Оставайтесь спокойными по поводу Китая

Статья Анатоля Ливена в журнале Foreign Policy 

К амбициям Пекина не следует относиться как к экзистенциональной угрозе для США
 
Основное различие в реалистической системе международных отношений лежит между жизненно важными и вторичными национальными интересами. Жизненные интересы – это угрозы существованию государства, и они могут принять форму или завоевания и внешнего порабощения, или стимулирования внутренней подрывной деятельности, направленной на разрушение существующего политического и идеологического порядка – стратегия, которой придерживался Советский Союз по всему миру во время «холодной войны», и Соединённые Штаты против Советского Союза и его союзников.  
Соперничество между США и Китаем не является чем-то вроде войны на выживание и очень важно, чтобы Соединённые Штаты не рассматривали его таким образом. Выражение «новая холодная война» просто дешёвая журналистская формула, но в ней заключена реальная угроза. Геополитическая конкуренция между Соединёнными Штатами с Китаем является фундаментально отличной от той, что была с Советским Союзом, и если американский истеблишмент помещает её в рамки «холодной войны», это может нанести большой вред как США, так и всему миру в целом. В то время как холодная война с СССР с самого начала зародилась из советской революционной угрозы и жестокой природы режима Иосифа Сталина, формы борьбы, в которых это соперничество представлялось, и исходя из этого проводилось Соединенными Штатами, нанесли ужасный урон их собственной политике, культуре и общественной этике.
Когда страны постоянно создают друг другу внешние или внутренние угрозы, даже периоды мира носят характер временных вооружённых перемирий, требующих постоянной военной и идеологической мобилизации. Это в свою очередь порождает постоянную международную напряжённость и внутренние репрессии, а также атмосферу фанатизма, истерии и конспирологическое мышление во всех странах, которые затрагиваются такими угрозами.
Мы заново выучили этот урок в течение жизни последнего поколения. Современный Ближний восток представляет из себя трагичный пример того, как целый регион может быть искалечен угрозами внутренних революций, поддерживаемых идеологически враждующими государствами.  Однако наши европейские предки узнали это более чем 350 лет назад и попытались что-то предпринять. Наибольшим достижением Вестфальского мира стало прекращение на 144 года идеологически мотивированных массовых восстаний, поддерживаемых противоборствующими государствами против существующих государств.
Решающим для Вестфальского мирного соглашения стал принцип cuius regio, eius religio (чья страна, того и вера) или, другими словами, правитель страны определял религию своих подданных без вмешательства со стороны других государств, принадлежащих к другой религии. Соперничество и конфликты продолжались, но государства и режимы больше не несли друг другу экзистенциональных угроз.
Всё это вновь изменилось с приходом Французской революции. В очередной раз государства стали угрожать основной идентичности других государств и, в частности, делали это путём поощрения внутренних восстаний. В очередной раз находящиеся под угрозой государства отвечали жестокими массовыми репрессиями. Убийства и казни поверженных врагов вернулись на европейскую сцену. Французская революция породила социалистические революции и консервативные контрреволюции, которые позднее стали основными чертами «холодной войны».

По меркам остального мира США не испытывали на себе реальной экзистенциональной угрозы от другой силы со времени британского поражения в Нью-Орлеане в 1815 году. С того времени ограждающие океаны и военная и экономическая слабость других американских государств обеспечили Соединённым Штатам исключительную степень безопасности, что в свою очередь (как отметил Алексис де Токвиль) внесло значительный вклад в их выдающийся успех. Отсюда и способность Соединённых Штатов на протяжении всей истории вплоть до Второй Мировой войны содержать только очень сильную постоянную армию (но очень мощный военно-морской флот). Единственная последующая экзистенциональная угроза Соединённым Штатам была внутренней: отделение южных штатов, вызванное фундаментальными и непримиримыми разногласиями по поводу природы общества и идеологии США. Как сказал Авраам Линкольн: «Если наша участь разрушение, то мы сами должны быть его начинателями и завершителями.»
Это остаётся действительным и поныне. Сегодня не существует конвенциональной угрозы континентальным Соединённым Штатам, равно как нет возможности создать такую угрозу перед лицом американских ВМС и ВВС. Армия США и корпус морской пехоты не принимают участия в защите своей родины, по крайней мере на том основании, что США навряд ли подвергнутся нападению со стороны Канады или Мексики. Их единственная цель защищать интересы США за рубежом, некоторые из них представляются важными, другие значительно менее важными.   
