Китайский бросок Эрдогана

Как сообщают турецкие СМИ, в 2021 году поезд будет ходить два раза в месяц. Они же со ссылкой на правительственные источники утверждают, что через азербайджано-казахстанский транспортный коридор длиной 8 693 км можно будет перевозить около миллиона пассажиров и 6,5 млн. тонн грузов в год. И вообще, к 2023 году ежегодные поставки грузов достигнут 17 млн. тонн.
Первая часть интриги тут в том, что, по намекам министра транспорта и инфраструктуры Турции Адиля Караисмайлоглу, эта железнодорожная акция готовилась еще тогда, когда шла карабахская война и внешне трудно было предсказать сроки ее завершения и результат.
Вторая часть интриги была озвучена послом Азербайджанской Республики в Китае Акиф оглу Зейналлы, который как уже о готовом решении заявил, что новый железнодорожный коридор Турция-Китай будет проходить из порта Баку на побережье Каспийского моря, а затем через территорию Нагорного Карабаха протянется до Нахичевани, азербайджанского анклава. Оттуда маршрут продолжится в Турцию, а затем, через Средиземное море, в Европу.
Эти факты позволяют оценивать карабахскую войну, ее причины и результат с несколько иных позиций.
Наконец, смысл третьей части интриги, на наш взгляд, принципиального значения: испытание турецко-китайского сотрудничества на стресс-тесте. Дело в том, что посылая поезд из Стамбула в Сиань, Анкара заявила о готовности интеграции своего проекта «Центральный коридор» (Middle Corridor, MC), который завешался в Средней Азии, в китайскую инициативу «Один пояс – один путь».

До недавнего времени Турция продвигала собственную концепцию интеграции евразийского пространства, которая предусматривала развитие межрегиональной транспортной инфраструктуры, которая соединит Турцию, Грузию, Азербайджан, Туркменистан и Казахстан железными дорогами и паромной переправой на Каспийском море.
Что же касается проблемы сопряжения своей инициативы с китайской, то Анкара действовала с оглядкой на Запад, прежде всего, США, держалась на расстоянии, не спеша к совмещению проектов. Да и Китай внешне не форсировал ход событий, исходя из того, что Ближний Восток, где расположена Турция, выделяется высокой конфликтностью. Ведь концепция его проекта «Один пояс – один путь» базируется на принципе «без мира – нет развития», следовательно, для Пекина ключевой является проблема безопасности.
Внешне все вроде бы лежит на поверхности, если оценивать ситуацию с утвердившейся на Западе позиции, согласно которой президент Турции Реджеп Эрдоган практически реализует геополитическую доктрину неоосманизма как в идеологической, так и в экономической сфере.
В Турции многие представители экспертного сообщества не скрывают, что Анкара стремится консолидировать вокруг себя все тюркские народы, то есть продвигают идею пресловутого пантюркизма (объединение всех территорий, населенных тюрками, в единое государство).
Для этой цели ей необходима прямая граница с другими тюркскими странами. Так, по итогам карабахской войны и подписанному мирному соглашения намечено проложить транспортный коридор межу западным Азербайджаном через территорию Армении в Нахичевань и оттуда в Турцию.
Возникший турецко-азербайджанский тандем стал первым кирпичиком в создаваемом новом «великом Туране». Напомним что к тюркским странам, кроме Турции и Азербайджана, относят Казахстан, Туркмению, Узбекистан, Киргизию и Северный Кипр.
К ним же пытаются причислить население Венгрии и Монголии, имеющее кочевых предков, хотя они являются совсем другими этносами. Территории, населенные или когда-то бывшие населенными тюркскими народностями, тоже причисляют к будущему Турану.
В России это Среднее и Нижнее Поволжье, Крым и почти половина Сибири и Дальнего Востока вплоть до берегов Берингова пролива. В Китае это Синьцзян-Уйгурский автономный район, его чаще называют Восточный Туркестан. На Ближнем Востоке к этим территориям можно отнести северные части современного Ирана, Афганистана и Ирака.
