Большой передел мира
246,301,573
499,781
|
Ghость ( Слушатель ) |
| 30 авг 2020 11:03:45 |
Исторические параллели
новая дискуссия Статья 2.425Я тут читаю труд одного известного советолога Эдварда Карра. Как бы к нему и его гигантской буквально энциклопедии СССР ни относиться, в общем-то его скрупулезность вызывает как минимум уважение. Читаю тома, которые охватывают самое начало и до 1923 года. И вот там я нашел очень интересные мысли, которые ну никак не вызваны его хорошим отношением к большевикам и России в принципе, но лишь являются констатацией фактов, имеющих на мой взгляд значение и сегодня. Конечно, с определенной долей допущений и корретировок "на ветер". Но посчитал необходимым ознакомить камрадов с этой частью его комментария относительно "сшивания" России после ее внезапного и быстрого распада ввиду произошедшей революции. Его анализ, как мне кажется, весьма примечателен выявлением непротиворечия между национализмом и интернационализмом в в определенных случаях.
Уберу под спойлер основную часть, конечно, кому интересно - откроет, ну а кому неинтересно - пролистнет.
ЦитатаК концу 1918 г. Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика располагалась примерно в тех же границах, что и средневековая Московия до завоеваний Ивана Грозного и немногие – пожалуй, даже среди самих большевиков немногие – верили, что режим уцелеет. Тем не менее всего четыре года спустя разные части бывшей царской империи, за небольшим исключением, были снова объединены в Союз Советских Социалистических Республик, и оказалось, что по силе сплоченности новый союз по крайней мере не уступает исчезнувшей царской империи. Это свершение, которого никто не мог предвидеть в мрачные дни 1918 или 1919 г., представляет собой выдающийся результат созидательной государственной деятельности Ленина.
Необъятным территориям в Европе и Азии, которые прежде составляли Российскую империю, предстояло, за исключением незначительной их части, войти в Советский Союз. Их население было крайне разнообразным в языковом и этническом отношениях. В пределах этих территорий географы и филологи обнаружили около 200 более или менее отличающихся друг от друга народов и языков. Во время переписи 1897 г. великороссы составляли только 43 % всего населения. После революции, с отделением нерусских западных губерний, процент великороссов среди оставшегося населения немного увеличился: они составляли 75 млн. человек, или 52 % всего населения, численность которого была около 140 млн. В следующие наиболее крупные группы, очень близкие к великороссам в расовом отношении, по языку и складу характера, входили 30 млн. украинцев (или малороссов) и 4,5 млн. белорусов. Эти три славянские группы, между которыми подспудно существует естественная сплоченность, составляли 110 млн. из 140 млн. населения всей территории. У 30 млн. неславян отсутствовала какая-либо сплоченность на основе расового или языкового сходства или политических убеждений. В самую крупную среди них группу узбеков входило только 5 млн. человек, а примерно от 8 до 10 млн. неславян находились еще на первобытнообщинной стадии развития, жили племенами или кочевали.
Таким соединением народов управляла привилегированная военно-бюрократическая каста во главе с "царем всея Руси". В эту касту охотно допускались определенные нерусские элементы, особенно немецкие помещики из Латвии и Эстонии и польские помещики из Польши, Литвы, Белоруссии и с Украины, но чтобы попасть в эту касту, надо было говорить по-русски и усвоить русские традиции и взгляды. На низших административных должностях, которых становилось все больше с ростом бюрократической машины, использовались представители мелкой буржуазии, русские и – при условии той же ассимиляции – нерусские. А на другом уровне местные ханы, беки и муллы служили посредниками, через которых осуществлялось руководство более отсталыми мусульманскими народами в царских владениях. Таким образом, группы, которые могли бы руководить национальным движением покоренных народов, обычно поглощались бюрократическим аппаратом и пользовались более или менее привилегированным положением, что обеспечивалось им путем назначения на соответствующую должность.
