Чего хочет Северная Корея от Южной Кореи?

Чего конкретно хотят добиться северокорейские руководители своей нынешней яркой кампанией против Южной Кореи? По мнению Андрея Ланькова, профессора Университета Кунмин, всё дело в том, что Сеул, опасаясь американского гнева, не предоставляет Пхеньяну той экономической и финансовой поддержки, которая, собственно, Северной Корее от Южной Кореи и нужна. Поэтому в руководстве КНДР решили, что пора пойти на обострение и наглядно объяснить Мун Чжэ Ину: если Южная Корея не готова раскошеливаться и платить приличные деньги за хорошие отношения с Кореей Северной, то ни этих хороших отношений, ни даже их видимости не будет.

С первых чисел июня на Корейском полуострове разворачивается очередной кризис, который пока не особо подхвачен мировыми СМИ.
Всё началось 4 июня, когда с официальным заявлением в газете «Нодон синмун» выступила Ким Ё Чжон – младшая сестра Высшего Руководителя Ким Чен Ына, вторая по значению политическая фигура в стране.
Ким Ё Чжон выразила крайнее возмущение действиями южнокорейских правоконсервативных организаций, которые с территории Южной Кореи запускают в сторону Северной Кореи аэростаты с листовками. Она заявила, что действия этих групп поощряются южнокорейскими властями и этими действиями Сеул нарушает все те обязательства, которые он взял на себя в последние годы. Ким Ё Чжон также сказала, что подобные действия Сеула делают бессмысленными существующие соглашения, которые регулируют отношения между двумя корейскими государствами. И предупредила о тех мерах, на которые Северная Корея может пойти в том случае, если запуск аэростатов с листовками не будет немедленно пресечён.
Одна из этих угроз была выполнена 9 июня, когда северокорейская сторона отключила линию прямой правительственной связи Сеул – Пхеньян. Это отключение «горячей линии» почему-то привлекло внимание мировых СМИ, хотя, вообще говоря, оно уже давно стало чуть ли не установившимся ритуалом – линию прямой связи северокорейцы отключают каждый раз, когда у них появляется желание выразить недовольство теми или иными действиями Сеула или Вашингтона.
После заявления Ким Ё Чжон в Северной Корее начались массовые митинги, которые фактически стали первыми массовыми мероприятиями с момента объявления в стране противоэпидемического режима в начале февраля. Участники митингов выражали возмущение действиями южнокорейских правоконсервативных групп и связанных с ними мигрантов из Северной Кореи, которые в основном и занимаются листовками, а также скандировали: «Смерть эмигрантам – человеческому мусору!». Представители «общественности» (включая и ответственного за традиционную лапшу повара элитного ресторана) выразили в северокорейских СМИ свой гнев по поводу лицемерия южнокорейских властей и поклялись огнём выжечь очаг предательства. Наконец, во время одного из своих редких появлений на публике сам Высший Руководитель Ким Чен Ын заявил, что действия руководства Южной Кореи не оставляют сомнения в том, что оно является «врагом» и что вести себя с ним надо соответственно.
Южная Корея, со своей стороны, отреагировала на происходящее с удивительной оперативностью. 4 июня, то есть в тот же самый день, когда Ким Ё Чжон выступила со своим воинственным заявлением, южнокорейское правительство заявило о том, что оно постарается пресечь деятельность групп, занимающихся запуском аэростатов. Задача эта, однако, является достаточно сложной. Эти группы тесно связаны с правоконсервативным лагерем, который сейчас находится в глухой оппозиции Мун Чжэ Ину, и контролировать их действия для нынешней сеульской власти непросто – тем более что действующего законодательства они не нарушают.
Сеул начал лихорадочно искать какие-то паллиативы. Некоторые из юридических открытий, сделанных сеульскими чиновниками, выглядят забавно. В частности, представитель Министерства объединения (то есть фактически Министерства по делам Севера) заявил о том, что запуск листовок наносит… вред окружающей среде. Ещё более комичным было заявление о том, что в нынешней ситуации такие действия могут способствовать распространению коронавируса. Власти приграничной провинции Кёнги не стали заниматься поиском предлогов, а попросту объявили «особыми районами» те зоны, из которых по метеорологическим условиям проще всего запускать аэростаты в сторону Севера. Теперь местной полиции приказано не допускать на территорию этих районов машины, которые используются активистами.
Разумеется, правоконсервативная оппозиция тут же обвинила Мун Чжэ Ина в преступной мягкости и «готовности пожертвовать демократическими принципами по первому приказу пхеньянских диктаторов». Оппозиционные газеты воспользовались этой ситуацией, чтобы начать очередную кампанию против президента Мун Чжэ Ина.


Тем не менее эти усилия не произвели должного впечатления на Северную Корею. 13 июня заведующий Отделом Единого фронта ЦК ТПК (то есть отделом, который курирует отношения с Южной Кореей) заявил, что всё сделанное южнокорейскими властями, является лишь лицемерными отговорками и что теперь Южную Корею ждёт «болезненная расплата» за то, что её властители игнорируют праведный гнев северокорейского народа.
