Ким Чен Ын скопировал китайскую модель экономических преобразований.

В декабре 2011 года 27‑летний Ким Чен Ын стал руководителем Северной Кореи, сменив на высших государственных постах своего внезапно скончавшегося отца Ким Чен Ира. Несмотря на молодость и отсутствие политического опыта, Ким Чен Ын быстро зарекомендовал себя инициативным и энергичным, хотя и жестким руководителем. Оказавшись – скорее всего, неожиданно и для себя самого – на капитанском мостике северокорейского государственного корабля, с первых же месяцев правления он стал менять курс этого корабля.
Основой всей внутренней политики Ким Чен Ына стали радикальные экономические реформы, которые во многом копируют те, что проводились в Китае в 1980‑е под руководством Дэн Сяопина. Впрочем, по политическим соображениям в Пхеньяне не признают этого копирования: официально считается, что Корея, будучи одной из колыбелей всей человеческой цивилизации (да, именно так!), не нуждается в том, чтобы следовать иностранным образцам, а живет исключительно собственным умом или, скорее, мудростью своих вождей.
Когда Ким Чен Ын, третий правитель из клана Кимов, пришел к власти, страна находилась в крайне тяжелом положении. Северная Корея на момент своего основания в 1948‑м была одним из самых развитых промышленных регионов Восточной Азии, но в последние десятилетия она все больше отставала от успешных соседей, в первую очередь от Южной Кореи. На настоящий момент разрыв в уровне доходов на душу населения с Южной Кореей, если верить оптимистам, 15‑кратный, а если согласиться с пессимистами, то и вовсе 40‑кратный. Командно-административная экономика, некогда скопированная с советского образца, перестала нормально функционировать еще в 1990‑е. С другой стороны, в КНДР начался стихийный рост рыночных отношений: рынки становились больше, появились и быстро богатели полулегальные частные предприниматели – своего рода северокорейские «цеховики», куда более многочисленные и влиятельные, чем их коллеги времен позднего СССР.
Однако Ким Чен Ир так и не понял, что же ему следует делать в сложившейся ситуации. Идти китайским путем он опасался, полагая, что в разделенной стране с огромным разрывом в уровне жизни между двумя ее частями радикальные реформы скорее спровоцируют не экономический бум, как в КНР, а политический кризис, похожий на тот, что случился в Восточной Германии. Поэтому все 17 лет своего правления Ким Чен Ир провел, кидаясь из одной крайности в другую. Временами он выступал в поддержку реформ и покровительствовал тем чиновникам, которые призывали перенять китайский опыт, а временами же, наоборот, произносил речи об опасности рыночных отношений и призывал вернуться к старой централизованной экономике и тотальной карточной системе.

Ким Чен Ын, в отличие от отца, владеет иностранными языками и долгое время учился в Швейцарии, так что о ситуации в мире он прекрасно осведомлен. Похоже, с самого начала Молодой Маршал прекрасно понимал: чтобы покончить с накопившимися экономическими проблемами, КНДР должна двинуться по китайско-вьетнамскому пути рыночных реформ. Вскоре после прихода к власти Ким Чен Ына в китайских университетах появились группы северокорейских экспертов, которые, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, начали собирать материалы о том, что же происходило в КНР в первые годы правления Дэн Сяопина. Работали они не втуне.
С июня 2012‑го сельское хозяйство Северной Кореи стало переводиться на семейный подряд (переход завершился к 2016 году). Сельскохозяйственные кооперативы – ужесточенный вариант советских колхозов, – в которых размер приусадебного участка был ограничен одной соткой, формально продолжают существовать, но, по сути, превратились в управленческие инстанции. В соответствии с новой системой большая часть пахотной земли передана в долгосрочное пользование «малым хозрасчетным звеньям», состоящим из одной-двух крестьянских семей каждое. Часть урожая – обычно около трети – крестьянам полагается сдавать государству, выплачивая таким образом своего рода натуральный налог. Остальным они могут распоряжаться по своему усмотрению.