Как показал опыт революции 1905 г., эти группы большей частью удерживал от активного национализма страх перед революционным насилием со стороны собственных рабочих и крестьян; царская власть была для них надежной защитой. К тому же российский рынок являлся основой их благосостояния. Поэтому до 1917 г. требования от имени подвластных царю народов редко выходили за рамки небольшой автономии. Лишь когда революция уничтожила и символы единства, и реальную общность интересов, рухнуло все сооружение. То, что произошло в 1917 г., было вызвано не столько борьбой за отделение периферии, сколько расколом в центре – "не отпадение частей, а распад старой России".
Стоявшая перед большевиками задача воссоединить разбросанные обломки царской империи вполне могла оказаться непреодолимой, если бы не один благоприятный естественный фактор. Языковое и расовое разнообразие, вначале благоприятствовавшее распаду, компенсировалось огромным перевесом великорусского элемента, который действовал на всю массу как магнит. Именно это обстоятельство позволило в конце концов остановить и повернуть вспять распад владений Романовых после 1917 г., тогда как распад империи Габсбургов оказался необратимым.
Ситуация, сложившаяся в России, в определенных отношениях скорее напоминала ту, которая сложилась в Северной Германии. Для украинцев и белорусов великороссы представляли ту же центростремительную силу, какой обладала Пруссия для немецких княжеств. Некоторых украинцев, как и баварцев, быть может, возмущало превосходство их более могучих и энергичных сородичей, но при своем сепаратизме они не имели достаточных сил и не были .достаточно объединены, чтобы успешно сопротивляться в течение долгого времени. Поэтому первым этапом в процессе воссоединения народов бывшей Российской империи было сплочение трех славянских народов, составлявших около четырех пятых всего населения. Когда они были объединены, сила их воздействия на некоординируемое скопление неславянских народов, гораздо менее развитых, оказалась непреодолимой. Это объединяющее воздействие усилилось и приобрело социальную и экономическую основу благодаря сосредоточению промышленной и торговой мощи в руках великороссов. Индустриальные центры, от которых зависела экономика всей страны, либо находились в пределах территории Великороссии, либо представляли собой ее аванпосты на "союзной" территории.
Таким соединением народов управляла привилегированная военно-бюрократическая каста во главе с "царем всея Руси". В эту касту охотно допускались определенные нерусские элементы, особенно немецкие помещики из Латвии и Эстонии и польские помещики из Польши, Литвы, Белоруссии и с Украины, но чтобы попасть в эту касту, надо было говорить по-русски и усвоить русские традиции и взгляды. На низших административных должностях, которых становилось все больше с ростом бюрократической машины, использовались представители мелкой буржуазии, русские и – при условии той же ассимиляции – нерусские. А на другом уровне местные ханы, беки и муллы служили посредниками, через которых осуществлялось руководство более отсталыми мусульманскими народами в царских владениях. Таким образом, группы, которые могли бы руководить национальным движением покоренных народов, обычно поглощались бюрократическим аппаратом и пользовались более или менее привилегированным положением, что обеспечивалось им путем назначения на соответствующую должность.
Как показал опыт революции 1905 г., эти группы большей частью удерживал от активного национализма страх перед революционным насилием со стороны собственных рабочих и крестьян; царская власть была для них надежной защитой. К тому же российский рынок являлся основой их благосостояния. Поэтому до 1917 г. требования от имени подвластных царю народов редко выходили за рамки небольшой автономии. Лишь когда революция уничтожила и символы единства, и реальную общность интересов, рухнуло все сооружение. То, что произошло в 1917 г., было вызвано не столько борьбой за отделение периферии, сколько расколом в центре – "не отпадение частей, а распад старой России".
