Спор между председателем Банка России Эльвирой Набиуллиной и министром экономического развития Максимом Орешкиным вывел на новый уровень ту дискуссию, которая в кругах экспертного сообщества ведется уже по меньшей мере три
–четыре года. Суть спора в том, как добиться качественного улучшения экономического роста в стране. Ключевое слово в этом предложении даже не существительное «рост», а прилагательное «качественный».
Что оно означает? Для ответа на этот вопрос нужно ясно понимать закон, который экономисты знают как «уравнение Фишера» – это уравнение, выведенное американским экономистом Ирвингом Фишером еще в 1911 году. Оно объясняет, как связаны производственные и денежные показатели.
Как его просто объяснить? Представьте, что нефтяник продал за границу нефть. На вырученный рубль он купил колбасу. Мясник заплатил уборщику. Уборщик оплатил банку ипотеку. Банкир заплатил чаевые официанту. Официант купил хлеб. Магазин заплатил хлебокомбинату. А тот – фермеру за зерно. Этот рубль прошел через несколько рук, создав восемь рублей в ВВП страны. Формально нефтяник в данном случае создал только 1/8 ВВП. Но что произойдет, если нефтяник свой рубль не получит?
Последствия таких ситуаций мы регулярно наблюдаем в российской экономике, когда цена на нефть резко снижается. Как было в 2008 или 2014 годах. Таким образом, качественные изменения заключаются в том, чтобы доля рублей, оборот которых в нашей экономике зависим от торговли нефтью, становилась меньше. А вот производимых в стране товаров и услуг – больше.
Другое важное следствие уравнения Фишера
– чем быстрее рубль циркулирует по экономике, тем быстрее экономика растет. Если наш рубль каждый день совершает оборот по восьми адресатам, ВВП составит восемь рублей в день. А если за неделю
– то только восемь рублей в неделю, то есть в семь раз меньше. Казалось бы, очевидно?
Очевидно, но не всем. И ровно вокруг этого самого уравнения Фишера и того, как воспользоваться его эффектами для роста экономики России, схлестнулись Набиуллина и Орешкин. Дело в том, что замедление роста российской экономики связано как раз с тем, что наш рубль медленно двигается по экономике. Многие участники экономических отношений отказались прежде всего от инвестиций и положили свои кровные рубли в банковские вклады или стеклянные банки.
В результате не размещаются заказы на производство оборудования, на строительно-монтажные работы, на изготовление металла и пластика для корпусов этого оборудования, и так далее по цепочке. Сотни предпринимателей не имеют заказов, десятки тысяч их рабочих вынуждены довольствоваться «голым окладом», а то и вовсе наслаждаться вынужденными отпусками. Из нашего примера: банкир не оставляет чаевых, а откладывает рубль в сторону. В результате рубль не получает не только официантка, но и владельцы магазина и хлебокомбината, а также и фермер.
В этой ситуации Набиуллина и возглавляемый ею Центробанк заявляют: давать инвестиционные кредиты рискованно, а потребительские – нет. И рабочие, не получившие премии, но вынужденные как-то содержать свои семьи, залезают в кредитную удавку. Пузырь потребительского кредитования надувается, чтобы компенсировать народу выпавшие из-за отсутствующих в экономике инвестиций доходы. То есть фермер не получил доход и вынужден взять на рубль потребительский кредит, рассчитываться по которому с процентами нужно из уменьшившегося дохода.
Роль банкира из нашего гипотетического примера в реальной жизни играет банковская система. Она не выдает деньги в реальную экономику, потому что требования регулятора (Центробанка) искусственно делают это невыгодным (нормы резервирования на инвестиционное кредитование носят запретительный характер). Именно за это Центральный банк и подвергся критике со стороны Орешкина.
Чем же ответил мегарегулятор? Он формально прислушался к критике и заявил о снижении резервов при инвестиционном кредитовании, но... Но только при кредитовании компаний, которые котируются на бирже. Де-факто только при кредитовании проектов крупных компаний в нефтегазовой сфере. Эта мера не только не поможет, она усугубит ситуацию.
Россия станет еще более зависимой от добычи нефти и газа. А доступ производственного сектора, средних предпринимателей к кредитам еще ухудшится. Ведь теперь банкирам станет еще выгоднее давать деньги не производственникам, а нефтяникам. Такое вот импортозамещение. Такое вот развитие инноваций. Такая вот цифровая экономика. В видении Центрального банка.
На эту критику Эльвира Набиуллина ответила по учебнику: мол, не нужно искать проблему в банках – виноваты сами предприниматели. Это они не вкладывают деньги в проекты. Если считать, что экономическая наука сводится к учебнику «Экономикс» Макконнелла – Брю, то, может быть, Набиуллина и права. Но жизнь, как правило, устроена сложнее.
В данном же случае проблема связана с тем, что в широко диверсифицированной экономике США на 80 долларов краткосрочных и низкорискованных банковских денег приходится 20 долларов долгосрочных и согласных на высокий риск. При этом привлечь деньги может проект практически из любой отрасли. Всегда можно найти инвестора, имеющего достаточный капитал и при этом понимающего, о чем идет речь.
В России на 98,5 рубля банковских денег приходится 1,5 рубля рискованного капитала. Из года в год эта пропорция колеблется в пределах примерно 20 копеек. При этом капитал сосредоточен в руках тех, кто его заработал преимущественно на торговле нефтью, на строительстве подмосковной недвижимости или на государственных подрядах. Без стимулирующих мер убедить их вкладывать в развитие новых секторов экономики... Как бы деликатно сказать? Малопродуктивно. Собственно, для этого регуляторы в экономике и нужны – чтобы создавать стимулы, когда рынок сам не справляется.
Орешкин это уже осознал. Набиуллина – пока нет.
P. S. Карл Бенц, чтобы создать первый автомобиль, взял деньги у торговца мебелью. Если бы, следуя советам таких экономистов, как Набиуллина, тот торговец предпочел профинансировать очередную баварскую лесопилку, пришлось бы господам банкирам ездить в конных дилижансах, а не на «Майбахах». Хотя выбор мебели был бы чуть-чуть больше.
Кстати.Это в большой степени перекликается с предметом спора на ветке.