
24 декабря 1919 года Совет Рабоче-крестьянской обороны принимает решение о начале строительства железной дороги, по которой можно было бы вывозить нефть из Казахстана в центр, и приказывает: “Признать постройку ширококолейной линии Александров Гай–Эмба оперативной задачей”. Дорога - важный стратегический объект, а потому вся информация о проектных работах сразу засекретили. Магистраль решили строить одновременно с двух концов и встретиться на реке Урал у села Гребенщиково.
Триста километров от Саратова. Город Александров-Гай. Граница Казахстана и России. Здесь железнодорожное полотно обрывается, точнее, заканчивается. В пятистах километрах от этой точки в Казахстане и находятся Эмбенские нефтепромыслы. Оттуда через безводные солончаковые пустыни должна была протянуться стальная нить новой железной дороги до Александрова-Гая. А уже отсюда эшелоны с нефтью пошли бы в центр. Такова была задумка Ленина. Но Ильич преследовал еще одну цель. Свою. Личную.
Самым талантливым полководцем Красной армии, стоявшим на несколько голов выше любого другого, был Михаил Васильевич Фрунзе… наверное трудно вспомнить какую либо победоносную революцию после которой к власти не пришел бы самый м… талантливый в то время генерал 4453…Значит, Фрунзе нужно попробовать каким-то образом ослабить.
План по нейтрализации русского Бонапарта родился быстро. В декабре 19-го четвертая армия Фрунзе вышла к истокам Урала и прорвалась к нефти, в которой так нуждалась молодая республика. Фрунзе намеревался продолжить поход дальше, на юг, в Среднюю Азию. Как вдруг…
Фрунзе получает телеграмму Троцкого с припиской Ленина, что все -прекращаете там боевые действия и переводите армию на вывоз немедленно нефти.
В телеграмме, отправленной Троцким на имя Фрунзе, читаем: “…приказываю перевести 4-ю армию на строительство железной дороги Александров-Гай – Эмба”. Ленину этого показалось мало, и он делает от себя приписку: “Прошу товарища Фрунзе в соответствии с указанием Троцкого развить революционную энергию для максимального ускорения постройки дороги и вывоза нефти”.
Фрунзе не мог поверить, что его победоносная армия в одночасье должна была сменить мечи на лопаты и броситься строить дорогу во имя революции. Он просит Ленина направить на выполнение так называемой “исторической миссии” не его боевую 4-ую армию, а те части Юго-восточного фронта, которые не участвуют в военных действиях.
Фрунзе срочно отправляет Ленину телеграмму: “Считаю своим долгом доложить, что осуществление постройки встретит большие препятствия”. Он сообщает об отсутствии “транспорта, топлива, о трудностях размещения рабочих, об условиях безводных степей, голоде и эпидемиях”. И это притом, что Фрунзе приказов не обсуждал.
Участь военных постигла и местных казахов. В качестве трудовой повинности на строительство были согнаны жители Саратова и Самары. В их числе и так называемые буржуи. Всего – около сорока пяти тысяч человек. Из них-то и были сформированы трудовые полки, о которых некогда так мечтал Троцкий. Дикий мороз зимой, дикая жара летом, голод, отсутствие пресной воды. С севера надвигалась эпидемия тифа. Люди начали умирать.
В марте 20 года в Москве созрел план – параллельно железной дороге строить еще и нефтепровод. Именно тогда в ленинских документах впервые появляется загадочное слово – “Алгемба”.
Так назвали объединенное строительство нефтепровода и железной дороги. Само слово – яркий продукт новояза – слияние начальных и конечных букв двух географических названий. “АЛГ” - от Александрова-Гая, “Эмба” - от названия нефтяного месторождения. И тогда же в бумагах Ленина появляется имя непосредственного вдохновителя и организатора этого строительства :
Юрий Ломоносов до революции возглавлял Петроградскую железную дорогу. В феврале 17-го он заблокировал движение к северной столице эшелонов с частями царской армии. В результате был обеспечен численный перевес войск Временного правительства.
