За Китай
1,106,037
5,248
|
А. Клишин ( Слушатель ) |
| 28 апр 2019 09:13:36 |
В чём интерес России к китайскому «поясу и пути»?
новая дискуссия Статья 202
ВЛАДИМИР ПАВЛЕНКО, 27 апреля 2019, 19:06 — REGNUM
В Пекине завершился второй Форум высокого уровня по международному сотрудничеству стран-участниц китайской инициативы «Пояса и пути». На итоговой пресс-конференции верховный, или в китайской стилистике «основной», лидер КНР Си Цзиньпин, характеризуя количественные показатели, назвал ряд цифр, наиболее говорящими из которых, на наш взгляд, являются более 130 государственных представительств на форуме, из которых около 40 на уровне глав государств и правительств (два года назад приехали из 28 стран), 283 достигнутых за эти дни «практических результата» и 64 млрд долларов — сумма контрактов, заключенных в рамках конференции исполнительных директоров, которая прошла на полях мероприятия. Объявлено, что форумы, подобные нынешнему, будут проходит регулярно, и поскольку первый состоялся весной 2017 года, очень вероятно, что следующий будет намечен на 2021 год — знаковый и для Китая, и для России, ибо участие Владимира Путина и его переговоры с Си Цзиньпином стали важными событиями всего того, что происходило в последние дни в Пекине.
В чем именно знаковость 2021 года? В России пройдут выборы в Государственную думу — событие, значение которого трудно переоценить, особенно в конкретных условиях и с прицелом на транзит власти в 2024 году. В КНР 2021 год — рубежный в стратегическом отношении. В истории это столетие КПК, в современности — первый «промежуточный финиш» долгосрочного, рассчитанного до середины XXI века, плана, с которым Си Цзиньпин пришел в 2012 году к власти, частью которого, собственно, и является проект «Пояса и пути». Впервые он был обнародован в мае 2013 года во время визита китайского лидера в Казахстан — республику, которой уделяется особое внимание во всех интеграционных проектах. Особенно в таком вопросе, как сопряжение «Пояса и пути» с ЕАЭС, форматом которого является выдвинутая уже Владимиром Путиным инициатива Большого Евразийского (Евроазиатского) партнерства на фундаменте ШОС.
И понятно, что нынешний форум, несмотря на всю его важность, — «пристрелочный», призванный сверить часы, устранив препятствия и проблемы, чтобы через два года подвести определенные итоги. Проблемы — были, и их никто не скрывал, напротив, терпеливо развязывали, учитывая, что этими проблемами в канун форума попытались конъюнктурно воспользоваться геополитические оппоненты из Вашингтона, которые «предостерегли» участников проекта от попадания в китайскую «долговую ловушку». Ответ Пекина не заставил себя ждать — и на уровне МИДа, и посла КНР в Вашингтоне. Но главное — опровержение поступило со стороны именно тех, откуда и пошла эта критическая «волна». Речь в первую очередь идет о Малайзии и Пакистане — странах, где после смены власти как раз и возникала полемика о долговой нагрузке. Официальный Куала-Лумпур во главе с патриархом национальной политики Махатхиром Мохамадом после тщательной ревизии проектов, заключенных предшественниками в рамках «Пояса и пути», согласился подтвердить свое участие, правда, на несколько более «льготных» для его страны условиях. Что касается Исламабада, то новое правительство Имрана Хана с самого начала не стало ставить «Пояс и путь» под сомнение, имея в виду масштабные инвестиции Китая в инфраструктуру страны (пример порта Гвадар) и приток инвестиций «под проект» из России, Саудовской Аравии, Катара и той же Малайзии.
Особняком в «списке недовольных» стоит Индия, аргументами которой о «долговой ловушке» американцы и воспользовались (хотя не факт, что именно они их и не подкинули). Но здесь в центре оказались политические причины — пресловутые территориальные противоречия Дели с Китаем и Пакистаном. Часть коммуникаций «Пояса и пути» проходит по пакистанской части Кашмира, который Индия считает своим, как и расположенный в восточном секторе границы «спорный» штат Аруначал-Прадеш, которым она владеет фактически, но со времен вооруженного конфликта 1962 года спорит из-за него с Пекином. И разрешать эти разногласия, учитывая, что индийско-пакистанский конфликт является проекцией индийско-китайского, предстоит как раз в том самом «широком» формате «Большого» партнерства, где Индия, как и Пакистан, как и сам Китай, являются членами ШОС.