Стоявшая перед большевиками задача воссоединить разбросанные обломки царской империи вполне могла оказаться непреодолимой, если бы не один благоприятный естественный фактор. Языковое и расовое разнообразие, вначале благоприятствовавшее распаду, компенсировалось огромным перевесом великорусского элемента, который действовал на всю массу как магнит. Именно это обстоятельство позволило в конце концов остановить и повернуть вспять распад владений Романовых после 1917 г., тогда как распад империи Габсбургов оказался необратимым.
Ситуация, сложившаяся в России, в определенных отношениях скорее напоминала ту, которая сложилась в Северной Германии. Для украинцев и белорусов великороссы представляли ту же центростремительную силу, какой обладала Пруссия для немецких княжеств. Некоторых украинцев, как и баварцев, быть может, возмущало превосходство их более могучих и энергичных сородичей, но при своем сепаратизме они не имели достаточных сил и не были .достаточно объединены, чтобы успешно сопротивляться в течение долгого времени. Поэтому первым этапом в процессе воссоединения народов бывшей Российской империи было сплочение трех славянских народов, составлявших около четырех пятых всего населения. Когда они были объединены, сила их воздействия на некоординируемое скопление неславянских народов, гораздо менее развитых, оказалась непреодолимой. Это объединяющее воздействие усилилось и приобрело социальную и экономическую основу благодаря сосредоточению промышленной и торговой мощи в руках великороссов. Индустриальные центры, от которых зависела экономика всей страны, либо находились в пределах территории Великороссии, либо представляли собой ее аванпосты на "союзной" территории.
Вскоре начал действовать и другой фактор. Растущее признание необходимости воссоединения разделившихся территорий исчезнувшей империи совпало с возрождением русского патриотизма, который явился парадоксальным и неожиданным подкреплением для большевистской политики. Революционная анархия вызвала крайнее стремление к отделению, и вскоре стало ясно, что осуществить такое отделение можно лишь с помощью иностранного оружия и иностранных дене г. Таким образом, те, чья гордость восставала против зависимости от Петрограда или Москвы, оказались сателлитами и наемниками или Германии, или союзников, или соответственно и тех и других. Так было на Украине, в Закавказье и даже в Прибалтике.
Поскольку предполагалось, что Великобритании и Японии нужна Россия слабая, трудно стало опровергать, что буржуазный национализм способствует расчленению России по приказу и в интересах иностранных держав. Даже "белых" генералов, стремившихся восстановить единство России, обвиняли в том, что они служат чужим интересам. Горечь поражения восстановила их также и против иностранных покровителей. Образцом в этом отношении явилось замечание, которое якобы высказал Колчак накануне своего падения, когда обсуждался вопрос о находившемся у него национальном золотом запасе: "Я... скорее оставлю золото большевикам, чем передам союзникам". В особенности после войны с Польшей в 1920 г. большевиков стали повсюду считать защитниками российского населения и творцами воссоединения России.
Однако эти стремления к централизации не смогли бы сами по себе привести процесс в движение. Славяне, и особенно великороссы, обеспечили необходимое твердое ядро, вокруг которого разрозненные территории могли снова объединиться. Но поразительным было то, что эти стремления так же сильно ощущались на периферии, как и в центре. В 1918 г. казалось, что у ранее подчиненных народов угасла былая преданность. Национализм был в разгаре. Но Ленин давно различил в национализме революционные факторы и предвидел, что единственный верный курс – приветствовать эту стихию и ее использовать. Гражданская война явилась блестящим подтверждением ленинской идеи. Безоговорочное признание права на отделение не только дало Советской власти несравнимую ни с чем прежним возможность обуздать разрушительный национализм, но и подняло ее престиж много выше престижа "белых" генералов. Генералы, воспитанные при царях в панроссийских традициях, отвергали какие-либо уступки угнетенным нациям; и в пограничных областях, где преобладали нерусские или невеликорусские элементы и где шли решающие бои гражданской войны, этот фактор сильно способствовал победе Советской власти.