Результаты оказались легко предсказуемыми: продовольственное положение КНДР при Ким Чен Ыне начало быстро улучшаться. Один северокорейский чиновник сказал мне по этому поводу: «В прошлом наши крестьяне иногда немножко ленились, но при нынешней системе им нет смысла лениться, и они работают очень хорошо». Что ж, работают они действительно на совесть: производство зерновых выросло на 20–25%, и Северная Корея впервые за десятилетия приблизилась к уровню самообеспечения продовольствием.
С конца 2014‑го начался перевод промышленности на систему радикального хозрасчета, скопированную с системы «двойных цен», существовавшей в 1980‑е в Китае. В соответствии с этой системой предприятие сдает государству определенную часть произведенной продукции и получает за нее символическую плату. Все, что производится сверх этого количества, предприятие вольно продавать своим партнерам и потребителям по свободным ценам.
Показательно, что северокорейские массовые СМИ мало пишут о происходящих реформах, по-видимому, опасаясь посеять ненужные сомнения в сердцах населения. В целом для народных масс сохраняется старая риторика – проверенная десятилетиями смесь коммунистической и националистической фразеологии. Однако специализированные журналы, адресованные управленцам и чиновникам, ведут себя намного откровеннее. В появившихся на их страницах в последние три-четыре года публикациях весьма подробно объясняют, как должна работать новая экономическая модель. В этих журналах публикуют даже известные любому экономисту графики с кривыми спроса и предложения, иллюстрирующие принципы рыночного ценообразования в новой модели. Появляются там и статьи с изложением основ современной (конечно же, рыночной) экономической теории в применении к новой экономической модели. Впрочем, такие слова, как «рынок» и «реформа», остаются крамольными и по идеологическим соображениям не используются даже в специализированных изданиях.


Несмотря на все санкции, в 2017-м ВВП КНДР вырос на 3,9%. Впрочем, в этом году успех повторить вряд ли удастся из-за наложенных на Пхеньян дополнительных ограничений. На фото: работница пхеньянского комбината имени Ким Чен Сук – жены Ким Ир СенаWong Maye-E⁄AP⁄TASS

Систему двойных цен можно считать вариантом северокорейского госкапитализма – государственные предприятия работают в условиях рыночной экономики, но не меняют формы собственности. При этом еще в 1990‑е в стране сложился заметный частный сектор. Во времена Ким Чен Ира этот сектор то поощряли, то пытались раздавить, а обычно просто закрывали на его существование глаза. Позиция Ким Чен Ына иная: частный сектор делает полезное дело, и его нужно терпеть, а временами и поощрять, хотя и не легализовывать полностью.
Впрочем, даже в официальном законодательстве сейчас появились лазейки, предназначенные для цеховиков. В принятом в ноябре 2014 года «Законе о промышленных предприятиях» содержится статья 38, предусматривающая привлечение государственными предприятиями средств частных инвесторов, и речь идет не об инвесторах-иностранцах.
Прекратились гонения на те частные предприятия, которые функционируют в КНДР уже не первое десятилетие, будучи формально зарегистрированными в качестве государственной собственности. Подобная фальшивая регистрация – весьма распространенная практика. Например, в последние 15–20 лет фактически частными стали почти все северокорейские рестораны, хотя работают они именно под такой регистрацией. Частный сектор играет большую роль в автотранспорте, междугородных пассажирских перевозках, рыбной ловле и, что важно, в жилищном строительстве. Послабления эпохи Ким Чен Ына привели к тому, что цеховики, которых власти терпели и раньше, окончательно вышли из подполья. В этом легко убедиться, побывав в любом из многих дорогих ресторанов, открывшихся в последние годы, где за обед на двоих надо отдать среднемесячную северокорейскую зарплату.
Ким Чен Ын попытался привлечь и иностранные инвестиции, сыгравшие важную роль в развитии других стран Восточной Азии. Правда, в отличие от прочих направлений реформы, здесь удача ему не сопутствовала.
