Единственная женщина-генерал в военной разведке СССР

Загадки биографии
Как и принято в разведке, жизнь Мирры Гетц (или Гец?) окутана загадками и тайнами. В историю военной разведки Советского Союза она вошла как Мария Филипповна Сахновская-Флёрова. Много суровых испытаний и тяжелых потрясений ей пришлось пережить. Когда кавалер ордена Красного Знамени в очередной раз, уже в 1937 году, попала под каток массовых репрессий, . . .
шансов остаться в живых у нее фактически не было. Весь ее прошлый военный путь под руководством прежних ее начальников, подвергнутых гонениям, политическим репрессиям или объявленных «врагами народа», привел ее под дуло расстрельной команды НКВД. Не помогли ни боевой орден, ни генеральское звание, ни прежние заслуги в военной разведке. Наверное, в те горестные дни в тюремной камере она не раз вспоминала прошедшие годы.

Детство за чертой оседлости
В конце XIX века в мире насчитывалось около 7,5 млн. евреев, из которых на территории Российской империи проживало более 5,2 млн. человек. В основном это были мелкие ремесленники и портные. Каждый четвертый из них в той или иной мере владел русским языком.
Как известно, черта оседлости в Российской империи появилась во 2-й половине XVIII века вследствие раздела Речи Посполитой между великими державами того времени. После 3-го передела Польши черта оседлости включала 15 губерний Российской империи, в том числе и Виленскую губернию. В пределах черты оседлости существовали различные ограничения для свободного перемещения и рода занятий для российских подданных иудейской веры. В разные годы их перечень изменялся и сопровождался либо усилением, либо смягчением тех или иных ограничений.
Мирра родилась за чертой оседлости в 1897 году в еврейской семье в г. Вильно Виленской губернии Российской империи. К сожалению, документальных подтверждений этой даты до сих пор не выявлено. Вполне возможно, что со временем будут обнаружены метрические книги одной из 5 прежних синагог в Вильне, где должны были сохраниться сведения о точной дате ее рождения. Записи актов гражданского состояния в синагогах велись по примерно таким же схемам, как и у христиан, но с учетом религиозных особенностей (рождение, обряд обрезания, бракосочетание, смерть). Записи в метриках делал местный раввин. Еврейские метрические книги велись на двух языках: на левой странице разворота текст по-русски, на правой - тот же текст продублирован на иврите или идише. Метрические записи позволили бы выяснить не только точную дату рождения самой Мирры, но и уточнить сведения о ее родителях. В этом вопросе до сих пор сохранилось немало загадок или, возможно, просто бюрократической путаницы.
Ситуацию могли бы прояснить ее метрика или паспорт отца. По действовавшему в то время российскому законодательству в паспорт родителей обязательно вписывали детей. С января 1895 года в империи производилась выдача новых образцов паспорта. В него, помимо данных о владельце, вносились сведения о жене, сыновьях (до 18 лет) и дочерях (до 21 года). Юноши до 17 лет и девицы до 21 года могли получать вместо паспорта вид на жительство. Выдача такого документа производилась лишь по письменной просьбе родителей. В октябре 1906 года документ, удостоверяющий личность, стал называться паспортной книжкой.
С началом Первой мировой войны западные губернии, входившие в черту оседлости, оказались в зоне военных действий. Власти вынуждены были на время упразднить ограничения в черте оседлости и начать эвакуацию евреев из прифронтовой полосы.
В период после октябрьских событий 1917 года во всех анкетах и автобиографиях Мирра, позже именовавшая себя на русский манер Марией Филипповной, писала об отце, что он был учителем в гимназии. О матери и других родственниках она практически никогда и ничего не упоминала.
Не делилась она и детскими впечатлениями о своем родном городе. Не вспоминала о великолепных видах на город с высоты песчаных холмов - Крестовая, Замковая, Бекешова или о других достопримечательностях родного края. В литературе и источниках, вскользь упоминающих о ее детских годах жизни в Вильне, нет никаких сведений касательно ее религиозности и отношения к иудаизму. Нигде не упоминается о семейных посещениях каких-либо религиозных мероприятий в какой-либо из 5 еврейских синагог и 72 молитвенных домах в Вильне той поры. Да и про городской театр или про какие-то иные детские впечатления о праздниках, детских увлечениях и других событиях барышня никогда не упоминала.
А ведь в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона об этом городе сказано немало. Город Вильна имел богатую и многовековую историю. Он был не только важным транспортным узлом на торговой дороге в Европу. В конце XIX века здесь работало 6 фабрик, развивалось производство чугунных изделий, обуви, табака и других товаров. Однако основной торговый оборот приходился на лес и хлеб.
Более 20% городского населения составляли представители иудейской веры.
В Вильне в 1890-х годах работало 127 учебных заведений, включая юнкерское училище, женскую гимназию и мариинское высшее училище с 1024 ученицами. При этом исключительно для евреев существовало 91 учебное заведение. В городе существовали целые кварталы и районы, преимущественно заселенные евреями.
Через Вильну и Виленскую губернию пролегали все пути захватчиков с Запада, которые посягали на земли русские. Вот и в Первую мировую войну с 1915 по 1918 годы город находился в немецкой оккупации.