Предыстория нынешнего форума будет неполной, если не упомянуть, что выдвинутая в 2013 году инициатива Си Цзиньпина через два года получила воплощение в документе под названием «Концепция и План действий по совместному строительству «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского Шелкового пути XXI века». Тогда же, в конце 2015 года, под это создали Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ); расчет основывался на проблематичности использования в интересах формирующегося проекта существующего Азиатского банка развития (ADB), ибо его ведущими акционерами являются США и Япония. Слово «инфраструктура» в названии АБИИ — ключевое. На данном, начальном этапе реализации «Пояс и путь» занят прежде всего инфраструктурными проектами, ибо шесть транспортных маршрутов, два из которых проходят через Россию, требуют единого транспортного и логистического комплекса, без которого система не работает. Плюс «Ледяной Шелковый путь» по Северному морскому пути (СМП). У нас нередко, мягко говоря, преувеличивают угрозы, связанные с участием Китая в его освоении, хотя действительность выглядит иначе. Во-первых, развитие СМП требует, опять же, береговой и сухопутной транспортной инфраструктуры, которая существует у нас лишь местами и в недостаточном количестве и качестве. Во-вторых, действительные претензии на СМП, точнее, на «отъем монополии на него» у России, сегодня предъявляют США, и противостояние этому — тоже инфраструктурный вопрос. Наша страна — мировой лидер по части атомного ледокольного флота, однако маршруту угрожают не только суровая природа крайнего Заполярья, но и геополитические противники, сделавшие ставку на военно-морскую мощь.
Поэтому настоящий риск для нашей страны, как представляется, заключен не в участии в проекте «Пояса и пути», а в отставании интеграционных процессов на постсоветском пространстве от темпов его строительства. Если не выйдет реального сопряжения стратегий и не получит мощного экономического дополнения ШОС, то не состоится или по крайней мере затормозит и «Большое» партнерство, что поставит под вопрос успешность нашего участия в объединении Евразии без США и их западного (Британия) и восточного (Япония) «непотопляемых авианосцев». В этих условиях «Пояс и путь», причем, вне зависимости от желания или нежелания заинтересованных сторон, в худшем случае может превратиться в Рубикон, отделяющий север Евразии от ее Юга. В лучшем же случае наше влияние ограничится транзитом, по которому добавленная стоимость будет перемещаться с Востока на Запад и в обратном направлении, не оставляя в российской части маршрута никаких видимых следов.
Второй аспект «Пояса и пути», как это прозвучало в базовом докладе на форуме, с которым выступил Си Цзиньпин, — создание «нового пространства для роста мировой экономики и новой платформы для международной торговли и инвестиционной деятельности». В этих словах китайского лидера, если угодно, зашифровано ограничение деструктивного влияния на торгово-экономические процессы в мире с помощью американской монополии в международных институтах, прежде всего в ВТО. В данном случае расчет китайской стороны строится на динамике конкретных показателей. Когда и если объемы международной торговли на маршруте превысят остальные направления и приобретут критическую важность для стабильности мировой экономики, в международных институтах, контролируемых Западом, не смогут-де с этим не считаться. С этим выводом, правда, можно поспорить: нет сомнений, что при таком раскладе англосаксы как минимум приложат усилия для дестабилизации маршрута, на котором возникнут очаги новых конфликтов, препятствующих транзиту. Как максимум, они постараются, не обращая ни на кого внимания, изменить в свою пользу мировые правила игры. В истории так уже бывало, и неоднократно.