Временная власть эту услугу не забыла и командировала Ломоносова в Америку - командовать Российской миссией путей сообщения. В девятнадцатом году Ломоносов вернулся в Россию, быстро сориентировался и так же беззастенчиво примкнул уже к большевикам. Новая власть также отплатила ему руководящими постами. Он возглавил сразу два проекта: строительство “Алгембы” и закупку паровозов для России : 700 штук - в Германии и 500 – в Швеции. Официальная история тех лет назовет сделку “прорывом экономической блокады”. Но комиссия, позже проверявшая документы купли, обнаружит перерасход, а проще говоря, хищение государственных средств. В результате “прорыва” страна недосчиталась миллионов золотых рублей.
Рискуем предположить, что Ломоносов был полезен Ленину. Он придумывал схемы увода денег из бюджета и направлял их в нужное русло.
Мы обратились в архив Федеральной службы безопасности с просьбой ознакомиться с личным делом Ломоносова и получили неожиданный ответ. Но об этом чуть позже.
В Александровом-Гае в 19 году размещался Чапаевский штаб. Здесь сейчас музей. А эта мельница, построенная задолго до революции, работает до сих пор. Ее стены хранят следы пуль. Здесь отстреливались бойцы Чапаева. После гибели легендарного комдива дивизию разоружили и бросили на строительство железной дороги, а вслед за чапаевцами потянулись и тысячи местных жителей. Большинство из них были дети десяти-двенадцати лет. В отличие от голодного казахского участка дороги здесь за работу поначалу выдавали паек – килограмм хлеба и чашку пшена. Кому-то стройка помогла выжить, а кому-то принесла погибель.
Работы по строительству железной дороги только начались, а Ленин уже требовал срочного вывоза, любыми путями, 14 млн. пудов нефти, скопившихся на Эмбе.
Единственное транспортное средство в пустыне или заснеженной степи - верблюд. Подолгу не требует воды и пищи. Это Ленину и понравилось. Светлые головы в Москве решили вывезти несколько миллионов пудов нефти. Зимой. В Астрахань. На верблюдах. Немедленно.
В январе 20-го года Ильич шлет в Казахстан телеграмму: “Приказываю ввести трудовую и гужевую повинность местного населения с частичной оплатой продуктами”. На зов вождя казахи бросились собирать бурдюки. Под нефть. А бойцы некогда победоносной армии Михаила Фрунзе получили очередной приказ - сопровождать обозы от мест добычи нефти до Астрахани.
Впрочем, ни один верблюд до Астрахани не дошел. Кто-то доложил в центр - мол, верблюды не справились. Бураны, плохое состояние крестьянских подвод, бескормица, бездорожье, – все это помешало вывозу нефти так называемым гужем.
Труб для укладки нефтепровода в стране не было. Единственный завод, когда-то их выпускавший, стоял. По складам набрали остатков только на 15 верст, а требовалось – на 500! Решили разбирать заброшенные, а потом и действующие нефтепроводы на юге России. Трубы были разные по длине и диаметру, но это большевиков не смущало. Но как ни перекладывали трубы с места на место, как их ни подгоняли, на всю трассу все равно не хватало.
Нельзя сказать, что все это безумие происходило в тишине. Чрезвычайный уполномоченный по восстановлению нефтепромыслов Эмбенского района писал в Москву :
“ Я категорически настаиваю на том, чтобы до обнаружения дееспособности новостроящегося нефтепровода действующие нефтепроводы не разбирались бы.”
Не тут-то было! Единственные работы, которые велись по проекту “Алгемба”, были как раз работами по разборке соседних нефтепроводов. У вождя пролетариата была уверенность, что к цели надо идти. И, как всегда - “другим путем”. Ильич, вспомнив опыт древних римлян по укладке водопровода, предложил использовать деревянные трубы. Но деревянные трубы пожароопасны, и в них невозможно создать необходимое давление. К тому же в Казахстане нет лесов.
Пока Ильич находился в поиске нестандартных инженерных решений, Фрунзе получил новое задание – ликвидировать басмачество силами Туркестанского фронта и создать Бухарскую Советскую республику. Фрунзе оставляет свою армию на строительстве Алгембы и покидает Казахстан.
