Почему КНР так важно выйти в «топы» финансирования бюджета и операций ООН?

Официальный представитель МИД КНР Хуа Чуньин пообещала, что Китай, как развивающаяся страна, безоговорочно выполнит свои обязательства перед ООН. И в частности, станет вторым крупнейшим вкладчиком как собственно в бюджет Организации, где его вклад составит 12%, так и в бюджет операций по поддержанию мира, которые более чем на 15% будут финансироваться из китайских взносов.
Что за этим кроется, и почему для КНР это так важно?
Ряд причин. Первая — исторически сложные отношения КНР с ООН, уходящие в историю ее создания. В 1944—1945 годах, когда процесс оформления Организации вошел в завершающую стадию, у власти в Китае находилось правительство Чан Кайши — лидера Партии Гоминьдан, а страна носила название Китайская Республика, которое сейчас сохраняет Тайвань. И именно чанкайшистский режим был официально признан тогдашним «международным сообществом» и, наряду с СССР, США, Великобританией и Францией, получил одно из пяти мест в Совете Безопасности ООН (с правом вето), предназначавшихся державам-победительницам во Второй мировой войне.
КНР была провозглашена 1 октября 1949 года, после четырех лет кровопролитной гражданской войны между КПК и Гоминьданом. Чан Кайши со своей кликой бежал на Тайвань. И надо понимать, что и через Китай пролег тогда один из фронтов холодной войны, объявленной в феврале-марте 1946 года Джорджем Кеннаном и Уинстоном Черчиллем. Советский Союз первым сразу же признал Народный Китай и установил с ним дипломатические отношения. Запад во главе с США это сделать отказался, вернувшись к этому вопросу только спустя более чем 20 лет.

Этим и объяснялся зеркально противоположный подход к китайскому вопросу Москвы и Вашингтона. СССР требовал признать фактическое положение дел, доказывая, что режим Чан Кайши представляет ничтожно малую, мятежную по отношению к центральной власти в Пекине, часть китайского народа. США же в логике «знаменитых» «двойных стандартов» отстаивали конъюнктурно понимаемую «легитимность», считая китайских коммунистов «узурпаторами». И не обращали внимания на вопиющие нарушения прав человека, выразившиеся в геноциде, устроенном кликой Чан Кайши китайской Компартии после смерти основателя Гоминьдана Сунь Ятсена, который и сегодня почитается в КНР как подлинный народный демократ. В отличие от диктатора Чан Кайши.
А вот изменили свою позицию США при президенте Ричарде Никсоне по конъюнктурным причинам уже после трагического разрыва Москвы и Пекина, стараясь, как тогда говорили в СССР, «разыграть против Москвы китайскую карту». Так что историческая справедливость, восторжествовавшая в 1971 году, когда место тайваньского режима в Совете Безопасности ООН заняла КНР, а Тайбэй спесиво «хлопнул дверью», не пожелав «делить» ООН с КПК и КНР, утвердилась при весьма сложных обстоятельствах.
На словах признав незыблемость принципа «одного Китая» — в рамках этого подхода Тайвань рассматривается, по крайней мере, с международно-правовой точки зрения, частью КНР, США на деле многократно его нарушали, доказав, что единственной целью, которую они преследовали, пропуская КНР в Совбез, — это поощрить советско-китайские разногласия и разделяя — властвовать. Последним совсем недавно за рамки приличий вышел уже Дональд Трамп, который в статусе избранного президента, взял да и позвонил тайваньскому «президенту», что очень сильно навредило китайско-американским отношениям, заложив фундамент тех противоречий, что сотрясают их сегодня.
Второе. Уже приходилось раскрывать многие нюансы, связанные с официальной идеологемой КНР о социализме с китайской спецификой. Эта «специфика» не взята с потолка, а уходит корнями в идеи основателя КНР Мао Цзэдуна и его последователя Дэн Сяопина. А они, в свою очередь, в определенной части были ими заимствованы из работ позднего В.И. Ленина, раскрывавших «своеобразие» не только русской революции, но и перспективы еще большего «своеобразия» последующих революций на Востоке. Смысл этого своеобразия вождь Октября объяснил соединением в странах капиталистической периферии борьбы за социализм с борьбой за национальное освобождение.
Данная идеологема тесно связана с другой — теорией Мао о «глобальном городе» и «глобальной деревне», которая опередила свое время и когда была высказана, показалась экзотической, хотя оказалась верной. Однако и сам основатель КНР вкладывал в эту концепцию двойное содержание. С одной стороны, он констатировал отличия в развитии Китая не только с развитыми капиталистическими странами, но и с Советским Союзом, показывая, что КНР должна пройти еще большой путь.
С другой стороны, выводя «деревню» из-под влияния «города», Мао Цзэдун предъявлял претензии на китайское лидерство в развивающемся мире и делал это в условиях краха колониальной системы империализма, когда за влияние на ее осколки повели борьбу СССР и США. Так появилась концепция «трех миров» — первого, мира империализма во главе с США, второго — мировой социалистической системы под руководством СССР и третьего, развивающегося, лидерство в котором, по мнению Мао, должно принадлежать Китаю как тоже развивающейся стране.