Что касается Китая, то в таком контексте он воспринимает Турцию весьма своеобразно. Прежде всего, Пекин видит, что эта страна вовлечена сразу в четыре конфликта на Большом Ближнем Востоке – Сирия, Ирак, Ливия и Нагорный Карабах, и воспринимается как «страна с проблемами». Тем не менее, Китай это не очень волнует.
Как пишет турецкое издание USAK, Китай, во-первых, не относит Турцию к странам западного мира, и ее разворот на Восток, который подается официальной властью как существование в противовес Западу альтернативных геополитических решений, воспринимается политическими кругами Китая положительно как «политика, обращенная к Востоку» (к Азии).
Во-вторых, неоосманизм не квалифицируется как экспансия, а всего лишь как вариант открытости по отношению к Востоку и попытку «сдвинуть оси». В то же время внешнеполитической стратегией Китая в отношении Турции было невмешательство в ее внутренние дела, хотя объективно Китай стал оказывать большее влияние на нее на экономическом, политическом и военном уровнях.
Так, когда в начале июля 2019 года в Пекине принимали Эрдогана, то в китайской Global Times, газете, которую делают в международном отделе Центрального комитета Коммунистической партии Китая, Турция была отнесена к числу стран, которые «несут значительную долю ответственности за появление нового мирового порядка».
Китайцы отмечают, что Турции не место в ЕС, и выражают недоумение по поводу того, что «Анкара все еще настаивает на членстве в этом союзе, который переживает кризис».
Любопытно и то, что в Пекине даже не пытаются оспаривать утверждения многих турецких экспертов о том, что якобы Эрдоган предпринимает «китайский бросок». На самом деле Китай уже давно присутствует в Турции и принял поезд Стамбул- Сиань как событие обычного торгово-экономического сотрудничества.
В 2018 году ввиду роста напряженности в отношениях с США правительство Турции получило от Китая существенный займ в размере 30 млрд долларов на сооружение высокоскоростных железнодорожных линий общей протяженностью более 10 тыс. км. Проведено принципиальное согласование интеграционных моделей Китая и Турции, что позволило перевести достигнутые договоренности в практическую плоскость.
Сегодня китайские компании вовлечены в широкий круг проектов, реализуемых в Турции в рамках «Один пояс – один путь». В числе наиболее значимых проекты увеличения пропускной способности высокоскоростных железных дорог Стамбул–Анкара, Анкара–Сивас, Баку–Тбилиси–Карс.
Продолжаются переговоры о строительстве высокоскоростной магистрали Эдирне–Каре протяженностью 2 тыс. км, которая свяжет западные и восточные провинции Турции, а также соединит страну с железными дорогами Азербайджана и Ирана.
Проводится также модернизация морских портов в Турции. Приобретение китайским консорциумом 64,5% акций контейнерного терминала Кумпорт, третьего по величине в Турции, позволило интегрировать его в морские коридоры китайского Шелкового пути.
Анкара готова включить в морские проекты Китая еще три крупных гавани – Чандарлы на Эгейском море, Мерсин на Средиземном море и Филиос на Черном море. Обозначены также серьезные проекты и в сфере сотрудничестве в области энергетики и в других сферах.
Сегодня в Турции работает свыше 1 тыс. китайских компаний, 16 из них входят в рейтинг 500 самых влиятельных корпораций мира. Китай уверенно находится в первой тройке торговых партнеров Анкары. И намерения сторон в ближайшие годы удвоить взаимный товарооборот до 50 млрд долларов выглядят вполне реальными.
Очевидна заинтересованность турецкой стороны в инвестициях. На вопрос о том, может ли Турция добиться экономического роста без иностранных инвестиций ответ Китая однозначен – нет, собственных ресурсов у страны для этого недостаточно.
Для стабильного развития Турции требуется ежегодный приток внешнего финансирования в размере не менее 50 млрд долларов, а сегодня наметилось серьезное отставание турецкой стороны в глобальной конкуренции за привлечение прямых иностранных инвестиций.