Тайны родового гнезда
Вполне возможно, что в советский период жизни она уже сознательно скрывала все, что было связано с ее детскими годами и семьей. Такая скудость информации о детстве и девичестве Мирры создала условия для различных предположений о ее происхождении, младых годах и родственных связях. В большей части публикаций ее девичья фамилия указывается как Гетц. Однако каких-либо достоверных сведений о ее родственниках по этой родословной линии не выявлено. Отсюда можно было предположить, что она родилась в простой, малоизвестной еврейской семье, поэтому везде она указывала, что ее отец был простым учителем в гимназии. Она не уточняла, в какой именно из вильненских гимназий (русской или еврейской – там были и те, и другие) он преподавал и какие предметы. Но читателям уже понятно, что он был человек достаточно образованный. Но, повторимся, достоверных, документально подтвержденных сведений до сих пор не выявлено.
Такой информационный вакуум не мог существовать бесконечно и со временем появилась новая версия о происхождении Мирры и ее семействе. В этом деле особенно преуспели различные еврейские издания. Создавая ее новую биографию, они поступили предельно просто – из прежде упоминавшейся девичьей фамилии Гетц убрали только одну букву «т» и Мирра сразу обрела новую фамилию Гец. При этом она одновременно стала членом довольно известного в те годы многочисленного еврейского семейства, также проживавшего в г. Вильна.
Эту версию можно понять и принять лишь в том случае, если будет доказана ошибка, допущенная прежде в написании настоящей (девичьей) фамилии будущей военной разведчицы. Либо будут представлены достоверные документальные подтверждения. В противном случае такая трактовка фамилии может выглядеть исторической подтасовкой и искажением фактов. Простой пример по аналогии с распространенной русской фамилией Петров. Если из нее убрать ту же букву «т», то получится Перов. А это уже совсем другая фамилия.

