Какие выводы необходимо сделать из главного провала ГРУ в 2018 году

Одна из самых тайных и загадочных организаций России – Главное разведуправление Минобороны – весь уходящий год была предметом самого пристального внимания. Многие считают, что 2018-й стал одним из самых неудачных за всю историю российской военной разведки. Так ли это на самом деле и какие реформы требуются ГРУ сегодня?
Устойчивую аббревиатуру российской военной разведки – ГРУ (до конца 2018 года просто Главное управление, ГУ) – по праву можно назвать «словом года». Как минимум с точки зрения иностранных читателей. Вряд ли какое еще другое русское слово чаще других мелькало в разнообразных СМИ, в первую очередь зарубежных.
Для того были объективные причины. События вокруг Скрипалей, выпады со стороны США в адрес «русских хакеров», даже открытие уголовного дела против нескольких россиян, объявленных в США «сотрудниками ГРУ, вмешивавшимися в предвыборную кампанию», несколько высылок российских дипломатов и обвинения в адрес других уже задним числом в «несовместимой деятельности».
Сюда же можно добавить две подряд скоропостижные смерти руководителей Управления, события в Сирии и на Украине, а также возвращение Управлению традиционного названия. В итоге российская военная разведка стала едва ли не самым раскрученным российским брендом уходящего года (правда, в основном с отрицательным знаком).
На управление вылились водопады грязи. Не было ни одного англоязычного СМИ, которое чуть ли не в ежедневном режиме не перемывало бы косточки российской военной разведке. Очень быстро к этому хору подключились русскоязычные либеральные источники. Ситуация стала походить на масштабную идеологическую атаку на один из ключевых органов системы безопасности России. Схема этой атаки напоминала ситуацию во второй половине 1980-х годов с тогдашней массированной информационно-идеологической обработкой населения и дискредитацией советской армии и КГБ.