И Анкара рассчитывает, что источником этих инвестиций станет Пекин. Против чего в Китае не возражают. При этом Турция занимает 54-е место среди крупнейших экспортеров самой густонаселенной страны мира. Другими словами, состояние торговли с Китаем является одним из основных источников дефицита текущего счета Турции наряду с импортом энергии.
Но вопрос в другом. В целом, процесс турецко-китайской интеграции еще только начинается, и многое в политике Турции на этом направлении будет зависеть от складывающейся международной и региональной конъюнктуры, ее отношений со старыми партнерами на Западе.
Значительная доля турецкого экспорта и импорта приходится на США и страны ЕС. Кроме того, западные государства остаются основным источником прямых иностранных инвестиций в турецкую экономику. Так что экономическое «вторжение» Пекина в Турцию пока находится на начальных этапах.
Другое дело, что сохранение неопределенности в отношениях с Западом все сильнее позволяет Анкаре использовать традиционную «дипломатию качелей», баланса между центрами силы. Так, как, к примеру, она выстраивает свои отношения с Москвой в поисках противовеса с США и другими западными странами.
Тем не менее, денежный китайский поток стал спасением для Эрдогана на фоне экономических неудач на внутреннем рынке и укрепил его позиции в критические моменты. Еще одно столь же важное соображение заключается в том, что наличные деньги из Китая позволяют Эрдогану не обращаться за помощью к западным институтам, например, таким, как МВФ. Потому что получение кредита от МВФ сопровождается политическими требованиями.
Сейчас, как отмечается в докладе американского Института Ближнего Востока, может появиться уже четвертая часть интриги. Ожидается, что после пандемии может возрасти экономическое влияние Китая в Турции. Азиатский банк инфраструктурных инвестиций сообщил, что турецкая сторона «подала заявку на кредитную линию в размере 500 млн долл. для двух своих банков развития, чтобы облегчить ситуацию с дефицитом оборотных средств и нехваткой ликвидности, которая возникла в результате пандемии.
Более того, Турция может пойти на укрепление связей с Китаем в оборонной сфере и повторить схему, которая родилась в ее взаимоотношениях с США после закупок российских ракетных систем С-400. Последствия скандала вокруг С-400 и F-35 действительно нанесли удар по способности Турции импортировать ключевые подсистемы, в которых она нуждается для своей продукции.
Это привело к тому, что Анкара стала искать новых партнеров в процессе расширения своей оборонно-промышленной базы. В свете нынешнего конфронтационного подхода США к китайской политике вполне вероятно, что это может вызвать сопротивление со стороны Вашингтона.
Но проблема в том, готова ли Турция диверсифицировать свою внешнюю политику. Она не спешит разрабатывать с Китаем детальную «Дорожную карту» полной стыковки своих инициатив и предпочитают оставаться в формате узкого взаимодействия по конкретным проектам. Власти страны также не готовы взамен на финансовые потоки, пусть даже внушительные, предоставлять Пекину преимущественные права на получение выгодных тендеров во избежание долговых ловушек и иных рисков.
Со своей стороны, Китай хотел бы воспользоваться активной региональной и международной ролью Турции в различных вопросах, главным образом на уровне стран Персидского залива, и прочными отношениями Турции со странами Центральной Азии.
Не исключено, что новая администрация США Джо Байдена начнет активно разыгрывать китайскую «карту» и станет давить на Турцию, будет использовать вопрос об уйгурах как инструмент давления на Китай. В таком же контексте США могут использовать влияние Турции в Средней Азии и в Совете тюркоязычных государств, чтобы вызвать антикитайские настроения в регионе и создать нестабильность в Синьцзяне.
В этом контексте можно рассматривать и возможные события, которые могут появиться в Закавказье после карабахской войны, ведь, как не крути, но Армения географически разъединяет Турцию от остальных тюркоязычных стран, имеет особое важное место в обеспечении стабильности и безопасности в Средней Азии и Синьцзяньском автономном регионе Китая.