В Российском Государственном архиве экономики мы нашли расчетную смету Алгембы. Планируемые в ней затраты на строительство железной дороги - в несколько раз меньше, чем затраты на нефтепровод. Притом, что на практике одна верста железной дороги стоит в четыре раза дороже нефтяной трубы. Расчеты вызвали подозрения рабоче–крестьянской инспекции. На требование инспекторов объяснить эти нестыковки, составители сметы ответили, что они считали стоимость работ без учета затрат на рельсы.
Зачем нужно было занижать реальную стоимость проекта как минимум в два раза? Мы можем предположить, что Ленин планировал “ввязаться в драку” с небольшими проектируемыми расходами и пройти все согласования в инстанциях, а когда строительство начнется, и отступать будет некуда, увеличить вложения. Так и вышло. Инициаторы строительства во главе с Ломоносовым в феврале 20-го года вышли с новой финансовой инициативой.
Члену коллегии Госконтроля Галкину было направлено письмо. Его авторы предлагали вести все расчеты по Алгембе наличными. Они объясняли это тем, что в условиях повального дефицита необходимые материалы можно купить только на черном рынке. Более того, алгембовцы требовали права вообще ни перед кем не отчитываться в расходовании выделенных средств. Товарищ Галкин, находясь в здравом уме и твердой памяти, мягко отказал. Тогда Ломоносов в обход всех инстанций обратился с этой просьбой прямо к Ленину. Между Лениным и Ломоносовым существовали какие-то особые отношения.
Ленин в конце концов тут же в феврале сказал : давайте в виде исключения пойдем на такой эксперимент… выдадим денег миллиард по меньше мере в самом начале, и пусть они расходуют, как хотят, и отчитаются готовой стройкой.
Ильич шлет директиву рабоче-крестьянской инспекции: “Предлагаю не стеснять формальностями в отпуске денег”.
Этот документ лишает нас возможности проверить, сколько реально денег было потрачено на строительство Алгембы. Лишила она этой возможности и рабоче-крестьянскую инспекцию, которая с первого дня возмущалась такой вольной системой финансирования.
Совнарком запретил всем учреждениям покупать какие-либо товары на рынке. Но на организаторов Алгембы эти запреты не распространялись. Именно в этот период самые крупные суммы оказались в их распоряжении. В течение 20-го года правительство выделило на строительство Алгембы один миллиард рублей наличными.
него, и предпочел нанести удар первым. Буквально за несколько лет почти вся старая большевистская гвардия была зачищена.
В течение лета 25-го года Фрунзе дважды попадал в автомобильные аварии. На нервной почве у него начались желудочные кровотечения. Осенью консилиум Политбюро во главе со Сталиным настоятельно порекомендовал наркому оперироваться. Фрунзе не хотел. Уходя в больницу, он оставил своим детям – Тимуру и Татьяне - две крошечные фигурки – мышь и осу. Личный врач наркома предупреждал, что наркоз Фрунзе противопоказан, но его даже не пустили в операционную. 31 октября 1925 года стал последним днем жизни Михаила Фрунзе. Ему было сорок лет.
И еще. Нам всем когда-то раздали лопаты, и мы рыли, кто - котлованы, кто – окопы. Кто-то умирал, кто-то воровал. Алгемба была не только величайшей финансовой аферой, она стала моделью коллективного управления экономикой – разоренная казна, безнаказанность и безответственность. Такие алгембы разбросаны по всей России – обрезанные трубы, пустые котлованы и дороги в никуда. И загадка Алгембы не в ее бессмысленности и обреченности, а в той бесхитростной схеме увода денег из казны, которая еще долго кормила сотни чиновников. Именно поэтому историю Алгембы так долго от нас скрывали большевики.
24 декабря 1919 года Совет Рабоче-крестьянской обороны принимает решение о начале строительства железной дороги, по которой можно было бы вывозить нефть из Казахстана в центр, и приказывает: “Признать постройку ширококолейной линии Александров Гай–Эмба оперативной задачей”. Дорога - важный стратегический объект, а потому вся информация о проектных работах сразу засекретили. Магистраль решили строить одновременно с двух концов и встретиться на реке Урал у села Гребенщиково.
