8 марта, на полях проходившей в Пекине ежегодной сессии китайского парламента ВСНП, пресс-конференцию, посвященную ситуации в международных отношениях и внешней политике Китая дал глава МИД КНР, член Политбюро ЦК КПК и Госсовета Ван И. Сразу отметим, что ничем особенным это вызвано не было; просто сессия ВСНП, вместе с сессией Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), считаются в стране важнейшим внутриполитическим событием года и проходят параллельно, одна на фоне другой. В дни открытия и закрытия сессий существует практика участия в заседаниях во главе президиума ВСНП всей «великолепной семерки» членов Постоянного комитета (ПК) Политбюро; в рамках сессии проходят встречи партийно-государственных лидеров с депутатами. В этот раз Си Цзиньпин лично участвовал в панельных дискуссиях делегаций ряда регионов. Из списка таких регионов, в котором оказались достаточно отдаленные, считающиеся депрессивными, провинция Ганьсу и автономный район Внутренняя Монголия, следует главный приоритет «текущего момента» во внутренней политике КНР. Он заключается в выполнении к 2021 году, к 100-летию КПК, первого этапа стратегического плана преобразования Китая — строительства «общества среднего достатка». Показательно, что принимаемые в рамках достижения этой цели масштабные меры, выводящие из зоны бедности и нищеты в первую очередь именно далекие от центров сельскохозяйственные районы, подкрепляются мощным идеологическим «наступлением» КПК, которая видит реализацию этих задач на пути укрепления «социализма с китайской спецификой». Что тоже логично: капитализм этих задач решить, во-первых, не в состоянии, а во-вторых, никогда и не будет пытаться делать это за пределами стран мировой капиталистической метрополии (или «ядра»). Да и в «ядре» с уничтожением СССР и мировой социалистической системы все проекты, связанные с «welfare state», быстро сворачиваются.
Разумеется, поскольку на эти «две сессии», которые так и именуются в китайской политической стилистике, собирается весь истеблишмент, а главным обсуждаемым документом по традиции является доклад Госсовета, с которым выступает его премьер, то «две сессии» фокусируют на себе всеобщее внимание в стране и за рубежом. Поэтому площадка «двух сессий» активно используется главами министерств и ведомств, которые охотно проводят на ней пресс-конференции и брифинги. Вот в этом контексте и следует рассматривать выступление Ван И, расставившего акценты зависимости внешней политики от внутренней ситуации и задач, решаемых в стране, следующим образом:
«Будем добиваться создания более благоприятных внешних условий для возрождения китайской нации и, в то же время, вносить большой новый вклад в поддержание мира во всем мире и дело прогресса человечества». Здесь следует подчеркнуть, что «возрождение китайской нации» — один из оселков концепции «китайской мечты», выдвинутой Си Цзиньпином в начале своего правления. Представления о ней уходят корнями в эпоху «ста лет унижений», начиная с Опиумных войн середины XIX века, по сути лишивших Китай независимости, и заканчивая созданием КНР, которое положило начало преодолению исторических последствий этих «унижений».
Пару слов о фигуре китайского министра. Ван И — профессиональный японист, который многие годы провел в посольстве КНР в Токио, в том числе в ранге посла; был первым заместителем у «патриарха» китайской дипломатии Ян Цзечи, у которого унаследовал должность министра; работал на тайваньском направлении в качестве главы секретариата (Канцелярии) Госсовета по делам мятежного острова. Имеется еще один нюанс, для Китая, как и для любой страны, укорененной в элитных раскладах, очень важный. Ван И, родом из Пекина, женат на дочери многолетнего секретаря Чжоу Эньлая, первого и бессменного премьера Госсовета до 1976 года, у которого, во-первых, авторитет одного из основателей КПК, во-вторых, гигантский политический опыт, в том числе и прежде всего дореволюционный, и в-третьих, стойкая и заслуженная репутация сторонника «великоконтинентальной» геополитической ориентации КНР. Не на превращение страны в дальневосточный форпост англосаксов — позиция, которой придерживались оппоненты КПК в Гражданской войне 1945−1949 годов, а на суверенный вектор в сторону Большой Евразии. Именно поэтому Чжоу Эньлай, биография которого тесно связана с севером страны, с Тяньцзинем, даже в самые годы обострения советско-китайских отношений, выступал за диалог и урегулирование разногласий. Показательно, что как раз ему и была поручена миссия знаменитой встречи в пекинском аэропорту с советским премьером А.Н. Косыгиным в сентябре 1969 года, положившая начало нормализации отношений и запустившая пограничные переговоры.