Кстати, сейчас связи между Турцией и Китаем развиваются в позитивном ключе отчасти потому, что Турция стала игнорировать уйгурскую проблему во имя своих экономических и политических интересов.
Сегодня в Турции на этом направлении определены политические силы с разной геополитической ориентацией. Одна прозападная, не считает перспективным турецко-китайский альянс, ждет действий избранного президент США Байдена. Как пишет американское издание Politico, «при Байдене можно ожидать частичного смягчения подхода США к КНР – как минимум, нивелирования жесткой антикитайской риторики, которой придерживается Трамп».
А что ждет Турцию? По оценке большинства американских и турецких экспертов, Байден усилит подход восприятия Турции как члена НАТО, но противника. Как считает турецкий экономист и политолог Айдын Сезер, Вашингтон вернется к традиционной концепции однополярного мира и будет оказывать давление на Анкару по вопросу систем ПВО С-400 и по энергетическим соглашениям между Турцией и Россией и, не исключено, в отношениях с Китаем. Другая сила придает огромное значение турецко-китайским связям в контексте «Восток против Запада».
Как недавно писало турецкое издание Star, Анкаре нужно принять активное участие в формировании на периферии нового, ориентированного на Восток мирового порядок, и эта новая «имперская сила» должна будет включать «турецко-китайский союз», чтобы помочь свергнуть ориентированный на Запад мировой порядок и создать обходящие Соединенные Штаты торговые пути.
Многие турецкие СМИ подают китайскую инициативу «Один пояс – один путь» в контексте широко распространенного антиамериканизма в проправительственных СМИ Турции.
Так издание Yeni Safak провозглашает, что «идея ориентированного на Запад мира рухнула», и описывает китайский проект как «новый торговый путь, куда вход США запрещен». По мнению газеты, проект является «явным фронтом» в «борьбе за политическую власть под прикрытием экономической войны».
То, что Турция в настоящее время явно претендует на статус лидера среди государств мусульманского мира, уже давно не является секретом ни для кого. Официальной Анкаре удалось за сравнительно короткий срок приковать к себе пристальное внимание мировой общественности.
Политическая активность, демонстрируемая Эрдоганом и его командой на Ближнем Востоке, весьма ощущаема и зрима. Укрепление позиций на этом дипломатическом фронте позволило Эрдогану взяться за другое внешнеполитическое направление, на котором Турция весьма активно действовала все последние годы – Китай.
Тем не менее, делать прогнозы прямо сейчас о возможном исходе взаимоотношений Турции и Китая еще слишком рано. В Анкаре говорят, что возрастающая ее активность Турции в Центральной Азии вряд ли способна обернуться успехом на европейском направлении.
Поведение ЕС все больше раздражает Анкару, которая считает, что сегодня та же Россия пользуется большей благожелательностью со стороны европейцев, нежели Турция, будучи членом НАТО. Возмущенный таким отношением Евросоюза Эрдоган открыто заявил, что Турция может официально присоединить к себе север Кипра, если Республика Кипр будет принята, как это планируется, в Евросоюз.
Если нечто подобное произойдет, то отношения Турции с США и странами НАТО могут резко осложниться. И затеянный эксперимент переориентации Турции на Восток в целом, и на Китай, в частности, имеет все шансы завершиться метаморфозой по иранскому сценарию, когда в 1979 году самая прозападная страна Ближнего Востока за считанные дни преобразовалась в теократическое государство и непримиримого врага американизма.
Столь глубокого разрыва между Турцией и ее западными партнерами, возможно, сразу не произойдет, но то, что в турецком обществе исламская составляющая приобретет все большую значимость – сомнений  нет. Как известно – Восток дело тонкое.
Есть и парадокс: самые большие инвестиции в Китай приходят с Запада, а самые большие инвестиции на Запад приходят из Китая. Турция находится в экстраординарном географическом положении с точки зрения логистической сети, которую Китай создает для своей глобальной торговли. Таким образом, интерес Китая к портовой и железнодорожной инфраструктуре Турции является естественным и закономерным...

Полная статья по ссылке