Триста километров от Саратова. Город Александров-Гай. Граница Казахстана и России. Здесь железнодорожное полотно обрывается, точнее, заканчивается. В пятистах километрах от этой точки в Казахстане и находятся Эмбенские нефтепромыслы. Оттуда через безводные солончаковые пустыни должна была протянуться стальная нить новой железной дороги до Александрова-Гая. А уже отсюда эшелоны с нефтью пошли бы в центр. Такова была задумка Ленина. Но Ильич преследовал еще одну цель. Свою. Личную.
Самым талантливым полководцем Красной армии, стоявшим на несколько голов выше любого другого, был Михаил Васильевич Фрунзе… наверное трудно вспомнить какую либо победоносную революцию после которой к власти не пришел бы самый м… талантливый в то время генерал 4453…Значит, Фрунзе нужно попробовать каким-то образом ослабить.
План по нейтрализации русского Бонапарта родился быстро. В декабре 19-го четвертая армия Фрунзе вышла к истокам Урала и прорвалась к нефти, в которой так нуждалась молодая республика. Фрунзе намеревался продолжить поход дальше, на юг, в Среднюю Азию. Как вдруг…
Фрунзе получает телеграмму Троцкого с припиской Ленина, что все -прекращаете там боевые действия и переводите армию на вывоз немедленно нефти.
В телеграмме, отправленной Троцким на имя Фрунзе, читаем: “…приказываю перевести 4-ю армию на строительство железной дороги Александров-Гай – Эмба”. Ленину этого показалось мало, и он делает от себя приписку: “Прошу товарища Фрунзе в соответствии с указанием Троцкого развить революционную энергию для максимального ускорения постройки дороги и вывоза нефти”.
Фрунзе не мог поверить, что его победоносная армия в одночасье должна была сменить мечи на лопаты и броситься строить дорогу во имя революции. Он просит Ленина направить на выполнение так называемой “исторической миссии” не его боевую 4-ую армию, а те части Юго-восточного фронта, которые не участвуют в военных действиях.
Фрунзе срочно отправляет Ленину телеграмму: “Считаю своим долгом доложить, что осуществление постройки встретит большие препятствия”. Он сообщает об отсутствии “транспорта, топлива, о трудностях размещения рабочих, об условиях безводных степей, голоде и эпидемиях”. И это притом, что Фрунзе приказов не обсуждал.
Участь военных постигла и местных казахов. В качестве трудовой повинности на строительство были согнаны жители Саратова и Самары. В их числе и так называемые буржуи. Всего – около сорока пяти тысяч человек. Из них-то и были сформированы трудовые полки, о которых некогда так мечтал Троцкий. Дикий мороз зимой, дикая жара летом, голод, отсутствие пресной воды. С севера надвигалась эпидемия тифа. Люди начали умирать.
В марте 20 года в Москве созрел план – параллельно железной дороге строить еще и нефтепровод. Именно тогда в ленинских документах впервые появляется загадочное слово – “Алгемба”.
Так назвали объединенное строительство нефтепровода и железной дороги. Само слово – яркий продукт новояза – слияние начальных и конечных букв двух географических названий. “АЛГ” - от Александрова-Гая, “Эмба” - от названия нефтяного месторождения. И тогда же в бумагах Ленина появляется имя непосредственного вдохновителя и организатора этого строительства :
Юрий Ломоносов до революции возглавлял Петроградскую железную дорогу. В феврале 17-го он заблокировал движение к северной столице эшелонов с частями царской армии. В результате был обеспечен численный перевес войск Временного правительства.
Временная власть эту услугу не забыла и командировала Ломоносова в Америку - командовать Российской миссией путей сообщения. В девятнадцатом году Ломоносов вернулся в Россию, быстро сориентировался и так же беззастенчиво примкнул уже к большевикам. Новая власть также отплатила ему руководящими постами. Он возглавил сразу два проекта: строительство “Алгембы” и закупку паровозов для России : 700 штук - в Германии и 500 – в Швеции. Официальная история тех лет назовет сделку “прорывом экономической блокады”. Но комиссия, позже проверявшая документы купли, обнаружит перерасход, а проще говоря, хищение государственных средств. В результате “прорыва” страна недосчиталась миллионов золотых рублей.