Запутанные ветви родословного древа
Однако в последнее время информация о другой девичьей фамилии Мирры попала и в одну из версий Википедии. В новом изложении ее биография выглядит следующим образом.
Марьям Файвелевна (Мирра Филипповна) Гец родилась в губернском городе Вильна 12 июня (по старому стилю) 1897 года, в семье коллежского советника Геца Файвеля Меера Бенцеловича (1850, Россиены - 31 декабря 1931, Рига) и Хаи Самуиловны Гец.
По Табели о рангах, отец ее в этом случае имел гражданский чин VI класса, равный армейскому полковнику. Могла ли она не указывать эту информацию в своих анкетах после октябрьской революции, а ограничиться лишь упоминанием, что отец был учителем в гимназии? Вполне могла, поскольку «бывшие» у новой власти были не в почете.
Возможно, что по этим же соображениям она сменила фамилию на Флёрову. Вероятно, для этого она выходила замуж, поскольку это самый простой способ для женщины сменить фамилию. Но это лишь наши предположения, поскольку документального подтверждения на данный момент такая версия не находит. Есть, тем не менее, подтвержденный документально факт, что в период с 1917 по 1923 год она носила фамилию Флёрова. Но нет собственноручных подтверждений о причинах и времени изменения фамилии и самой Марии Филипповны. Не упоминала она о братьях и сестрах, которые, согласно новой версии ее биографии, в 1917 году проживали вместе с родителями в Москве. Позже она, конечно, могла о родных не упоминать вообще, поскольку они эмигрировали за границу и проживали сначала в г. Ковно, а затем перебрались в Ригу. Эти территории уже не входили в состав РСФСР. Судьба ее матери, старших сестер и младших братьев осталась неизвестной.
Больше сведений сохранилось об отце. Он был выпускником историко-филологического отделения Дерптского императорского университета и факультета восточных языков в Санкт-Петербурге (1887). На момент рождения Мирры, ставшей третьей дочерью в семье, он являлся окружным инспектором еврейских школ Виленской губернии. Это весьма высокий пост для еврея на государственной службе в Российской империи.
У Мирры по этой линии жизни были старшие сёстры Лея (1893) и Рахиль (1894), а также младшие братья Бенцион (Беня, 1900) и Рафаил (1902). В Вильне семья проживала на Тамбовской улице, дом 8а. С началом Первой мировой войны семья эвакуировалась сначала в Могилев, а затем переехала еще дальше от фронта в Витебск. С 1917 года вся многочисленная семья жила в Москве, где отец основал еврейскую гимназию. Здесь родители по неизвестной причине развелись. Отец вторично женился на враче Амалии Борисовне Фрейдберг (1866—1932). Так у Мирры появилась мачеха, о которой она тоже нигде не упоминала.
Удивительные вещи происходят с попытками уточнить биографические сведения о жизни и семье Мирры, известной в советское время как М.Ф. Сахновская-Флёрова. Теперь и в новой версии сведений о родителях и семье появляются разночтения. Здесь возникают очередные «белые пятна» уже в новой биографии Мирры. Непонятно каким образом она оказалась в 1917 году в революционном Петрограде, когда семья проживала в Москве. Что делал ее отец с 1917 по 1920 год и в связи с чем он решил вместе с семьей эмигрировать из Советской России? Известно, что в эмиграции он оказался в 1920 году и до 1923 года являлся директором еврейской учительской семинарии в Ковно. Затем до конца жизни оставался директором еврейской гимназии «Тушия» в Риге. Умер он 31 декабря 1931 года.
На этом биографические недоразумения не заканчиваются. Так, в Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона приводится иной год рождения отца (1853), указывается, что он «слушал лекции» в Юрьевском и Петербургском университетах. При этом известно, что Дерптский императорский университет был переименован в Юрьевский лишь в декабре 1893 года. Поэтому вряд ли отец Мирры учился в нем в возрасте около 40 лет. К тому же в 1887 году он уже окончил Санкт-Петербургский императорский университет по факультету восточных языков. Получается, что учебу в Дерптском императорском университете он завершил значительно раньше.
В 1891 году он был назначен «ученым евреем при Виленском учебном округе», а с 1894 года его причислили к Министерству народного просвещения империи. С 1909 года он преподавал еврейскую историю в Виленском еврейском учительском институте.
Гец-отец получил религиозное воспитание. Позже он активно занимался общественной деятельностью. С конца 1870-х годов начал публиковаться в различных периодических изданиях, выходивших на иврите, русском и немецком языках. Все его статьи и книги были в той или иной мере посвящены еврейскому вопросу. Новая версия сведений о семье Мирры вместе со ссылками и указателями позже была перенесена в очередную редакцию свободной энциклопедии в категорию «Женщины-разведчики». Посмертно военная разведчица обрела новую родословную.

Извилистый путь в ряды большевиков
Судьба М.Ф. Флёровой сложилась непросто даже для тех бурных лет конца XIX - начала XX веков. До сих пор остается неясным, как девушка из еврейской семьи к 20 годам оказалась в Петрограде в круговороте революционных событий 1917 года.
Сама она в автобиографии и в разных анкетах тех лет писала о том, что после окончании обучения в гимназии работала учительницей, а затем – корректором. При этом ни периоды времени, ни места работы она не указывала. Однако упоминание о работе корректором позволяет предположить, что трудилась она либо в издательстве, либо в типографии. Этот факт ее биографии хоть как-то объясняет, каким образом молодая девушка в октябре 1917 года могла оказаться в редакции большевистской газеты «Правда». Кстати, под таким названием газета вновь стала выходить с 27 октября – сразу же после взятия власти большевиками. До этого, после разгрома по распоряжению Временного правительства в июле типографии газеты юнкерами, она не раз меняла свое название и выходила как – «Листок «Правды», «Рабочий и солдат», «Пролетарий», «Рабочий» и «Рабочий путь». Скорее всего, работала Мирра в редакции центрального органа ЦК РСДРП (б), по причине своей беспартийности и в силу возраста, на какой-то незначительной технической должности, поэтому ее фамилия не сохранилась среди сотрудников «Правды» того времени.
Возможно, что революционные события в северной столице и борьба большевиков против Временного правительства так повлияли на ее политические взгляды, что она оказалась среди них. Да и постоянная работа с текстами центральной большевистской газеты наверняка сказывалась на трансформации политических взглядов и формировании идеологических предпочтений Мирры Флёровой. Спустя пару месяцев работы в редакции «Правды» она вступила в ряды РСДРП(б).

По ссылке на полную статью

Ссылка