В поддержку тут же выступила и самая тяжёлая артиллерия – сама Ким Ё Чжон, которая 13 июня в очередном заявлении сказала, что, дескать, бездействие южнокорейских властей привело к тому, что терпение Пхеньяна исчерпано и что теперь «этими вопросами будут заниматься в Генеральном штабе». Таким образом, Северная Корея заявила о возможном использовании вооружённой силы для решения «проблемы аэростатов» (предположительно, речь идёт о нанесении ударов по тем районам, из которых действуют «аэростатчики»).
В качестве первого шага 16 июня северокорейская сторона взорвала центр межправительственной связи, который находился на территории Севера и занимался тем, что обеспечивал функционирование «горячей линии». Скорее всего, следует ждать, что северокорейские сапёры столь же демонстративно взорвут и некоторые (формально принадлежащие южнокорейским фирмам) сооружения в ныне недействующих Кэсонской индустриальной зоне и туристической зоне в горах Кымгансан. По крайней мере, именно такие угрозы содержались в заявлении Ким Ё Чжон от 4 июня.
На первый взгляд всё происходящее выглядит достаточно странно.
Нет никаких сомнений, что у власти в Южной Корее ещё никогда не находилось правительство, которое было бы настроено к Пхеньяну столь дружелюбно, как нынешнее правительство Мун Чжэ Ина.
Практически каждые две-три недели южнокорейские официальные лица выступают с очередными предложениями по поводу сотрудничества с Северной Кореей – причём всегда подразумевается, что все связанные с таким сотрудничеством расходы будет нести южнокорейский налогоплательщик. Нынешнее правительство хотело бы реанимировать остановленные его предшественниками из правоконсервативных администраций проекты межкорейского сотрудничества – в первую очередь, туристскую зону в горах Кымгансан, куда до 2008 года ездили южнокорейские туристы, и Кэсонскую индустриальную зону, в которой северокорейские рабочие за скромную зарплату трудились на предприятиях южнокорейских фирм.
Готовность идти на немедленные уступки после предъявления Северной Кореей очередного набора требований, казалось бы, также должна подчеркнуть, что Мун Чжэ Ин является, с точки зрения Пхеньяна, просто идеальным президентом.
Однако ситуация совсем не так проста. Мун Чжэ Ин, при всём своём желании наладить отношения с Северной Кореей, не собирается делать Пхеньяну уступки как раз по тем вопросам, которые, с точки зрения Северной Кореи, и являются единственно важными – и именно это обстоятельство раздражает руководство КНДР (что неудивительно).
Если внимательнее посмотреть на тот поток предложений о развитии межкорейских контактов, который в последние полгода-год просто извергается из Сеула, легко увидеть, что эти предложения касаются исключительно культурного и гуманитарного сотрудничества. Южнокорейская сторона предлагает своим северокорейским партнёрам помощь в деле борьбы с коронавирусом, участие в совместных программах озеленения северокорейских гор, проведение совместных культурных и спортивных мероприятий. Однако южнокорейская сторона не заводит речи о тех проектах, которые бы привели к трансферу в Северную Корею значительных финансовых или материальных средств. Относится это, в частности, и к упомянутым проектам возрождения туристской зоны в горах Кымгансан и Кэсонской промышленной зоны. При том что южнокорейские власти на словах говорят о своей заинтересованности в этих проектах, на практике они всегда подчёркивают, что их перезапуск является делом будущего.
Причина этой позиции понятна. Почти любая передача материальных средств Северной Корее является прямым нарушением действующих санкций Совета Безопасности ООН. Мун Чжэ Ин и его окружение отлично понимают, что прямое нарушение решений Совета Безопасности ООН сильно повредит Южной Корее, экономика которой в очень большой степени зависит от внешней торговли и, соответственно, от соблюдения существующих международных правил игры. Ещё более важным является то обстоятельство, что нарушение режима санкций вызовет большое раздражение в Вашингтоне, отношения с которым при Трампе и так стали несколько натянутыми.
Мун Чжэ Ин является выходцем из рядов левых националистов, традиционно отличавшихся сдержанным или даже враждебным отношением к Соединённым Штатам, – обстоятельство, о котором никогда не забывают его противники из правоконсервативного лагеря, для которого характерна почти фанатичная ориентация на США. Однако в последние 10–15 лет былой антиамериканизм левых сильно ослабел, да и сам Мун Чжэ Ин является прагматичным политиком, который отлично понимает: проблемы, с которыми он столкнётся, спровоцировав недовольство Вашингтона, по своему масштабу будут неизмеримо превосходить те скромные политические дивиденды, которые ему принесёт улучшение отношений с Северной Кореей. Поэтому он делает очевидный выбор и не собирается начинать сотрудничество с Северной Кореей до тех пор, пока на такое сотрудничество не дадут согласия в Вашингтоне. Вероятность получения такого согласия, однако, очень мала, так как в Вашингтоне считают, что режим санкций доложен сохраняться в своём нынешнем виде, пока Северная Корея не сделает серьёзных уступок по вопросу о ядерном разоружении – то есть уступок, которые в Пхеньяне никто делать и не собирается.