Что интересует в проекте «Пояса и пути» Россию — об этом в ходе круглого стола участников форума и на пресс-конференции рассказал Владимир Путин. В первую очередь — и это совпадает с китайским подходом, — «развитая транспортная, энергетическая, телекоммуникационная инфраструктура». И в нашей стране частью системы трансконтинентальных евразийских транспортных коммуникаций станут реконструированные к 2025 году Транссиб и БАМ с увеличенной в полтора раза, до 210 млн тонн грузов в год, пропускной способностью, а также все то, что строится в рамках нацпроекта «Безопасные и качественные дороги». Не обошел вниманием Путин и сопряжение с китайской инициативой упомянутого СМП. Во-вторых, российский интерес к «Поясу и пути» обусловлен перспективами создания другой континентальной инфраструктуры — энергетической, и этот интерес тем понятнее, чем быстрее растёт американский удельный вес в структуре торговли энергоносителями. Журналистам президент буквально «на пальцах» растолковывал нюансы конкуренции за лидерство на этом рынке России, США и Саудовской Аравии и масштабы расширения отечественных дальневосточных энергетических проектов. В том числе по части экспорта сжиженного природного газа (СПГ). В-третьих, речь пошла о телекоммуникационном секторе. Здесь важным аргументом, который привел Путин, стало расширение российского взаимодействия со странами АСЕАН, который — и это уже, как говорится, «по умолчанию» — давно уже превратился в арену борьбы между Китаем с одной стороны и Западом с другой. Выход США из Транстихоокеанского партнерства ничего здесь не решает, ибо оно отнюдь после этого не упразднено, а «обновлено» уже под эгидой Японии. И понимая все сложности удержания лидерства в условиях конкуренции с Пекином и Москвой, в Токио, похоже, всерьез озабочиваются тем, чтобы вовлечь ещё и Великобританию.
Ну и главное. Всем, за исключением разве что кондовых либералов, сегодня уже понятно, что единственным условием реализации любых интеграционных планов и проектов на евразийском континенте, которое существенно ограничивает внешнее воздействие, остается укрепление российско-китайских отношений, которые все ближе подходят к уровню полноценного геополитического союза. Это особенно важно в связи с определенным историческим опытом XX века, которым мы располагаем. Стоило отношениям между Москвой и Пекином в свое время «поплыть», как резко укрепились позиции противостоящих сил, которые увидели свой шанс в том, чтобы разыграть эти противоречия друг против друга, закрепив свои позиции в Евразии. Многое у них получилось, и последствия этого общеизвестны и в полной мере не преодолены до сих пор. Поэтому не делая акцента на двусторонних связях, которые в случае с форумом «Пояса и пути» ни в коем случае не должны были затмить выстраивание модели континентального инфраструктурного проекта, Владимир Путин и Си Цзиньпин отнесли двусторонний фактор на осень. Тогда в Пекине состоятся торжества по случаю 70-летия КНР, а в Москве с государственным визитом побывает китайский лидер, и стороны отметят такую же юбилейную годовщину установления между нами дипломатических отношений.
Ссылка (Регнум)
В Пекине завершился второй Форум высокого уровня по международному сотрудничеству стран-участниц китайской инициативы «Пояса и пути». На итоговой пресс-конференции верховный, или в китайской стилистике «основной», лидер КНР Си Цзиньпин, характеризуя количественные показатели, назвал ряд цифр, наиболее говорящими из которых, на наш взгляд, являются более 130 государственных представительств на форуме, из которых около 40 на уровне глав государств и правительств (два года назад приехали из 28 стран), 283 достигнутых за эти дни «практических результата» и 64 млрд долларов — сумма контрактов, заключенных в рамках конференции исполнительных директоров, которая прошла на полях мероприятия. Объявлено, что форумы, подобные нынешнему, будут проходит регулярно, и поскольку первый состоялся весной 2017 года, очень вероятно, что следующий будет намечен на 2021 год — знаковый и для Китая, и для России, ибо участие Владимира Путина и его переговоры с Си Цзиньпином стали важными событиями всего того, что происходило в последние дни в Пекине.
В чем именно знаковость 2021 года? В России пройдут выборы в Государственную думу — событие, значение которого трудно переоценить, особенно в конкретных условиях и с прицелом на транзит власти в 2024 году. В КНР 2021 год — рубежный в стратегическом отношении. В истории это столетие КПК, в современности — первый «промежуточный финиш» долгосрочного, рассчитанного до середины XXI века, плана, с которым Си Цзиньпин пришел в 2012 году к власти, частью которого, собственно, и является проект «Пояса и пути». Впервые он был обнародован в мае 2013 года во время визита китайского лидера в Казахстан — республику, которой уделяется особое внимание во всех интеграционных проектах. Особенно в таком вопросе, как сопряжение «Пояса и пути» с ЕАЭС, форматом которого является выдвинутая уже Владимиром Путиным инициатива Большого Евразийского (Евроазиатского) партнерства на фундаменте ШОС.