Это важно потому, что в китайской геополитике существует и другой, южный вектор, связанный с интересами влиятельнейших элитных групп юга страны, привязанных к провинции Гуандун. В ней расположены сразу два из четырех мегаполисов «первой линии» — административный центр Гуанчжоу и Шэньчжэнь, известный тем, что именно в нем была основана первая зона свободной торговли, ознаменовавшая эру «реформ и открытости». И многое в китайской внутренней политике говорит о том, что вопреки историческим противоречиям между севером и югом, которые давали о себе знать еще на фоне Синьхайской революции (1911−1912 гг.), складывается, точнее, уже сложился альянс южных элит с элитами севера, своеобразным центром которого выступает «центр» — Шанхай.
Характерно: «китайский вопрос» всегда очень сильно «интересовал» англосаксонские элиты, которые из эпохи в эпоху грезили отделением юга страны от севера; на это, в частности, было направлено англо-американское вмешательство в Гражданскую войну, что побудило вождей КПК ускорить знаменитую военную операцию по форсированию Янцзы, опрокинувшую эти планы. Так вот один из современных центров политического планирования, то есть того, что именуется «мировой закулисой», Фонд братьев Рокфеллеров (RBF), до 2015 года сохранял в числе своих территориальных проектов «Южный Китай». И только недавно поменял это название просто на «Китай», неформально подчеркнув тем самым тщетность надежд на вбивание в страну клина.
Так что Ван И, яркий представитель элит севера, в известной мере олицетворяет собой как внутренний элитный консенсус с югом, так и океанскую направленность внешнеполитического продвижения интересов КНР. Вопреки многочисленным спекуляциям об ее якобы «неминуемом» развороте в северо-западном направлении.
В рамках этой «присказки» и следует рассматривать все то, что говорилось на пресс-конференции, как расставлялись на ней вопросы и акценты. И первое, что обращает внимание, — подчеркнутый приоритет двух главных проблем, от которых зависит многое остальное, и которые пока не решены и находятся во «взвешенном» состоянии. Первая проблема — отношения с США, с которыми продолжается торговая война. Вторая — проект «Пояса и пути», препятствия в котором подогреваются геополитическим противодействием Запада и вызванной этим нестабильностью на маршруте.
В контексте китайско-американских отношений прозвучали и корейская, и индо-пакистанская, и афганская темы, а также вынесенные в подчеркнутый «подвал» отношения с Японией. Отметив, что преувеличение соперничества, возникающего в ходе сотрудничества, ведет к замещению вторым первого, и попеняв Вашингтону за приверженность именно такой политике, китайский министр обратил внимание американской дипломатии на невозможность решения вопросов путем наскока и необходимость планомерной долгосрочной политики, не подверженной конъюнктурным шараханьям из стороны в сторону. Это относится не только к торговой проблематике, но и к ситуации на Корейском полуострове. Китай рад ханойской встрече Ким Чен Ына и Дональда Трампа, поддерживает денуклеаризацию, но двигаться к этому предлагает честно, не выискивая односторонних преимуществ и не обходя острых углов, через укрепление доверия, которого, надо полагать, у Пхеньяна к Вашингтону закономерно недостает. «Лакмусовой бумажкой» готовности США к компромиссам можно считать пресловутое «дело Huawei», вопрос об этом был поднят одним из первых. Американское давление на китайские высокотехнологичные компании — результат не «судебных», а сугубо политических подходов, попытка ограничить суверенное право КНР на развитие, в том числе научно-техническое.
Отношения с Европой? Прекрасно, Китай — за! Си Цзиньпин отправится в первое в этом году зарубежное турне уже в конце марта, и именно в Старый Свет. Искать общий язык следует прежде всего в противостоянии американскому давлению протекционизма и односторонних подходов. Но как быть, если существующие разногласия, мягко говоря, «несуверенного» (а по сути марионеточного) происхождения, причем именно с европейской стороны? Пусть читатель сам оценит тонкость восточного дипломатического юмора, заключенную в следующем пассаже, адресованном партнерам в ЕС.