Июль 2019 года стал месяцем демонстрации силы со стороны Северной Кореи – Ким Чен Ын часто появлялся на публике для празднования политических событий (годовщина смерти Ким Ир Сена, День победы в войне, выборы в местные народные собрания) и проведения военных смотров, включая демонстрацию недавно построенной подлодки, способной нести несколько баллистических ракет. С 25 июля по 6 августа, в течение 13 дней, КНДР провела четыре ракетных пуска, и те сигналы, которые она посылала международному сообществу, не могут не вызывать беспокойства, пишет Ху Чью Пинг, старший преподаватель в области стратегических исследований и международных отношений в Национальном университете Малайзии.
Следует иметь в виду, что сам термин «сотрудничество» к экономическим контактам Севера и Юга можно применять с большой долей условности. И торговля, и другие виды экономического взаимодействия двух корейских государств всегда осуществлялись Южной Кореей в убыток себе и, соответственно, финансировались из южнокорейского бюджета. Такой подход был обычно оправдан соображениями политики, которая, как известно, бывает важнее экономики. Однако это обстоятельство не отменяет того факта, что взаимодействие с Севером для Юга всегда было и в обозримом будущем останется убыточным.
Поэтому Мун Чжэ Ин, понимая, что Южная Корея не может в создавшейся ситуации вести с Северной Кореей экономического взаимодействия, считает, что альтернативой может быть организация гуманитарных и культурных контактов, которые не запрещены решениями ООН и, скорее всего, не вызовут особого раздражения в Вашингтоне. Речь идёт о предоставлении Северной Корее гуманитарной помощи, лекарств, продовольствия, а также о всяческих концертах и спортивных матчах.
Однако с северокорейской точки зрения, подобные предложения не представляют никакого интереса. Скорее наоборот – излишне близкое общение с Югом может иметь нежелательные для нынешнего северокорейского руководства последствия, ибо будет способствовать формированию у части северокорейского населения позитивного образа южного соседа (а возникновение его вовсе не входит в планы пхеньянского руководства).
С другой стороны, подобные спортивно-культурно-гуманитарные мероприятия политически выгодны для Мун Чжэ Ина и его партии. Их можно использовать для того, чтобы убедить южнокорейскую публику в том, что он и правящая партия по мере сил решают северокорейскую проблему и держат ситуацию под контролем. Хотя «северокорейский вопрос» в южнокорейской политике занимает скромное место, возникновение у публики такого впечатления, безусловно, усилит позиции Мун Чжэ Ина и его соратников.
Однако эту теоретическую выгоду обменов для Юга (и их бесполезность, а то и вредность для Севера) отлично понимают и в Пхеньяне, поэтому там отнюдь не собираются восхвалять Мун Чжэ Ина. С точки зрения Пхеньяна, Мун Чжэ Ин не делает самого главного – опасаясь американского гнева, он и его администрация не предоставляют Пхеньяну той экономической и финансовой поддержки, которая, собственно, Северной Корее от Южной Кореи только и нужна.
Поэтому в руководстве КНДР, кажется, решили, что пора пойти на обострение и наглядно объяснить Мун Чжэ Ину: если Южная Корея не готова раскошеливаться и платить приличные деньги за хорошие отношения с Кореей Северной, то ни этих хороших отношений, ни даже их видимости не будет.
Чего конкретно хотят добиться северокорейские руководители своей нынешней кампанией? Скорее всего, задачи их многогранны. В идеале они хотели бы добиться того, чтобы администрация Мун Чжэ Ина, испугавшись быстро ухудшающейся ситуации, решилась бы бросить вызов Вашингтону и начала бы активно взаимодействовать с Северной Кореей по вопросам, которые для Северной Кореи важны, – то есть по вопросам экономики. Однако вероятность такого поворота событий невелика. Кроме того, фабрикуемый сейчас Северной Кореей кризис может заставить Мун Чжэ Ина и его дипломатов с ещё большей активностью лоббировать в Вашингтоне ослабление санкций.
Вдобавок кризис может усилить антиамериканские настроения в некоторых сегментах южнокорейского общества, ведь всем, кто разбирается в вопросе, очевидно, что главным препятствием на пути восстановления межкорейских контактов является жёсткая позиция США. Наконец, подобные действия усилят и без того обострившееся в последние годы противостояние правоконсервативных и левонационалистических сил в южнокорейской политике.
Таким образом, нам следует ожидать, что в ближайшие недели с Корейского полуострова в очередной раз пойдёт поток, казалось бы, тревожных сообщений – вплоть до очередной волны разговоров о том, что «Корейский полуостров находится на грани войны». Эти разговоры, конечно, не надо принимать слишком уж всерьёз – даже если некоторые угрозы Ким Ё Чжон будут выполнены и дело действительно дойдёт до стрельбы. Тем не менее нас, кажется, ждут достаточно бурные недели (или, по крайней мере, недели, которые будут казаться бурными внешним наблюдателям).


Ссылка