И понятно, что нынешний форум, несмотря на всю его важность, — «пристрелочный», призванный сверить часы, устранив препятствия и проблемы, чтобы через два года подвести определенные итоги. Проблемы — были, и их никто не скрывал, напротив, терпеливо развязывали, учитывая, что этими проблемами в канун форума попытались конъюнктурно воспользоваться геополитические оппоненты из Вашингтона, которые «предостерегли» участников проекта от попадания в китайскую «долговую ловушку». Ответ Пекина не заставил себя ждать — и на уровне МИДа, и посла КНР в Вашингтоне. Но главное — опровержение поступило со стороны именно тех, откуда и пошла эта критическая «волна». Речь в первую очередь идет о Малайзии и Пакистане — странах, где после смены власти как раз и возникала полемика о долговой нагрузке. Официальный Куала-Лумпур во главе с патриархом национальной политики Махатхиром Мохамадом после тщательной ревизии проектов, заключенных предшественниками в рамках «Пояса и пути», согласился подтвердить свое участие, правда, на несколько более «льготных» для его страны условиях. Что касается Исламабада, то новое правительство Имрана Хана с самого начала не стало ставить «Пояс и путь» под сомнение, имея в виду масштабные инвестиции Китая в инфраструктуру страны (пример порта Гвадар) и приток инвестиций «под проект» из России, Саудовской Аравии, Катара и той же Малайзии.
Особняком в «списке недовольных» стоит Индия, аргументами которой о «долговой ловушке» американцы и воспользовались (хотя не факт, что именно они их и не подкинули). Но здесь в центре оказались политические причины — пресловутые территориальные противоречия Дели с Китаем и Пакистаном. Часть коммуникаций «Пояса и пути» проходит по пакистанской части Кашмира, который Индия считает своим, как и расположенный в восточном секторе границы «спорный» штат Аруначал-Прадеш, которым она владеет фактически, но со времен вооруженного конфликта 1962 года спорит из-за него с Пекином. И разрешать эти разногласия, учитывая, что индийско-пакистанский конфликт является проекцией индийско-китайского, предстоит как раз в том самом «широком» формате «Большого» партнерства, где Индия, как и Пакистан, как и сам Китай, являются членами ШОС.
Предыстория нынешнего форума будет неполной, если не упомянуть, что выдвинутая в 2013 году инициатива Си Цзиньпина через два года получила воплощение в документе под названием «Концепция и План действий по совместному строительству «Экономического пояса Шелкового пути» и «Морского Шелкового пути XXI века». Тогда же, в конце 2015 года, под это создали Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ); расчет основывался на проблематичности использования в интересах формирующегося проекта существующего Азиатского банка развития (ADB), ибо его ведущими акционерами являются США и Япония. Слово «инфраструктура» в названии АБИИ — ключевое. На данном, начальном этапе реализации «Пояс и путь» занят прежде всего инфраструктурными проектами, ибо шесть транспортных маршрутов, два из которых проходят через Россию, требуют единого транспортного и логистического комплекса, без которого система не работает. Плюс «Ледяной Шелковый путь» по Северному морскому пути (СМП). У нас нередко, мягко говоря, преувеличивают угрозы, связанные с участием Китая в его освоении, хотя действительность выглядит иначе. Во-первых, развитие СМП требует, опять же, береговой и сухопутной транспортной инфраструктуры, которая существует у нас лишь местами и в недостаточном количестве и качестве. Во-вторых, действительные претензии на СМП, точнее, на «отъем монополии на него» у России, сегодня предъявляют США, и противостояние этому — тоже инфраструктурный вопрос. Наша страна — мировой лидер по части атомного ледокольного флота, однако маршруту угрожают не только суровая природа крайнего Заполярья, но и геополитические противники, сделавшие ставку на военно-морскую мощь.
Поэтому настоящий риск для нашей страны, как представляется, заключен не в участии в проекте «Пояса и пути», а в отставании интеграционных процессов на постсоветском пространстве от темпов его строительства. Если не выйдет реального сопряжения стратегий и не получит мощного экономического дополнения ШОС, то не состоится или по крайней мере затормозит и «Большое» партнерство, что поставит под вопрос успешность нашего участия в объединении Евразии без США и их западного (Британия) и восточного (Япония) «непотопляемых авианосцев». В этих условиях «Пояс и путь», причем, вне зависимости от желания или нежелания заинтересованных сторон, в худшем случае может превратиться в Рубикон, отделяющий север Евразии от ее Юга. В лучшем же случае наше влияние ограничится транзитом, по которому добавленная стоимость будет перемещаться с Востока на Запад и в обратном направлении, не оставляя в российской части маршрута никаких видимых следов.