Даже во времена «холодной войны» (оставим в стороне ядерное оружие) Соединённые Штаты сами по себе не сталкивались с действительно экзистенциональной угрозой. У коммунистов не было ни малейшего шанса захватить Соединённые Штаты изнутри или извне. С другой стороны, в первые годы борьбы имелись веские основания полагать, что сочетание коммунистической идеологии с советской мощью несёт угрозу жизненно важным союзникам США. Сталинизм в Советском Союзе и странах Восточной Европы на самом деле был дьявольской и чудовищной системой: экономический хаос в Западной Европе после Второй мировой войны представил возможность для коммунистических переворотов; вполне очевидно, что Советская Красная армия в 1945 году представляла из себя самую грозную сухопутную силу на Земле, и к 1950 году Китай тоже пережил коммунистическую революцию.  
Однако, в течение нескольких последующих лет, советская угроза для США и их ключевых союзников, хотя и оставалась реальной, но значительно уменьшилась. В Европе смерть Сталина привела к более мягкой версии коммунизма. Отказ Сталина от поддержки коммунистов во время гражданской войны в Греции уже ясно показал, что Кремль не рискнёт пойти на прямое столкновение с Соединёнными Штатами в Европе.  
В начале 60-ых годов Венгерское восстание и массовое бегство восточных немцев на Запад (что привело к строительству Берлинской стены для того, чтобы их удержать) ясно высветили коллапс коммунизма как притягательной силы в Европе. После этого, коммунистические режимы Советского Союза и Китая также вступили в ожесточённое противостояние, что дало Соединённым Штатам шанс на превращение Китая в квази-союзника. Поэтому последние две трети «холодной войны» вполне могли бы быть концептуализированы американским истеблишментом как ограниченная серия мелких стычек и акций до тех пор, пока Советский блок не рухнул по весом всё более недееспособной экономики и внутреннего национального разделения.     
Реальность, конечно, была другой. Схватка с советским коммунизмом стала интеллектуальным фундаментом и основным алгоритмом работы для всей американской внешней политики и политики безопасности. В ходе работы каждая локальная задача учитывалась совместно со всеми локальными элементами, которые не соответствовали парадигме универсальной и экзистенциальной битве с Советским Союзом, удалёнными из доминирующего американского анализа.   
Результатом стала серия катастрофических ложных представлений, последствия которых преследуют Соединённые Штаты до сегодняшнего дня; о премьер-министре Ирана Мохаммаде Моссадеке как коммунистическом агенте, а не светском иранском националисте, о коммунистической революции во Вьетнаме, как части советского плана по мировому доминированию, а не продолжении антиколониальной национальной борьбы против Франции, о войне в Афганистане в 80-ых годах как борьбе за освобождение от советского империализма, а не продолжении многовековой борьбы между силами авторитарной модернизации и исламского и племенного консерватизма, в которую был втянут Советский Союз (и за которым последовали Соединённые Штаты 20 годами позже). И, конечно, практически по всему миру Соединённые Штаты были привержены поддержке «антикоммунистических» режимов, которые зачастую были такими же отвратительными, как коммунистические, и крайне непопулярными у населения. 
Вновь и вновь Соединённые Штаты вовлекались с локальные конфликты, в которых у них было мало реальных интересов. Как и сейчас каждый из них подавался американским истеблишментом и средствами массовой информации в рамках борьбы против нацизма и сталинизма: как непримиримая борьба добра под руководством США против абсолютного зла, с упразднёнными сложностями и искажёнными фактами, подходящими к этой картинке.  
Как написал К. Ван Вудвард в 1960 году: «Настоящая миссия Америки по мнению тех, кто поддерживают этот взгляд, моральный крестовый поход мирового масштаба. Такие люди, по всей вероятности, не признают никакой обоснованности и не утруждают себя выслушиванием противоположного мнения, и взывают к более высокому закону, чтобы оправдать кровавые и вызывающие отвращение средства во имя благородной цели. Какая цель может быть благороднее, спрашивают они, чем освобождение человека?»   
В родных пенатах «холодная война» усилила старые тенденции к паранойе, культурному беспокойству и манихейским взглядам на мир. Маккартизм прошёл, но оставил после себя в наследство истерию, экстремизм и паранойю, которая ослепляет Республиканскую партию до сегодняшнего дня и не имеет ничего общего с реальными опасностями, не важно внутренними или внешними, для Соединённых Штатов. И, без всякого сомнения, вьетнамская война значительно углубила внутренние разногласия в Соединённых Штатах, которые также сохраняются по сей день, с катастрофическими результатами для национального единства США и их фундаментального политического консенсуса.