Формула «великого кормчего» оказалась настолько удачной, что надолго пережила его самого и вошла в идеологические скрижали КПК. Примеров того, как она работает на практике, — множество. От объединяющей развивающийся мир «Группы 77», по сути, возглавляемой Китаем, до «устойчивого развития» и климатического процесса, в котором КНР все активнее и эффективнее перехватывает лидерство вместе с основными идеями у Запада.
Публично это было продемонстрировано в 2009 году на копенгагенской Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (КС РКИК), где именно Пекин бросил перчатку попыткам Запада «обтяпать» новые правила игры за спиной, кулуарно разыграв их на несколько заинтересованных «рук». Номер не прошел потому, что ответом на державшийся в секрете «датский текст», который хотели превратить в итоговый документ, стал тогда другой текст — «китайский», выдвинутый в пику Западу при впечатляющей поголовной поддержке как раз «третьего мира».
И не будет преувеличением сказать, что именно с того момента в мировую повестку дня входит многократно упоминавшаяся нами китайская заявка на лидерство в глобализации.
Третье. Под признанием Китаем самого себя развивающейся страной имеется и глубокий самоанализ, результаты которого очень хорошо передаются известным афоризмом Дэн Сяопина, завещавшего своим преемникам «двигаться осторожно, «не высовываться» и держать свой «фонарь под корзиной». Очень многие показатели экономической и социальной отчетности по ооновским стандартам Китай сегодня представляет по «валу», а не «на душу населения» (кстати, именно такой подход Пекин исповедует и в отчетности по борьбе с климатическими изменениями).
Отсюда и стратегические задачи, конкретизированные при правлении Си Цзиньпина: 2021 год (столетие КПК) — рубеж строительства в Китае общества среднего достатка за счет изжития бедности и нищеты. К 2049 году (столетию КНР) страна должна стать «мощной и современной социалистической державой». То есть — возглавить-таки глобализацию?
И четвертое. Получив свое законное место в Совете Безопасности ООН, КНР, памятуя о том, какими трудами оно досталось, стремится выполнять свои обязательства предельно пунктуально и регулярно их обновляет, стараясь не давать своим оппонентам повода для критики. Другой стороной этого вопроса является стремительный рост Китая за 40 лет политики реформ и открытости и достигнутые страной впечатляющие успехи. Китай сильно нарастил свои возможности, и сочетание подчеркнутой заботы о своем международном авторитете с широкими финансовыми возможностями становится фундаментом укрепления позиций КНР в международно-институциональной сфере.
А в международную повестку дня, между тем, еще с начала XXI века вброшен бурно обсуждаемый в ней вопрос о реформировании Совета Безопасности ООН, планы которого нашли отражение в официальном концептуальном докладе Группы высокого уровня ООН по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (декабрь 2004 г.). Главный его посыл — изменить критерии членства в Совете Безопасности таким образом, чтобы в него, в рамках представительства уже не по итогам Второй мировой войны, а регионального (от регионов), входили две категории стран.
Одна (внимание!) — те, кто делают наибольшие взносы в бюджет ООН, другая — те, кто вносит наибольший вклад в миротворческие операции под эгидой ООН. И поскольку Китай, повторяем, приобрел такие возможности, а также обладает высоким уровнем развития вооруженных сил, то он и использует этот рычаг, понимая, что он превращается в «оселок» и критерий международного влияния.
Следует признать: уровень гибкости китайской дипломатии таков, что ей удается успешно использовать противоречия на Западе, количество которых — от Трампа до Brexit — множится, создавая предпосылки для перехода в новое качество и подрыва всей мировой системы. И каждый виток такой конфронтации, каждый раунд противостояния между партнерами по коллективному Западу всякий раз усиливает международные позиции Пекина.
Поэтому когда официальный представитель МИД КНР на ведомственном брифинге напоминает, что Китай «приветствовал и поддержал соответствующую резолюцию ООН о взносах государств-членов на последующие три года», речь вновь, как ни крути, идет о глобализационном лидерстве Поднебесной, причем в обозримой исторической перспективе.
Но это с одной стороны, а с другой, вопрос об урегулировании внутренних конфликтов в ооновской практике — очень деликатный механизм глобального управления. Когда в 2005 году в структуре ООН были созданы инструменты миротворчества как инструмента насаждения «нового мирового порядка» — Управление по поддержке миростроительства, Комиссия по миростроительству и Фонд миростроительства — сразу стало понятно, что опираться в своей практике они будут на те региональные организации, которые, как к примеру, НАТО или Европейский союз — действуют в интересах объединенного Запада.
Если КНР удастся потеснить их своей активностью — а вопрос, на котором заострила внимание Хуа Чуньин, именно об этом, то очень многое в этом мире может поменяться. И далеко не в худшую сторону. Потому что хуже, похоже, что некуда. А здесь появляется альтернатива, и именно заявка о готовности такую альтернативу возглавить и стремление активно этого добиваться, подкрепленные — еще раз! — многократно выросшими возможностями Китая — и вносят в мировую повестку очень большую интригу. Именно этим прошедший в Пекине мидовский брифинг и интересен.
Ссылка