Рискуем предположить, что Ломоносов был полезен Ленину. Он придумывал схемы увода денег из бюджета и направлял их в нужное русло.
Мы обратились в архив Федеральной службы безопасности с просьбой ознакомиться с личным делом Ломоносова и получили неожиданный ответ. Но об этом чуть позже.
В Александровом-Гае в 19 году размещался Чапаевский штаб. Здесь сейчас музей. А эта мельница, построенная задолго до революции, работает до сих пор. Ее стены хранят следы пуль. Здесь отстреливались бойцы Чапаева. После гибели легендарного комдива дивизию разоружили и бросили на строительство железной дороги, а вслед за чапаевцами потянулись и тысячи местных жителей. Большинство из них были дети десяти-двенадцати лет. В отличие от голодного казахского участка дороги здесь за работу поначалу выдавали паек – килограмм хлеба и чашку пшена. Кому-то стройка помогла выжить, а кому-то принесла погибель.
Работы по строительству железной дороги только начались, а Ленин уже требовал срочного вывоза, любыми путями, 14 млн. пудов нефти, скопившихся на Эмбе.
Единственное транспортное средство в пустыне или заснеженной степи - верблюд. Подолгу не требует воды и пищи. Это Ленину и понравилось. Светлые головы в Москве решили вывезти несколько миллионов пудов нефти. Зимой. В Астрахань. На верблюдах. Немедленно.
В январе 20-го года Ильич шлет в Казахстан телеграмму: “Приказываю ввести трудовую и гужевую повинность местного населения с частичной оплатой продуктами”. На зов вождя казахи бросились собирать бурдюки. Под нефть. А бойцы некогда победоносной армии Михаила Фрунзе получили очередной приказ - сопровождать обозы от мест добычи нефти до Астрахани.
Впрочем, ни один верблюд до Астрахани не дошел. Кто-то доложил в центр - мол, верблюды не справились. Бураны, плохое состояние крестьянских подвод, бескормица, бездорожье, – все это помешало вывозу нефти так называемым гужем.
Труб для укладки нефтепровода в стране не было. Единственный завод, когда-то их выпускавший, стоял. По складам набрали остатков только на 15 верст, а требовалось – на 500! Решили разбирать заброшенные, а потом и действующие нефтепроводы на юге России. Трубы были разные по длине и диаметру, но это большевиков не смущало. Но как ни перекладывали трубы с места на место, как их ни подгоняли, на всю трассу все равно не хватало.
Нельзя сказать, что все это безумие происходило в тишине. Чрезвычайный уполномоченный по восстановлению нефтепромыслов Эмбенского района писал в Москву :
“ Я категорически настаиваю на том, чтобы до обнаружения дееспособности новостроящегося нефтепровода действующие нефтепроводы не разбирались бы.”
Не тут-то было! Единственные работы, которые велись по проекту “Алгемба”, были как раз работами по разборке соседних нефтепроводов. У вождя пролетариата была уверенность, что к цели надо идти. И, как всегда - “другим путем”. Ильич, вспомнив опыт древних римлян по укладке водопровода, предложил использовать деревянные трубы. Но деревянные трубы пожароопасны, и в них невозможно создать необходимое давление. К тому же в Казахстане нет лесов.
Пока Ильич находился в поиске нестандартных инженерных решений, Фрунзе получил новое задание – ликвидировать басмачество силами Туркестанского фронта и создать Бухарскую Советскую республику. Фрунзе оставляет свою армию на строительстве Алгембы и покидает Казахстан.
В Российском Государственном архиве экономики мы нашли расчетную смету Алгембы. Планируемые в ней затраты на строительство железной дороги - в несколько раз меньше, чем затраты на нефтепровод. Притом, что на практике одна верста железной дороги стоит в четыре раза дороже нефтяной трубы. Расчеты вызвали подозрения рабоче–крестьянской инспекции. На требование инспекторов объяснить эти нестыковки, составители сметы ответили, что они считали стоимость работ без учета затрат на рельсы.