При этом сама военная разведка и ее непосредственное начальство – Генштаб и Минобороны – драматично молчали и даже не пытались сопротивляться в публичном информационном поле. В этих кругах главенствует профессиональный снобизм: мы ничего не комментируем, потому что лучше всех знаем, как дела обстоят на самом деле, и мы выше того, чтобы это все обсуждать с профанами.
Раньше подобный подход действительно работал на имидж разведки, которая «все знает, героически работает, но молчит». Но сейчас такая позиция стала вызывать недоуменные вопросы. Молча пребывать целый год в положении даже не мальчика для битья, а натурально боксерской груши, было несколько странно. Косвенно такая позиция даже напоминала частичное признание вины. Появление в кабинете у Симоньян Петрова и Боширова только раззадорило критиков и добавило недоумения у сочувствующих.
Профессиональный снобизм – это иногда хорошо, но все-таки есть критерии разумного поведения. Даже среди многих здравомыслящих и патриотически настроенных людей начали циркулировать мнения, суть которых сводилась к тому, что ГРУ следует если уж не разрушить до основания, то разобрать на запчасти и потом сложить заново. Уж слишком оно громоздкое, косное и неповоротливое.
И действительно, рутинные функции военной разведки просто по своей природе порождают огромный механизм, крайне консервативный в методах. Например, разведуправления округов, армий и далее вниз – дивизий, бригад и так далее – заняты ежедневным сбором информации о потенциальных противниках и вообще о военном мире вокруг. Фиксируется банальное перемещение воинских частей армий других государств, создаются тысячи досье на отдельных офицеров или на целые воинские части, исследуются фотоданные, компьютерная информация перепроверяется. Этим заняты сотни людей, работающих в разведотделах частей и округов на низовом уровне. Впоследствии все это стекается для анализа на улицу Гризодубовой.
Это рутинная и очень важная работа, не связанная с агентурной разведкой, диверсиями и работой спецназа, но именно она составляет большую часть всего массива работы ГРУ. Она сама по себе продуцирует административную вертикальную машину с ее косностью и жесткими правилами. Но в общественном сознании деятельность ГРУ стала в основном ассоциироваться с диверсиями, компьютерными операциями и агентурной разведкой. И с целым рядом досадных провалов.
В результате советы «разогнать» и «переформатировать» стали чем-то вроде общепринятой мантры.
Напряжение вокруг ГРУ частично снял президент Путин. Он не только поддержал сотрудников военной разведки во время своего посещения их штаб-квартиры, но и инициировал возвращение Управлению исторического названия ГРУ. В профессиональном мире такие знаковые детали очень важны – как корпоративный знак солидарности и преемственности.
Альтернативная позиции «разогнать» точка зрения состоит в том, что в самой военной разведке все функционирует чуть ли не идеально. В частности, там и аналитика выше всяких похвал. Только вот донести эти аналитические выкладки до политического руководства страны ГРУ не может, результатом чего якобы и становятся провалы в политике. А если бы, мол, нас послушали, то все было бы прекрасно.
В качестве примера принято приводить события 2014 года, когда ГРУ вроде как подготовило доклад, из которого следовало, что реакция Европы на присоединение Крыма и на события в Донбассе, в том числе и санкционная политика, будет предельно жесткой. А вот всякие «гражданские» убедили других гражданских в политике, что европейцы отнесутся к действиям России в Крыму и Донбассе более лояльно и, следовательно, санкции не приведут к структурным переменам экономики. Это мнение победило, поскольку было подогнано под идеалистические представления руководства страны о росте влияния как бы «пророссийских» европейских партий. А доклады, которые льстят уже сложившемуся мнению руководства, – древняя беда всех разведывательных систем мира.
Но точно такая же по значимости проблема – попытки «прилизать» информацию. По-человечески очень понятное желание во всем найти положительные моменты – одна из главных бед любого сотрудника разведки. Порою люди инстинктивно выбирают из потока данных что-то «рождественское», «новогоднее». Да, силы противника превосходят наши в четыре раза, но вот был же слух, что у них патронов не хватает. И этот «положительный» слух зачастую перевешивает изначально негативную информацию. Просто потому, что человек так устроен. Он на чудо надеется. Это и называется «положительной трактовкой» – страшная беда любой аналитики. Кроме того, за апокалиптические прогнозы можно и по шапке получить. Многие карьеры лишались за это.
При этом работа ГРУ «на земле», в военных условиях, а не в сфере аналитики, нареканий не вызывает. Конкретный пример – Сирия, где совершенно неожиданно действия военной разведки зарекомендовали себя с наилучшей стороны. Вдруг обнаружилось, что имеется достаточно квалифицированных офицеров, в том числе и с очень узкими знаниями арабской (а также курдской и турецкой) специфики, со знанием языков и умениями выстроить отношения с удивительными бармалеями, живущими по средневековым принципам и представлениям.
Но этот несомненный успех привел, опять же, к политическому перекосу. Роль ГРУ и Минобороны вообще резко возросла, в том числе там, где их традиционно не ждали. Например, в политических переговорах о будущем Сирии. Дошло до того, что представители МО принялись самостоятельно разрабатывать планы переустройства сирийской государственности и даже навязывать традиционной дипломатии кадровые решения.
Никто не говорит, что людям в погонах надо отказать в праве заниматься аналитикой политических, а не только сугубо военных процессов. Это скорее системная проблема, решение которой, возможно, требует создания какого-то «надразведывательного» органа аналитики, что-то вроде Центральной разведки, но против такого решения солидарно выступают и ГРУ, и СВР, и все остальные, кто участвует в этой работе. В конце концов, это вопрос влияния на центр принятия решений.
Желание ГРУ участвовать в принятии решений напрямую, минуя промежуточные инстанции, понятно, но с государственной точки зрения неприемлемо.
Все остальное – частности. Очевидно, что некоторые стороны работы военной разведки требуют более точной настройки. Например, кадровая политика. Это сложный вопрос, поскольку кадровый потенциал ГРУ, как это ни парадоксально, сильно ограничен. Это в СВР можно прийти если уж не с улицы, то из практически любого вуза или даже со школьной скамьи. Военная же разведка имеет дело только с действующими военнослужащими, что автоматически сужает ее кадровый потенциал.
Но это не значит, что саму систему не следует периодически обновлять. А вот как и в какую сторону ее перенастраивать – вопрос отдельный. К сожалению, часто эта проблема решалась под влиянием моды. Зациклились все лет двадцать назад на спутниках – начали наращивать спутниковую разведку. Затем наступил черед Интернета и компьютерных технологий – и вся система стала поворачиваться в эту сторону. А когда повернулась, вдруг выяснилось, что компьютерные технологии не отменяют живого общения. А агентурная разведка в ГРУ тем временем оказалась в роли парии. На представительские позиции еще лет 15 назад иногда назначали людей без должного общеобразовательного уровня и с наспех придуманным легендированием.
Однозначно высказанная Главнокомандующим поддержка военной разведки на фоне всех событий 2018 года не должна раствориться в воздухе. Да, вас поддержали и сохранили в прежнем виде, но все-таки некоторая перестройка ключевых параметров необходима. Оптимизация потребуется и рутинной деятельности, и кадровой подготовке, и специфике агентурной разведки.
Скорее всего, эта работа будет незаметна для публичной активности, что не совсем правильно. Никто не призывает к огульной открытости, но казусы 2018 года с публичным молчаливым избиванием ГРУ повториться не должны. Политическое влияние складывается в том числе и из общественного веса. И если ГРУ считает, что должно занять более существенную роль в механизме выработки политических и стратегических решений, то начинать надо с себя.


Ссылка