Иностранные инвесторы, во‑первых, просто побаиваются иметь дело с Северной Кореей, находящейся под международными санкциями. Во‑вторых, многим из них хорошо известен печальный опыт тех иностранных предприятий, которые в свое время, казалось бы, успешно инвестировали в КНДР. В большинстве случаев, если это предприятие оказывалось действительно прибыльным, северокорейские партнеры в одностороннем порядке пересматривали условия сотрудничества, а то и вовсе конфисковывали фирму. В КНДР международную торговлю воспринимают как игру с нулевой суммой и склонны считать, что иностранцы, «чрезмерно» зарабатывающие в Северной Корее, грабят страну и посему их действия необходимо немедленно пресечь. Кроме того, у северокорейского руководства существует крайне завышенное представление об инвестиционной притягательности их страны.
Так что, скорее всего, на привлечение иностранных капиталов в ближайшие годы Пхеньяну рассчитывать не приходится. Единственным исключением могут стать инвестиции, за которыми стоят политические интересы, то есть в первую очередь инвестиции из Китая и Южной Кореи. Впрочем, санкции Совета Безопасности ООН делают и такие политически мотивированные вложения практически невозможными.
Сегодня, по прошествии семи лет с начала правления Ким Чен Ына, можно с уверенностью сказать: реформа работает. Ситуация в государстве улучшается или, по крайней мере, улучшалась до прошлого года, когда санкционное давление на КНДР резко усилилось. Экономический рост, по разным оценкам, при Ким Чен Ыне составлял от трех до семи процентов в год. Зарплаты в Северной Корее за это время выросли примерно в два раза. Сейчас зарплата в Пхеньяне составляет $50–70, а на удачливых частных предприятиях и некоторых предприятиях ВПК квалифицированные рабочие получают и по $100 в месяц.
При Ким Чен Ыне была окончательно решена и проблема товарного дефицита: магазины и в столице, и в провинции забиты товарами. В последние годы продукция местного производства, несмотря на свое, скажем прямо, не очень высокое качество, ощутимо потеснила китайский импорт. В Пхеньяне и некоторых других городах стремительно возникают целые кварталы новостроек, в основном возводимых на деньги частных инвесторов. Хорошая квартира в центральном Пхеньяне стоит около $100 тысяч, а эксклюзивная – в полтора раза больше. Ускорившийся при Ким Чен Ыне переход к рыночной экономике привел к существенному социальному расслоению, но нельзя сказать, что мы имеем дело с ситуацией, когда «богатые богатеют, а бедные беднеют». Благосостояние, в общем-то, растет у всех, хотя и с разной скоростью.
При этом выбранная Ким Чен Ыном модель преобразований отличается от китайского прототипа одной важной особенностью – в КНР экономический рост сопровождался политическими послаблениями и частичным открытием страны для внешнего мира. Недаром китайская политика известна как «политика открытости и реформ». В Северной Корее реформы идут, но никакой «открытости» там не наблюдается: власть по-прежнему жестко контролирует страну, а меры по ее изоляции от внешнего мира даже усилились.
Ким Чен Ын сделал ставку на сочетание рыночных реформ в экономике с сохранением крайне жесткого авторитарного режима в политике. По-видимому, только такой микс дает Ким Чен Ыну шанс сохранить власть и встретить старость в своей резиденции, а не в тюрьме или изгнании. С точки зрения самого Ким Чен Ына и его окружения, у проводимого ими курса «реформ без открытости» просто нет альтернативы: мириться с сохранением отсталости они не могут и не хотят, но и подвергать угрозе стабильность режима тоже не желают.
Впрочем, судя по всему, подавляющее большинство граждан КНДР довольны нынешним курсом. Не факт, что в Северной Корее в последние годы стало жить веселее, но, безусловно, жить там стало намного лучше. Рыночная модель работает везде, но особенно эффективно она работает, как показал опыт последнего полувека, в Восточной Азии, и Северная Корея в этом отношении исключением не стала.
Ссылка