«Независимость и самостоятельность — издавна традиция Европы. Убеждены, что Европа, как один из ведущих факторов мирового процесса, будет с учетом своих коренных и долгосрочных интересов сохранять независимую, последовательную и конструктивную политику в отношении Китая». Тут ни убавить, ни прибавить.
Индийско-пакистанский кризис? Страны принадлежат к одной общей субконтинентальной цивилизации, и если об этом вспомнят, найдут общий язык. Иначе говоря, хотя цивилизации на самом деле разные — индуистская и мусульманская, это не будет так важно, если оборвать внешние импульсы дестабилизации, за которыми понятно, кто стоит. Афганистан? В этом году столетие независимости этой страны, и главное —
«не упустить ценный момент внутреннего политического урегулирования» и
«перейти от конфронтации к согласию». Разве трудно понять, что такой ответ на вопрос, который был поставлен в контексте предстоящего вывода из Афганистана войск США, является предложением как правящему режиму Ашрафа Гани, так и талибам (организация, запрещенная в РФ) освободиться от внешней зависимости? Лейтмотив тот же: без американцев все получится. Индия? Ни слова о недавней вспышке противоречий вокруг посещения индийским премьером Нарендрой Моди «спорного» штата Аруначал-Прадеш; в соседней стране, с которой общее население 2,7 млрд, и с этим связаны многие перспективы в будущем, скоро выборы, поэтому во главу угла министерского комментария поставлена личная роль лидеров двух стран, за которыми, если все останется как есть, подтянутся и общественность, и широкие народные массы. Словом, везде один и тот же подход: отделить от внешних воздействий со стороны Запада, прежде всего США, и разговаривать на языке соседей по Евразийскому континенту, на который чужакам хода нет.
Здесь, правда, нельзя не отметить один нюанс. Перечисление взаимозависимостей Пекина и Вашингтона в экономике (630 млрд товарооборота, 240 млрд — инвестиций и пр.), по мнению китайской стороны, гарантируют либо неразрывность связей, либо, если США их все-таки разорвут, их «отделение не только от Китая, но от всего остального мира».
На самом деле опыт Первой мировой войны, начавшейся вопреки еще большей взаимной зависимости Берлина и Лондона, чем сейчас Пекина и Вашингтона, говорит об обратном. Пентагон также держится за морское господство сегодня, как британское адмиралтейство сотню лет назад, и если «красная черта» в американском понимании будет пересечена, о последствиях можно будет только догадываться. Это не значит, что ее ни в коем случае нельзя переступать. «Прижмет» — придется. Но это означает, что на этот случай нужно уже сейчас иметь все необходимые расчеты всех возможных вариантов — и геополитические, и технологические и экономические, и материально-технические. Так устроен мир, и не надо надеяться, будто англосаксы когда-нибудь поступятся принципами, а тем более интересами. И что они откажутся от мирового господства.
«Пояс и путь». В последнее время он столкнулся с обвинениями в приоритете в этом проекте геополитической составляющей, в которую, как в «долговую ловушку» китайских инвестиций, попадают доверчивые другие страны. В ответ Ван И перечислил уже реализованные проекты: автодорогу в Восточной Африке, морской мост на Мальдивах, высокоскоростную железнодорожную магистраль в Юго-Восточной Азии, транспортный коридор Китай-Европа. А также напомнил об увязке проекта «Пояса и пути» с развитием постсоветского пространства: показательно упомянуты белорусское автомобилестроение, выход к морю Казахстана, а также 19-км железнодорожный тоннель, построенный с участием Китая в Узбекистане.
