Россия и Китай сходным образом видят большинство проблем мировой политики и исповедуют общие ценности относительно того, как должно выстраиваться взаимодействие государств в мире. Это помогает им выдерживать ровный диалог и находить общее понимание важных для всех вопросов. Однако стратегическая культура и основанное на ней долгосрочное целеполагание двух стран существенно различаются. О том, почему Россия и Китай смотрят в разные стороны и можно ли создать единый и переводимый без искажений понятийный ряд, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай». Сенсационное заявление президента России Владимира Путина о том, что Москва помогает Китаю в создании собственной системы предупреждения о ракетном нападении – это ещё одна новость, свидетельствующая о движении двух важнейших держав Евразии к новому качеству стратегических отношений. Некоторые наблюдатели в России уже с большими основаниями рассуждают о формировании китайско-российского союза без объявления такового в качестве официальной цели отношений. Действительно, сейчас Китай и Россия стремительно двигаются к новому качеству своего стратегического партнёрства, частично под давлением Запада, паранойя которого усиливает взаимное тяготение Москвы и Пекина, а частично – в стремлении сделать пространство их общего обитания менее уязвимым для угроз, исходящих извне.
То, какое влияние формирование подобного союза окажет на международную безопасность в целом, – предмет отдельной и содержательной дискуссии. Субъективно стороны действительно видят сходным образом большинство проблем мировой политики и исповедуют общие ценности относительно того, как должно выстраиваться взаимодействие государств в мире. Это помогает им выдерживать ровный диалог и находить общее понимание важных для всех вопросов. Однако стратегическая культура и основанное на ней долгосрочное целеполагание России и Китая существенно различаются.
Россия постепенно начала движение в сторону отказа от сформировавшейся на протяжении всей её истории – с появления Московского княжества до наших дней – модели внешнеполитического поведения, в центре которой находилось обеспечение собственной безопасности через прямой контроль над непосредственной периферией, пишет программный директор Клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв.
Было бы странно и даже недальновидно отрицать эти различия особенно на современном этапе отношений. Ведь если сравнивать китайско-российское сближение с другим историческим опытом – отношений России и Европы после холодной войны, то именно неспособность сторон даже приступить к выработке единого стратегического видения будущего постепенно становилась всё более значимым негативным фактором отношений. С Китаем ситуация проще – ни одна из сторон пока не видит другую в качестве пространства ресурсного освоения или «ученика», который должен будет в той или иной форме примкнуть к проекту, продвигаемому «учителем». Хотя здесь тоже не всё так элементарно, как хотелось бы.
Существующие различия – в том, как Китай и Россия думают о международных делах, – должны будут тем или иным образом сказаться на способности обеих держав перейти на следующую стадию отношений. От эффективного оппонирования тому недемократическому порядку, который пытались выстроить США и их союзники после конца холодной войны, к строительству нового. При этом черты нового порядка, его более-менее общее видение у Китая и России пока не сформировались. Об этом свидетельствуют многочисленные дискуссии с участием китайских и российских учёных, в том числе и на прошедшей в конце сентября – начале октября
Ежегодной конференции клуба «Валдай», в рамках пленарного заседания которой и прозвучало
упомянутое заявление главы российского государства.
Другими словами, сейчас двусторонние отношения Москвы и Пекина подошли уже к настолько высокому уровню, а их значение для мировой политики и безопасности стало столь значительно, что самое время ставить базовые вопросы. А это в первую очередь вопросы, связанные с пониманием обеими сторонами ключевых категорий международных отношений. Стратегическая культура Китая и России
формировалась в разных условиях и под воздействием отличных по своей природе и содержанию факторов. Однако чем более интенсивным будет взаимодействие сторон, тем выше требования к взаимному пониманию стратегических культур и образа мысли.
Стратегическая культура Китая обращена, прежде всего, внутрь и основана на историческом опыте великой китайской цивилизации на протяжении нескольких тысяч лет. Этот опыт – предмет изучения и глубоких знаний специалистов по Китаю, конкурировать с которыми в рамках этого эссе было бы бессмысленно и контрпродуктивно. Однако никто не может отрицать того факта, что для Китая большинство сходных по своей природе процессов и явлений, пережитых европейской цивилизацией как сообществом разных, хотя и близких народов, были пройдены в рамках одной, собственно, китайской цивилизации, объединённой общими языком и культурой. Таким образом, масштабные расколы и противостояния, которые для Европы, включая Россию, стали процессом становления самостоятельных суверенных единиц международных отношений, для Китая выглядят как драматические периоды раскола и усобицы в рамках единой нации. Преодоление этого раскола и единение – однозначно позитивное явление, открывающее дорогу прогрессу и процветанию.
В ходе многочисленных дискуссий с китайскими коллегами на Валдайской конференции наиболее яркими оказались те, которые так или иначе касались концепции «ответственности в эпоху анархии», выдвинутой в рамках
ежегодного доклада клуба. Эта концепция, напомним, основана на гипотезе о том, что наступившая анархия в международных делах – это естественное состояние, которое должно способствовать усилению ответственности в их внешней политике. В то время как институты и «мировой порядок» могли рассматриваться в качестве внешних ограничителей и подстраховки от последствий индивидуальной безответственности, их отсутствие – скорее положительный, хотя и драматический фактор. Тем более что гибельность созданных человечеством вооружений также способствует большему вниманию к интересам и ценностям друг друга. Таким образом, «анархия» в аргументации авторов доклада выступала в качества чисто аналитической категории – понятия для характеристики определённой данности в международных отношениях 2019 года.
Впечатление китайских коллег было, однако, достаточно далеко от ожидаемого – с точки зрения глубоко европейской школы науки о международных отношениях. Если судить по прозвучавшим комментариям авторитетных китайских учёных, то для них анархия – это изначально недопустимое положение дел, на устранение которого должны быть направлены все усилия. Такое восприятие, безусловно, имеет глубокие корни в китайской истории: периоды анархии, включая большую часть первой половины XX века – это время неисчислимых бедствий. Таким образом, для Китая «анархия» выступает в качестве ценностной, а не аналитической категории и в принципе не может быть осмыслена, как способствующий относительной упорядоченности фактор. Мы приходим к выводу – то, что в европейской традиции является чисто аналитической категорией, может иметь совершенно другое содержание в других стратегических культурах, в данном случае в китайской. Переходя к практике можно сказать, что если Россия, как и всякая европейская страна, чувствует себя в анархическом окружении достаточно спокойно, то Китай (и китайская мысль о международных отношениях) не может с таким состоянием дел мириться.
Спору нет, российский внешнеполитический лексикон и официальное целеполагание также ориентированы на достижение той или иной степени упорядоченности в мировых делах, главенство институтов сотрудничества и снижение взаимной подозрительности, на приоритет международного права. Точно такие же цели ставит перед собой Китай. Однако думают об одинаковых явлениях и понятиях китайцы и русские по-разному.
Приведённое различие в том, как русские и китайцы видят мир и международную политику, – лишь одно из многих. Чем глубже будут отношения между странами и чем больше от них будет зависеть судьба человечества, тем значительнее должно стать внимание к изучению и обсуждению таких неизбежных расхождений. Можно рассчитывать, что Китай и Россия смогут до конца пройти путь к созданию относительно единого и переводимого без искажений понятийного ряда. От этого – не меньше, чем от достижений в совместном военном планировании, – будет зависеть устойчивость их взаимоотношений и международная безопасность на общем для Китая и России евразийском пространстве.
Ссылка