Второй аспект «Пояса и пути», как это прозвучало в базовом докладе на форуме, с которым выступил Си Цзиньпин, — создание «нового пространства для роста мировой экономики и новой платформы для международной торговли и инвестиционной деятельности». В этих словах китайского лидера, если угодно, зашифровано ограничение деструктивного влияния на торгово-экономические процессы в мире с помощью американской монополии в международных институтах, прежде всего в ВТО. В данном случае расчет китайской стороны строится на динамике конкретных показателей. Когда и если объемы международной торговли на маршруте превысят остальные направления и приобретут критическую важность для стабильности мировой экономики, в международных институтах, контролируемых Западом, не смогут-де с этим не считаться. С этим выводом, правда, можно поспорить: нет сомнений, что при таком раскладе англосаксы как минимум приложат усилия для дестабилизации маршрута, на котором возникнут очаги новых конфликтов, препятствующих транзиту. Как максимум, они постараются, не обращая ни на кого внимания, изменить в свою пользу мировые правила игры. В истории так уже бывало, и неоднократно.
Что интересует в проекте «Пояса и пути» Россию — об этом в ходе круглого стола участников форума и на пресс-конференции рассказал Владимир Путин. В первую очередь — и это совпадает с китайским подходом, — «развитая транспортная, энергетическая, телекоммуникационная инфраструктура». И в нашей стране частью системы трансконтинентальных евразийских транспортных коммуникаций станут реконструированные к 2025 году Транссиб и БАМ с увеличенной в полтора раза, до 210 млн тонн грузов в год, пропускной способностью, а также все то, что строится в рамках нацпроекта «Безопасные и качественные дороги». Не обошел вниманием Путин и сопряжение с китайской инициативой упомянутого СМП. Во-вторых, российский интерес к «Поясу и пути» обусловлен перспективами создания другой континентальной инфраструктуры — энергетической, и этот интерес тем понятнее, чем быстрее растёт американский удельный вес в структуре торговли энергоносителями. Журналистам президент буквально «на пальцах» растолковывал нюансы конкуренции за лидерство на этом рынке России, США и Саудовской Аравии и масштабы расширения отечественных дальневосточных энергетических проектов. В том числе по части экспорта сжиженного природного газа (СПГ). В-третьих, речь пошла о телекоммуникационном секторе. Здесь важным аргументом, который привел Путин, стало расширение российского взаимодействия со странами АСЕАН, который — и это уже, как говорится, «по умолчанию» — давно уже превратился в арену борьбы между Китаем с одной стороны и Западом с другой. Выход США из Транстихоокеанского партнерства ничего здесь не решает, ибо оно отнюдь после этого не упразднено, а «обновлено» уже под эгидой Японии. И понимая все сложности удержания лидерства в условиях конкуренции с Пекином и Москвой, в Токио, похоже, всерьез озабочиваются тем, чтобы вовлечь ещё и Великобританию.
Ну и главное. Всем, за исключением разве что кондовых либералов, сегодня уже понятно, что единственным условием реализации любых интеграционных планов и проектов на евразийском континенте, которое существенно ограничивает внешнее воздействие, остается укрепление российско-китайских отношений, которые все ближе подходят к уровню полноценного геополитического союза. Это особенно важно в связи с определенным историческим опытом XX века, которым мы располагаем. Стоило отношениям между Москвой и Пекином в свое время «поплыть», как резко укрепились позиции противостоящих сил, которые увидели свой шанс в том, чтобы разыграть эти противоречия друг против друга, закрепив свои позиции в Евразии. Многое у них получилось, и последствия этого общеизвестны и в полной мере не преодолены до сих пор. Поэтому не делая акцента на двусторонних связях, которые в случае с форумом «Пояса и пути» ни в коем случае не должны были затмить выстраивание модели континентального инфраструктурного проекта, Владимир Путин и Си Цзиньпин отнесли двусторонний фактор на осень. Тогда в Пекине состоятся торжества по случаю 70-летия КНР, а в Москве с государственным визитом побывает китайский лидер, и стороны отметят такую же юбилейную годовщину установления между нами дипломатических отношений.
Ссылка (Регнум)
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!