"Не забывайте, – сказал Сталин с необычайной теплотой, – что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых "инородцев", не имели ранее угнетенных народов, которые подрывали тыл этих генералов своим молчаливым сочувствием русским пролетариям, – товарищи, это особый фактор в нашем развитии: молчаливое сочувствие, его никто не видит и не слышит, но оно решает все, – и если бы не это сочувствие, мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов. В то время, когда мы шли на них, в тылу у них начался развал. Почему? Потому, что эти генералы опирались на колонизаторский элемент из казаков, они рисовали перед угнетенными народами перспективу их дальнейшего угнетения, и угнетенные народы вынуждены были идти к нам в объятия, между тем как мы развертывали знамя освобождения этих угнетенных народов"
Весьма интересное рассуждение на мой взгляд. Которое имеет еще и дополнительную ценность ввиду того, что является наблюдением "снаружи" в период противоборства двух систем. И как мне представляется имеет важное значение и сейчас.
Правда, следует сказать, что нынешняя "компрадорская буржуазия" отпавших от СССР частей пока все еще готова быть как раз именно что сателлитом Запада. Ввиду чего целью своей (тактической, забывая о том, что геополитическая стратегия это вовсе не 10 и даже не 30 лет) видит именно любыми способами прильнуть к нему, даже пожертвовав собственными реальными национальными интересами, суверенитетом, промышленностью ибо думает поверхностно, только в пределах своей человеческой жизни, максимум своих детей. Таким людям не присуще глобальное мышление, заглядывание "за горизонт", который у них весьма короткий. Отсюда можно сделать вывод о том, что только глубокое осознание основной руководящей силой конкретной страны (кем бы она ни была - национально ориентированная элита, народ в наиболее активной его части и т.д.) СВОИХ национальных интересов, и определение их центра вовсе не на Западе может привести к сшивке территорий (при наличии на это доброй воли России конечно) в том или ином виде. А как "вишенка на торте" - к сохранению своей национальной идентичности, суверенности и построения внешних взаимоотношений на принципах равенства, а не безусловной подчиненности. Только так, а не иначе. Из этого всего также следует, что никакие военные мероприятия сами по себе в отношении "наших бывших" не будут действенными. Поэтому всякие там "походы на Тбилиси" или Киев или еще куда не имеют ровным счетом никакого значения ибо противоречат вышеизложенному и обладают (при отсутствии соответствующих условий) исключительно обратным действием.
Отсутствие же как у элиты, так и у наиболее активной части населения при полном безразличии остальных, геополитического понимания своих национальных интересов, либо их неверное понимание в перспективе ведет к полной деградации как самого национального государства, так и его составляющих. Вследствие этого происходит и то, что я называю эффектом трех ДЕ - при ДЕрусификации неизбежны такие последствия как ДЕпопуляция и ДЕиндустриализация.
С другой стороны указанные следствия как раз ведут к усилению того, что Карр назвал "сосредоточением промышленной и торговой мощи в руках великороссов", что опять же с объективностью ведет к неизбежному результату - усилению центростремительных сил.
Вот такая диалектика, панимаш..
ОТВЕТЫ (1)
|
|
Alex_new ( Специалист ) |
| 31 авг 2020 09:21:06 |
Цитата: Ghость от 30.08.2020 11:03:45
А мне попалась рецензия на комедию.
Просто вдумаемся. Свобода предпринимательства и бла, бла, бла....
Не могу представить такого уровня воздействия на предпринимателей. ... хотя .. может мы еще просто не достигли совершенства?
Или это все таки БП?
О фильме:
Фред Бартель — харизматичный владелец модного парижского рекламного агентства. После внезапной налоговой проверки он получает предписание перенести свой офис в пользующийся дурной славой пригород Парижа. Вынужденное соседство становится культурным шоком как для сотрудников агентства, так и для местных жителей. Но благодаря стараниям знающего гида, вскоре ставшего незаменимым сотрудником агентства, всем удается ужиться и даже избавиться от многих стереотипов.