Таким образом соперничество с Китаем должно быть концептуализировано американским внешнеполитическим и силовым истеблишментом как ограниченная конкуренция в определённых областях, а не как борьба между добром и злом. Помимо всего прочего, сосредоточение всей политики США на борьбе с Китаем будет ужасным отвлечением от того, что в реальности представляет из себя гораздо большую угрозу благополучию граждан США: дома - экономическое неравенство и расовая напряженность; в мире - изменение климата и его последствия. 
Пандемия коронавируса также должна помочь Соединённым Штатам лучше понять реальные интересы простых американцев. Что бы администрация Трампа не пыталась сейчас предложить, это именно вирус (пусть даже и усугубленный некомпетентностью китайского и американского правительств), а не враждебная великая держава, который на момент написания статьи убил больше американцев, чем погибло во время Вьетнамской и Корейской войн вместе взятых.   
Конкуренция США с Китаем реальна, серьёзна и обязательно усилится. Это неизбежно и по экономическим причинам, и из-за несовместимости китайских амбиций и решимости правящих кругов США поддерживать глобальное лидерство. Однако, это не экзистенциональная битва между двумя фундаментально противоположными системами, равно как и не универсальная битва, которая должна вестись во всех уголках земного шара.
Сравнение с основными чертами «холодной войны» должно прояснить эту различие. Китай не экспортирует коммунистическую революцию в мир. На самом деле нет никаких доказательств, что он нацелен на уничтожение существующих государств. Как великая капиталистическая торговая держава Китай больше заинтересован в стабильных рынках и безопасности своих инвестиций. Если китайское правительство в общем предпочитает авторитарные государства, оно ещё ничего не сделало для продвижения таких режимов. 
Китайские операции по влиянию на Запад реальны и им следует противодействовать, но они призваны оказать влияния на политику Запада в отношении Китая, а не вызвать коллапс государства и революцию. Также и Соединённые Штаты имеют свой собственный старый и испытанный арсенал операций по международному влиянию, который они могут задействовать в ответ. Что касается политической системы США, то влияние китайской (и российской) тайной пропаганды на политику США было минимальным по сравнению с влиянием собственных домашних проблем США. Это не Китай убил Джорджа Флойда.
Как капиталистическая торговая держава, Китай зависим от состояния и стабильности капиталистической системы. В отличие от Советского Союза ему требуется определённая степень международного порядка, основанного на правилах, хотя это не означает (как это видится из Китая) систему, в которой Соединённые Штаты устанавливают правила и затем нарушают их, когда им это заблагорассудится. С другой стороны, Китай определённо пытается с большой решимостью повысить своё международное влияние с помощью мирового капитализма. Некоторым из его усилий (например роли компании Хуавэй в телекоммуникационной технологии пятого поколения) должно быть оказано сильное противодействие. Тем не менее они пока ещё ненамного превосходят прошлые модели международного экономического влияния США.
Защита и усиление американского капитализма в конкурентной борьбе с Китаем действительно необходимы, но они должны рассматриваться не только с точки зрения тарифов на китайский импорт (как их видела администрация Трампа), но и как требующие масштабных программ по внутренней реформе американской экономики и инвестиций в инфраструктуру и технологии – другими словами то, как китайское правительство осуществляет конкурентную борьбу.
Когда дело доходит до жёсткого геополитического влияния и расширения китайской военной мощи, Китай действует с большой осторожностью за одним важным исключением. До сих пор китайская программа строительства портов в Индийском океане была полностью коммерческой (исключая небольшой пункт материально-технического снабжения в Джибути, располагающегося рядом с более крупной базой ВМС США). Китайское присутствие в регионе незначительно в сравнении с военно-морским присутствием Соединённых Штатов, не говоря уже о США и Индии.
Прежде всего Китай не эксплуатирует проблемы США на Ближнем Востоке, несмотря на множество возможностей это сделать. В этом отношении контраст между стратегиями Пекина и Москвы очень заметен. Читатели могли бы представить себе, например, то воздействие на позиции Соединённых Штатов в регионе если бы Китай выделил даже небольшую часть ресурсов на полномасштабную программу по экономическому и военному усилению Ирана.
Конечно, причины такого китайского воздержания не альтруистические. Во-первых, Китай, как самый большой в мире импортёр энергоносителей зависит от стабильности в Персидском заливе – гораздо больше, чем Соединённые Штаты, которые благодаря технологии гидроразрыва стали фактически самодостаточными в области нефти и газа. Во-вторых, как говорили мне китайские официальные лица 10 лет назад, Китай изучил неоднократные и катастрофические беспорядки, которые США попадали (а иногда вызывали) на Ближнем Востоке, и не имеет желания следовать их примеру. Нет никаких свидетельств, что с тех пор этот разумный подход изменился.  