В этом вопросе, связанном с «Поясом и путем», ситуация для России неоднозначна. И проблема не в высосанной из пальца «китайской экспансии», которая, как уже отмечалось, имеет океанский вектор и направлена на Юго-Восток. И не в нанизывании «на стержень» «Пояса и пути» постсоветских республик. А в наличии, особенно в «морском» секторе проекта, множества обводящих нашу страну транспортных маршрутов, которые вольно или невольно воспроизводят американскую «стратегию анаконды», связанную с выдавливанием России в северные широты, трудно пригодные для жизни. В современных условиях теснейшего партнерства с КНР, а также, надо полагать, негласного распределения между Москвой и Пекином, сфер геополитической ответственности, ничего нам не угрожает. Тем более, что горизонтальный вектор Китая, во-первых, обращен «острием против острия» идущей в обратном, но тоже обводящем направлении западной экспансии, воспроизводящей в нашем «южном подбрюшье» геополитику Большой Игры. А во-вторых, китайский вектор при китайской же поддержке вполне себе органично пересекается с традиционным, разрывающем «анаконду», геополитическим движением России на юг. Яркий пример — Сирия, где интересы наших сторон, несмотря на различие векторов, совпадают. Против Башара Асада воюет достаточно большое количество уйгуров, которые давно пытаются оторвать от КНР Синьцзян, и вряд ли в Пекине заинтересованы в их возвращении к «родным пенатам». Но не полагаясь на будущие расклады в двусторонних отношениях, особенно если на Западе произойдут крупные, отнюдь не невозможные, перемены, России следует как можно глубже войти в проект «Пояса и пути», став его неотъемлемой частью. Примерно так же, как Китай входит в не им спроектированную, и не им запущенную глобализацию.
«В международных делах Китай и Россия, как два гиганта мирового масштаба и постоянные члены Совета Безопасности ООН, несут на себе ответственные задачи. Плотные контакты сторон охватывают практически все актуальные вопросы, наши позиции всегда совпадают или весьма близки. В наступившем году будем и далее наращивать стратегическое взаимодействие, решительно отстаивать цели и принципы Устава ООН, твердо защищать международную стратегическую безопасность. Пока Китай и Россия идут вместе, мир будет более мирным, безопасным и стабильным», — это о России. И комментарии здесь излишни, ибо констатируется, что если пути разойдутся, на безопасности и стабильности мира можно будет поставить крест.
У этого вопроса имеется и другая, не менее важная сторона. В конце апреля в Пекине пройдет второй Форум государств-участников «Пояса и пути». Ожидается как значительное увеличение странового представительства, так и повышение уровня участия национальных делегаций. В интервью Ван И прозвучала цифра более, чем в сотню глав государств и правительств, а также планы проведения конференции деловых кругов, двенадцати панельных дискуссий и т.д. Плюс обстановка Пекина, весьма благоприятная для расширения российской активности в направлении, как минимум, сокращения ущерба от санкций. Такими возможностями, как говорится, не разбрасываются, и что-то подсказывает, что в те дни в положении, очень близком к изоляции, окажутся США, которые, в отличие от всего остального мира, в «Поясе и пути» не участвуют. Получится нечто, вроде форума за спиной США, но с участием их сателлитов по НАТО, у которых к проекту свой интерес. Мягко говоря, не лучший расклад для Вашингтона, но очень благоприятный для Москвы.
Еще в ходе пресс-конференции главы китайского МИД поднимались вопросы отдельных стран, с которыми у Китая трения, прежде всего Канады и Швеции, а также вопросы Африки и ситуации в Южно-Китайском море. Ван И твердо заявил, что порядок обсуждения и урегулирования спорных вопросов в этой акватории, через которую проходит 60% мировой торговли, будет установлен с помощью давно обсуждаемого Кодекса поведения сторон. В этом можно не сомневаться, хотя бы по той интенсивности, с которой КНР старательно развивает отношения с АСЕАН, большинство участников которого как раз и заинтересованы в скорейшем принятии такого кодекса.
Словом, пресс-конференция Ван И ответила на многие вопросы и дала комплексное представление о китайской внешней политике. Тем не менее, за скобками, с соответствующим простором для воображения, все-таки осталась очень важная тема — об отношениях с проходящей через процедуру Brexit Великобританией. С одной стороны, о «золотой эпохе» или даже «золотой эре» отношений Пекина с Лондоном в последнее время говорилось много, и в обеих столицах. С другой, обострение отношений Китая с США через призму проектного подхода в определенном смысле может расцениваться британской «заявкой» на возврат себе из-за океана глобального лидерства в рамках концепта «Британская империя 2.0». Следовательно, в определенной перспективе очень важна динамика китайско-американских отношений. Ибо не оставляет впечатление, что формальная принадлежность туманного Альбиона пока еще к Европе в данном случае использована в контексте нежелания китайского министра обсуждать некоторые, весьма деликатные проблемы, которые имеют прямое отношение к судьбам мира.
Впрочем, посмотрим, чем и как завершится Brexit; ничего однозначного не просматривается пока и здесь.
Ссылка