Зачем нужно было занижать реальную стоимость проекта как минимум в два раза? Мы можем предположить, что Ленин планировал “ввязаться в драку” с небольшими проектируемыми расходами и пройти все согласования в инстанциях, а когда строительство начнется, и отступать будет некуда, увеличить вложения. Так и вышло. Инициаторы строительства во главе с Ломоносовым в феврале 20-го года вышли с новой финансовой инициативой.
Члену коллегии Госконтроля Галкину было направлено письмо. Его авторы предлагали вести все расчеты по Алгембе наличными. Они объясняли это тем, что в условиях повального дефицита необходимые материалы можно купить только на черном рынке. Более того, алгембовцы требовали права вообще ни перед кем не отчитываться в расходовании выделенных средств. Товарищ Галкин, находясь в здравом уме и твердой памяти, мягко отказал. Тогда Ломоносов в обход всех инстанций обратился с этой просьбой прямо к Ленину. Между Лениным и Ломоносовым существовали какие-то особые отношения.
Ленин в конце концов тут же в феврале сказал : давайте в виде исключения пойдем на такой эксперимент… выдадим денег миллиард по меньше мере в самом начале, и пусть они расходуют, как хотят, и отчитаются готовой стройкой.
Ильич шлет директиву рабоче-крестьянской инспекции: “Предлагаю не стеснять формальностями в отпуске денег”.
Этот документ лишает нас возможности проверить, сколько реально денег было потрачено на строительство Алгембы. Лишила она этой возможности и рабоче-крестьянскую инспекцию, которая с первого дня возмущалась такой вольной системой финансирования.
Совнарком запретил всем учреждениям покупать какие-либо товары на рынке. Но на организаторов Алгембы эти запреты не распространялись. Именно в этот период самые крупные суммы оказались в их распоряжении. В течение 20-го года правительство выделило на строительство Алгембы один миллиард рублей наличными.
него, и предпочел нанести удар первым. Буквально за несколько лет почти вся старая большевистская гвардия была зачищена.
В течение лета 25-го года Фрунзе дважды попадал в автомобильные аварии. На нервной почве у него начались желудочные кровотечения. Осенью консилиум Политбюро во главе со Сталиным настоятельно порекомендовал наркому оперироваться. Фрунзе не хотел. Уходя в больницу, он оставил своим детям – Тимуру и Татьяне - две крошечные фигурки – мышь и осу. Личный врач наркома предупреждал, что наркоз Фрунзе противопоказан, но его даже не пустили в операционную. 31 октября 1925 года стал последним днем жизни Михаила Фрунзе. Ему было сорок лет.
И еще. Нам всем когда-то раздали лопаты, и мы рыли, кто - котлованы, кто – окопы. Кто-то умирал, кто-то воровал. Алгемба была не только величайшей финансовой аферой, она стала моделью коллективного управления экономикой – разоренная казна, безнаказанность и безответственность. Такие алгембы разбросаны по всей России – обрезанные трубы, пустые котлованы и дороги в никуда. И загадка Алгембы не в ее бессмысленности и обреченности, а в той бесхитростной схеме увода денег из казны, которая еще долго кормила сотни чиновников. Именно поэтому историю Алгембы так долго от нас скрывали большевики.
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Коллекционер мыслей
Цитата: Коллекционер мыслей от 31.08.2018 19:23:40Именно поэтому историю Алгембы так долго от нас скрывали большевики.
К концу 20-го года стройка начала буксовать и задыхаться. Тиф уносил по несколько сот человека в день. Вдоль трассы выставили охрану, потому что местные жители стали растаскивать шпалы. Рабочие вообще отказывались выходить на работу. Ленин недоволен. Он шлет руководителям Алгембы телеграмму:
“Ясно, что тут саботаж или разгильдяйство. Обязательно пришлите мне архикратко, что заказано и что сделано, имя-отчество, фамилия каждого ответственного лица. Ленин”.