Большим исключением в китайской осторожности было Южно-Китайское море, к которому Пекин относится как к своему заднему двору. Здесь Соединённые Штаты могут продолжать отвергать китайские территориальные претензии. Но китайский контроль этих рифов и песчаных отмелей (которые при изменении климата в любом случае уйдут под воду) не угрожает международной торговле и превосходству США на море. Если бы Китай был достаточно безумным, чтобы блокировать торговлю через Южно-Китайское море, то американские ВМС, при поддержке Индии, имел бы право блокировать китайскую морскую торговлю со всем остальным миром. В другом регионе Восточной Азии Соединённые Штаты имеют формальный военный союз с Японией, которая вне всяких сомнений является второй по важности страной в регионе после Китая, и у которой нет никакого желания подчиняться китайской гегемонии. Этот союз, а также американские войска в Японии и Южной Корее, конечно, должны сохраняться.
Единственной по настоящему опасной проблемой между Соединёнными Штатами и Китаем, как и прежде остаётся Тайвань. Без всякого сомнения не могут и не должны давать Пекину зелёный свет на вторжение на Тайвань. В то же самое время властные круги США, отвечающие за безопасность, должны ясно, но в частном порядке, признать, что в будущем что бы не предпринимали США, растущая военная мощь Китая и близость острова к материковой части сделают невозможным для Соединённых Штатов защиту Тайваня от блокады или вторжения без неприемлемого риска военного поражения или ядерной войны. Цель должна заключаться в обеспечении того, что Пекин был убеждён в том, что при осуществлении такого вторжения ему будет нанесён катастрофический экономический и политический ущерб. 
Поэтому геополитическая конкуренция США с Китаем должна осуществляться на прагматической и индивидуальной основе, и сочетаться с продолжающимся сотрудничеством по другим критически важным проблемам таким, как изменение климата и контроль заболеваемости. Вашингтон должен быть очень осторожным для того, чтобы не быть втянутым в локальные конфликты, в которых у США нет национальных интересов, где не понятно кто прав, а кто виноват, и опасности эскалации очень велики, например конфликт на индийско-китайской границе.
Европа была ключевым регионом борьбы в «холодной войне» и именно там очевидное экономическое, социальное и политическое превосходство Запада в конечном итоге привело советский блок к внутреннему коллапсу. Однако, в Европе союзниками США по большей части были успешные либеральные демократии, выступившие против коммунистических диктатур. В Азии картина совершенно другая. Ключевые азиатские режимы, с которыми Соединённые Штаты должны сотрудничать, включают в себя индуистско-шовинистический и квази-авторитарный режим премьер-министра Нарендры Моди в Индии, вьетнамское коммунистическое государство и жестокое авторитарное популистское правительство президента Родриго Дутерте на Филиппинах. Они вряд ли являются убедительными союзниками в борьбе за защиту и продвижение демократии.
Прежде всего, как написал Стивен Уолт в Foreign Policy, концептуализация конкуренции с Китаем с точки зрения экзистенционального идеологического конфликта не только внесёт искажения в стратегию США, но сделает эту конкуренцию намного более опасной: «Сосредоточение внимания на внутренних характерных чертах других государств также очень заманчиво, потому что это освобождает нас от ответственности за конфликт и позволяет сваливать вину на других… Сваливание большей части вины за конфликт на внутренние характеристики противника также является опасным. Для начала, если конфликт в первую очередь обусловлен природой противостоящих режимов, то единственным долгосрочным решением будет их свержение. Примирение, взаимное сосуществование или даже широкое сотрудничество по проблемам, представляющим взаимный интерес, по большей части исключаются с потенциально катастрофическими последствиями. Когда соперники воспринимают природу другой стороны в качестве угрозы, борьба до последней капли крови становится единственной альтернативой.»
Конкуренцию с Китаем нельзя выиграть тем системным нокаутом, который прикончил Советский Союз, и который Советский Союз мечтал нанести Западу. Самым важным её аспектом является относительный успех двух капиталистических систем с точки зрения экономического роста, поддержания социальной стабильности и способности противостоять новым кризисам. Именно здесь, в качестве успешной капиталистической страны, Китай является более серьёзным соперником, чем Советский Союз. Однако для того, чтобы Соединённые Штаты успешно конкурировали с Китаем, не требуется ни больше военных кораблей, ни больше операций ЦРУ, ни больше денег для «Голоса Америки». Это требует давно назревших реформ у себя дома.


Ссылка на оригинал