Трубы для нефтепровода по-прежнему были в дефиците. Аналогичная ситуация сложилась и с рельсами. Их просто не было. В общем, какие бы решения по Алгембе не принимались, на месте ударной стройки по-прежнему не было ничего: ни транспорта, ни стройматериалов, ни воды, ни хлеба…
Сохранились документы, что нечем кормить, что норма выдачи ниже всякой нормы, что многие сидят без хлеба. Еще в двадцатом году были проблемы с питанием, а в 21 году летом начинается самый страшный голод за всю нашу историю.
В это время на строительство приезжает с инспекцией Михаил Фрунзе. Командарм приходит в ужас от увиденного, и по горячим следам шлет Ленину телеграмму:
“Дорога в ужасном состоянии. На топливо разбираются постройки, вагоны и прочее. Бедствия усиливаются свирепствующими буранами и заносами. Кроме войсковых частей, работать некому, а части разуты и раздеты”. Ленин оставляет телеграмму без ответа.
Это саратовские врачи. Они приехали в Алексадров-Гай добровольно. В городе и на стройке началась холера. А местное население продолжало возводить насыпь для будущей дороги, в необходимости которой на тот момент уже сильно сомневались трезвомыслящие большевики. Дело в том, что через четыре месяца после начала строительства Алгембы, уже в апреле 20-го, были освобождены Баку и Грозный. Эмбенская нефть была каплей в море по сравнению с их запасами. Но Ленин настаивал на продолжении строительства и выделял под него миллионы и миллионы.
Из РКИ были письма в правительство, что зачем вы строите, неужели вы не понимаете, что это совершенно бессмысленно…Что вообще вся стройка странно очень выглядит, что все расчеты, которые представлены, ну это полный абсурд.
Слухи о немыслимых перерасходах средств на строительство Алгембы доходят до Дзержинского. Он поручает собрать всю информацию о деятельности и личной жизни руководителя Алгембы Юрия Ломоносова. Оперативное управление ВЧК отчитывается Дзержинскому:
“Инженер Ломоносов в Москве ведет роскошный образ жизни. Жена Ломоносова проживает в Стокгольме и работает в одном из банков. Ломоносов часто навещает ее, причем за государственный счет и в загранпоездках ни в чем себе не отказывает. Дети Ломоносова живут и учатся за границей”.
В ВЧК хранилась еще целая пачка доносов, которые Ломоносов строчил на своих коллег. Собранные чекистами сведения о руководителе “Алгембы” Дзержинский выложил на заседании Политбюро. “Железный Феликс”, видимо, был не в курсе особого статуса Ломоносова. И крайне удивился, когда Политбюро вынесло свой вердикт :
“Работа товарища Ломоносова носит в целом положительный характер”.
“Передовик труда” Ломоносов почувствовал опасность. Он скоропостижно покинул свой пост в Комитете государственных сооружений, не дожидаясь окончания стройки. И все чаще стал пропадать за границей под предлогом ведения каких-то переговоров. Но каких?..
Летом 17 года газета “Живое слово” опубликовала статью под заголовком: “Ленин и Ганецкий – шпионы!”. “Деятельность большевиков финансируется Германией, - писали журналисты, - и на счету Ульянова-Ленина находится свыше двух млн. рублей”. Напомним, что до октябрьского переворота оставалось три месяца.
Аким Арутюнов. Историк и публицист. Автор многочисленных работ о финансовой деятельности большевиков.
Расчет Берлина был прост: революция в России остановит первую мировую войну и разрушит антинемецкую коалицию. На это в Германии денег не жалели. О фактах немецкого спонсорства знал начальник Петроградской контрразведки Никитин, о чем он регулярно и докладывал царю. В архиве Никитина были копии двадцати девяти телеграмм, посланных Лениным, Коллонтай и Зиновьевым немецким “спонсорам” с перечислением затрат и требованием прислать еще денег. Суммы в телеграммах фигурировали немалые.
Но требовала ли Германия возврата вложенного? Возможно. Но уже в июне 1919 года была провозглашена Веймарская республика. Германию начали сотрясать постоянные смены правительства, и ленинские кредиторы сошли с немецкого политического Олимпа. Впрочем, сам Ильич мечтал переместить свой революционный опыт в Европу. Именно в Берлин, который и должен был стать центром мирового коммунистического движения, направлял Ленин миллионы из России.
Не надо думать, что в то время Ленин свободно мог взять из казны сколько угодно денег и распорядиться ими по собственному усмотрению. Он сам писал про “учет и контроль”, да и фискальные органы и политические враги не бездействовали. Поэтому добывать деньги приходилось разными путями. Финансовыми аферами в том числе. Алгемба фактически стала одной из них.
По нашей версии, Ленин сам предложил Ломоносову заниматься переводом денег за рубеж, причем с учетом посреднического процента. Ломоносов курировал Алгембу и распоряжался всеми ее финансовыми потоками. Более того, Ломоносов часто бывал за границей и имел возможность перевозить наличные деньги.
В это время началась война с Польшей. Но на польский фронт с Алгембы были направлены только остатки 25 чапаевской дивизии. Ведь две трети ее бойцов уже погибли на строительстве.
Они вырвались на польский фронт, и может быть, благодаря этому большая часть и… выжила, спаслась, потому что те, кто остались на Эмбе…, они практически все погибли.
Из сорока тысяч, пригнанных на строительство, с двух концов работало всего 511 человек. Местные жители разбежались, военные частично были отправлены на фронт, а большинство просто погибли от тифа, холеры, голода и жажды. Полтора года Алгембы стоили тридцати пяти тысяч человеческих жизней.
6 октября 21 года директивой Ленина строительство железной дороги и нефтепровода было прекращено.
Все, что успели за полтора года построить со стороны Александрова-Гая – это 90 верст насыпи и в два раза меньше рельсов и шпал. Вот это все, что напоминает сегодня о стройке века. Обычная проселочная дорога, ведущая к границе с Казахстаном. А из этого рва, видимо, и брали землю для насыпи. После того как стройка перестала интересовать Ленина, в Александровом-Гае шпалы и рельсы немедленно растащили местные жители.
В Доссоре и Макате через несколько лет после гибели Алгембы стали вновь разбирать и перетаскивать куда-то трубы. И сегодня уже ничто не напоминает о первой стройке социализма, разве только вот это здание доссорского вокзала, у которого нет перрона.
Железная дорога на запад все же будет построена здесь в 70-х годах. Но дойдет только до Урала. Сегодня по ней проходит один товарный поезд в неделю.
А как же сложилась судьба непосредственного организатора этого грандиозного строительства? В архиве ФСБ нам сообщили, что с 1927 года Юрий Ломоносов проживал за границей. А 17 апреля 45-го он был лишен советского гражданства. По нашей версии, Ломоносов еще долго выполнял деликатные финансовые поручения руководства партии, а во время войны просто исчез со вверенными ему деньгами. Родина вспомнила о нем, в канун Великой Победы, очищая свои ряды от предателей и прочей скверны. Ломоносов безбедно дожил свой век в Канаде, где и скончался в 52 году в возрасте 76 лет. Вряд ли его мучила совесть за Алгембу.
Добычу нефти на Эмбе сокращали с каждым годом. И, если бы железная дорога и нефтепровод все же были построены, то загрузить их было бы нечем. Государственные мужи использовали уникальное нефтяное месторождение фактически в своих личных целях.
Алгемба явилась примером реализации простой и гениальной схемы увода бюджетных средств за рубеж. О движении денег знали лишь особо доверенные лица из окружения Ильича, такие как Ломоносов. С помощью подобных схем и пополнялась партийная касса. Средства из нее направлялись на банковские счета для решения специфических задач и удовлетворения персональных запросов большевистской верхушки.
Дзержинский и Фрунзе знали о масштабах хищений на Алгембе и последующих ударных стройках. В курсе был и главный соперник Сталина в борьбе за власть - Троцкий. Обнародование ТАКОГО компромата могло бы дискредитировать всю большевистскую верхушку. Предположим, Сталин знал о схеме отмывания денег и надеялся использовать ее в дальнейшем. Но он понимал и то, что силовики в любой момент смогут использовать свои знания против
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 01 янв 1970
Сейчас на ветке:
1,
Модераторов: 0,
Пользователей: 0,
Гостей: 0,
Ботов: 1